J hates H

*** - Харли, виски! - кричит Джокер и наслаждается звуком собственного голоса. Наслаждается этой маленькой трагедией своей собачонки, тем, что она не может отказать. Придет, приплетется. А ослушается, так он притащит её за волосы, заставит носить этот чертов поднос прямо на спине — от хапуги к хапуге. - Уже иду, пирожок! - кричит она с кухни. - Секундочку! - В голосе ни намека на раздражение или непослушание. Сплошная патока и звон колокольцев. Типа она правильная, хорошая, верная, делает все так, как скажет папочка. Только папочка лучше знает. Его детка — сука из ада, если ей того хочется. И очень может быть, процентов этак на восемьдесят, сегодня именно такой случай. Она появляется из кухни, лучезарная и совершенно нормальная. Улыбка пузырится на губах, на короткое красное платье повязан белый передничек с кружевом. Похожа на домохозяйку из старых ситкомов, которые они иногда смотрят вместе. Когда не охота двигаться, хочется покоя и ленивой благости. Видимо, из сериалов идею и почерпнула. Джокер трет переносицу. На самом деле не дурно. Из неё вышла бы отличная служанка или горничная. Конечно, в порно-версии, потому как платье ужасно короткое, почти той же длины, что и фартук. А улыбка слишком сахарная, приторная. Джокер чувствует подвох, но точно не знает, где именно собака порылась. Харли обносит недоносков выпивкой, снует между столами. Джокер смотрит в карты, смотрит на неё, ищет тот самый изъян, те самые рога вместо хвостов. Но не находит. Будто бы все и нормально. Харли тем временем останавливается рядом с ним, кладет салфеточку, разглаживает наманикюренным пальчиком, ставит напиток — на два пальца виски — елейно улыбается, целует в щеку. Джокер морщится, хочет отпихнуть. Щипцы для льда соскальзывают и падают на пол с ужасным звоном. - Вот неуклюжая стерва, - сетует Джокер раздраженно. Марони ржет, но сдержанно, потому как обычно только король имеет право оскорблять королеву. У остальных от такого могут лишние дырки в голове завестись. Не хотелось бы. - Прости, папочка, - Харли картинно прикрывает ладошкой рот, нагибается за щипцами. И вот тогда Джокер понимает, что именно не так. Её юбка задирается так высоко, что должны быть видны трусы. Только их нет. Джокера трудно удивить или шокировать, но вот сейчас он реально в шоке. Харли легко выпрямляется и смотрит на него. Приподнимает одну бровь. Кусает губу. Зловредная адская сука. Падла же. Джокер сжимает кулаки. И, может, конечно, ему и похер, но орать на Харли, чтобы та надела трусы, при всем цвете мафии, как-то слишком даже для Джея. Остатки рассудка не позволяют. А потому он буравит Харли взглядом. Можно дать по наглой роже. Харли буравит его тяжелым взглядом в ответ. Говорила же, что прислуживать не будет. И отмудохать её при всех как-то не комильфо. Получит своё, конечно, но будет это потом. А ужасно бесит, прямо комом в горле, сейчас. - Пошла вон, - цедит он, скрежеща зубами. Игру в гляделки он, конечно, проиграл. Но кто хозяин в этом доме, Харли все ещё в курсе. По зубам получит, сто процентов, — Джокер много чего не помнит, но вот такую херню запоминает очень хорошо. - Как скажешь, папочка, - сладко-сладко произносит Харли, кланяется, не очень низко, но все же. - Пошла, я сказал, - подбадривает зло Джокер, дает несильную затрещину для ускорения. Харли усмехается, выпархивает из гостиной. Один - ноль. Ха. Поглядим. *** Харли зовет Рыжую и Кошку, когда синяки на запястьях почти окончательно сходят. Джокер не противится. Обиды давно забыты, да и сучкам готэмским в его доме всегда рады, хоть и не он сам. Бабские посиделки изначально порочная идея, потому Джокер скрывается в кабинете. Снизу слышен ржач и пьяненькие смехуечки. Это раздражает, но смириться вполне можно. Главное, не громили бы дом, да наемников почем зря не валили. Эти телки многое могут. А если при них бутылка белого — горы и шеи свернуть им раз плюнуть. Время близится к полуночи, когда дверь его кабинета приоткрывается, а в получившемся проеме возникает лохматая голова Харли. Её глаза блестят, губы надуты. Сразу понятно, что она уже в стельку. И самое смешное, что в таком случае ей лучше не перечить. Пьяная Харли — буйная Харли. Разборок сейчас бы не хотелось. Джокер смотрит на неё, приподнимает бровь: - Что нужно, миледи? - шутовски вопрошает. - Есть ещё выпить? - пьяно, но смущенно интересуется Харли. Джокер усмехается. Хер бы ей. Есть, конечно, хорошее, марочное, да только не для пьяных потаскушек. Им сейчас и сивуха сойдет. - Виски в шкафу на кухне, забыла? - ржет уже в голос Джокер. Её мучения сладки и приятны сердцу. Даже подзатыльник дать не хочется. - Не то, - хмурится Харли. - Есть кое-что особенное, - внезапно серьезно говорит Джокер и добавляет, - я принесу. - Правда? - её глаза загораются. Пьянь, а не девка. - Конечно, тыковка, - улыбается широко Джокер, - кое-что особенное для кого-то особенного, - сладко добавляет он. Харли улыбается умильно. На её розовых щеках появляются ямочки. А потом она шепчет что-то похожее на спасибо и исчезает в темном жерле коридора. Джокер запрокидывает голову и смеется в голос. Он выходит в гостиную без передника. Кружева никогда ему не шли. В каждой руке по коллекционной бутылке вина. На выбор — белое и красное. Отопления нет, кожу холодит сквозняк, но Джокеру откровенно насрать. Месть ведь то блюдо, которое подают холодным. - Дамы, я принес вам полусладкого, - возвещает Джокер насмешливо. Пэм, Селина и Харли поворачиваются к нему одновременно. Глаза Харли округляются. Памела хихикает, как дура, не может остановиться, а Селина прижимает ладошку ко рту. Абсолютно голый Джокер как ни в чем не бывало ставит свои дары на стол. - Блин, Харлс, - выдавливает из себя Пэм, - не думала, что твой мудозвон такой... такой... вау! - И татуировки эти, - хрипло заканчивает Селина. Джокер усмехается. - Спасибо, дамы, - скромно замечает, позирует. Харли поднимается со своего места. И не пьяная даже вовсе. В ее глазах демоны жарят на углях грешников. - Папочка, можно тебя на пару слов? - спрашивает замогильным голосом. Джокер разражается хохотом, пулей вылетает из гостиной. Харли следует за ним по пятам, непременно, и участь его незавидна. Но шутка того стоила.