Вторая весна Валинора

- Значит, это все? - упавшим голосом спросил Элронд. - Все. Ольвэ не позволит Лаэриль видеть меня более, а я не появлюсь в Альквалондэ. И не потому, что опасаюсь за себя. Может быть, ее душа действительно успокоится... - Ты в это веришь? - Хотел бы верить. В недобрый час коснулась она моего сердца. Элронд нахмурился, собираясь что-то сказать, и тут раздался стук двери. В гостиную дома бывшего правителя долины Имладрис заглянули две черноволосых головы, огляделись, подмигнули Маэдросу и скрылись, поняв, что их присутствие нежелательно. Майтимо впервые за последние сутки слегка улыбнулся — он любил сыновей Элронда, они напоминали ему его собственных братьев-близнецов. Элладан и Элрохир отвечали другу отца такой же сердечной привязанностью. Элронд вздохнул и передумал увещевать приемного отца. Иногда лучше было помолчать. Наверное, стоило бы сходить в погреб... Трандуил с сыном недавно принесли несколько бутылок — и где только такое достали... хотя, они могут достать все что угодно и где угодно. Когда уже стемнело, снова хлопнула входная дверь. - Келебриан вернулась от Эльвинг, - пояснил Элронд. Майтимо равнодушно кивнул, рассматривая кубок на свет — ему уже было все равно, и напивался он сегодня восхитительно быстро. Скрипнула дверь, и Маэдрос с усилием поднялся, собираясь приветствовать жену Элронда. Он искренне уважал ее — скромную хрупкую эльфийку с необычно переливающимися светлыми волосами, немногословную и как будто все время печальную. Келебриан немного стеснялась его, да и он чувствовал себя на фоне миниатюрной женщины, сложением совсем не пошедшей в мать Галадриэль, каким-то несдержанным дикарем. Снова мучительно вспомнилась Лаэриль. Да, женщина, подобная Келебриан, могла бы укротить нрав сына Феанора, но Лаэриль даже не пыталась этого сделать. Иногда даже наоборот — вызывала его на споры, на раздражение. Оттого с ней Маэдрос и чувствовал себя таким свободным. Келебриан отворила дверь, узрела гостя, и ее бледные щеки окрасил легкий румянец. - Элронд... - Что случилось? - муж поднял встревоженный взгляд. - Что я наделала! Я не знала, что у тебя гость... Леди Эльвинг со мной. Я думала, что ты не будешь против... - Я сейчас же уйду, - Маэдрос мотнул головой, стараясь вытряхнуть из нее винные пары. - Вряд ли леди Эльвинг... будет приятно меня видеть. Но было поздно. Мать Элронда уже ввинтилась в гостиную, ласково отодвинув замершую Келебриан. - Сын, что происходит? - послышался ее встревоженный голос, а потом она поняла, что, собственно, происходит. - Мне уйти? - Маэдрос бросил быстрый взгляд на хозяина дома, избегая встречаться взглядом с Эльвинг. - Уйду я, - мгновенно оценив ситуацию, решила жена Эарендила, не отводя пристального взгляда потемневших глаз от рыжеволосого нолдо. Разумеется, она знала, что сын поддерживает дружеские отношения с похитителем ее детей и невольным виновником смерти маленьких братьев, но видеть своими глазами того, кто причинил ей столько боли, было невыносимо. - Мама, - ровно произнес Элронд. - Не стоит. Эльвинг чуть не впала в ярость от этих спокойных слов, но посмотрела на непроницаемое лицо сына, на несчастное лицо его жены — и смогла сдержаться. Секундой позже она увидела и бутылки на столе. - Что произошло? - с тревогой спросила она. Элронд с женой молчали, и Майтимо понял, что они оба - хоть и по разным причинам - дают ему шанс. Он и сам не мог понять, шанс на что. Поговорить, помириться? Эти слова казались сейчас на редкость неуместными и даже смешными. Все, что позволил себе Элронд - это взгляд с легкой надеждой, и Маэдрос смирился: - Призраки прошлой жизни вновь догнали меня, - с оттенком горечи произнес он. - Возможно, леди, вам будет даже приятно это слышать... и видеть, - он подтянул рукава выше, чтобы стали видны истерзанные веревками запястья. Эльвинг бросила короткий, но задумчивый взгляд на эти отметины, и внезапно покачала головой: - Никому не может быть приятно видеть чужую боль. Особенно тому, кто испытал ее слишком много. Маэдрос одернул ткань и опустил глаза: - Народ тэлери мстит мне, и мстит заслуженно. Видимо, мне вечно суждено терять то, чем я дорожу. Только в этот раз я не готов бороться и проливать кровь. - Проливать кровь не нужно, - сдержанно заметила Эльвинг. - А вот бороться... Келебриан прервала повисшую паузу, возникшую после последних слов свекрови, и с напряженной улыбкой произнесла: - Мне нужно заняться домом... Я вас покину, если позволите... Никто не сказал ей ни слова, а едва за нею захлопнулась дверь, Элронд произнес: - Мама... выпьешь с нами? Майтимо расскажет тебе все, что ты хочешь узнать. Ты ведь расскажешь? - Расскажу, - глухо отозвался Маэдрос. - Спрашивайте, леди Эльвинг. Женщина, влекомая сыном, вздохнула и села на кушетку. - ...нет, Элрос был побойчее, - покорно отвечал Майтимо. Его допрашивали второй раз за день. - Торопился - все освоить, все узнать. Элронд был вдумчивее, что ли... - ...это не моя заслуга. Моего брата Маглора. Ему дети быстро начали доверять. Мне — нет. Они меня боялись, да и я не спешил... - ...болели, конечно, они же... полуэльфы. Простужались в детстве, причем одновременно. Конечно, мы их выходили... Элронд, продолжая пить, внимательно смотрел на находящихся уже на террасе мать и воспитателя. В гостиную заглянул Элладан. - Я невовремя, отец? - Что случилось? А почему вы с братом не парочкой, как обычно? На тебе лица нет, - обеспокоился он самочувствием собственного сына. - Я... решился сегодня, отец, - склонил голову Элладан. - Приводи ее в дом, - вздохнул Элронд. - Кем бы она не была. Маэдрос по привычке запер ворота Форменоса — еще в прошлой жизни эту обязанность возлагали на него, пересек сад и толкнул дверь. Леди Эльвинг освободила его. Нет, не простила — не простила ни смертей своего народа, ни отнятого у нее детства сыновей. Еще одно освобождение отозвалось в душе рвущимися струнами. Она приняла. И он — тоже принял. Было уже совсем темно. Не зажигая света, Маэдрос ощупью добрался до своей комнаты, ни разу не запнувшись, стянул с себя окровавленную тунику и улегся на подушки. Одиночество Форменоса давило. Когда-то сюда был изгнан отец... Он принял не лучшую долю, но был счастлив. Жена, сыновья, любимое дело... да, он был счастлив. Лаэриль... Ее призрак будет вечно бродить в памяти старшего сына Феанора, оживать в фантазиях, видеться то на ступенях дома, то на ложе, то в гостиной. Майтимо потер запястья — на них еще остались следы от веревок. И тогда он различил легкий стук в ворота. Окно было открыто. - Лаэриль! - спустя буквально минуту восклицал он, держа в объятиях рыдающую деву. - Зачем? Зачем... - Я сбежала из дома... - Я понял это. Ты что... бежала всю дорогу от Альквалондэ до Форменоса?! - Примешь меня? - спросила она. - Можешь считать Форменос своим домом, - решительно сказал Майтимо. - Конечно, крепость теперь принадлежит лорду Арафинвэ, но он сказал, что я волен ею распоряжаться по своему усмотрению. Лаэриль выглядела неважно. На щеках следы слез, нежные руки в ссадинах, платье на уровне колен разорвано, чудесные серебристые волосы спутаны. - Что с тобой произошло? - с тревогой спросил Маэдрос, проводя ее в дом. - Выбраться из башни моего отца было непросто, - горько улыбнулась дева. - И пока я бежала, в темноте несколько раз падала... Маэдрос живо представил себе Лаэриль, рыдающую, бегущую не разбирая дороги, и сердце сжалось. Не был он достоин этого. - Можешь войти, - из-за двери раздался голос Лаэриль. Она уже наскоро омылась, расчесала волосы и улеглась, закутавшись в одеяло. Раньше за этой дверью были покои Финвэ и Индис — до тех пор, пока Финвэ не был убит, а Индис, сломленная горем, во время Исхода нолдор не ушла в Валимар, в дом отца и матери. В новой жизни Маэдрос ее еще не видел, да и Индис, похоже, не интересовалась судьбой потомков нелюбимого пасынка. - Я здесь, - Майтимо показался на пороге, не поднимая взгляда. - Как ты хотела. Тебе нужно отдохнуть. - Подойди, прошу тебя, - Лаэриль приподнялась на роскошных вышитых подушках, в неприкосновенности сохранившихся еще с Эпохи Древ. Он присел на ковер рядом с ее ложем, глядя на тонкую руку возлюбленной. Пальцы сместились и начали перебирать рыжие волосы. - Теперь мне покойно, - прошептала Лаэриль. Заснула она быстро, просто провалилась в сон. Маэдрос пошевелился и аккуратно переложил руку девы со своей головы на ложе. После чего поднялся и быстро направился по бесконечным переходам вниз, в подземелья Форменоса. Если бы не вполне определенная тревога, он просидел бы около постели Лаэриль всю ночь, не желая тревожить ее сон. Но не все было спокойно. Дверь в оружейную была распахнута — ну еще бы, после вести об убийстве Финвэ и перед Исходом здесь творилась неразбериха, а Финарфин, если и бывал после в Форменосе, вряд ли сюда заглядывал. Майтимо не думал, что ему в новой жизни придется снова носить боевое оружие, но пальцы действовали ловко и даже слишком привычно, застегивая пояс с мечом. В Валиноре оружие не жаловали, особенно после Исхода нолдор и братоубийственной резни в Альквалондэ — место ему было разве что на охоте, да на стенах гостиных ваниар и нолдор, живыми вернувшихся с Войны Гнева. Разумеется, и в Благословенном Крае было все не так спокойно, как могло бы представляться стороннему наблюдателю — случались и споры, и распри между кланами, семействами, даже народами — особенно сейчас, когда побережье Амана начали повсеместно заселять синдар. Нередко бывало, что эльфы хватались и за оружие — особенно молодые и горячие, не заставшие Первой Эпохи, и даже стычки случались, но пока дело не заходило дальше ранений. Вмешивались либо Валар, либо соседи, и улаживали междоусобицу. Майтимо занял наблюдательный пост на стене Форменоса. Когда-то это было любимое место близнецов Амбаруссар. Нельяфинвэ усмехнулся, вспомнив, что даже в Чертогах Мандоса младшие феаноринги не изменили своему характеру. По крайней мере, эта потеря уже не отзывалась той самой жуткой болью в сердце — когда он нашел их тела после взятия Гаваней Сириона. Судя по позе, братья защищались спиной к спине, и даже рыжие волосы их, втоптанные противниками в грязь, переплелись... Тогда Маэдрос понадеялся, что Амбаруссар пали одновременно, и никто из них не успел узнать о смерти другого. Позже, в Чертогах, он узнал, что так и было. От этого еще тогда стало легче. Снова вспомнились Гавани Сириона, самоубийство Эльвинг, маленькие перепуганные полуэльфы, дети Эарендила. Выжившие старшие сыновья Феанора повели себя, как обычные захватчики — с мечом в руках покорив земли Эльвинг, они стали там править. Всех пленников новые правители со временем отпустили — многие предпочли изгнание, но большинство, скрепя сердце, присягнули на верность Маэдросу и Маглору — особенно те, у кого в Гаванях были семьи. Как ни странно, именно тогда последние выжившие братья были счастливы — после всего пережитого, перед своим концом, перед последней войной с Морготом. Макалаурэ в те времена вновь научился смеяться — а ведь его смеха Майтимо не слышал со времен жизни в Валиноре. Он смеялся, когда его облепляли с двух сторон уже подросшие Элронд и Элрос, валили на ложе и начинали щекотать. Никто не скрывал от детей правды о гибели их матери, и долгое время они пугливо сторонились захватчиков. Но постепенно именно Маглор завоевал их сердца — образ хищного черноволосого воина в окровавленных доспехах изгладился у близнецов из памяти, и они воспринимали Маглора таким, каким он всегда и хотел быть — эльфа с красивым и сильным голосом, с заботливыми руками, прощавшего их бесчисленные проделки. Самому Маэдросу пришлось сложнее, но именно он учил подросших полуэльфов воинскому искусству. Вдали, на дороге к Форменосу наметилось движение, но пока еще было ничего не разобрать. Интересно, Ольвэ прибудет один, чтобы скрыть все произошедшее? Или с целым отрядом, чтоб уж наверняка? Оказалось — второе. С целым отрядом. Маэдрос привычно пересчитал противников и скрылся за зубцом стены, помня, что если мечами тэлери владеют и не очень, то стрелы их бьют без промаха. Но таким отрядом Форменос все равно не взять, даже при одном-единственном его защитнике.