J hates H

В утренней газете прямо на передовице появляется информация о Джокере. Не статья, досье. Четкое, хронологическое, абсолютно безапелляционное. Джек Напьер. Единственный сын Индии Напьер, шестидесятницы, безработной хиппи, с конопляным дымком в голове вместо мозгов. По стопам мамаши стал химиком, работал в «Эйс Кэмикалз», пока как-то раз не провалился в чан с химикатами и не стал вот таким, как сейчас. Сезам уныло вздыхает. Это плохое начало недели. Потому что Джокер ненавидит, когда с ним так обращаются, ненавидит, когда заставляют быть кем-то. Даже если предположить, что все написанное — правда. Об этом они никогда не узнают, пока Джокер не позволит. Сезам давно и очень хорошо усвоил — незачем пытаться провернуть за спиной у босса свои делишки. Боком выйдет, а внутренности очень легко превращаются в наружности. Причем очень часто босс делает все своими руками, что, конечно, всяко хуже, чем руками наемников. Сезам чешет обритый лоб, ковыряется в сетке старых шрамов под розовым ирокезом. Ладно. Надо спускаться. Их ждет обед из трех блюд. На аперетив обычно крики босса, визги и причитания Харли, пара звонких затрещин прямо в лоб, а также несколько профилактических дырок в головах тех, кто слишком много говорил. Сезам надеется, что не в его башке будет аккуратная дырочка. Он сопит носом, подтягивает штаны на кожаном шипастом ремне повыше, идет по лестнице, перескакивая через пару ступенек. Харли сидит на коленях босса. На ней такой маленький бархатный костюмчик кролика, словно сегодня Пасха. Член в штанах Сезама предательски дергается, а во рту пересыхает от вида её крутой задницы и острых лопаток. Сезам закрывает глаза, досчитывает про себя до пяти, идет прямо к кофейнику, на ощупь, почти привык. Наливает кофе, открывает глаза. На полу, прямо рядом с кухонным столом огромной мясной тушей валяется Чако. Большой, но глупый. Сезам всегда знал, что рано или поздно двинет кони с его-то херовым характером. При виде трупа похотливые мыслишки о Харли тут же пропадают. Сезам пробует кофейную горечь, обжигает губы, плюется и проклинает это хуевое утро. И только после маленького уничижительного ритуала разрешает себе поднять взгляд на босса. А Джокер спокоен. Одна его рука совершенно по-хозяйски оглаживает круговыми движениями задницу Харли, во второй зажата сигарета. Его лицо улыбается, но эта радость обманчива, кому, как не Сезаму, понимать это. Знаем — плавали. Джокер не открывает рта. Харли внезапно поднимает голову с его груди, открывает глаза, двигает губами и, словно огромная марионетка, глухим басом произносит: - И что это за херня, сынок? Несмешная шутка, э? Джокер все также молчит. Харли театрально кладет руки на колени, он подносит ей сигарету, она затягивается, делает глоток из чашки, в которой непременно не кофе, а виски. Чревовещатель и его кукла глазеют на Сезама своими глазами, не моргают. Сезаму кажется, что он попал во второсортный фильм ужасов, и сейчас невеста Чаки порубит его на форшмак. Харли легко соскакивает с коленей Джокера, хлещет напуганного до усрачки Сезама по щеке, орет прямо на ухо: «Саечка за испуг!» и уносится прочь. - Ну что, парень, обделался? - расслабленно констатирует Джокер. Сезам только кивает головой. Улыбнуться вместе с Джокером он не смеет. Чувствует, что в этом маленьком представлении есть некая наебка, сто процентов. - Надо убрать эту пакость, босс? - спрашивает полувопросительно. Конечно, надо. Это как у рок-звезд. Весь имидж Джокера, вся его империя держатся на таинственности. Сухая констатация фактов о его прошлом никому не нужна. - Нет, оставь, мне даже нравится. Индия — красивое имя, редкое, - Джокер ухмыляется как кот на солнце, - найди мне того, кто это напечатал, будет очень интересно поиграть с парнем в прятки. Сезам тяжело сглатывает. Он не хочет участвовать в этой игре, но втянут туда за уши. Не сейчас. Давно, три года назад, когда ему было всего семнадцать. Мальчик, который умеет открывать любые двери. Сезам. Так его прозвали. А Джокер призвал. И вот они оба без рода и племени, без имен, титулов, очень просто сошлись. Мужчина и мальчишка. Ничего общего между ними, а на самом деле — все очень просто. Сезам идет по лестнице, назад в свое логово, где переплетаются сетевые кабели, шнуры и горят неестественным светом два десятка мониторов. В свои семнадцать ершистых лет Сезам потянулся за Джокером не потому, что знал о нем хоть что-то, а потому, что не знал ничего. Этот человек был лучшим примером анонимности, образцом того, как именно можно избежать наказания за убийство. И как получить много денег за него, если надо. И это казалось очень крутым активом. В его-то семнадцать лет. Сейчас, конечно, не так. Когда Сезам оказывается в своей каморке, он приваливается спиной к тяжелой двери, пытается отдышаться. Меньше курить нужно, легкие ни к черту. А в крутящемся мягком кресле, среди змей проводов, копирующейся информации и экранов, то и дело впадающих в гибернацию, сидит Харли Квинн, словно красная королева в саду роз. - Как ты думаешь, о великий чародей, кто же слил информацию про мистера Джея в сеть? - спрашивает она. Сезам все не может успокоиться, пялится на ее гладкие круглые коленки, на ее мягкую кроличью пижамку. - Кто угодно мог, мисс Харли, - хрипло выдает он. - Не надо, глупо же, - морщится девица, тянет себя за хвостики, словно наказывает. Сезам прикусывает язык. Не единожды ему было сказано, что «мисс» ей не подходит, можно ведь просто Харли. - Вот, что интересно, малыш, - смеется Харли, - этот кто угодно прямо знает все подробности. Даже как-то неинтересно. Нахимичил, тоже мне, - усмехается Харли своему каламбуру. - Почему неинтересно? - уточняет Сезам, наблюдая во все глаза, как она встает на коленки, начинает крутиться в кресле, словно на карусели. - Малыш, тебе никогда не казалось, что в тайне есть свое очарование? Я вот никогда не хотела узнать, кто такой мистер Джей на самом деле, нахера? Немножко разочарована теперь, - картинно вздыхает Харли, сиськи поднимаются и опадают. Сезам старается смотреть исключительно себе под ноги. - Ладно, крошка, - смеется Харли, поднимается на ноги, - если узнаешь что-нибудь, дай папочке знать, - она проходит мимо, намеренно задевает бедром его бедро, - или мамочке, - добавляет, - если уж на то пошло. Через час в Интернете обсуждают, что у Джокера, у Джека Напьер, была жена. Её звали Джинни. И её нашпиговали свинцом по самое горло. Джек сошел с ума, превратился в Джокера. Химикаты и Бэтмен лишь добавили изюминку/оливку в этот пьянящий коктейль. Это херовая идея, Сезам знает, но ничего не может с собой поделать. Через два часа Джокер подает основное блюдо. Сезам скручен по рукам и ногам, лежит на обеденном столе, словно свинка с яблоком во рту. Кляп, конечно, заменяет его. Харли сидит на стуле совсем рядом, в одной руке — изящная чашка чая, во второй — пилочка для ногтей. Леди в костюмчике из секс-шопа. Джокер вынимает кляп. Все злодеи любят задушевные беседы. Перед кульминацией, десертом. - Ну что, парень, как тебе такая анонимность? - спрашивает Джокер, в его руках паяльная лампа, он подносит ее совсем близко к ладоням, словно ластиком, начинает стирать отпечатки пальцев. - Кричи, детка! - томно предлагает Харли Квинн. Вот зачем они вынимали кляп. И Сезам доставляет им удовольствие. Кричит. Так громко, как только может, пока связки не отказывают, пока из горла не исторгается ни звука. - А знаешь, что самое смешное? - спрашивает Харли, водит тонким пальчиком по бледной впалой щеке Сезама, - Я все это знала. - Сезам ворочает мутным глазом, не может понять, что она имеет ввиду. - Мой бедный, похотливый мальчик, - усмехается Харли, ласкает ноготками его подбородок, чешет его, словно загривок кота, не человека, но питомца. - Ты думал, что? Выложишь мне, кто такой мистер Джей, и убьешь двух зайцев сразу? Засунешь нам обоим свой леденец за щеку? Харли берет зубочистку, ковыряется в щербинке между двух передних зубов, а потом неспешно, любовно подносит свой крохотный меч к его мечущемуся в ужасе зрачку. - Ты думаешь, что у тебя есть ключ от всех дверей, мальчик? - спрашивает она, а Джокер наклоняется с другой стороны, кладет подбородок на поставленные друг на друга кулаки, просто улыбается и наблюдает. - Только за некоторые двери лучше ведь не заглядывать, да? - Индия, - хрипло тянет Джокер, - Ин-ди-я. Кажется, эта женщина похоронена на готэмском городском. Говорят, без головы. Добавляет таинственности, мой юный друг? Харли втыкает зубочистку Сезаму в глаз со всего размаха. И это больно, словно у него в голове сдетонировала бомба. Он, конечно, теряет сознание. Десерт — это сладкие, жирные губы Харли на его губах всего за секунду до забвения. Сезам умирает только через три дня. Может, и зря никто не знает его настоящего имени, никто не будет его искать, никто не будет его оплакивать. В этом вся разница между ним и Джокером. Анонимность — для чужаков, откровенность — для своих. Харли — своя.