Maelstrom

— Не вмешивайся во все это, — угрожающий тихий голос его отца хуже криков, но сегодня Нейтан на коне. Под дозой, покрытый синяками и царапинами, со внушительным фингалом под глазом и покрытый коркой запекшейся крови, в помятой одежде он несомненно напоминает немезиду. Особенно хорошо за него говорит пистолет, который направлен прямо в голову Шона Прескотта. Нейтан не уверен, что хочет думать, что же будет, если он выстрелит, но один раз уже получилось. А значит, нажать на курок — не такая уже и проблема. — А что ты сделаешь? А? Запрешь меня в какой психушке? Вывезешь в другую страну, чтобы все думали, что сын Прескотта получает самое лучшее образование? О да, прекрасный план. С Рэйчел так же хорошо сработало? Не выходит. Отец только ровно качает головой: — Я не понимаю, о чем ты говоришь. Я не знаю, почему ты думаешь, что я как-то причастен к исчезновению Рэйчел Эмбер. Опусти пистолет, Нейтан. — Уже! Обязательно, — и Нейтан переводит пистолет на себя, прижимая к виску. — Вот, что такое не вмешиваться. Это значит, пустить себе пулю в лоб, — и он готов уже двинуть пальцем, чтобы окончить эту гребаную трагикомедию, которая попахивает фарсом, но все же возвращает пистолет на законное место. Теперь дуло его снова нацелено на отца. — Но нет. Не дождешься. Я знаю, что ты тоже виноват в ее смерти. Глупо отрицать, — и он взмахивает пистолетом как дирижерской палочкой. Он знает, что его несет, его несет уже добрых полтора часа на волне слепой ярости и возмездия за еще несбывшуюся смерть. Мою блядь смерть. — Ее брелок в твоем чертовом столе. Где машина? Утопили? Отвезли подальше в лес или на свалку и бросили гнить? Что она такого знала о тебе, что пришлось ее грохнуть, а? Гребаный город, полный гребаных секретов! Он ступает вперед и берется за увесистое пресс-папье, которое выскальзывает из его руки, но полторы секунды хватает, чтобы описав дугу, оно со всех сил врезалось в стеклянную дверцу шкафа, рассыпая кругом осколки. О, это Нейтану нравится. Хаос. Блядский хаос, который нельзя усмирить или проигнорировать, это что-то, что запомнится его папаше. — Я предупреждаю тебя, Нейтан. Это была твоя последняя выходка, — звенит полный сдерживаемого гнева голос Шона Прескотта. — С меня хватит. Я прикрывал твое неадекватное поведение, твои прогулы и наркотики, я закрывал глаза на то, что ты творишь в Проявочной, и тогда замял дело с мертвой ученицей. — А ты знаешь что? А мне похуй! — в патроннике всего шесть патронов, один из них уже побывал в животе у Прайс и вернулся обратно, какой везучий, однако, поэтому Нейтан отводит руку влево и с наслаждение спускает курок, попадая по иронии судьбы в этот гребаный маяк, который и стал символом его бед. — Поверь мне, то, что я не самый блядь удачный сын года — это меньшая из моих проблем сейчас. Потому что не знаю, что ты сделал, но чертовая Рэйчел, будь она хоть сто раз мертвой, вернется за мной даже с того света и сожрет живьем, — со стороны это выглядит как первостатейный бред, но остановиться уже нету сил. — Ты болен, Нейтан. Ты не понимаешь, насколько сильно болен. Опусти пистолет, и мы все исправим, — все еще пытается договориться его отец. Исправить? Интересно, а если он сейчас вышибет себе мозги, Колфилд отмотает время назад? Спасет падающего в пропасть ребенка или просто пройдет мимо? Это бессмысленно. Можно только рискнуть и проверить. — Я ненавижу тебя. Больше всего на свете, из всех мудаков, которые меня окружают, я ненавижу именно тебя, — и Нейтан заворачивается и уходит. В холле он вторым выстрелом открывает закрытый на замок ящичек, в котором хранятся ключи от всех дверей, и среди остальных там есть тот, что ему нужен. Нейтан хватает его и выходит на улицу, громко хлопнув дверью. Он едет на маяк.

***

Он едет один, и в темноте машину трясет и подбрасывает на ухабах так, что в какой-то момент ему хочется выйти и идти дальше пешком. Но до самого маяка еще добрых три километра, да еще в гору, а у него трясущиеся запинающиеся ноги и слабый фонарик на телефоне. Зашибись просто. И хотя каждую минуту, нет, даже секунду, он ожидает, что перед машиной появится гребаный призрак Рэйчел с ее оборванным и страшным видом, все равно не может не вдавливать педаль в пол, потому что время уходит. Хорошо, что он забрал все ключи, что хранились в коробке, и теперь не факт, что отец догадается, куда именно он направился. Хотя своего старика он знает слишком хорошо, поэтому гонит сквозь ветки и кусты напролом, машина визжит и ревет, и пахнет сгоревшим сцеплением. На фоне черного неба и обрыва, за которым поблескивает влажное море, маяк кажется еще более темным, чем все остальное. Он словно сосредоточие темноты, стягивающейся к высокому зданию и чернильным пятном расползающейся в тенях от деревьев и кустов. Тусклый свет фонарика только и может, что выхватывать из темноты кривые ветки, грозящие выпороть глаз, корни и булыжники, которые готовы прыгнуть ему под ноги и сбить. А так он идет только по наитию, потому что дороги совершенно не видит. Каждая тень кажется ему фигурой Рэйчел, каждый шорох — ее шагами, каждое мутное пятно, мелькнувшее на сетчатке глаза — это она, и поэтому Нейтан даже как-то жалко выдыхает, чувствуя дрожь в ногах, когда добирается до двери. Без приключений. Ключ проворачивается в замке почти бесшумно, что странно, ведь маяку столько лет, и на входе стоит старая, пережившая уже не одно десятилетие дубовая дверь, и это значит, что ключом пользовались. Внутри пахнет пылью, пыли так много, что в ноздрях свербит. Пустые стены, сложенные из камня, деревянная лестница, ведущая наверх, она тоже покрыта пылью, но в густом слое даже сейчас, в полумраке, видны чужие следы. Цепочки ног поднимаются вверх и спускаются к выходу, опоясывают нижний ярус, и ходят они все по одному и тому же пути. Нейтана окружает такая плотная тишина, что каждый шаг отдается от стен еле слышным эхо, а вместе они составляют какую-то жуткую симфонию второго незримого шагающего за его спиной. Он даже оборачивается пару раз, потому что в затылке как будто кто-то дыру просверливает своим взглядом, светит фонариком в темноту, описывая полукруги холодного синего света, но из темноты никто не выныривает, чтобы напугать его. — Блядь, — шепотом произносит Нейтан, добираясь до второго яруса и оглядываясь. Пустые скамейки, составленные в ряд напоминают об ужастиках в школе, и каждую секунду ожидаешь, что на этих сидениях появятся жуткие детишки. Еще один пролет вверх, по спирали. Ступенек так много, что Нейтана уже мутит. Здесь в круг стоят шкафы. Они опоясывают всю комнату кольцом. Зачем кому-то ставить тут эти гребаные шкафы? Больше места не нашлось? Но Нейтан все же берет себя в руки и открывает один наугад. Пыли в нем больше, чем на всех его полках вместе взятых. Под толстым слоем грязи лежат бумаги, выцветшие чернила на чертежах даже не позволяют понять, что это было. — Ну и дрянь, — Нейтану хочется вытереть испачканную в пыли руку о штаны, но ему еще предстоит открыть с десяток таких шкафов. Он бросает бумаги на место, поднимая облачка, и переходит к следующему. Тут одежда. Много черной рабочей одежды. Такие же робы и в следующем шкафчике, и дальше по кругу. Шланги, каски, инструменты, но все не для маяка, а скорее для какой-нибудь строительной компании. И если это все оставили тут, значит, оно еще могло понадобиться. Нейтан возвращается к своему первому шкафу с чертежами и разворачивает один. Он вглядывается так сильно, что в глазах начинает резать от напряжения. Тонкие следы линий исчертили бумагу насквозь, но даже среди этого нагромождения можно узнать план маяка. Нейтан отбрасывает этот лист в темноту, и тот с тихим шорохом опускается на камень, он берется за другой. Наружное укрепление — бесполезно. Еще один белый лист падает вниз, приземляясь на край его ботинка. Внутренняя отделка тоже не интересует Нейтана. А вот следующий лист — раза в два больше, чем предыдущие, разворачивается нехотя, он как будто склеен. Приходится положить телефон на верх шкафа и стать в круг света. Лист не склеен, он отсырел от влаги и испортился, а теперь готов рассыпаться просто на глазах. И все же, что-то тут не то. Нейтан смотрит на план, недоумевая. Это самое ощущение, что разгадка совсем близко, поднимает дыбом волосы на шее, хоть возможно это обычный страх. Нет. Все же.. он считает этажи, четыре на плане, один не достроен, начерчен более схематично, чем остальные. Но в маяке только два пролета. И три этажа. Нейтан оставляет в покое шкаф и поднимается еще выше. Так и есть — третий этаж и окна, сплошные окна, через которые видно море, небо, звезды. И большую низкую луну, зависшую над горизонтом. Выше некуда, там только крыша. Но если лестница не ведет вверх, то она идет.. Вниз. Ну конечно же, вниз. Вот оно что. Нейтан бросает чертежи и, подсвечивая себе дорогу, несется вниз, так быстро, как только может, стараясь не сломать ноги на старых ступеньках. Он бежит так быстро, что слетает вниз за какие-то двадцать секунд, описывает круги по первому этажу, пустому и пыльному, он ищет чужие следы, а потом находит то, что искал. Кольцо. Большое стальное кольцо, которое ввинчено в старую доску, прикрывающую, в этом он уверен на сто процентов, точно такой же, как и в старом амбаре, ход. Во вторую Проявочную. Нейтан уже берется за кольцо, начиная тянуть, старая доска со скрипом выходит из паза и натужно поднимается вверх, и именно поэтому он не слышит шаги сзади. И удар по затылку застает его совсем врасплох. Когда Нейтан уже отрубается, телефон начинает вибрировать и светиться — это Вики. А затем на экране высвечивается смс. Открытие Вортекса через полчаса, ты где? Когда ответа не приходит, он снова жужжит. Твою мать, я волнуюсь. Кстати, твоя Колфилд сказала мне, что ты очень опасен. Ха-ха. А еще, кажется, она знает, что случилось с Рэйчел.