***
И снова ураган. Он оказывается где-то у маяка в тот момент, когда перед ним валится от бешеного ветра дерево, чуть не задевая по голове. Чтобы обойти, Нейтану приходится собрать все силы, он поднимается выше и выше по тропинке, продираясь через хлещущие по лицу ветки. Это его старый знакомый маяк, изрисованный граффити. На фоне громадной воронки, поднимающейся все выше и выше и прячущейся в небе, он кажется совсем хрупким. И нелепым. Как игрушка, которую легко сломать. Возле маяка его уже ждет Рэйчел. Она стоит у самого обрыва, а в ее руках обрывок страницы, там тот самый заголовок, который Нейтан видел этой ночью, только дата стоит другая. 10 октября, и это завтра. — И как блядь остановить все это? — кричит ей Нейтан, перебивая свист ветра. — Мне сдохнуть, а? Чтобы ты была счастлива, гребаная ты сука. Да?! — его разбирает такая злость, что он готов взять что-нибудь поувесистее и запустить ей в голову. Сломать, уничтожить, убить. — Это все твоя вина, не знаю, какого хера и почему ты пропала! И что у тебя там случилось, но это все твоих рук дело! Ураган набирает силу, поэтому Рэйчел только открывает рот и закрывает, как немая рыба, которую потрошат, язык и губы складывают звуки, которых он не в состоянии понять, а по подбородку у нее сочится темная жидкость, заливая всю грудь и порванную одежду. — Просто оставь меня в покое! — и Рэйчел словно понимает его. Она вытягивает руку и указывает на маяк, глядя так, как будто от этого зависит вся его жизнь. А потом сон заканчивается.***
Он открывает глаза, снова оказываясь в машине. Двигатель выключен, а рядом парковка академии. Если он и прыгнул из одного мира в другой, то ему крупно повезло. По своему личному «радио» он слышит Макс, чувствует ее дрожью в челюсти и зудом между лопатками, как будто кто-то за ним следит. И, наверное, впервые он этому так рад, что готов простить все, даже свою скорую смерть, если ничего не изменится. По крайней мере, теперь хотя бы можно попытаться. Нейтан берется за телефон несколько раз, понимая, что не знает, что ему сказать. Ты вернулась набирает он. Ну да блядь, это очевидно и тупо. Я рад... этот вариант он стирает, даже не допечатав до конца. Вернулась. Охуенно блять. Ну да. Охуенно, но вряд ли после этого она захочет с ним общаться. Внезапно он понимает, что действительно рад, что она вернулась. Что он вернулся из того варианта настоящего, куда бы его ни занесло. Надо поговорить. Вот так будет вернее всего. Со спокойной совестью Нейтан отправляет смс и откидывается в водительском кресле. Перед его глазами все еще стоит маяк и мертвая Рэйчел, эти оба кусочка добавляются в общую картину, которую он пока не может разгадать. Где? Приходит ответ от Колфилд. Она как обычно не сильно разговорчива, и от сообщения просто тянет недоверчивостью и настороженностью. У меня. В голове шумит и отдается легкой пеленой боли. Такую боль он терпеть вполне может. Теперь она становится сигналом того, что они связаны и находятся на одной отдельной частоте. Из всех людей в Аркадии Бэй только они двое связаны своим личным секретом, и Нейтан не замечает, как улыбается. Впервые за долгое время он улыбается, и ему куда лучше.***
Макс он видит еще на подступах к их мужскому общежитию. Ее тонкая и худая фигурка, все еще в шмотках Рэйчел, взбегает по ступенькам, и исчезает в проеме. Нейтан следит из своего окна, спрятанный плотными жалюзи, которые не только закрывают окна, но и отгораживают его ото всего мира. Ему нравится думать, что по-за этой преградой больше ничего не существует, никаких людей, никаких мудаков с их вечными требованиями. Как ни странно, это его убежище, почти такое же сокровенное, как и Проявочная, но и здесь, и там на нем нет никаких масок. Я ненавижу тебя, Макс Колфилд, повторяет он сам себе, я ненавижу тебя, так сильно, потому что хочет зацепиться за эту мысль, пока его не разорвет на части. Она стучится один раз, второй, а затем приоткрывает дверь, держась за нее как за спасательный круг. Колфилд стоит на пороге, она мнется и не решается переступить порог, и Нейтан видит этот взгляд. Пытливый и серьезный, он как рентген, пробивает Прескотта насквозь, вскрывая плотный панцирь, за которым он постарался укрыться давным-давно. Она окидывает взглядом темную комнату, завешенные шторы, плотность и строгость линий, которые четко очерчивают и разграничивают пространство, и кажется, что это своеобразный мирок, в котором нет места постороннему. Но вот что делать ей — это ее решение. И она ступает вперед, придерживая одной рукой свой полароид на ремне, а другая бесшумно захлопывает дверь, отрезая все пути назад. — Нахуй все! — Нейтан выдыхает и срывается с места, прижимая Макс к двери, расставив руки по обеим сторонам от ее тела, она попадается в ловушку, но в этот раз он ловит ее взгляд. Спокойный и хладнокровный, такой бывает взгляд статуи на пьедестале, или у человека, встречающегося со смертью лицом к лицу, Нейтан цепляется за него и застревает, понимая, все игры в кошки-мышки, которые он задумал, это просто нелепая фигня. Он вообразил себя хищником, который захотел поиграться с полузадушенной жертвой, но вместо этого он встретил кого-то равного себе. И противоположного. Макс Колфилд стоит перед ним, ее лицо в десятке сантиметров от его, но она просто излучает уверенность и спокойствие, она словно зеркало, которое отражает только его тело, его мысли, его поступки, не искажая, не смешивая и не извращая. Она просто смотрит. Нейтан впивается ей в рот, языком он проводит по ее губам, по влажным зубам, по языку. Он целует и целует снова, ничего не ожидая в ответ, единственное, что он еще может контролировать, так это свои руки. Ладони упираются в деревянную дверь, они вместе с руками и телом Прескотта образуют дугу, плотный кокон, в котором он прячет Макс, но не лишая ее свободы. И ее тонкие руки подрагивают, пальцы сжимаются и разжимаются, но время остается на своем месте. И это подстегивает Нейтана. Своеобразный триггер задевает что-то внутри него, и он кладет свои руки ей на шею, а затем сжимает. Он сжимает так аккуратно и плотно, словно надевает на нее ошейник, и делает шаг назад, увлекая за собой, внутрь его линейного и такого упорядоченно-разграниченного мирка, теперь они движутся вместе, в такт, и когда он делает шаг, следом идет и она. Оказавшись в самом центре комнаты, он снова целует ее, в этот раз сильнее, прикусывая губу, пока наконец Макс не начинает отвечать ему. Это больше не похоже на поцелуй со статуей, теперь она превращается в точно такого же человека, как и он, и в ее глазах появляется уязвимость. Нейтан в конце концов отрывается, чтобы набрать воздуха в легкие, потому что внутри него уже совсем ничего не осталось, все сгоревшее, и замечает очевидное: — Ты вернулась, Колфилд, — его пальцы с сожалением отпускают зажатую в тиски шею Макс. — А ведь я блядь даже скучал по тебе, — он хмыкает, и его отпускает. Ощущение того, что он напортачил или еще напортачит, становится всего лишь нелепой мыслью на заднем плане, и теперь можно дышать. — Ты гребаный придурок, Прескотт. — В точку, — он ржет как этот самый придурок, потому что не может остановиться. — Гребаный мертвяк. — Иди ты, — она тыкает его под ребра своим маленьким костлявым кулаком. Так больно, просто зашибись. Нейтан не знает, что с ней случилось в том мире, куда она уходила, но сейчас она другая, она больше не боится дотрагиваться до него, она больше не боится говорить с ним, как будто они друзья. Она изменилась. Хотя то же можно сказать и о нем. Тень маяка и трупячки Рэйчел нависают над ним как заточенный топор, но теперь ему не страшно. Колфилд посмотрела на него и не испугалась. И, наверное, она не откажется от еще одного поцелуя. А за дело потом.