Крылья, лапы и хвосты

— Ну, а этого как назовем? Ханджи подняла на вытянутых руках пухлого, в гладких складочках щенка, тот посмотрел вниз, потом на хозяйку и взвизгнул. Моблит пролистал книгу, которую держал в руках, вернулся к заложенной пальцем странице. — Что насчет Хеннинга? — И как хозяевам потом его звать коротко? Хен или Инг? Нет, Инг — выговаривается сложно. — А это будут уже их проблемы. Ханджи согласилась, да и звучало хорошо, гордо — Хеннинг, будто какой-то скандинавский завоеватель, взнимающий меч во славу Одина, а после заслуженно пирующий в чертогах Вальхаллы. Она опустила Хеннинга обратно на пол, тот потоптался на месте, а потом побежал и ткнулся под бок матери, Нанаба потрогала его носом, успокаивая. — А этот так и будет Гергером? — А почему нет? Тоже хорошо. Гергером звали одного из врачей ветклиники, и Моблит в шутку назвал так щенка за необычайно веселый нрав и морду, на которой всегда словно расплывалась улыбка, и лаял он звонче всех. — А девочка — Рене. Я давно решила. Щенки, потеревшись под материнским животом, затеяли игру; тот, которого нарекли Хеннингом, с разбегу попытался перескочить через спящего в сторонке отца, не рассчитал и рухнул на него весь, Майк вскинул морду, уши мотнулись в стороны. Но присмотрелся и лег снова, только лапой прикрылся. Типичный молодой отец, наученный спать везде, всегда, при любом шуме. Нанаба в последние дни тревожилась, мало ела, ещё меньше спала. Вскидывалась в полусне и носом трогала каждого щенка, подгребала под бок между собой и Майком, зубами подтаскивала назад, если кто-то из них слишком ворочался и укатывался от неё дальше, чем следовало. На прогулке она слабо реагировала на игрушки, даже на свой любимый резиновый мяч, бегом справляла нужду в положенном месте и просилась назад, домой, к детям. У Ханджи сжималось сердце. — Она всё чувствует? — спросила она Моблита как-то утром, когда Нанаба, сопроводив щенков к мискам, легла на пороге кухни, сторожа, чтобы они никуда не делись, точно стоило отвернуться - и случится дурное, непоправимое. Моблит пожал плечами. — Не стоит думать, что животные действительно обладают интеллектом, равным человеческому, но и недооценивать их не надо. Возможно, она понимает, что что-то должно произойти, чувствует по твоему поведению, ты ведь тоже переживаешь, вот она и нервничает. Ты же хозяйка — авторитет. Будь спокойнее, дай ей побыть со щенками эти дни, они у неё первые, она ещё ничего не знает, как оно бывает потом. Сплошные инстинкты. Ханджи на самом деле страшно волновалось, это и для неё были первые щенки — такие крохи, она и не видела таких никогда воочию, только на учебных видео для ветеринаров, тех, что показывал ей Моблит. Своих собак она брала уже чуть подросшими, как положено, какими их отдают хорошие добросовестные заводчики. Трехмесячный щенок — это совсем не то же, что месячный и уж тем более недельный. Ханджи смотрела за ними, следила, чтобы они хорошо пили материнское молоко, и чтобы это самое молоко у Нанабы было. Потом так же осторожно, под чутким присмотром опытного Моблита, переводила их на влажный корм, потом на мелкий сухой, какой и будут давать им скоро будущие хозяева. Все трое — отличные люди. Двое — семейные пары с детьми, но не совсем малышами, Ханджи специально расспрашивала, волновалась, чтобы щенок в новой семье не пострадал от любопытства ребенка. И один одинокий молодой мужчина, у него так горели глаза, когда он увидел щенков, когда смотрел на Нанабу и Майка и видел, какой станет его будущая собака. Поначалу она, конечно, пыталась пристроить щенков поближе. Предлагала друзьям, родственникам — несчастный Армин уже боялся отвечать на её звонки, потому что в трубке тут же раздавалось громогласное «Птенчик, ну возьми щенка!», — коллегам и Моблиту. Особенно Моблиту. Тот был непоколебим. — Либо ты должна привыкнуть к тому, что со щенками приходится расставаться, либо стерилизовать собаку и не заниматься разведением. Иными словами, не прикипать к этим золотистым пухлым комкам, поняла Ханджи, пропускать их мимо сердца, и ни за что не относиться, как к своим, потому что они уже от рождения — не её. Если она конечно не хочет иметь сначала пять собак, потом восемь, потом одиннадцать, это в случае, если Нанаба не станет приносить больше. Всё осложнялось тем, что щенкам нужно было дать имена, и уже не выходило думать о них, как о «том улыбчивом», «том, который вертит хвостом, когда ходит в лоток» и «девочке» — девочку отчего-то особенно жалко было отдавать, хотя и выбрал её тот приятный ответственный парень. Но собаки были породистые, с восхитительной родословной и продавались с документами получше, чем у некоторых людей, а в документах должно быть имя. Ханджи смирилась. Щенки, наигравшись, намаявшись, и в конце концов разбудив Майка, все прибились к Нанабе, лениво вытянулись рядом, отклянчив хвосты и смешные задние лапы. Нанаба со строгим и ласковым выражением морды подгребла их ближе, Хеннинга прикрыла хвостом, Рене - лапой, Гергеру уперлась носом в живот. Майк подошел, сел, зевая, рядом. — Красивая семья, — сказала Ханджи, стащила со стола ненужную уже книжку и стала листать, чтобы не поднимать глаза. — Ну опять что ли? — выстонал Моблит. — Ханджи, милая, это нужно принять. Нанаба опять начнет нервничать, возьми себя в руки. Она стащила очки, подышала на них, протерла полой футболки и строго сказала: — У меня есть ещё три дня. Не хочу ни о чем думать. Все мои. Пока что они все мои. Моблит обнял её за плечи.