***
Нейтан вздрагивает и открывает глаза, оказываясь перед маяком. Он смотрит на подсвеченный двумя лунами и солнечным затмением высокий шпиль. Деревья гнутся и трещат, выламываемые с корнями, в воздухе слишком много мусора и пыли, и практически невозможно дышать. Три ярких шара, свет которых не в силах закрыть даже буря, дрожат и расплываются перед его глазами. Наверное, он просто устал. И больше всего ему хочется лечь прямо тут, уснуть и больше никогда и ни о чем не думать. Вместе с завываниями ветра он слышит женский тонкий голос, который кричит, вопит практически на верхней границе диапазона, он требует и просит, не затихая ни на секунду: — Выпусти меня, выпусти меня, выпусти меня, выпусти меня, — слова повторяются как заведенные. — Что ты от меня хочешь? — Нейтан слабо опускается на колени, потому что ноги его больше не держат, и трет глаза. — Что?! — Выпусти меня, — просит буря, просит маяк, просит сама Рэйчел. Он снова видит ее, всю с ног до головы залитую черной блестящей жидкостью, она облита в черноту, которая стекает по плечам, остается маслянистыми пятнами на земле. Рэйчел ступает по траве, обломкам деревьев, она идет к нему, а он уже устал бегать. И больше не побежит. — Почему нахуй я? А? — устало спрашивает он, когда она становится рядом с ним. В частых вспышках молний он видит ее искаженное от боли лицо, заплывшие белым глаза. — За что? — Выпусти меня, — просит она. — Выпусти меня. — Как? Откуда?! — голова просто раскалывается на части. Рэйчел поворачивается к океану и указывает на него пальцем, как когда-то в другом сне делала это Колфилд. Она указывает на тонкую и пока еще слабую воронку, раскручивающую себя в воде, длинная и извилистая нить соединяет небо и океан, уходя вглубь. — Мельстром, — ворочаются ее бескровные губы, измазанные черным. — Мельстром.***
Нейтан вздрагивает и открывает глаза, со свистом втягивая в себя воздух. Он все еще в машине, в салоне темно, и он слышит только тихий ровный шум по радио, кроме него здесь больше никого нет. — Нет, нет, нет, Макс! Ее нигде нет, и он выбирается наружу, ежась от наступившего холода, ветра и дождя, заливающего землю сверху, поскальзываясь, он бежит к автобусу. Она сидит на ступеньках, прислонившись к ржавой сломанной дверце выхода, и смотрит в небо. — Ей лучше, — говорит Макс, не глядя на него. — Но если мы не сделаем ничего, за ней никто не приедет. Никто не спасет ни ее. Ни нас. Она наконец поднимает на него свои глаза, и в них он видит то самое спокойствие и отрешенность, что когда-то привлекли его. Его Макс вернулась. Его гребаная супергероиня Макс снова вернулась. — Мы должны идти, — говорит Нейтан и протягивает руку. Она берется за нее так, будто делала это всю жизнь, и поднимается на ноги. — Дай мне пару секунд, — она исчезает в глубине автобуса и садится рядом с Хлоей, гладит ее по волосам и целует в лоб, стирая кровавую метку. Что-то шепчет, но так тихо, что он не может услышать. — И куда мы пойдем? — слышится ее серьезный голос. — Туда, где все началось. К маяку.***
Они добираются туда уже почти к самому рассвету. В воздухе столько воды, грязи, что невозможно дышать. Шторм набирает силу, а в предрассветном синем небе, уже светлеющем с одной стороны, вытягивается длинный хвост урагана. Он зависает на самой границе города, пока еще слабый, слишком тонкий. — Она сказала — Мельстром, почему именно это? — вспоминает Нейтан свой сон. Рэйчел и ее последнее слово становятся все более и более ясными. — Кто? Кто сказал? — кричит ему в спину, перебивая вой ветра Макс. Она идет следом, цепляясь за деревья, чтобы не упасть. — Рэйчел. — Ты ее видел? Но… Но она мертва! — Колфилд оказывается рядом с ним, прикрывая лицо от летящего в него мусора. — Поэтому я ее и вижу, — мертвые любят мертвых, понимает Нейтан. Он видит Рэйчел, потому что в конце концов ему предстоит то же самое, что и ей. — Она хотела уйти, она просила, чтобы я ее выпустил. — Откуда? — Из маяка, — они оказываются перед ним, маяк высится над обрывом, похожий на длинную острую стрелу, распоровшую небо надвое. — Ты готова? Макс уверенно кивает, нахмуриваясь, и берется за ручку двери. Просто выживи, Макс. Просто сделай это. Что бы ни случилось. И он заходит первым, поднимая пистолет.***
Они спускаются вниз, и земля трясется вокруг них. Теперь, когда они внутри сердца маяка, в самой его глубине, он с легкостью может раздавить их как никчемных насекомых. Телефон, освещающий им неровные каменные ступеньки, почти разрядился, но если подумать, то звонить Нейтан больше никому и не собирался. Он уже попрощался с Вики, а Колфилд рядом. В конце концов, мы все получаем то, что так хотели. Мы получаем по заслугам. Дверь в подвал открыта, оттуда льется яркий желтый свет, он слепит глаза и бьет по мозгам. Слишком много темноты за сегодня, думает Нейтан, но переступает порог. Это бункер. Практически копия Проявочной, только без фото-оборудования. По сторонам стен стоят стеллажи с коробками, полными еды. Бутыли с водой. Поставленные друг на друга ящики генераторов. И много проводов. Провода тянутся из одной комнаты в другую, они свиваются в подобия корней на полу, жуткие перекрученные черные жгуты. Нейтан перешагивает через них, и на грязном полу поднимаются облачка пыли. Сюда уже давно никто не заходил. В последней комнате Нейтан крепче зажимает пистолет в руках, поднимая на уровне плеч, и целится в оборачивающегося к нему отца. Шон Прескотт сидит на диване в окружении разбитых бутылок. Осколки стекла поблескивают на ковре, и в воздухе стоит тяжелый запах спирта. — Значит, это блядь был ты, — обреченно смеется Нейтан. — Следовало догадаться. Если что-то происходит, во всем блядь всегда виноваты Прескотты. Карма — такая сука, да, папа? Во взгляде Шона Прескотта слишком много боли, настолько, что ему физически становится плохо. — Что ты сделал? А? Что? — Ты ничего не поймешь, Нейтан, — мотает головой Прескотт-старший. — Уже слишком поздно. — И поэтому ты трусливо засел тут, надеясь, что этот чертовый бункер выдержит тебя и твое раздутое эго, пока в другой Проявочной гребаный Джефферсон будет разделывать твоего сына и его подругу по пакетам, чтобы никто никогда не узнал, что случилось?! Что ты сделал с Рэйчел?! Где эта гребаная Эмбер? — Она мертва, — Шон Прескотт закрывает глаза и откидывает голову на спинку дивана. Сейчас видно, насколько сильно он пьян. — И мы будем такими же трупами, если не исправим все это, — больше всего ему хочется заехать собственному отцу по лицу. — Мистер Прескотт, — встает рядом с Нейтаном Макс, — мы должны все исправить. Снаружи ураган, и он идет на Аркадию. Он разнесет город до основания, если мы ничего не сделаем. — А вы и не сможете, — хмыкает Прескотт-старший и мотает головой в поисках целой бутылки. — Никто не сможет. Я просил тебя держаться подальше от всего этого, — он пьяно шатается, поднимаясь на ноги. — Я так хотел, чтобы ты уехал хоть куда-то отсюда, вместе с сестрой. Но нет, от тебя всегда было слишком много проблем. Убирайся с моих глаз, Нейтан. Джефферсон сейчас все исправит. — Джефферсон? — ошеломленно смотрит на него Колфилд. — Что… — Полагаю, что меня ты не ожидала увидеть, — слышится голос Джефферсона. Их гребаный преподаватель по искусству стоит в дверях позади, а в руках у него тоже пистолет, тот самый, который принадлежал Прайс. — Расслабься, Макс. Это не будет больно. И он поднимает пистолет, а затем нажимает на курок. Мертвые так любят мертвых, да, Рэйчел? — думает Нейтан, разворачиваясь и перекрывая собой Колфилд. Пуля со свистом врезается ему в живот и прогрызает себе ход внутрь, в самые внутренности. Он успевает сказать, пока кровь не заполняет рот: — Перемотай. Макс! Она смотрит на него с широко-раскрытыми глазами, вся белая, а позади нее слышится звук взводимого курка. Давай, Макс, мать твою! Гребаная повелительница времени, давай! Ты не должна умереть. Ты не должна! Он наконец понимает, для чего это все было нужно, и как случайности стали такими неслучайными. Он просто противовес, заглушка для ее сил, и если она что-то делает, то он всегда будет вне времени, которое станет изменяться. Он такой же неизменный, как и она. Точно такой же гребаный повелитель времени, знающий все наперед. Ну же, Макс, я верю в тебя, он кашляет и харкает кровью, но улыбается, когда она поднимает руку, а время замедляется и разворачивается наизнанку, начиная обратный ход. Вот и все, для чего это было с самого начала. Чтобы ты выжила.