Война слепа

      Сольшер стирал и стирал пальцами кровь из рассечённого уголка рта, всё больше раздражая царапину. Но идти обрабатывать её было выше его сил.       «Джис бы Вас побрал, командир Люичи! — зло думал он. — Я только-только смог забыть…»       Подобный бой между ними уже был несколько лет назад, и это навевало воспоминания о временах учёбы.       Первый курс. Девчонка-отличница Лисса — такая простодушная и наивная, но отважная, сильная и очень добрая. Поначалу чуть ли не все парни подтрунивали над ней, а она ни разу не дралась на дуэли. Порой за неё выходили на бой более вспыльчивые подруги, но чаще она сразу признавала поражение, во избежание дальнейшего конфликта. И вызвать её вскоре стало считаться одним из самых подлых поступков, особенно при том, что посвящение она прошла едва ли не быстрее всех. Её принципы зауважали, а её саму очень быстро полюбили.       Второй курс — переформирование отрядов. И вот перед церемонией знакомства с новым командиром Лисса радостно машет Сольшеру — своему единственному знакомому в новом строю. Он хочет пресечь вопиющее нарушение дисциплины, но невольно улыбается на задорный блеск карих глаз. Видимо, она заметила, как смягчился стальной взгляд, потому что начала быстро и весело говорить что-то стоящему рядом с ней угрюмому никсийцу. Его волосы, выкрашенные в тёмно-фиолетовый, закрывали болезненно-бледное лицо — курсант Поль в своё время провалил посвящение и теперь надеялся, что никто из новых однокурсников об этом не узнает.       Вот открылся шлюз, и вошла статная женщина в косо напяленном командирском берете. Криво выстриженная чёлка падала на звенящий в бровях пирсинг, две тощие косички змеились по спине, тихо шелестело о ножны с мечом платье. Сольшер видел эту картину сейчас как наяву. Она. Командир Люичи Блю.       Следом за ней семенил незаметный силуэт — третьим отрядом тогда командовал лилипут Витторио Риканордо. Внешне ребёнок, он безжалостный солдат, достигающий цели любой ценой, изматывающий безумными тренировками подчинённых и беззаветно преданный только ей одной, своей святой — Люичи. Чтобы по-прежнему оставаться её заместителем, он отказался от повышения, приписав себе все её грехи. «Ах, милый Витто, — нежно шутила подвыпившая Люичи в один вечер, — на приказ отрубить себе руку он спросит: „Докуда?“» «Только на Ваш, леди Люичи!» — бросил Сольшер и ушёл с вечеринки, превращающейся в попойку с бравым командиром во главе. Сольшер не заметил, что Лисса осталась. Он не видел, как Поль подливал себе в стакан.       Конец курса. Родители и знакомые, связавшись с Сольшером, расспрашивали о командире и, узнав, что это Люичи, благоговейно ахали. «Теперь я за тебя спокойна,» — улыбалась мать. А Сольшер не чувствовал восхищения, он чувствовал только неконтролируемую злость, когда после сеанса связи видел третьекурсников, отнимающих у Люичи флягу по приказу Витторио. Тот, глядя на неё снизу вверх (кончики острых ушей Витторио едва доставали Люичи до талии, а сам он мог спрятаться за её хвостом), просил своего капитана «хотя бы с мужем и ребёнком говорить на трезвую голову».       Лисса начала отращивать волосы и плести косички. Поль перекрасился и сделал причёску командира. Сольшер едва мог выносить этот люичевский синий цвет.       На третьем курсе командир, не согласовав с вышестоящими чинами, какого-то джисхена повела своих курсантов в бой. Какого-то дьявола они пошли за ней, готовые нарушить устав, готовые умереть. Она назначила Сольшера командиром авангарда. Хирургически точное командование позволило захватить вражескую базу почти без потерь. Вот только желание находиться в гуще событий подвело Люичи — Поль чудом выжил, закрыв её от осколков. Транспортируя бесчувственного однокурсника на базу, Сольшер без стеснения крыл трёхэтажными проклятиями «безалаберную командирскую задницу». За это Люичи чуть позже…       …представила его к награде «За мастерство и отвагу в бою». Но награда не расположила его к командиру. И даже то, что у Поля она просила прощения на коленях, не пробудило в Сольшере тёплых чувств — он дико ревновал к наставнице Лиссу.       Безумно влюблённому, ему достался только украденный скомканный поцелуй и тихое: «Ничего не получится. Прости…», а чуть позже — прядь шелковистых светлых волос «на вечную дружбу».       Поль потратил последние сбережения на рискованное вживление себе двух полос перьев от правого виска до затылка, чтобы привлечь внимание Люичи. Попытка была обречена с самого начала, и, бинтуя следы неудачной операции, Поль молча, но оттого не менее яростно, ревновал командира к её мужу, к Витторио, к Лиссе.       У Сольшера без видимых причин закипала кровь, он ломал мечи о мишени, едва не калечил однокурсников на тренировках, а в следующих боях почти что кидался против десятка крейсеров, против баз одним своим истребителем. Его вытаскивали из самого пекла однокурсники, что самое унизительное — по приказу Люичи. У Поля, наоборот, притихшего и выцветшего, в невидящем левом глазу поселилась вечная тоска разбитого сердца.       Когда учёба закончилась, у Сольшера появилась надежда на благосклонность Лиссы — ведь ни она, ни Поль не заговаривали больше о Люичи. Командир будто навсегда исчезла из их жизни.       А потом… Тот роковой бой. Лисса приказала своему отряду — «Сомерии» — отступать. Сольшер оставался тогда на базе и мог лишь беспомощно наблюдать, как пять вражеских крейсеров ловят его любимую перекрёстным огнём. Вспышка, обрыв связи, и кораблик Лиссы пропал с радаров.       «Здесь больше нет Вашей любимой ученицы, у „Сомерии“ другой командир. Зачем Вы вернулись?» — горько подумал Сольшер.       Ноги всё это время вели его куда-то, очнулся командир первого отряда только в спальне. Там Зитцер строил домик из голографических карт. Хоть и проекция, они безупречно реагировали на внешнюю среду, и, когда входной люк распахнулся, домик начал разваливаться. Зитцер вздохнул и тяжело взглянул на Сольшера.       — Извините, — пробормотал последний, на что командир третьего отряда махнул рукой.       — Ничего, у меня всё равно кончалось терпение, — формально командиры отрядов были одного ранга, но в бою с общего согласия у руля становился Зитцер. Вот он и «тыкал» Полю и Сольшеру, иногда самодовольно похохатывая. Сольшер это недолюбливал, но терпел.       — Да кто угодно лучше Люичи, — случайно подумал он вслух.       Зитцер поднялся из-за стола и пожал Сольшеру руку.       — Я уж думал, один перед ней не преклоняюсь.       С кривой ухмылкой Сольшер ответил на рукопожатие. От дёрганья губой во рту вновь появился солоноватый вкус крови.       — Нет, ты видел? Поль теперь смотрит только на неё! — Зитцер легко проболтался о причине своей нелюбви к Люичи. Сольшер, всё так же усмехаясь, отметил эту похожесть.       — Скорее бы она свалила на свой флагман!       Люичи, однако, «Красавицу» покидать не собиралась. Она передавала распоряжения своей эскадрилье из рубки, а в свободное время тусовалась с курсантами, непринуждённо интересуясь: «Как вы тут ещё со скуки не померли, мальчики-зайчики?» Она устраивала игры и соревнования, превращая рутинные тренировки в рыцарские турниры, она носилась по базе вихрем, а запах её любимого напитка, казалось, навсегда впечатался в эти стены.       И, конечно, Люичи не обделяла вниманием единственного сына.       — Ну, как ты, Миша? — с лёгкой грустью спрашивала она у своего повзрослевшего ребёнка, сидя с ним на скамейке в биосекторе.       Михель ответил не сразу, теребя свою косу, — они играли в «Армады», и ему очень не хотелось проигрывать.       — А? Я нормально… — поспешно выговорил он, делая ход. Его флагман двинулся назад на голографическом поле, скрываясь за стайкой меньших кораблей.       — Дружишь с кем? Может, даже любишь кого? — задавая эти банальные вопросы, Люичи разогнала кораблики и мастерски разбила силовой щит флагмана противника.       Михель поскорее направил две базы на перехват — у Люичи был всего один корабль, в ангарах которого было несколько отрядов скоростных, но не слишком прочных истребителей. Она так же действовала и в настоящем бою, с той только разницей, что за ней следом шли две базы поменьше — с правого фланга старшего капитана прикрывал заместитель, с левого — муж.       — У меня замечательные друзья. Я всегда могу на них положиться, — с ожидаемым ответом Михель выполнил хитрый манёвр и окружил флагман матери. — Изолирован. Как там папа?       — Волнуется за тебя, — Люичи дала команду выбросить все силы на пролом сферы окружения. — Он бы хотел тебя увидеть.       — Папа слишком любит нежности, — покачал головой Хель. — Я бы лучше сходил к нему на базу. Но нельзя…       Он вздохнул, и в тот же миг его флагман рассыпался на сотню кусочков в голографическом космосе.       — Подавлен. Эх, Миша, если бы ты только рискнул, успел бы уничтожить меня, — Люичи усмехнулась, выключая проектор на тяжёлом капитанском браслете и дёргая себя за колечко чёрного металла в брови. — А вам с папой я вполне могу наладить связь прямо сейчас. Не бойся, это ничего не нарушит.       Зная нелюбовь Люичи к ограничениям и правилам, Хель бы мог поспорить, но мама уже вызывала из списка контактов «милого Джо».       Вызов был принят, из проектора на браслете появился лучик, трансформировавшийся в лицо немолодого уже рантовца. Его лицо покрывала коричневая шерсть с тёмными полосками, а закруглённые ушки и сильно отросшие волосы были зелёными.       — О, привет-привет! Как поживает м?.. — задорно начал он, но жена и сын моментально зашикали, прерывая фразу.       — Джонатан, поговори с сыном, — со странной интонацией произнесла Люичи, оглядываясь — поблизости никого не было, хотя биосектор оставался довольно людным местом — вторым по популярности после столовой.       — Давай, рассказывай, как ты?       Михель счастливо улыбнулся, слыша отцовский голос.       — Привет, пап. Я познакомился с классными ребятами. Мам, ты их уже видела. Лайон и Лиунц — братья Лиссы, а Фиом их друг. С ними весело, а ещё Лай научил меня стрелять.       На этих словах Люичи кашлянула, но промолчала.       — А как учёба? Не забросил её с тренировками?       — Не переживай, пап. Если что, мне Лай всегда поможет. В крайнем случае, можно попросить помощи у Тонделя.       На вопросительный взгляд Михель пояснил:       — Он третьекурсник, мы с ним частенько тренируемся вместе. Мам, он мечник, не смотри так. И вообще, от твоего предубеждения надо избавляться!       — Не учи меня жить, — Люичи щёлкнула сына по носу. — А если ты вдруг предпочтёшь бластеры — лишу наследства.       Из динамиков браслета донёсся смех Джонатана.       — Дорогая, перестань. Любимое оружие не определяет личность.       — А ещё ты и меня переживёшь, мам, — ласково погладил Люичи по плечу Хель.       — Да ну вас! — фыркнула леди Блю. — Давай, рассказывай, что там твой третьекурсник?       — Мама! — Михель смутился и залился краской. — Он не мой… Он просто друг! — рука Михеля машинально коснулась заколок в волосах.       Конечно, этот жест был замечен и Джонатаном, и Люичи.       Михель не знал, что в этот момент с Тонделем случилась беда. Сольшер зашёл в рубку и выгнал из неё дежурных, чтобы хоть где-то посидеть в одиночестве и расслабиться, а заодно отрегулировать климат «Красавицы». Он сел в кресло, положил руку на пульт, но тут же отдёрнул, с отвращением глядя на прилипшие к пальцам длинные чёрные волосы. Возможно, будь Сольшер в хорошем настроении, он ограничился бы выговором для Тонделя, но сегодня звёзды выстроились иначе.       — Курсант Тондель, следуйте за мной, — в голосе командира отчётливо зазвучал садист.       Тондель, полушутливо-полузло переругивавшийся с Хиром, уловил эти нотки и побледнел. Хирмунт даже удивился — он думал, что дальше Делю белеть некуда. Несмотря на то, что его не звали, морас неслышно последовал за Сольшером. Он ощущал спокойную жестокость командира, и она была страшной, но не она, а недоумение и испуг Тонделя пробудили любопытство Хира.       Сольшер привёл их в пустой медотсек, и тут напрягся даже Хирмунт. Чуть позже намерения командира стали ему ясны — медотсек был единственным местом на базе, где можно было найти машинку для стрижки. Опасения Хира подтвердились — Сольшер отчитывал Тонделя за неаккуратность, припоминал ему все нарушения дисциплины, связанные с заботой Тонделя о его внешности. С каждым словом никсиец серел и вжимался в стул всё сильнее. В его изумрудных глазах плескался ужас.       — Я… Простите… — заикаясь, пробормотал Тондель.       — Выговоры делались неоднократно. Вы не приняли их к сведению. Сядьте прямо, — Сольшер и вправду извлёк из ящика стола машинку.       — Командир Сольшер, разрешите обратиться, — Хир и сам не знал, зачем вмешался. Позже себе он объяснил это желанием доставать Тонделя лично. В этой же ситуации Хирмунт виноват не был.       Дождавшись резкого кивка Сольшера, морас торопливо продолжил:       — Наголо солдат стригли ещё в докосмическую эру. Командир, Дель станет похож на заключённого. Боевой дух это точно не поднимет.       Сольшер внимательно посмотрел на курсанта, возразившего ему.       — Тогда, — он медленно положил машинку обратно в ящик и достал ножницы, которые и протянул Хирмунту, — прошу. Укоротите причёску Вашего друга насколько считаете уместным. Тондель резко обернулся. По глазам его было видно: «Только прикоснись, и ты труп!», примерно ту же мысль Хир уловил, дёрнув острым ухом. Тондель хотел встать, но не посмел ослушаться приказа.       Хирмунт подошёл ближе к Тонделю и пропустил сквозь пальцы прядь его волос. Наверняка глаза однокурсника сейчас метали молнии. Тондель сжимал кулаки и даже чуть задрал подбородок, надеясь сохранить самообладание.       — Если ты только…       — Тише, Дель, — едва слышно шепнул Хирмунт, собрал чёрные волосы в хвост и одним движением срезал их у затылка. Со щелчком ножниц руки Хира будто опалило — излишняя чувствительность к чужому настроению сделала ненависть Тонделя яростным огнём. Хир уронил ножницы. Тондель вскочил, дрожащими пальцами ощупывая новую причёску.       — Если Вы не перестанете зацикливаться на своей внешности, Тондель Ксаим, — с торжествующей усмешкой произнёс Сольшер, — в следующий раз так легко не отделаетесь. Возвращайтесь на пост. Курсант Хирмунт, Вам восемь дежурств по саду за оставление поста.       Хирмунт подобрал ножницы и отдал обратно, а затем засунул руки в карманы, будто желая стать непричастным к случившемуся. Сольшер громко захлопнул ящик и вышел. Из стены выбрался робот-уборщик и зажужжал по полу. Хиру подумалось, что всю остальную базу приходится убирать им самим, только в медпункте поддерживают стерильную чистоту с помощью техники. Спустя несколько секунд от кучки срезанных волос остались одни воспоминания. Увидев источник загрязнения в сапогах Тонделя, робот поехал к нему.       — Прости, Дель, — впервые Хир извинялся перед ним не из вежливости, а потому что счёл это нужным.       — Тебе не за что извиняться, — рука Тонделя всё ощупывала обрезанные кончики, его голос был глухим и тусклым. Никсиец словно не замечал уборщика, упёршегося в его ногу.       — И всё же прости меня, — Хирмунт несмело подошёл к нему, готовый получить удар. Но от Тонделя не исходило злости. Собственно, он вообще не испытывал никаких эмоций. Таким пустым его сделало неверие в происходящее. Как можно относиться к тому, чего нет?       «Лучше бы ты злился», — Хир обнял Тонделя и удовлетворённо усмехнулся, когда никсиец отпрянул. Сжав его объятьями так, что из лёгких Тонделя начал выходить воздух, Хирмунт почувствовал знакомые мысли Деля.       — Чёрт, да я прощаю, только отвали! И без тебя хреново! — повезло, что Хир был сильнее, если бы Тондель вырвался из его рук, он бы получил по щам. — Перестань!       В обычно холодном голосе проскользнула истерика. Тондель едва сдерживал слёзы обиды, боролся с ними, понимая, насколько они глупы и эгоистичны, но ничего не мог с собой поделать. Хир знал это состояние и прекрасно чувствовал, что сейчас Деля надо поддержать. Нужные слова найти было трудно, поэтому Хирмунт молчал. Молчал, пока тёплая капля не упала ему на лицо.       — Эй, утри слёзы, солдат, — шёпотом подбодрил он Тонделя. — Возьми себя в руки.       — Иди к чёрту, — бросил Тондель, освобождаясь от объятий. Хир не стал препятствовать, только стёр чужую слезу со щеки и демонстративно слизнул её с пальца.       — Ого. Дель, почему твоя слеза сладкая? — Хирмунт насмешливо выгнул бровь. — Что у тебя ещё сладкое?       — Извращенец! Псих! — Лицо Тонделя быстро вернуло себе обычный цвет и даже стало на пару тонов румянее.       — Ты живёшь с психом в одной комнате, — напомнил Хир.       — Я надеюсь, что твои расстройства мне не передадутся. Ты же странный. Следуешь за мной везде, бесишь. Как девочка-сталкерша. Или ты с кем-то поспорил?       — Самая долгая твоя речь в мой адрес, — а содержание речи было пропущено мимо ушей. — Пора идти, мы задержались.

***

      Абсолютно вымотанный Фиом ушёл в комнату вместе с близнецами после спарринга с леди Люичи. Зайдя в душ, он прокручивал в голове этот бой. Конечно, капитан похвалила его скорость, но даже стремительные движения не помогли хотя бы задеть её.       — Вот засада… — пробормотал Фиом, открывая тёплую воду. — Надоело быть хуже всех. Кому нужна скорость, если всех сил не хватает на удар? Ли хоть платье её смог порезать, а я маячил там как муха, только мешал.       Его сетования растворились в шуме воды. Тёплые струи смыли с него пот и расслабили натруженные мышцы. Фиом упёрся лбом в стену и тяжело вздохнул.       — Сейчас… — прошептал он едва повинующимися губами, — постою немного и в постель…       Струи воды, бьющие из душа, ласкали его плечи, шею, спину, как чьи-то ласковые руки… Бледные пальцы скользнули по груди, на миг сжали сосок и тут же отпустили, огладили живот, провели по бедру, впились…       — Аах! — Фиом вздрогнул и томно выдохнул. Его руки заметались, ища ещё прикосновений, но нашли только запотевший пластик стены.       — Ты такой чувствительный… — Эти ласковые пальцы, состоящие, казалось, из одних суставов, плотно прижимались к векам Фиома и были единственной опорой в полной темноте. А ласки становились всё более дразнящими, тело Фиома охватывал жар.       — Н-нет!.. — всхлипнул он, чувствуя ладонь, накрывающую самое интимное место.       Спину обжёг поток ледяной воды. Фиом отпрыгнул, моментально проснувшись и едва не поскользнувшись на полу душевой. «Что это было?! Хорошо, что моя порция горячей воды закончилась, — подумал он, в спешке намыливая голову, — а то эта хрень мне бы доснилась!» Ледяной поток освежил мысли и придал заряд бодрости. Особенно бодро Фиом растирал замёрзшие руки и ноги.       Но покинув ванную, он не почувствовал тепла. Мокрые волосы, которые обычно сохли за пару минут, висели медными сосульками. Фиом даже удивился, что не выдыхает пар.       — Фиом, согрей меня скорей! Ты же наш маленький огонёчек! — Лиунц выпалил это на одном дыхании и толкнул брата в плечо. — Доволен?       — Доволен, — хмыкнул Лай. — Твоя очередь. Правда.       — Да я о тебе и так всё знаю! — фыркнул Ли.       — Всё ещё в «правду или действие»? Вам не надоело? — спросил Фиом, натягивая свитер поверх пижамы. — И, кстати, чего такой дубак?       — Лучше сразу в форму влезай, — посоветовал Лиунц. — Жестковато, но тепло.       — Всё-таки решили сначала испытание холодом проводить. Потом, значит, жару устроят. «Солдат должен быть готов к сражению в любых условиях!» — процитировал Лай. — Ну что, Ли, ты спросишь сегодня?       — Да хоть… С кем был твой первый поцелуй? — лицо Ли приобрело хитрое выражение, с каким он замысливал свои шалости. Правда, обычно так же прищуривался и Лайон, сейчас же он оставался спокоен.       — С тобой.       Лиунц задохнулся, покраснел, потом побледнел. Фиом решил не представлять, как выглядел он сам, потому что изумление было абсолютным. Он только оформил его в слова, как Ли совладал с языком.       — Охренеть! То есть… То есть, ты!.. — первое слово в подготовившейся фразе Фиома было таким же, но дальше Лиунц в очередной раз удивил реакцией. — То есть, ты предлагал научить, когда не умел сам?       — Ага, — Лай посмотрел на брата с улыбкой взрослого ребёнку. — Но научил же.       — Мм, Шай… — Хирмунт прижался к горячему телу друга. — Тебе нравится, что я беспомощен, когда слеп?       — Ты так вздрагиваешь при каждом движении… Если тебе неприятно, я перестану, но ты вроде не особенно против. — Шайнис услышал скрип койки и замолчал, ожидая, что скажет Тондель. Никсиец не обманул.       — Вы можете призаткнуться? — чертыхнулся он.       — Или что? — спросил Шайнис. — Побежишь Сольшеру жаловаться?       Тондель сел на постели. Хирмунт с удовольствием отметил, как изящно взметнулись его волосы, ниспадая на бледное лицо. Эту мысль он и передал Делю в обход Шайниса. Тут же ярость Тонделя, начавшая разгораться, угасла.       — Спите уже, — бросил он.       Хир откинулся на подушку, слыша дыхание Шая. Он вспомнил, как на миг забыл его имя. Кем он хотел его назвать?       — Шай, — нежно прошептал он и поцеловал его в лоб. — Шайнис.       — Почаще бы ты так делал, — улыбнулся тот.       Тондель что-то недовольно промычал со своей койки и накрыл голову подушкой. Хир укутался в одеяло с головой — его уши начали мёрзнуть.       «Дель. Ты хотел назвать его Делем.»