J hates H

В палате номер семьсот семь лежит Джейн Доу. Теннеси часто заходит с ней поговорить. Особенно, когда все херово. Доу слушает и молчит. Глаза закрыты, ресницы трепещут. Не поддакивает, не требует подлить в стакан горячительного — идеальная подружка. Только бледная очень, худая слишком. Но это ничего — сейчас худой быть даже в моде — добиться бы этих гребаных сорока килограмм и острых выпирающих коленок. Кому-то все, кому-то — ничего. Кесарю — кесарево. У Теннеси давно все пошло по одному месту. Хотела стать врачом, превратилась в няньку, только утки ей и выносить, руки-то кривые. Хотела парня верного, с крепким плечом, мудаки одни попадаются. Хотела быть хорошей дочерью, но с двумя предыдущими пунктами это теперь вряд ли получится. Теперь она ничейная. Теперь она потеряшка при живых-то родителях. От всего этого дерьма очень хочется выпить, а может, и не только. Теннеси думает иногда — кто это такая Джейн Доу? Как она попала сюда и зачем? Пуля крупного калибра привела её на больничную койку, но вот что стало причиной — случайный выстрел идиота или целенаправленный стрелок — Теннеси не знает. Как жила эта златовласка, спящая красавица, до того, как и у неё все пошло по одному месту? Хорошо или плохо? Смеялась много или все время плакала? Да уж, явно не в сказке. Большего не скажешь - деталей мозаики не хватает. Потому что к Джейн никто и никогда не приходит. На столике у её постели не стоят цветы, никто не желает ей выздоровления, не льет слез над ее телом, превратившимся в овощ. И вот в такие минуты Теннеси думает, что не все у нее так уж и плохо. Руки, ноги, голова-два уха, да и ладно. В детстве Теннеси любила играть в куклы — наряжала их в красивые платья, красила губы красной ручкой, а глаза — синей. И с этими блядоватыми принцессами устраивала вечеринки-чаепития. Куклы после таких празднеств были безнадежно испорчены, а потому Теннеси всегда влетало от матери. Жили не бедно, но её старушке все же вперлось учить ученого, как правильные девочки должны играть правильно в куклы. Только «правильно» - это вовсе не про Теннеси. В семьсот седьмой есть, где разгуляться. У Джейн Доу правильные черты лица, резные щеки, пухлые губки, вздернутый нос, словно делала ринопластику. Она похожа на ростовую куклу. Красивую, с тугими сиськами и длинными ногами. Теннеси просто не может удержаться. Делает марионетке классные прически и веселенький макияж. Глаза всегда смоуки, а губы цвета бордо. Теннеси красит её, милует, а потом ведет с ней светские беседы. Обо всем на свете — о своей жизни горемычной, о тупом злобном уборщике на этаже, о насмешливых циничных докторах, которые уже к Доу и не заходят. Она пролежала в коме уже месяца три, вряд ли очнется. А Теннеси глубоко в своем черном сердечке и не хочет, чтобы Джейн шла на поправку, потому что молчаливой и покладистой, спящей царевной, она нравится ей гораздо больше. Может быть, эти детали и вовсе не нужны. Теннеси курит сигарету. Кровать Джейн чуть-чуть приподнята, чтобы она оказалась почти что в сидячем положении. Сегодня у подружки розовые щеки, красные губы и сине-розовые тени. Она похожа на живую, из придорожного кабака. Но это, пожалуй, не так и важно. - Знаешь что, Дженни, - говорит Теннеси, затягивается крепкой сигаретой, выпускает дым в холодный ночной воздух. Это, конечно, запрещено, ну и ладно. У девочек должны быть свои маленькие радости, - как же меня все заебало. Вот понимаешь, чувство, будто ничего хорошего уже не случится. Джейн ответить не может, а потому Теннеси принимает её молчание за согласие. Снова тянет никотин в легкие, снова изливает душу. Это так глупо, словно разговаривать с воображаемым другом. И также приятно, как в детстве. Кукла даже не хлопает глазами, кукла будет идеальной подружкой для одиночества. - И у меня такое чувство, - внезапно отвечает пустота. Хриплым, тугим голосом. Потому что связки будто атрофировались, слишком долго не использовались. И теперь вместо нормального голоса лишь скрежет несмазанной двери, ведущей куда-то вниз, в самый подвал, в самое пекло. Теннеси страшно, правда. Она поворачивается очень медленно. Потому что такое редко случается, когда коматозники возвращаются с той стороны. Смотрит на Джейн Доу. У той глаза закрыты, грудь мерно вздымается под больничной робой. Она выглядит также, как и раньше. Ничего в ней не изменилось. Теннеси сглатывает тяжело. Показалось? С катушек слетела от своего гребаного одиночества? Сумерки в комнате живые и страшные, движутся, собираются по углам. И в одном из них обнаруживается слишком много тьмы, хватит на целого человека. Худого, болезненно сухопарого, в длинном плаще и шляпе. Кажется, своими причитаниями Теннеси вызвала демона из глубин преисподней. Во всяком случае, именно так он бы и выглядел, если бы им удалось встретиться. - Понимаешь, сестра, - ты же ведь сестра милосердия, - все пошло по пизде, - говорит прибывший. И в голосе его есть что-то такое, отчужденное, веселое и печальное одновременно, что-то мерзкое и притягательное, обещание исполнить любое желание Теннеси всего-навсего в обмен на ее ненужную душеньку. - Что... что вы здесь делаете? - пробует Теннеси неуверенно. Все еще можно отграничить реальность от выдумки. Поздний посетитель — всего лишь забредший не туда забулдыга. Спутал палаты, вот теперь и несет всякий бред. - Важно? Это? - спрашивает ночная мгла отрывисто, так тихо, проникновенно, что у Теннеси по спине начинают катиться холодные капли. Она не знает, что ответить, жмется в своей неудобной накрахмаленной форме, все еще сжимает в пальцах недокуренную сигарету. - Но... вам ведь... нельзя, - наконец, находится. - Почему? - со смехом спрашивает собеседник. Смех у него как битое стекло - хрусткий и колючий, совершенно безрадостный. Теннеси неуверенно пожимает плечами. Собственно, почему же ему нельзя? Коматозников не заразишь ничем и не испортишь — у них уже кое-что совсем подпорчено. А именно, мозги. - Потому что к ней никто не приходит, - внезапно спокойно говорит Теннеси. Это какая-то ошибка. У Джейн Доу нет Джона. Три месяца и девять дней она пребывает на других берегах, никто не может вызволить её, забрать. Потому что никому нет дела. И вот поэтому с ней так приятно говорить. - Я пришел, - сгусток тьмы, наконец, встает со своего места и плавно движется прямо на Теннеси. Не парит, конечно, он не призрак, но передвигается изящно, в такт шагам постукивает тростью по полу, внезапно появившейся в его руке. Фокусник, иллюзионист, клоун какой-то. На пол пути сворачивает прямо к кровати Джейн Доу. Теннеси хочет что-то сказать, но не успевает. Незнакомец разматывает шарф на шее, обнажает глубокие борозды и ненормальную улыбку до ушей. Теннеси хочет испугаться, правда, но не может. Почему-то она знала. Всегда знала, что за принцессой придет не принц, а монстр. Не удивлена увидеть Джокера. Застали врасплох, может быть, даже огорошили. Но какое-то гадкое чувство в груди подсказывало именно такую развязку. Джокер наклоняется картинно к Харли Квинн, обнимает её за шею длинными вампирьими пальцами, закрывает собой от посторонних глаз. Теннеси пялится на них вовсю, но в груди клокочет смех. И что же теперь, он её поцелует, и она проснется? Может, не в ту сказку попали? А Джокер целует. А Харли втягивает воздух во вновь заработавшие легочные мешки, дышит шумно и хрипло, так, словно слишком долго пробыла под водой. Теннеси смотрит на них и не может унять тремор в руках. На этот раз — от реального шока. Может быть, и правда поцелуй гребаный работает? Если даже для них есть надежда, что же тогда о ней самой? - Пирожочек, - улыбается Джейн Доу, обретшая имя, - Ты пришел!!! В коридоре слышатся шебуршание и возня. Теннеси не может сдвинуться с места. Джокер поднимает Харли на руки — мышцы ослабли, идти сама она не сможет. Он несет её легко, забирает свою куклу. Теннеси только немного жаль, она будет скучать без своей молчаливой собеседницы. В дверном проеме они останавливаются. - Как я выгляжу, папочка? - дует губы Харли. - Намалевана, как и обычно, - скрежещет он в ответ. Харли смеется, складывает пальцы пистолетом, направляет в сторону Теннеси. Не стреляет, сразу сдувает воображаемый дым. Они удаляются под звуки первых выстрелов. А Теннеси смотрит на забытый на полу пустой шприц. Чудеса случаются, если очень сильно захотеть. Если все эти чудеса слепить своими руками. Сколько бы времени это не заняло.