Вторая весна Валинора

Отряд тэлери разделился. Все сопровождавшие Ольвэ воины остались позади, на достаточном удалении от крепости — видно оттуда было все, а вот слышно — уже вряд ли. Отец Лаэриль, не спешиваясь с коня, приблизился к запертым воротам. - Не вздумайте стучать, Владыка, - насмешливо сказал Маэдрос сверху. - Только потревожите сон своей дочери. А я уже и так здесь. Вы ведь меня ищете? - Выходи, - ровно потребовал Ольвэ. Голос его был спокоен и решителен. - Я знаю, что у сыновей Феанора нет чести, но только последний трус стал бы отсиживаться за стенами, избегая справедливого возмездия. Маэдрос кинул взгляд на оставшийся на дороге отряд. Стрелы сюда долетят... но выбора не было. По рассказам, даже Моргот вышел к брату отца из своей крепости. Майтимо переместился, ловко нащупал ногой камень около ворот, и спрыгнул на землю. Каменному уступу на воротах Форменоса были нипочем все Эпохи — он остался прежним, повидав ноги всех сыновей Феанора, которым в разные времена надобилось тайно выбраться по ночам из дома и перебраться через ворота. Ольвэ несколько недоуменно оглядел противника, не повергавшего в трепет боевым видом, спешился, и сказав своему коню несколько слов, отправил скакуна обратно к отряду. Ольвэ помнил Маэдроса во время нападения на собственный город — но сейчас это были два разных эльфа. Да и из воинского облачения на противнике были только наручи, меч и кинжал, в отличие от тех нолдор Феанора, закованных в доспехи и увешанных оружием... - Где моя дочь? - риторически вопросил Ольвэ — и так было понятно, чем все это кончится, но разговор был необходим. - Она пришла ко мне, - кивнул Маэдрос, держа левую руку на рукояти меча. Его пальцы не сжимались, но Ольвэ не обманывался — противник был прославленным воином. До Валинора вместе с прибывавшими из Средиземья эльфами дошли легенды о феанорингах в Первую Эпоху - и о их подвигах, и о их подлостях. - Я хочу ее видеть. - Лаэриль погрузилась в сон. Приходите утром, - Маэдросу не удалось удержаться от насмешки в голосе. - Ты удерживаешь ее в своем доме и не позволяешь мне видеть дочь? - Она пришла сюда по собственной воле. - И чем же ей пришлось заплатить за гостеприимство сына Феанора? Вот этого Майтимо уже не выдержал. Да и Ольвэ явно нарывался. - Вы нелестного мнения о своей дочери, Владыка. Она не позволила себе ничего лишнего - ни сегодня, ни ранее. - В целомудрии дочери я не сомневаюсь. А вот в том, который на ее целомудрие посмел посягнуть... - Убеждать вас в обратном, по-видимому, бессмысленно, - процедил Маэдрос. - Я хочу видеть дочь и говорить с ней. - Вы будете говорить с ней, только когда она сама пожелает того. Лаэриль просила моей защиты, и я буду ее защищать. Хоть от ее отца, хоть от Валар, хоть от гнева самого Эру. Небрежно упомянутые имена Единого и его посланников заставили Владыку Альквалондэ обнажить меч. - Не боитесь? - поинтересовался Маэдрос. - Вы видели озеро Куивиэнен, но я видел гнев Моргота. - Мне нечего бояться, - спокойно ответил Ольвэ. - Чертогов Мандоса я не страшусь, а свидетели произошедшего, мои воины, не дадут свершиться несправедливости. Гнев Валар падет на твою голову. Впрочем, тебе же не впервой, не так ли? Ольвэ своего добился — в свете творений Элберет серебристыми искрами засверкал меч, выкованный народом Феанора. Когда-то от одного яростного взгляда рыжеволосого воина невольно содрогались синдар Дориата, в ужасе разбегались орки... Мечи скрестились, и Маэдрос мучительно закусил губу, выверяя движения. Ольвэ не знал этого — противник не нанес бы смертельной раны отцу возлюбленной. Даже если для этого ему придется проиграть... Выхода не было в любом случае — смерть отца Лаэриль ему не простит. А если и простит — то он сам не сможет жить с этим. Осознание совершенного будет жечь похуже Сильмарилла в руках. А Ольвэ, возможно, и не будет добивать его — если сумеет сдержать собственный гнев. На мгновение представив себе выражение лица вала Намо, снова увидевшего в своих Чертогах старшего сына Феанора, Маэдрос криво усмехнулся. Мысли короля тэлери были не менее самоубийственными. В первые же секунды поединка он был поражен потрясающей техникой владения мечом у противника, и это разом избавило его от надежд. Выжить он не намеревался — когда бы сыновья Феанора кого-то щадили? Жестокость их не ведала границ. А даже если и так — пощада сейчас была бы худшим из зол. Образ дочери снова возник перед глазами, и знать, что она сейчас там, за вратами этой мрачной крепости — было невыносимо. Что довелось пережить ей сегодня? Чем околдовал, обольстил ее этот яростный демон? Сможет ли когда-нибудь она освободиться от этих чар? Раздался короткий вскрик, и Ольвэ выронил меч, зажимая левой рукой глубокую рану на предплечье правой. Маэдрос отступил на пару шагов, выругавшись сквозь зубы — он планировал царапину, не более, но с этим обманным движением противник, судя по всему, вообще не сталкивался, и мало того, что защититься не успел — даже не ожидал удара с этой стороны. - Не надейся, - Ольвэ переложил меч в левую руку. Майтимо только пожал плечами, и это невольно вызвало у Владыки Альквалондэ уважение — мог бы и добить, если бы хотел, в эти несколько секунд перерыва. Значит, поединок все же был честным. Они снова сошлись, почти не соприкасаясь оружием, кружа неподалеку от ворот. Маэдрос тоже был ранен — совсем легко, в бедро, и эта царапина не беспокоила его — со времен плена в Ангбанде на его теле бывали шрамы и пострашней. Ворота Форменоса заскрипели — Лаэриль, проснувшаяся от неясной тревоги и углядевшая в окно происходившее, сейчас ломала ногти, пытаясь открыть тяжелые железные засовы. Никто ничего не услышал - Ольвэ был занят, пытаясь отбить атаки слишком умелого врага, а для Маэдроса Форменос все еще был живым, населенным призраками его отца и братьев. Лаэриль бросилась вперед, чуть ли не грудью на скрестившееся клинки, и только тогда ее заметили. Майтимо смущенно опустил взгляд — на возлюбленной была только длинная нижняя рубашка, волосы ее растрепались, щеки горели яркими пятнами румянца. Владыка Альквалондэ не отвел глаз — боль при виде дочери пронзила его сердце. Этот рыжеволосый негодяй сделал его дочь своей — не только ее тело, но и душу. - Остановитесь! - отчаянно кричала дева, вставая между соперниками — впрочем, при ее появлении они тут же разошлись и опустили оружие. - Разве может быть то, что видят мои глаза? Разве возможно тем, кого я люблю превыше всего, поднимать мечи друг на друга? Отвечайте же мне! Ты, отец, разве не пыталась я тебя уверить... - Чем он пленил тебя, дочь? - воззвал к Лаэриль отец. - Ты многого не знаешь... Вину его ни искупить ни дарованной жизнью, ни прощением Валар, ни любовью к тебе, если даже она существует. - Я знаю! Но ему был дарован второй шанс, а это что-то, да значит!.. А ты, Майтимо! Как посмел ты поднять руку на моего отца! - Я ничего бы ему не сделал, Лаэриль!.. Поверь, уж если хотел бы... - Я сама во всем виновата, - внезапно дева опустилась прямо на землю. - У вас обоих не было выхода. Мне нельзя было приходить сюда... - Ты поддалась велению сердца... - Маэдрос неловко попытался ее поднять за руку, памятуя, что за ними наблюдает целый отряд тэлери. - Не вини себя... Но я понимал, что так будет. - Лучше уж сюда, - вторил ему Ольвэ, пытаясь поднять дочь с другой стороны. - По крайней мере я знал, где тебя искать, и здесь тебе не причинили бы вреда... - Только я виновата, - покачала головой эльдиэ, закрывая лицо руками. - А если бы я сейчас не проснулась? Недавние противники оценивающе поглядели друг на друга, прикинули в голове несколько возможных исходов поединка, и на том удовлетворились, оба поняв, что ни один из них не убил бы другого. Лаэриль наконец поднялась: - Майтимо, я могу пригласить отца в твой дом? - Ты можешь считать Форменос своим домом, - ответил Маэдрос. - Я никогда не отрекаюсь от своих слов. - Ну-ну, - хмыкнул Ольвэ, чем заработал еще один яростный взгляд. Майтимо оставил возлюбленную наедине с отцом, удалившись на балкон и оттуда наблюдая все происходящее. Лаэриль переоделась, найдя в спальне платье Индис — слишком роскошное, расшитое золотом и камнями — вторая жена Финвэ была большой любительницей шикарных нарядов. Индис после переселения Финвэ в Форменос приходила к мужу нечасто, тем более что пасынок и его отпрыски ее едва терпели в своем доме, но каждый раз при посещении поражала великолепием нарядов. Маэдрос обещал, что не будет слушать разговора — и не слушал его, только внимательно наблюдая. Один раз Ольвэ порывисто схватил дочь за руку — но заметив угрожающий взгляд с балкона, тут же отпустил Лаэриль. Разговор длился долго — не менее часа. Наконец, Ольвэ удалился, с тщательно перевязанной рукой, грустный и поникший. Из полуприкрытых окон вдалеке раздались слова команды, и, судя по всему, отряд тэлери с миром покинул земли вокруг Форменоса. Лаэриль молча сидела в гостиной еще с минуту, а потом тяжело поднялась и прошла на балкон. Майтимо несмело улыбнулся ей, думая, что все в порядке, но дева внезапно упала ему в ноги, как неверная жена перед грозным и бледным от гнева мужем, цепляясь за его одежды. - Лаэриль! Что случилось? - поднять ее было непросто. - Я взяла на себя смелость... - Встань, прошу тебя! - Отец вынудил меня обещать, что я сочетаюсь с тобой браком, - губы плохо слушались Лаэриль. - И я обещала. Без твоего присутствия при разговоре. - Мое предложение остается в силе. И заметь, ты дала свое согласие только на третий раз, не так ли? - Потому и смогла обещать, - руки девы были ледяными, и Майтимо поспешно увел ее с балкона. - Что еще случилось? - Послезавтра на закате... - Да хоть сегодня, - не подумав, брякнул сын Феанора. - Лаэриль, это я не от неуважения к тебе, и не от... все будет, только когда ты позволишь мне назвать тебя своей. - В Альквалондэ. Маэдрос вздрогнул, но мужество пересилило: - Разумеется. Это будет правильно, на твоей родине. Я родился в Тирионе, но там немногие помнят меня, а кто помнит — ненавидят. Лаэриль прижалась к возлюбленному, и тут же вспомнила: - Ты ведь тоже ранен! Я видела кровь... - Это только царапина, - пожал плечами Майтимо. - Видишь же, я могу передвигаться без особых неудобств. Наверное, уже затянулось. - Я посмотрю. И перевяжу. - Нет! Если хочешь, я сам, я умею... - Не сомневаюсь. Но тем не менее... - Нет. - Что? - синие глаза Лаэриль угрожающе распахнулись. - Хорошо. Посмотри. - Теперь все в порядке? - спросил Маэдрос. Ему было неловко — дева как раз закончила перевязывать его бедро, а сам он лежал в тех же покоях, где недавно спала Лаэриль. - Надеюсь, скоро заживет, — озабоченно отозвалась эльфийка. Майтимо поспешно одернул тунику, как только стало можно, и попытался встать. - Куда ты?! - Ммм... к себе. - Ты же ранен! Подумав, Маэдрос решил не рассказывать деве, родившейся во вторую весну Валинора, где и как именно он бывал ранен. Про битвы в Средиземье она слышала в лучшем случае в сказаниях, про Сильмариллы и Моргота знала из баллад. Все равно она это еще узнает. Тяжелые сны, в которых Маэдрос вслух призывал к себе своих близких, начали приходить к сыну Феанора еще задолго до Нирнаэт Арноэдиад. Вала Ирмо не слал ему хороших снов, и Маэдрос снова и снова переживал гибель братьев в Дориате, смерть лучшего друга Фингона, вид изломанного и растоптанного тела которого не уходил из памяти... где-то в паутине снов маячили сверкающие творения отца, детство в Валиноре, ласковые и сильные руки Феанора, тогда еще умевшего рассказывать на ночь своим детям добрые предания... Образ матери был отравлен издевательским смехом Гортхаура, его мучителя, отец оборачивался Морготом — оба были освещены ясным и равнодушным светом Сильмариллов, Фингон погибал не в бою, а среди льдов Хэлкараксэ, и Маэдрос видел его вмерзшие в снег черные косы... кто-то из его братьев нашел свою смерть на подожженных кораблях в Лосгаре... Кошмарам - и настоящим, и выдуманным - не было конца, и они преследовали его и в новой жизни. Потому и засыпал Маэдрос только по привычке — вымотавшись в кузницах Аулэ, где отверженного феаноринга принял сам мастер и взял к себе на работу, или у Элронда, выпив столько, сколько тело уже не выдерживало. Тогда кошмары ненадолго отступали... Лаэриль забралась под одеяло и укуталась, накрыв и возлюбленного. Маэдрос сделал попытку встать. - Не уходи, - прошептала она. - Не могу не уйти, - тихо сказал он. - Не хочу оправдывать слова твоего отца. Когда ты так близко, я опасаюсь не сдержаться. - Не будет страшно, даже если не сможешь, - шепнула Лаэриль. - Но ты — выдержишь. Ты сильный... сильнее всех, кого я знала. - Противься мне, если я сделаю что-то лишнее, - Маэдрос привлек возлюбленную к себе. - Это меня отрезвит. - И не подумаю противиться, - возразила Лаэриль, укладывая среброволосую голову ему на грудь. - Ты и сам отлично можешь справиться с собой. - Я слишком долго это делал... - Попробуй просто поспать. - Я говорю во сне. Если ты собралась за меня замуж, - Майтимо невесело усмехнулся, - лучше предупредить тебя заранее. - Тебе снятся недобрые сны? - Конечно, снятся. Ты многого не знаешь про меня. - Я знаю, скольких ты убил из-за безумной клятвы, - спокойно ответила Лаэриль. - Но их души тебя сегодня не потревожат. Они отмщены. Ты отстрадал за них. - Уверяю тебя, нет. У них были семьи и дети... - Такие думы делают тебе честь, но время идет вперед, и счастье уравновешивается несчастьем... Кому-то ты, возможно, принес и счастье своими поступками. Как и мне. Попробуй заснуть. Маэдрос глубоко вздохнул, глядя на полог над кроватью. Лаэриль доверчиво прижималась к его боку, и плотские желания мягко растворились в набирающей мощь новой душе. Он думал, что сможет заснуть. Ему снова привиделось это. Клятва отца, сожженные корабли, отчаянное выражение лиц падавших под его мечом защитников Дориата, холм из мертвых тел после Нирнаэт, прекрасное и недоступное жжение Сильмарилла в его руках, огненная бездна... что-то выдернуло его из этой бездны. Рядом с ним, потерянным и недоумевающим, вставали призрачные защитники. Братья — все его братья — заслонили его собой, но отца с ними не было. Рядом с братьями встал и Финдекано — живой, улыбающийся, с поблескивающими в свете нового рассвета косами. Поднялись и живые - стояла мать, защищая своего первенца. Встал Элронд — уже взрослый воин; неясной тенью воскрес Элрос, первый король Нуменора, выбравший путь Людей и сейчас вернувшийся из Чертогов Эру, чтобы защитить приемного отца от мучительных видений. Мелькнул образ Лаэриль — девы с мечом в руках, ведущей за собой воинство — хотя она никогда не носила оружия... Встали и невольные враги. Эльвинг простила его в видениях, снова обнимая своих сыновей и братьев. Поднялся Ольвэ, отец его возлюбленной, и весь доблестный флот Валинора, сыгравший свою роль в последней битве против Моргота, был за его спиной... Улыбаясь, склонил голову Эонвэ, прощая безумные поступки, последнюю отчаянную кражу Сильмариллов, прощая от лица могущественных Валар. В небе мигнула звезда Эарендила, в венец которого был вправлен Сильмарилл, освещавший Мореходу дорогу. Лаэриль глубоко вздохнула, увидев, что возлюбленный больше не пытается метаться по кровати, а дышит глубоко и ровно, и сама погрузилась в сон.