***
Утро — хреновая штука, особенно если ты не в своей постели, не в своем мире и уж точно чувствуешь себя не в своей шкуре. Но зато голова не болит. Виктория подчищает все следы их пребывания в Проявочной, разгребает бумаги и удаляет запись с видеокамер внутри. Ничего особенного, просто Прескотт не хочет, чтобы кто-то знал о том, где он провел всю ночь и что делал. А возле самой академии их останавливает полиция. — Да ну нахуй! — в зеркале заднего вида Нейтан видит, как из машины к ним идет Дэйвид Мэдсен. В форме полицейского, с фуражкой, и при пистолете. — Вы серьезно?! Как он стал копом? — Ну-с, утро доброе, мисс Чейз, мистер Прескотт, — Мэдсен нависает над ними сбоку над стеклом, заслоняя весь свет. — Документы. — Доброе, офицер, — Виктория мгновенно преображается, приобретая вид самой очаровательной и милой девушки во всей Аркадия Бэй. Еще немного, и она просто засияет. Нейтан протягивает карточку, стараясь даже мельком не смотреть Мэдсену в глаза — мало ли, как насчет этой реальности, но в прошлой он свое получил, и больше с чокнутым придурком, который до сих пор под синдромом лестницы, связываться не станет. — Все в порядке, — возвращает ему удостоверение «коп-Мэдсен», а потом добавляет: — Ничего личного, сынок, просто Шон волновался, куда ты делся ночью, вот просил присмотреть. Шон? Он зовет его по имени? Ничего себе поворот. — Никаких наркотиков? — он сурово смотрит на них, а Виктория за двоих отрицательно мотает головой с видом — да что вы, как могли такое подумать. — Передавай привет отцу, я заеду к нему на днях. Дела вот накопились, нужно будет обсудить, — многозначительно кивает он, а затем отступает назад и хлопает рукой по капоту, показывая, что можно проезжать. — Только не начинай свое, что блядь происходит, Прескотт, — предупреждает его Вики. — Высади меня тут, пойду переоденусь. Да, на ней же до сих пор пижама, а сверху куртка. Не самый лучший видок для Королевы Блэквелла. — Если что, пиши, интересно, во что еще ты меня втянешь, — и, оставив воздушный поцелуй, она уходит, быстро перебегая через парковку, чтобы ее не заметили. Она совсем не меняется. Все та же Вики. Хоть это радует.***
Домой возвращаться Нейтан не хочет, раз его ненастоящий отец так сильно волновался, значит, казалось бы, самый пустяковый разговор о вечеринке в маяке, как-то встревожил старшего Прескотта. То, что Нейтана теперь туда и на порог не пустят, это уже и идиоту понятно. Он заходит в «Два Кита» и нарочно садится за старое место, как будто чтобы представить, что Макс все еще рядом, ну и еще блинчики здесь отменные во всех реальностях. Нейтан ковыряется в еде вилкой и рисует узоры сиропом, но никак не может собрать все воедино. Итак, в нормальном мире, который будет под номером один, маяк есть, но заброшен, туда никто не ходит. В мире номер два этот же самый маяк — ну просто супер секретное место, на двери электронный кодовый замок — это Нейтан смог разглядеть из-за кустов, а внутри старая Проявочная, которую он в упор не помнит, потому что это блядь не его жизнь и не его тело. А еще Мэдсен. Как мудила с ПТСР стал копом? Таким вообще не выдают пушки, в мире номер один он разве что дубинку с собой таскал, чтобы пугать всяких придурков, которые разрисовывали стены академии по ночам. А еще, насколько рассказывали Нейтану, Мэдсен был неподкупным. Он был просто помешанным на гражданском долге и справедливости. Глава охраны, а вел себя, как будто охраняет не кучку имбецилов, а самого президента. Люди не должны меняться, думает Прескотт, подцепляя кусок блинчика и засовывая в рот. Нихуя они не меняются, взять хотя бы его или Вики. Значит, или его папаша запудривает Мэдсену мозги насчет общественного блага руками Прескоттов, или.. Или все каким-то образом завязано на Колфилд. В этом уравнении сплошные переменные, но одна из них, вернее ее отсутствие, повлияла на мир номер два куда больше, чем он мог вообразить. Отсутствие Макс — это как расползающиеся круги по воде, они становятся все больше и больше, охватывая собой все. От вконец запутавшихся мыслей его отвлекает звяканье двери, и в бар вваливается Фрэнк, его любимый старина Фрэнки, у которого всегда можно набрать травки или чего посильнее, а еще узнать пару сплетен. Интересно, хоть ты остался нормальным в этом стаде лицемеров и притворщиков? думает Нейтан, садясь перед Фрэнком, загородившимся от мира папкой с меню. — Ты че, сбрендил, Прескотт? — у Бауэрса такой злой вид, как будто он сейчас выхватит пистолет и пристрелит его на месте. — Тебе че надо? — Воу-воу, — Нейтан поднимает руки в примирительном жесте. — Просто поговорить. — Слушай, сопляк, я не то, что говорить, я видеть тебя больше не хочу. Вали нахрен, пока я не выкинул тебя отсюда за шиворот, — кулак Бауэрса приземляется на стол с такой силой, что приборы даже подпрыгивают на месте. — Пять минут, — в этом мире есть только одна вещь, которая Фрэнку дороже собственного спокойствия, и Нейтан достает из бумажника сотню и кладет под солонку. — Две, и выметайся. — Пять, — под солонку ложится еще одна зеленая бумажка. — Скажем так, ты меня убедил, — Бауэрс опускает меню сверху и прячет в кармане деньги. — Валяй, ублюдок. — Я насчет Рэйчел. Фрэнк на секунду застывает, а потом набычивается: — Иди нахуй, Прескотт. Я знаю, что она пропала из-за вас, знаю, что это ты со своим клубом грохнули ее где-то и прикопали, а твой папаша вместе с полицией замял это дело. Весь город под каблуком у твоего отца. Хотя знаешь что, — он наклоняется вперед, широко улыбаясь, и Нейтан понимает, что у Фрэнка абсолютно сбрендивший взгляд, какой бывает только у психов, — правда все равно выплывает наружу. Рано или поздно все узнают, что произошло, и ты сдохнешь. Ох, как я надеюсь на это. Не в этой жизни, так другой. Фрэнки смеется и швыряет ему в лицо две скомканных сотенные бумажки: — Иди купи себе гроб на это, Прескотт.