Ника

Проснувшись на следующее утро, я почувствовал себя гораздо лучше. Я немного еще полежал, потом потянулся и наконец выбрался из-под одеяла, на этот раз более осознанно осматриваясь. Комнату заливал приглушенный дневной свет, часы на прикроватной тумбочке показывали одиннадцать утра, а вот Ники в постели уже не было, хотя я смутно помнил, что засыпала она рядом со мной. Я хотел было позвать девушку или отправиться искать ее, но вовремя обнаружил на соседней половине кровати записку. Аккуратным мелким почерком она сообщала, что ушла в институт, а ниже написала инструкцию, как вколоть обезболивающее и где взять еду. Прочитав, я смял бумажку и улыбнулся — таких наивных добрых девочек, будто со страниц романа, шанс встретить в реалиях современного мира был один на миллион. И я сорвал джек-пот. Глупая девочка спокойно оставила у себя в квартире преступника, да и просто совершенно чужого ей человека. А что, если бы я был вором? Кажется, ей эта мысль даже в голову не приходила. Взяв с тумбочки голубую рамку с фотографией, я стал внимательно рассматривать Нику. Было в ней что-то волевое, сильное, яркое. И вроде тот самый модный нынче типаж — скулы, темные волосы, пухлые губы, но что-то все равно неуловимо отличало ее от одинаковых, хорошо одетых кукол, на которых я уже и без того насмотрелся вдоволь. Естественная. Притягательная. Поэтому я не был удивлен тому, что рядом с ней на фотографии был мужчина, аккуратно обнимающий Нику за плечи, скорее всего, её парень. На секунду меня осенило смутное узнавание. Он был запечатлен в профиль, и я подумал, что уже где-то точно видел этого пухлого темноволосого человека с горбинкой на носу. Впрочем, память могла подвести меня, и я не стал уделять этому факту особое внимание. Не без труда я поднялся и, поблуждав немного, нашел просторную светлую кухню. На столе для меня уже лежали шприц с обезболивающим, бутерброды и фрукты — девушка проявила ко мне удивительную заботу. Я сделал укол, благо, знал об этом многое, ибо не раз попадал в передряги, а потом распахнул створку окна. Старый добрый Эдинбург встретил меня порывами ледяного ветра, царствовавшими тут круглогодично. Потоки воздуха гнали по серому асфальту жухлые листья, небо было привычно серым, как будто вот-вот пойдет дождь. Мне быстро стало холодно. Я закрыл окно, включил маленькую кофеварку, стоявшую около плиты, а потом принялся за еду. Ника вернулась домой не так уж поздно. Однако к этому моменту я уже успел сделать множество звонков по поводу моего, к сожалению, нелегального бизнеса, отдать множество распоряжений, отправить людей забрать мою машину, все-таки съехавшую с трассы, и, под конец, задремал. Меня разбудила Ника, склонившаяся надо мной с очередным шприцем. — Маттиас? — негромко позвала девушка, привлекая мое внимание. — Рана очень сильно болит? Тебе нужен укол? — Терпимо, — ответил я, приподнимаясь на локтях. — Лучше вечером сделаешь. — Хорошо, — девушка отложила шприц куда-то в сторону и села рядом со мной на диван. Я немного подвинулся, освобождая ей место. — Ты выглядишь… — …как сорокалетний бомж, — закончил я фразу за нее. — Да нет же, — улыбнулась Ника. — Я хотела сказать, что лучше, чем вчера. Да и не похож ты на бездомного. Я вообще сперва думала, что ты какой-нибудь богатый немец или швейцарец. Внешность, и этот забавный акцент… — А я вообще ничего не думал, — только и ответил я. Действительно, я практически не задумывался, кто эта девочка такая. Мне было все равно. Хотя, наверное, было бы прилично задать ей какие-нибудь вопросы, поговорить, поблагодарить за все… Но не сейчас. — Сколько тебе лет? — поинтересовалась девушка. — Двадцать девять. — Ничего себе. Я младше аж на десять лет, — удивленно заметила она. Я продолжал тяжелым взглядом осматривать её, следя за каждым изменением выражения лица. Все это было неправдоподобно. Я всегда был уверен, что бескорыстной доброты, милосердия в его истинной форме, не существует. Как и любви, искренней дружбы и всего такого прочего. За каждым действием, каждым чувством крылся подтекст, какая-то выгода, получаемая человеком. А теперь я смотрел на Нику и не мог понять, чего она хочет от меня, какую выгоду ждет от совершенно незнакомого человека. Деньги, отношения, связи? Обычно я угадывал намерения собеседника сразу — теперь же не мог даже сделать предположения. — Мелкая, — после недолгой паузы прокомментировал её слова я. — Старик, — фыркнула она. — И с щетиной ты действительно смахиваешь на бомжа, — заметила она и неожиданно прикоснулась пальцами к моей щеке, поглаживая. — Э, руки убери, — возмутился я, хватая её за запястье, хотя сам не понял, чем вызвано мое недовольство. Прикосновения были приятными, но… — Тебе не нравится, когда к тебе прикасаются девушки? — ухмыльнулась Ника. — Может быть, ты гей? — Пошла ты, — досадливо ответил я и начал объяснять: — Дура, нельзя так вести себя со взрослым незнакомым мужчиной. Что, если я изнасилую тебя? Или убью, как ненужного свидетеля? Нельзя же быть такой наивной… — Я могу постоять за себя. Я довольно долго занималась боем на ножах, — нахмурилась девушка. — А еще, мне нравятся твои глаза. Разве такие могут быть у злодея? — Поверь мне, девочка, во мне давно не осталось ничего хорошего, — с иронией отозвался я и вздохнул. Ника промолчала, но продолжала внимательно смотреть на меня сверху вниз, пока я все так же полулежал на диване. Потом она взяла меня за руку, легко погладила тыльную сторону ладони, словно изучая. Я не стал мешать ей — отчасти мне даже стало любопытно, что за этим последует. На контрасте с её тоненькими пальчиками, моя рука выглядела огромной грубой лапищей. Потом я почему-то представил свои ладони на её аккуратной груди, на бедрах, плоском животе… Но быстро прогнал эти мысли, не вовремя подсунутые больным разумом. Впрочем, как только я выздоровею, стоило бы снять какую-нибудь черноволосую красотку и неплохо провести с ней ночь. А вот Ника для такого не годилась. Она была маленькая, слишком правильная, да и наверняка встречалась с тем пухлым студентом-ровестником, которого я видел на фотографии. — Ну, я же говорю, дурочка ты, — криво улыбнувшись своим мыслям, я высвободил руку, сплел её пальцы со своими, оценивая, насколько её ладонь меньше моей. Все происходящее порядком забавляло меня: это было необычно, в новинку. Я никогда не общался с девушками так — просто и по-дружески. Да что там, я с ними вообще практически не общался. Единственная девушка в моей группировке со мной разговаривала только по рабочим вопросам, а со случайными любовницами поговорить было не о чем. — Ты находишься в моей квартире, лежишь на моем диване, зависишь от моих лекарств, а еще и обзываешься, — заметила девушка, хотя мне показалось, что она вовсе не злится. — Ты отвратителен. — Я всего лишь хотел, чтобы ты поняла, что нельзя быть такой доброй к незнакомым людям, — спокойно объяснил я и наконец отпустил её руку. — Почему? — тут же переспросила Ника. — Милосердие — это же хорошо… Посуди сам, разве могла бы я, увидев человека, потерявшего сознание от боли и истекающего кровью, спокойно уехать? Это бесчеловечно. — Но я бы так и поступил. Нужно жить для себя и заботиться только о себе. Выживают самые сильные и эгоистичные. — Если ты попадешь в ситуацию, когда от тебя будет зависеть жизнь близкого тебе человека, тогда твое мнение кардинально изменится, — парировала мое высказывание Ника. Я видел, что девушка начинает раздражаться. — Вот почему лучше ни с кем не сближаться, — хмыкнул я. Ника промолчала, отвела взгляд, думая, что ответить, или просто показывая, что не желает обсуждать это со мной. Я тоже молчал и в наглую разглядывал её лицо, которое казалось мне все более притягательным, и подтянутое спортивное тело, облаченное в простой свитшот и облегающие джинсы. Наконец Ника вновь повернулась ко мне. Глянула на меня внимательно и изучающе, будто на подопытную крыску, потом аккуратно положила согнутую руку мне на грудь и, потянувшись к моим волосам, запустила в них пальцы. — Ты… такой красивый, — сказала наконец она, легко перебирая пряди. — И так губишь себя. Этими отвратительными мыслями… Образом жизни… — Да, я тот еще красавчик, — саркастично усмехнулся я, соскакивая с темы, в которую она пыталась меня увести, и закрыл глаза, расслабляясь. Все же, я еще был слаб, а эта неожиданно приятная ласка, кажется, словно восстанавливала силы. — И самооценка у тебя слишком высокая, — добавила девушка, скользя пальцами по моему виску, а потом задевая ухо. У меня по телу от чего-то пробежали мурашки. — Я верю, что каждый человек добр в душе. Просто кто-то выбирает заменять все хорошие качества язвительностью, жестокостью или равнодушием. — Психологичка, — негромко отозвался я. — А разве я не права? Я уверена, что у тебя нет друзей, не с кем поделиться переживаниями. Ты наверняка срываешь злость на подчиненных. Ты несчастен… — Хватит, — жестко оборвал Нику я и почувствовал, как вздрогнула и замерла её рука. — Не нужно меня учить, как жить, хорошо? Маловата еще ты для этого. Ника ничего не ответила, убрала руку и даже немного отодвинулась, показывая, как отвратительно ей мое поведение. По стеклу забарабанил дождь. Мой бок снова разболелся, и я тупо смотрел в небо, затянутое унылыми серыми тучами. Ника не уходила, будто чего-то ждала. Я не знал, о чем с ней заговорить, и стоит ли разговаривать, и просто молчал, все так же гадая, какая выгода стоит за её добротой, и то и дело погружаясь в болезненное забытье. Возможно, девчонка просто придумала себе влюбленность в меня… Ведь это так романтично, спасенный мужчина, окутанный тайной, на твоем диване — ну точно кино. Впрочем, мысль, что кто-то может испытывать ко мне нежные чувства, хоть и под влиянием эмоций и впечатлений, сразу же показалась мне ужасно абсурдной, и я быстро отмел её. — Кстати, — наконец негромко начала Ника. — Завтра приедет мой старший брат, мой единственный родственник. На один день. Я еще не придумала, как объясню ему твое присутствие. — Я уйду, я и так тебе, считай, обязан. Я помотаюсь по Эдинбургу какое-то время, — пожал плечами я. — Потому что мне нельзя возвращаться ни домой, ни в офис, а вся моя родня осталась в Норвегии и имени моего даже слышать не хочет. — Плохо. Тебе нельзя шататься, где попало, в таком состоянии, ты слишком слаб, — вздохнула девушка. — А что, если я скажу, что ты мой друг? — Дура, ты хоть сама понимаешь, как это неправдоподобно? Тридцатилетний огромный мужик, который живет со студенткой и называет себя её другом, — ты серьезно? — не без сарказма произнес я. — Мда… — Я все объясню, если ты позволишь мне остаться еще немного, — предложил я. — Тебе останется только стоять и поддакивать. — Ты уверен, что сможешь? — настороженно спросила Ника. — Мой брат далеко не глуп, более того, если он взбесится, то… — Я умею общаться с людьми. Предстоящий разговор не казался мне таким уж пугающим. За пару минут я придумал неплохое объяснение, ну, а все остальное можно было уладить по ходу дела. Тем более, я сомневался, что старший братец студентки представляет для меня угрозу: я общался с такими влиятельными и опасными людьми, что не боялся уже ничего. Конечно, я знал, что излишняя самоуверенность когда-нибудь погубит меня, но сейчас эта проблема не казалась актуальной. — Принесешь мне поесть? — попросил я, чувствуя, как снова накатывает слабость. Дождь все еще барабанил по окну и рисовал на стекле полосы, вгоняя меня в беспросветную тоску. Ника тоже казалась хмурой, и я ожидал, что она обзовет меня как-нибудь, прежде чем уйти, но девушка лишь беспрекословно поднялась и вышла из комнаты. Я чувствовал, что эта покорность не присуща ей, на самом деле она не по годам сильная и волевая девушка, и давно дала бы мне по роже, если бы… Что же кроется за «если бы», я понять не мог, но видел, что Ника почему-то хочет помогать мне и слушаться меня, и это льстило. Ника накормила меня довольно вкусной домашней едой, сделала укол обезболивающего, а потом решила сменить перевязку. — Снимай толстовку, — скомандовала девушка, раскладывая бинты, стерильные салфетки и какие-то пузырьки на кофейном столике. Я подчинился и даже сам разрезал старую марлю, пропитавшуюся кровью. — Будет больно, — предупредила Ника и начала обрабатывать рану. Она мягко касалась тонкими холодными пальцами моего живота, но я чувствовал только дискомфорт, а не острую боль, как было раньше. Ранение неплохо затягивалось. Когда девушка закончила, я вновь оделся и улегся на диван, укрывшись одеялом. Чувствовал я себя плоховато, хотя обезболивающее давно подействовало, и все бы отдал за то, чтобы скорее спокойно заснуть. — А «спасибо» ты говорить совсем не умеешь? — со вздохом поинтересовалась Ника, скрестив руки на груди и окидывая меня презрительным взглядом. — Не-а, — я криво улыбнулся. И действительно, я даже не помнил, когда в последний раз говорил это слово. Хотя сейчас оно было бы уместно, и надо было бы чем-то отблагодарить девушку за все… — Я же весь такой нехороший, ты сама сказала. — Придурок, — обиженно отозвалась девушка и хотела было уйти, но я окликнул её: — Ника… Останься, — попросил я и добавил: — Помнишь, как ты делала вчера, когда я пришел к тебе в комнату? Я буду очень благодарен и скажу «спасибо». — Так, что ли? — удивленно переспросила девушка, усаживаясь рядом со мной и прикасаясь к моим волосам. — Ну ты и наглый. Я только улыбнулся и закрыл глаза. Ника поправила на мне одеяло и продолжила легко перебирать пряди моих волос, касаться висков. Уже засыпая, я почувствовал, как она взяла меня за руку — сразу стало как-то необычайно спокойно и уютно.