Война слепа

      Но перерыв на подумать не был ничегонеделанием: вернувшись в комнату, Шай нашёл там набор совершенно неожиданных курсантов. Сосед Мерриган — шианикс и при этом почти нацист, мрачный шкаф с квадратным подбородком, — хмуро ожидающий, пока народ наболтается. Пушистик Джошуа, радостно улыбнувшийся Шаю. Альюз Реншар, изящный мальчик, кажется, с примесью лионца, зовуще махнувший ему колодой карт. Юный Анграй, частично дзорук или рантиец из «Касты», слегка смущённый и польщённый приглашением ребят на полтора курса старше.       — Сыграешь с нами? — пытливо зыркнул Ал.       — «Напрашиваешься, Юззи», — шепнул Шай в гостеприимно раскрытый разум.       — И правда, посмотрим на хвалёную морасскую телепатию, — хмыкнул Мерр. — Она тебе не поможет, Шай.       Блоки он, выросший на торговой базе Дешзарим, научился ставить ещё в детстве, но Шай бы себя не уважал, если бы не сумел обойти их. Всё-таки его подготовка была на пару порядков выше средней морасской.       — Сыграем, — решительно плюхнулся Шай на койку между Альюзом и Граем, напротив Мерра.       Анграй дал колоде команду раскидать карты, и наборы по шесть легли перед каждым курсантом. На левую бровь каждый прилепил датчик, позволявший видеть лишь свои карты, и Шай первое время морщился, привыкая.       — Ришет, четыре, — показал меньший козырь Альюз.       — Ходи, — позволил Грай.       Шай тоже кивнул, вглядываясь в окружающих.       Джошуа отправил две карты в отбой и сходил под Мерра, начиная светскую беседу.       — Грай, что там у тебя в отряде происходит? Двое небоевыми потерями?       Анграй прижал пушистые чёрные ушки.       — Фиом напал на Мирсу, оба в лазарете, — он не сразу заметил, что Мерриган перевёл ход под него. — Ой. Та-ак…       Шай заменил мысль перевести в его голове так ловко, что Грай даже не заметил чужого влияния. Первокурсник отбился козырями, после чего получил по дополнению с каждой стороны. Пришлось загребать.       — Ну вот, мы особо не знаем, что между ними произошло, — продолжил Анграй, — но вроде изначально никто насмерть биться не собирался. Это ж тренировка была.       Шай дополнил свой набор парой кенриев и выложил их перед Алом. Тот замешкался, тем временем хвост Шая уже коснулся его спины, передавая команду взять. Альюз фыркнул, потянулся было, потом очнулся и быстро накрыл карты старшими по масти. Шай скрыл досаду потиранием переносицы. Было трудновато вести свою игру и при этом вслушиваться в разговор. Влезать со своими репликами он не решался, ни к чему народу помнить, что он особенно интересовался этим делом.       — Мой друг со второго курса тренирует этого Фиома. Отль просто в тихом ахуе, — поделился Джошуа.       — Не выражайся, — ткнул его в плечо Мерр.       Альюз облизнул губы и иронично сощурился, поймав его взгляд. Мерр внешне не отреагировал, а Шай осторожно считал эмоциональный фон. Пусть он и влез на самом ясном уровне, не закапываясь в головы к обоим однокурсникам, мысль Ала была достаточно громкой, чтобы перехватить её:       — «А кого нужно называть ебливой блядью, чтобы выжать пару стонов?» — риторически хмыкнул Ал, как он считал, про себя. Мерриган ответил вязкой волной смущения. Шай с трудом удержал лицо.       Спустя пару ходов в лидеры выбился Шай, но тщательно контролируемый им разговор не покинул пределы темы. До финала оставалась пара ходов, и это был последний момент, когда можно было что-то узнать.       — Я слышал, Мирсу обозвал его обузой на наших плечах. А после этого уже вынимал из живота стилет, — Анграй смотрел себе в колено, подёргивая ушами, благодаря которым он и располагал этими бесценными сведениями.       — Неприятно, конечно, да и не совсем правдиво, но даже если у него пунктик, такая ярость… — проурчал Джош. — Как он вообще сумел пробить броню?       — Иниши шепнула, он себе этим чуть руку не оторвал, — поморщился Мерр.       Шай постарался сохранить спокойствие, хотя жутко захотелось вздрогнуть. Всё это слишком напоминало легенды и страшные сказки о вселении неприкаянных душ. Дух боли не чувствует, и под чутким руководством подчинённое тело может вырвать себе все ногти, пальцы, сломать хвост, а челюсть просто снять.       Кон завершился, раздали вновь, но брать карты не стали.       — Альюз, пупсик, — оскалился Грай, игриво прикусывая нижнюю губу клыками, — что нам с тобой сделать?       — Пусть Мерра поцелует, — шутливо предложил Шай.       Мерриган сбледнул с лица, стиснул зубы до посиневших желваков и промолчал.       — А и пусть, — фыркнул Джошуа. — Голосуем.       Трое за, один воздержался. Альюз улыбнулся и мягко коснулся губами губ Мерра. Тот, смирившись, подался навстречу, наматывая на палец шелковистую прядь Ала. Шай первым сомкнул ладони в сухих аплодисментах. Игра продолжилась.       В этом кону карты шли на редкость плохие, впору заподозрить коллективный мухлёж. Шай подёргивал ушами, улавливая намерения оппонентов, но всё шло наперекосяк.       — Как там твой второкурсник? — поинтересовался он у Джоша, протягивая руку к колоде. Две карты прыгнули в ладонь.       — Нормально, не волнуйся, — но голос рантийца потеплел чуть ли не до мурлыканья.       — Чудом им с Крайсом не перепало тогда, а? — потёр висок Грай.       Шай чуть публично не поблагодарил его, хоть и подтолкнул эту мысль в чужую голову сам.       — Я вас умоляю! — вздохнул Альюз. — Хватит об этом. Да, им было нечего делить, да, Фиом зря так буйно отреагировал, но… это переливание из пустого в порожнее.       Мерриган веско кивнул.       — Нервы сдали у паренька. Теперь поплатится. Его вина стопроцентна. Наверху не допустят риска.       — Скорее всего, — начал Грай печально, — они сделают из него предателя и замолчат это навсегда. Чтоб не позорить станцию.       — Скорее всего, — вмешался Шай хрипло, — они заставят нас его расстрелять.       Мерр окаменел окончательно, Ал сжал руку Джоша, хвост которого нервно метался из стороны в сторону, ударяя соседей, Грай в поисках опоры чуть не завалился на Шая, и на какой-то краткий миг все соприкоснулись с Шаем друг через друга. Спустя секунду Мерриган взял свои карты как ни в чём не бывало. Шай ткнул в плечо Грая, приводя первокурсника в себя, и тот заулыбался, чувствуя, что выглядел как дурак.       — Ща я опять проиграю, задайте то же самое, — пошутил Ал, просматривая своё богатство.       — А потом выйдите отсюда нахер и дверь закройте с той стороны, — хищно добавил Мерр, голос его стал на октаву ниже и завибрировал.       — Обязательно, — фыркнул Грай. — Ходи, Джош.       Разговор переключился вначале на учёбу, потом на тренировки, а дальше ушёл в будущее.       — Я хочу в исследовательскую группу на какой-нибудь планетоид, — неожиданно честно поделился Мерр.       — Ты же понимаешь, что там без морасов не обойдётся? — фыркнул Ал. — Да и без дзоруков тоже.       — В никсийском пространстве — вполне себе.       — Тогда я не смогу тебя навещать, я гражданин Лионики, — Ал сделал притворно грустное личико. — Скучать буду смертельно.       — Членов семьи допускают, — между делом сообщил Грай.       Мерр сумел не покраснеть и кивнуть. Шай позволил себе смешок, и тут же хихикнул Джош, поймав его взгляд. Альюз попытался исправить ситуацию фразой о том, что друзья могут быть ближе семьи, но лишь усугубил дело. К теме Фиома больше не возвращались, и Шай расслабился. Но только на время: Фиома нужно было спасать, каких бы счетов к нему ни выдвигал Шай за Хирмунта. И даже его друзья-первокурсники до конца не осознавали, что грозит рыжику с открытым ментальным полем.

***

      — Кстати, Дель, — проговорил Хирмунт, валяясь на кровати, — я заметил, что у тебя совсем нет шрамов. Будто ты и не служил два года.       — Спасает мастерство, удача и броня, — лаконичный ответ лишь распалил любопытство Хира. Дель явно чего-то недоговаривал.       — А твои руки такие гладкие. Без отметин и рубцов, даже пальцы все целы. И это руки мечника?       — И это руки мечника, — Тондель тяжело вздохнул, поняв: морас так просто не отстанет. — Отмазы не прокатят, да?       — Ага, — Хирмунт почувствовал, что тот готов сказать нечто важное. Честнее сказать, он сам подтолкнул соседа на откровенность.       — Вообще, на представителях нашего народа всё быстро заживает, но один шрам у меня есть, — Тондель кожей ощущал заинтересованность Хирмунта. — Повышенная восприимчивость к гентириуму делает инкрустированное им оружие более опасным для жителей Никсии.       — Почему же я никогда не видел этой отметины? Она на том месте, которое народу не показывают? — Хир подкалывал Деля уже по привычке, хвостом глухо постукивая по постели.       — Я ни к кому не поворачиваюсь спиной.       Эта фраза прозвучала то ли как вызов, то ли как стартовый сигнал для Хирмунта. Он накрыл ладонь Тонделя своей и заглянул в его глаза.       — Можно? — голос Хира отозвался эхом в голове, вопрос был выдохнут прямо в губы, и Тондель не смог противиться. С дрожью кивнув, он вовлёк мораса в поцелуй, а руки последнего переместились на плечи никсийца и заскользили вниз. Ловкие пальцы проникли под рубашку и осторожно задрали ткань, поглаживая прохладную кожу. Но вот на гладкой шелковистости Хирмунт нащупал один стежок, за ним другой, третий…       — Всего пять, — Тондель не дёргался, его голос ни капли не дрожал, но стал таким же неестественно пустым, как после стрижки.       Хирмунт провёл рукой по шраму и накрыл его двумя ладонями, а Тондель продолжил, загипнотизированный волной спокойствия, накатывающей от Хирмунта прямо в мозг:       — Единственная, кому я доверился, оставила мне это…       Она приехала на Никсию с экскурсией от колледжа. Невысокая для дзорука, во многих никсийских домах она задевала ушами потолок. Одевалась со вкусом, но просто; не кичилась происхождением и просила называть её коротко.       Риа. Полного имени она не называла, иначе Тондель бы запомнил. Ведь нельзя забыть имя той, кто свела тебя с ума, занимала все твои мысли и даже сны. Она училась с ним в одном классе, хотя и была старше на год. Если бы не длинные острые ушки с завитыми кисточками да выглядывающий из-под подола рубашки шелковистый хвост (а она не позволяла ему поднимать край юбки, как делали другие девчонки из Элшианского Колледжа Ю и Эймо), со спины Риа выглядела бы обыкновенной никсийкой. Но смуглое лицо выдавало инопланетянку так же, как и особая аристократическая осанка. Благородное поведение, вежливая улыбка и добрый взгляд располагали к ней всех, даже тех, кто видел её в первый раз. Училась Риа отлично, помогала и предлагала помощь любому, но так ни с кем и не подружилась. Яркая, как звезда, и такая же одинокая. Пусть Тондель и не мог до конца представить себе звёзды, ведь живущие под землёй никсиане видели их только в фильмах, он сравнивал Риа именно с ними.       Когда он позвал её на свидание, на согласие особенно не рассчитывал. Но она пошла с ним в кино, а потом в кафе. «Нет-нет, Дель, я заплачу сама, это же я нас сюда притащила!» Её смех звучал как колокольчик, а маленькая родинка у уголка рта приподнималась при улыбке. Она сократила его имя, чего он в его четырнадцать не терпел даже от родителей, и Тондель улыбнулся в ответ. Тонкие пальцы Риа сжимали его белую ладонь на карусели в парке аттракционов. Она прижимала уши к голове, целуя его в щёку, и как же он был счастлив! Ни на минуту Тондель не пожалел, что подошёл к ней в первый же день. Ни на минуту до дня последнего.       Она сама назначила ему встречу. Ещё с утра в день прощального «бала» Риа подошла к нему и попросила найти её перед вечеринкой возле Стального Монумента Шахтёрам. Их было всего четыре: Стальной, Мраморный, Стеклянный и Деревянный — самый дорогой, ибо, несмотря на название, сделан он был из светлой, лишь цветом напоминающей древесину яшмы. Последний стоял на главной площади и символизировал свет и добро. Мраморная пара в Виральском районе показывала вечное счастье двух влюблённых. Стеклянная девушка на площади Веры напоминала о несгибаемости и настойчивости. Стальной же Монумент был самым грозным и находился дальше всех от центра города. Фигура в допотопном защитном комбинезоне должна была говорить о самоотверженности, но выглядела безумно печальной и одинокой, хотя и продолжала упрямо смотреть в туннель, идущий в другой город. Будь Тондель романтичнее, отвлекись он от Риа, обязательно бы почувствовал жалость к скульптуре. Но сегодня Стальной был для него лишь ориентиром, путеводным маяком.       Тондель оглядел себя, расправил футболку и подтянул узел на ленте, которой связывал свои густые и жёсткие тёмные волосы в высокий хвост. И тут он увидел её. Риа медленно и неслышно вышла из-за памятника. Её серебристое платье переливалось в слабом свете растущих по стене пещеры грибов и колоний плесени. Шлейф с шелестом тёк по камням. Она казалась такой прекрасной и такой неуместной в этом неприглядном месте. Тондель побежал к ней, и она обернулась на звук его шагов, сложная гипсово-белая коса качнулась за её спиной. Он ждал, что вот-вот Риа позовёт его, и когда она приоткрыла свои пухлые губки, Тондель поначалу не воспринял то, что она сказала. Лишь многократно отразившись от стен эхом, эти слова достигли его разума.       Она сказала: «Взять его!»       Из-за камней, окружающих пьедестал Монумента, появились четверо старшеклассников из школы Тонделя. Он не слишком хорошо общался с ними, но предположить, что они вот так нападут, совершенно не мог. Драться Тондель умел, и без потерь скрутить его не удалось. Первый получил прямой удар в нос, послышался хруст; второму досталось по зубам, но ещё двое бросились на Тонделя со спины и заломили ему руки. От боли его колени подогнулись, и он упал на землю, глухо постанывая. Парень со сломанным носом подошёл и пнул его в плечо, и Тондель взвыл, смаргивая брызнувшие слёзы. Рука выскочила из сустава. Второй замах остановила Риа, властно подняв руку.       — Достаточно, — произнесла она, и Тондель ужаснулся: этот ледяной голос не мог принадлежать такому нежному, хрупкому существу.       Несмотря ни на что, Риа оставалась красавицей: её кожа будто лучилась золотистым блеском, улыбка была по-прежнему мягкой, но в глазах не было доброты, они стали глазами хищницы. Тондель не мог оторвать от неё взгляда и только прошептал, храня надежду неизвестно на что:       — Риа…       — Получите, распишитесь, Рейя, — раздался голос у правого уха. Его обладатель так коверкал имя своим акцентом, что Тондель невольно поморщился.       — Поговорим об оплате? — спросили слева. — Вы говорили, он не будет сопротивляться, так что мы бы хотели компенсации.       Парень, баюкающий челюсть, согласно кивнул.       — Так и вы обещали не портить товар, а теперь руку вправлять, синяки сводить, — она взглянула на колени Тонделя, в которые впивались острые камни.       Другой прогундосил:       — Клей’бо зейчаз здавидь будете?       Эти слова пробудили в Тонделе инстинкт самосохранения, он рванулся, но парни дёрнули за вывернутые руки, и Тондель заскулил, проклиная свою слабость. «Теперь ты будешь её рабом. Богатенькие любят ловить таких наивных идиотов, как ты», — удручённо констатировал внутренний голос.       — Риа, за что? — Тондель хотел понять, как же так вышло, что девушка, в которую он был влюблён, предала его. Никто его не слушал.       — Клеймо лучше дома выжигать, — в её руках появился блестящий нож с белой рукояткой, смуглые пальцы нежно провели по лезвию. — А вот волосы сейчас укорочу, да и строку оформлю. Держите его покрепче.       Строкой называли разрез в плоти раба, куда вводился датчик слежения и контроля. Клеймо хозяина обычно ставили над шрамом. Конечно, по дзорукскому закону, введённому примерно во время выхода в космос, «рабами» становились добровольно совершеннолетние люди, заключая контракт об оказываемых услугах любого характера, и клеймо было всего только временной татуировкой, данью традиции, а строку делать вообще запретили. Это была обыкновенная профессия, причём достаточно востребованная ввиду необычной эмоциональной связи «раба» и «хозяина». Но Тондель сомневался, что Риа настолько добра и законопослушна.       Она зашла ему за спину, опустилась на колени и задрала его футболку. Послышался неприятный звук надевания резиновых перчаток, спину протёр мокрый тампон, а затем холодное лезвие обожгло кожу. Порез был нанесён мучительно медленно, кровь заструилась по пояснице и промочила штаны Тонделя. Было больно, лишь колоссальное усилие воли заставило его удержаться от движений. По щекам Тонделя покатились слёзы, он опустил голову и даже не вздрогнул, когда Риа вставила в рану капсулу, немедленно впившуюся шипиками в мясо. Внезапно по телу словно прошёл мощнейший разряд тока, Тондель выгнулся дугой и захрипел.       — Гентириум? — с ужасом произнёс один из тех, кто держал Тонделя.       Видимо, Риа кивнула, потому что они тут же выпустили его и отпрыгнули подальше. На этот металл была врождённая аллергия у всех никсийцев, и каждое его прикосновение к коже оставляло на ней похожие на ожоги следы.       Риа подошла и встала так, чтобы корчащийся в агонии Тондель видел крошечный пультик в её руке.       — Итак, запоминай. Неподчинение — боль, попытка бежать — наказание и боль, попытка уничтожить или извлечь датчик активирует его автоматически. Хочешь жить — слушайся, не будешь — оставлю себе только твоё тело. Всё ясно?       Тондель судорожно кивнул, прокусывая губу и извиваясь лицом вниз в дорожной пыли.       — Умница, — она нажала кнопочку, и боль стихла, хотя рану ещё подёргивало. — Теперь лежи тихо.       Из того же чемоданчика, откуда был достан нож, датчик и перчатки, появился антибиотик и игла с нитью. Рану обожгло при дезинфекции; Тондель навсегда запомнил, как игла аккуратно входила в плоть, нить стягивала края разреза… Как с хрустом срезанных волос перекочевал на землю хвостик.       — Но ты не у неё. Как бежал? — Хир не убирал рук со шрама, забирая боль из воспоминаний Тонделя.       — Ей напомнили о вечеринке, и она ушла вместе с теми парнями. Меня связали и оставили под скалой. Повезло, что у Стального края плаща острые.       — А датчик? — Хирмунт прижал Тонделя к себе, вращая ушами и сам чувствуя саднящее покалывание в пояснице. Манипуляции воспоминаниями были довольно сложны как раз из-за ощущений.       — Ключом распорол нитки и вытащил эту дрянь. Бросил там же на камни, поэтому она ничего не заметила до утра. Меня заштопали, парней повязали, она ушла. Никто даже не искал.       Хирмунт знал эти порядки: благородным и богатым порой прощалось такое, за что обыкновенного гражданина могли даже казнить. Одинаково судили лишь в военное время, но война грянула только через два года.       — С тех пор я никому не верю. Я, — Дель помедлил, но всё же нашёл в себе силы признаться, — боюсь, что меня вновь предадут.       — Тогда позволь мне солгать, — Хирмунт лукаво сощурил розовые глаза. — Я солгу, а ты — не верь.       Тондель не сразу понял, но через секунду согласно улыбнулся.       — Хорошо.       Морас прижался к Делю всем телом и едва слышно прошептал:       — Когда-нибудь я предам тебя.

***

      Джошуа ехидно перетасовал голографические карты и отложил колоду в сторону.       — Что ж, господа, — произнёс он, едва ли не мурлыкая, — предлагаю определить Шаю истинно королевское наказание.       — Ну-ка? — хмыкнул Анграй, почёсывая серое пятно на левой руке. Когда он перестал краснеть, стала видна его естественная пигментация. Выдвижные когти тоже склоняли весы в сторону Ранта как его родины.       — Шай, ты же взял с собой сюда свой знаменитый мундир? — Джош толкнул локтем Мерра, и тот ухмыльнулся. — Облачайся, мы тут в жизни морасских принцев не видели!       Шай фыркнул. Ладно, будет вам облачение. Легко поднявшись с постели, он подошёл к шкафу и достал вакуумный чехол, в котором оказался парадный костюм, изготовленный точно по фигуре наследника Допплер. При всём внешнем изяществе, ощущалось облачение как скафандр: жёсткий серебристый воротник упирался в подбородок, перламутрово-синяя мантия, что крепилась к нерационально огромным плечевым доспехам, готова была яростно вцепиться в любой выступающий предмет, а высокий каблук сапогов с непривычки заставлял голову кружиться.       Шай переоделся прямо при однокурсниках, ощущая спиной взгляды этих «гетеросексуалов», — даже Джошуа не смог не засмотреться на его худощавую спину и подтянутые бёдра. Неожиданно захотелось соблазнить их всех, всех четверых, чтобы Грай сжимал челюсти от желания, когда просыпался от воспоминаний, чтобы Ал не мог потом смотреть ему, Шаю, в глаза, чтобы Мерриган разбил ему лицо за эту выходку, чтобы Джош, едва начавший встречаться с любимой девушкой, задыхался после от ненависти к себе и к своей слабой воле.       Последняя мысль Шайниса отрезвила и заставила снизить градус эротики. Он застегнул пуговицы, оправил рукава и взмахнул краем мантии, переливающейся искрами на свету. Зачесал волосы назад и обернулся через плечо.       — Продолжим игру?