— Что ж, друзья мои, я сегодня на вашей прекрасной базе последний день, — Люичи прохаживалась перед тремя отрядами, держа руку на эфесе меча, и говорила прощальную речь. — Я бы задержалась и подольше, но мой замкап тогда точно выбросит меня в космос. Мне было приятно посмотреть на новое поколение бойцов, встретить старых знакомых. — Она кивнула Сольшеру и Полю, командир второго отряда поклонился в ответ, командир первого — фыркнул и отвернулся, его пальцы непроизвольно дотронулись до пореза. Люичи улыбнулась Михелю и кому-то в третьем отряде.К удивлению Фиома, руку к сердцу приложил Хирмунт. — Я бы рассказала вам многое, да, но, к сожалению, мне пора. Вы — те, кто закончит эту войну, я в это верю. Ваши жизни будут отмечены подвигом. Друзья, будьте храбрыми и справедливыми, не знайте пощады врагу и не бросайте товарищей. Да запомнят наши имена!
Она отдала честь. Спустя секунду единым порывом взметнулаясь сотня рук.
— Мам, ты умеешь сказануть, — улыбнулся Михель перед тем, как Люичи, напоследок поцеловав его, отправилась к себе на «Стрелу». До ангара капитана провожали и командиры, но у шаттла-шлюпа остался только Михель.
— А то! — подмигнула Люичи. — Кстати, ты с Хиром Вайером знаком? Я с ним так и не поговорила.
— Хирмунт из третьего отряда? Мы не особо общаемся. А что? Откуда ты его знаешь?
— Он с Велнии. Для него служба значит больше, чем для многих.
Михель слушал с огромными глазами.
— Тот мальчик, которого ты спасла?
— Именно он. Мог бы и поболтать со мной. — Люичи картинно надула губки, ступая в шлюз. — Передай ему привет. А ещё рыжику, который Фиом. Он такой миленький.
Михель помахал матери рукой и стремглав помчался к друзьям. Его сейчас заботил совсем не Хирмунт.
— Тондель-сама! — он поймал никсийца у входа в столовую. — Тондель-сама, Вы постриглись! Офигеть!
Тондель бледно улыбнулся.
— Да, знаешь, решил имидж сменить… — невнятно проговорил он.
— Как думаете, мне так пойдёт? — Михель, не заметив неловкости, зарделся, но взгляда не отвёл.
Тондель не сразу нашёл, что ответить первокурснику.
— Возможно. — Он задвинул за ухо сползающую заколку на своих волосах.
— Подожди. — Хель встал на носочки, снял с Тонделя заколку и прикрепил чуть выше. Пряди перестали закрывать зелёные глаза. Хель улыбнулся, звонко сказал: «Спасибо!» и упорхнул к своему столу.
— Лай! — Михель плюхнулся на стул, проскрипев по полу всеми его ножками. — Ты мне сейчас нужен будешь.
— И зачем же? — Лайон отвёл взгляд от нарукавного экрана, куда выводились новости.
— Доедим — скажу. Поторопись! — Михель начал сметать завтрак с тарелки.
— Эй, я так не играю. — Лай положил ложку.
— Не будь занудой! Ладно, мне нужен парикмахер.
На Хеля уставился даже Ли, до этого спокойно поглощавший собственную стряпню.
— С чего вдруг? — спросил Фиом вместо него — иначе Лиунц непременно бы подавился.
— Тондель-сан. Вы видели, как он теперь выглядит? — Михель втянул в себя последнюю макаронину, в несколько глотков опустошил стакан и, грохнув им по столу, продолжил. — Такой крутой. И сказал, что мне пойдёт так же.
— Ничего не знаю. — Лайон помотал головой. — Мне ты нравишься с длинными волосами.
Фиом заметил в этих словах каплю отчаяния и решил помочь.
— С этой стрижкой не слишком удобно. Я носил когда-то такую.
Михель его не услышал.
— Лай, во имя Небес! — воскликнул он, хватая Лайона за руку. — Ты превращаешься в мою бабусю!
Фиом передумал встревать.
— Спорю на что угодно, Лай сейчас ревнует как никогда, — пробормотал он в стакан.
Ли наклонился к его плечу.
— У нас говорят «как это самое». Давай пари: Михель будет встречаться с моим братом.
Фиому эта идея показалась абсолютно невероятной. Лайон и Михель сейчас ссорились так, что искры летели. Неудивительно, что окружающих они просто не замечали.
— Хель будет бегать за третьекурсником, — уверенно сказал Фиом, пожимая руку Ли. — На что спорим?
— На дежурство. Любое, где бы когда бы ни назначили. — Лиунц стиснул пальцы друга и позвал через плечо: — Эй, Римз, разруби!
Райо Римз обернулся и приблизился. Он был одним из немногих, кого не звали по имени, и одним из ещё более малочисленных ребят, кто терпел такое обращение.
— Ого, спорите? — Он пошевелил длинными ушами. — Ли, ты, похоже, проиграешь. Шансы на твой вариант маловаты.
— Моё дело, мыслечтец! Руби.
Райо разделил ребром ладони их руки, улыбнулся и ушёл.
— Морасов не люблю. — Фиом проводил его взглядом. — Они с Хиром похожи.
— Римз волосы красит, а у Хира настоящий цвет, — немедленно оспорил Лиунц. — А ещё Райо — шиамор.
— Но рос точно на Морассе. Способности-то ого-го. На другой планете даже у чистокровных морасов восприятие притупляется, особенно, если с детства там жить.
Ли пожал плечами и перевёл разговор на другое:
— Слушай, что тебе снится под утро? Ты вчера вроде говорил во сне.
Фиом вскинул брови.
— Правда? И что же?
— Ты там чего-то просил не делать. Я не расслышал почти. Не подумай, я не подслушивал, просто сам от кошмара проснулся. У меня они изредка бывают… Лай с утра как-то домашку делал и тоже слышал.
— Странно, — задумчиво произнёс Фиом, — Может, и снилось. Я не запоминаю снов.
Притворство удалось. В действительности Фиом продолжал видеть сны о девочке. Над ней постоянно издевались разными способами. Мучили при ней животных, дразнили. Правда, на неё саму руку никто не поднимал.
Фиом вспомнил сегодняшний сон. В серой пустоте девочка сидела в углу, уткнувшись в коленки, и плакала так горько, как могут плакать исключительно дети. Только это был не конец сна, а его начало. Фиом хотел подойти к ней и утешить, но кто-то удержал его.
— Есть тот, кто сможет её защитить.
И защитник появился. Это был Хирмунт, только лет на десять младше себя настоящего. Он подбежал к девчушке и погладил по волосам.
— Ритка, не реви. Кто тебя обидел? Я им покажу!
Потом Хирмунт стал собой взрослым. Он взял её на руки и ушёл туда, откуда возник. Осталось лишь эхо его слов. «Рита… Сестричка…»
— Вот видишь. Он всегда спасёт её, — чужой голос звенел от ласковой грусти.
Фиом шёл вместе с отрядом в тир и сосредоточенно размышлял. Чей это был голос?
Сложнонаведённая галлюцинация — подарочек Хира? Или это другой морас, Шайнис, троллит его? Больше морасов на третьем курсе не было, а со второгодками Фиом не знакомился. Или кто-то из своих?
Он уже было открыл рот, чтобы спросить у Ли, хорошо ли тот знает Римза, но неожиданно сменил решение.
«А ему это надо? Разве у него своих неприятностей нет? — подумал он то ли о Райо, то ли о Лиунце. — Я просто слишком мнительный. Лучше займусь реальными проблемами.»
— Цельсь! — Фиом вскинул винтовку и упёр приклад в плечевую пластину.
«Правильное решение, парень!» — От неожиданности Фиом нажал на спуск за долю секунды до громового «Пли!»
Несмотря на то, что палец дрогнул, пуля сбила мишень.
— Пли! — И ещё одну.
— Пли! — И третью тоже.
— Перезарядка!
За грохотом, неизменно сопутствующим смене магазинов, Фиом снова услышал в своей голове голос: «На стойку не клади, в бою у тебя её не будет — к бедру прижимай.»
Фиом только замешкался из-за этого совета.
«Ты кто, умник?» — Он вновь прижал винтовку к плечу. — «Не мешай!»
— Цельсь! — резанул воздух голос комадира.
Фиом выбрал мишень и сосредоточил на ней всё своё внимание.
— Пли! — Пуля только зацепила край: в момент выстрела под руку будто кто-то толкнул.
«Дыхание. Задерживать выдох не учили? Если бы не я, ты бы вообще не попал!» — Фиом осознал сразу несколько вещей: голос принадлежит женщине, дамочка любит покомандовать, и при этом она всецело права.
«Замолчи.» — Лицо и уши Фиома окатило жаром — своих косяков он ужасно стыдился.
«Блин, покраснел! И на жару не спишешь!» — А это они подумали хором: Фиом — с испугом, а неизвестная — с весельем. Даже размышлять теперь стало опасно — ещё кто-нибудь заметит неладное — поэтому усилие воли вылилось в мантру «Заткнись-заткнись-заткнись!». Фиом даже украдкой начертил на прикладе символ от нечисти из какой-то детской сказки. Что помогло — непонятно, но голос затих. Будто связь прервалась.
***
— Сознание не теряй. — Тондель не успел отойти от пронёсшегося ураганчиком Михеля, как рядом нарисовался Хир.
— О чём ты? — мрачно зыркнул на него Тондель.
— Такому нарциссу как ты не пристало впадать в ступор от похвалы. А то сделали комплимент — ты и залип! — Хирмунт подхватил его под локоть и увлёк к столу, не переставая щебетать.
Тондель даже не сразу смог вырвать руку из цепких пальцев мораса.
— Отстань, а!
— Нет-нет-нет, ты же не хочешь, чтобы первокурсничек узнал причину «смены имиджа»? — Хир обернулся, на миг посерьёзнев, и в глазах его промелькнула угроза.
— Вот и умница, — подытожил он, — и не делай такое лицо.
Тондель закусил губу, понимая, что вся станция легко может узнать, как он взахлёб рыдал ночью. А Хир тогда утешал его, и ведь успокоил! Куда делось то сочувствие? Оно выглядело таким искренним. И этот мелкий шантажист прекрасно знает, насколько Тондель в его власти. Пара слов сплетникам, и вот уже все зовут тебя не иначе как девчонкой, слабаком, тряпкой.
— Fuck you! — прошипел Тондель, маскируя фразу под вздох.
— Что-что? — взмахнул ресницами Хирмунт.
Тондель решил, что нужно что-то делать. Однокурсник пытается его достать — у него получается. Подколоть в ответ не выйдет — нещадно давят опытом. Значит, надо действовать неожиданно и убойно.
— I love you! — Если безобразие нельзя прекратить, его надо возглавить. Тондель сам от себя такого не ожидал, но результатом был доволен. Хира такое заявление обескуражило, пусть и ненадолго.
— По тебе не видно, Дель. — Но ушами он всё-таки задёргал, ища подтверждение. Тондель понял, что три заветных слова Хирмунта зацепили, и привычно до боли укусил себя за язык. Этот способ пока не давал сбоев.
— Но признаться очень мило с твоей стороны. — Шлепок по заднице хвостом и шипение в голове: «Лгунишка!» со странной ноткой сожаления.
За едой Тондель старался лишний раз на морасов не смотреть. «Чёртовы телепаты», тоже не глядя на него, общались между собой. О чём, для Тонделя оставалось тайной, узнавать которую, он, впрочем, не слишком-то и хотел. Хватало ухмылки Хирмунта, от которой по спине пробегали противные ледяные мурашки.
«Как там пожелание Иниши?» — игриво поинтересовался Шайнис, проворными движениями разрезая мясо на тарелке.
Хир помолчал, выуживая из бардака в голове одну-единственную сцену и тщательно обрабатывая её. Ни к чему Шайнису видеть его досаду (откуда хоть та взялась?) на откровенную ложь Деля. Вот, теперь и показать не стыдно!
«Ого,» — волшебное признание, да ещё и произнесённое на их языке, пусть и с резким никсийским акцентом, Шая явно впечатлило. Немногословная реакция компенсировалась мощной волной изумления. Хир позволил себе победную улыбку: если даже этим удалось удивить Шая, то Деля завоевать становится делом чести.
«А что до моего?» — спросил Шай, оборвав его ликование.
«Неблизко, — констатировал Хир, — но знал бы ты, как мне хочется его исполнить!»
Шайнис заткнулся. Просто заткнул себе рот порцией бифштекса. Просто забил в себе желание немедленно прекратить этот дурацкий спор. Хир-то уже не остановится…
Шай не ревновал. На Хира он не имел никакого права. Тот даже мысли свои от него захлопывал, как старую рассохшуюся дверь. Вломиться, конечно, можешь, но я вроде как против. Шай всегда слегка надавливал. Дома статус обязывал, на базе привычка выползла. Никто не противился — большинство просто не умели — телепатами не были — а морасы вежливо выходили на контакт. Однокурсники, те вообще Высочеством поддразнивали, охотно подставляя мысли и считывая настроения. Правда, это им быстро надоело. Где-то через полгода после начала учёбы. А ещё через полгода их не стало. Командирская тройка погибла вся в том злосчастном бою. Сёстры Йорико и Синма пытались накрыть своего командира дистанционным щитом и сами остались без защиты. А никсиец Эфрай, парень Йори, покончил с собой через несколько месяцев, уехав домой. Морасов в «Сомерии» осталось двое: Шайнис и Хирмунт.
И ни один из них на другого претендовать не мог.
Шай запил размышления горячим чаем. Просто друзья. И всё.
Но Тондель, занявший место Эфрая, нервы трепал знатно. Сильный он и вспыльчивый. Хира и победить может. А за лучшего друга Шайнис не мог не бояться.
***
Михель и Лайон, едва не перебив посуду и не придушив друг друга, всё-таки сошлись на компромиссе в отношении причёски. Первое им сделать помешал бы пластик, из которого тарелки и стаканы были сделаны, а второе — неловкие пальцы в форменных перчатках. Ножами и серпами Хель с Лаем всегда работали голыми руками, перчатки из спецволокна со вшитой бронёй сейчас очень мешали и сковывали движения, но без них руки отмерзали на раз-два. Командир Сольшер курсантов не жалел и климат задал самый что ни на есть рантийский. Фиом только посмеивался, когда кто-то из друзей в очередной раз ронял ложку или перо и ругался сквозь зубы.
В общем, Хель теперь щеголял скошенной чёлкой на левый глаз. Длинные же косы Лай не раз вызывался ему заплетать после нытья и жалоб. Но Михель краснел и неизменно отказывался, причём так, что Фиом уверялся в своём грядущем проигрыше. Поначалу его это удивляло, а потом начало радовать. Лиунц же сиял. А подтрунивание и шутки были гораздо приятнее и выносились легче беспокойства и тоски. К тому же Лай больше не напоминал о произошедшем между ними разговоре, это дорогого стоило.
Что до Фиома, его полностью захватили симуляции. После ухода леди Люичи курсантов допустили к самостоятельным занятиям на симуляторах, и Фиом проводил в программных мирках времени столько же, сколько в тренировочных залах, а сил тратил на порядок больше. Форму он не терял благодаря физподготовке, которой расписание было просто забито, хотя иногда безбожно занятия прогуливал, то прячась в медотсеке у добрых сестричек вместе с самым ленивым парнем в отряде — Мирсу, то набирая дополнительных дежурств — всё равно не настолько выжимали. Друзья начали беспокоиться, поглядывали нервно, но одному человеку на это было абсолютно плевать.
Командиру Сольшеру. И это было крайне странно, так как обычно прогуливать было себе дороже. Но в последнее время Стальной Сольшер будто забил на своих подопечных огромный болт. Курс понемногу вошёл во вкус свободы и позволял себе всё больше вольностей, хотя оставались и те, кто держал планку. Троуг регулярно повторял своим друзьям, что эта свобода пахнет «бесплатным сыром».
Фиома же привела в чувство Отль. Привела самым действенным способом: поймала в захват и дотащила до зала, не обращая внимания на пинки, которыми рыжик успел её несколько раз наградить.
— Вот до чего ты докатился! — она шумно пыхтела, бросив Фиома на пол. — А раньше я тебя скрутить не могла!
— Отль, отстань! — он сел и посмотрел на девушку снизу вверх. — Я, по-твоему, сам разобраться не могу?..
— Не можешь. Ты солдат, впереди твоя война.
Она уселась рядом и боднула его шлемом в плечо.
— Тебе ли не знать, что дело не в тренированных мышцах, а в оттачиваемых инстинктах?
— И не в них, Отль. В дисциплине. От нас нужно беспрекословное подчинение. Терпеть не могу, когда меня контролируют!
Отль внимательно посмотрела на него. Фиом заметил, что зрачки у неё в форме молний.
— Ты дурак или прикидываешься? Это армия, недалёкий мой! Жаль, что мать-природа тебя мозгами обделила, только тут они и не нужны особо, — Отль вскочила на ноги одним красивым прыжком. — Вставай и дерись. Вставай, или я изобью тебя! Отработаем все твои пропуски с лихвой!
«Дорогой дневник, я с трудом могу писать. Болит всё тело, мёрзнут и не могут держать ручку пальцы. Странно, что не замёрзли чернила… Нападает апатия, я не высыпаюсь и начинаю подозревать себя в умственном расстройстве: то и дело слышу в голове девичий голос, комментирующий происходящее. Я пытаюсь её игнорировать…
Только что она назвалась: „Фиомма-Хира — твоё второе я!“, но мне в это верится с трудом. В симуляции я слышу эту шутницу чётче и почти догадываюсь, кто она. Но я возвращаюсь в реал и всё ещё не знаю, как к ней обратиться.
Страдать фигнёй больше не получится: за наш отряд взялся командир Зитцер. Сольшер ходит по станции угрюмой тенью, но больше сидит в рубке.
Даже жаль его. Третий курс над нами посмеивается…»
Эту запись Фиом так и не смог закончить. Ручка всё-таки замёрзла, а искать карандаш совсем не хотелось.
Несмотря на то и дело уходившую в глубокий минус температуру, ни один из курсантов даже не простудился. Не зря они проходили строжайший медосмотр перед зачислением и укалывались вакцинами от всех известных заболеваний. Большим плюсом испытания морозом стал несколько раз перекопанный и максимально облагороженный биосектор. Растения-то вымораживать никто не собирался, и народ это быстро просёк. А так как праздношатающихся из «сада» попёрли ещё в первый день искусственной зимы, будущие пилоты бодро взялись за грабли и лопаты.
Фиом от них не отставал, хотя и побаивался чудесных цветочков. Эрлисы больше себя активно не проявляли, но и рыжик старался держаться от них подальше. А «неактивные» проявления заключались в пощёлкивании и свистках, из-за чего Фиом чувствовал себя вышедшим на улицу в юбочке «по аппендицит». Причины такого поведения Фиом не понимал, а вот Райо и Мирсу, дежурившие вместе с ним, хохотали до икоты. Голос в голове ехидно сообщил, что знает, в чём прикол. Фиом привычно проигнорил.
