Против ветра

Я открываю глаза и резко подрываюсь, принимая сидячее положение. Сон? Это был сон? Смешно даже. Походу, хорошие вещи со мной только и случаются разве что во сне. Я осматриваю незнакомую обстановку. Некогда голубые обои выцвели и стали совсем тусклыми. Кажется, я не была в это комнате уже уйму лет. Моя мягкая кровать с нежно-розовым бельем, мои темно-фиолетовые шторы, что скрывают собой свет солнца. Мой шкаф, забитый одеждой, а та, что в него не поместилась, сейчас тактично разбросана по всей комнате. Мой письменный стол, на котором резаком нацарапаны матные слова и разбросана куча тетрадей с моими лекциями. И любимая часть моей комнаты — потолок, на котором приклеены звездочки, светящиеся в темноте. Все это такое мое и в тоже время не родное. Я оглядываю тело друга на другой половине кровати и поднимаю одеяло. Я подскакиваю с кровати и, перепрыгнув через Дея, бегу к шкафу с зеркалом. У Дея зазвонил телефон и он, дернувшись, застонал в голос. Я тем временем осматривала не привычную себя. Растрепанные каштановые волосы после сна, раскосые голубые глаза, губы как губы и чуть вздернутый прямой нос. Элиса была красивее, не поспоришь. И пусть тело у меня тоже не очень, но у меня нет шрамов. О Боже, у меня нет чертовых шрамов. Я так рада тому, что не надо скрывать своё тело, что готова до конца дня проходить голой. — Але, — сонно ответил, наконец, на звонок мой друг. На другом конце провода на него кто-то стал громко кричать, а я продолжала любоваться собой. Я пригладила свои короткие волосы и подняла штаны Дея с пола. Достала оттуда пачку сигарет и разочаровалась, найдя в ней лишь одну зажигалку. Во сне у меня всегда при себе были сигареты, а ещё при мне по большей части был Санджи, у которого можно было стрельнуть курить. Я откинула их обратно на пол и села на кровать. Дей уже сидел, прислонившись спиной на спинку, и потирал глаза. Он последний раз угукнул и откинул телефон в сторону. — Через минут сорок, мама должна привезти племяшку мою, — говорит он и одновременно потягивается и зевает. Очень мило. Я налетела на него с объятиями и прижалась к его груди, крепко зажмурившись. Его руки мягко обвили мою талию, и он склонился надо мной, чтобы поцеловать в макушку. — Ты чего? — ласково спрашивает он и я трясу головой, чтобы согнать слезы и отделаться от дурацкого наваждения. — Я помню, что ты не любишь детей, но я просто ей обещал… — Погоди, — полусонное состояние, как рукой сняло, — у тебя же нет племянницы. — Ты вчера все мозги пропила? — со смешком спрашивает он. — Нет, я серьёзно, — странное чувство за грудиной никак не отступало. Я не знаю все его семейное древо, конечно, но насколько я помню, у него никогда не было маленьких засранцев, с которыми надо было посидеть. — Значит, когда она придёт, я тебя с ней познакомлю, — и проблема решена. Я выпала в осадок. Ладно, не будем думать об этом. — Бля, убраться надо, получается, — застонал он и я усмехнулась. Что-что, а уборка не по моей части. — Ну, удачи тебе, а я в душ, — похлопав его по плечу, я поднялась с места. Он подорвался вслед за мной и обнял со спины. Целует в шею и медленно поднимается выше, отчего мурашки бегут по спине, и я поджимаю ноги. — Может, составить тебе компанию? — шепчет он в самое ухо, выдувая мне на кожу горячий воздух. Я тихо хохотнула, как любила делать это в своем недавнем сне. — Нет, спасибо, — смеюсь я, махнув рукой, и вырываюсь из объятий. Стаскиваю с кровати одеяло, накидывая его себе на плечи, и иду на выход из своей комнаты, оставив лучшего друга в одних трусах посреди моей комнаты. Можно ли изменять персонажу из сна? И считается ли это вообще изменой? А если я вновь лягу спать, приснится ли мне продолжение нашего приключения? Принимая супер горячий душ, я не могла ни о чем думать, как о чертовом сне. Многие моменты вспоминаются с трудом, как это и полагается, но я же помню, что все было будто по-настоящему. Мои истерики, еда Санджи, таящая во рту, соленый воздух и шум прибоя, мои «накама» и мой мальчик, в конце концов, все это — было по-настоящему… Черт, ещё бы это не было по-настоящему. Меня нехило убило, я, как-никак, приняла целую таблетку… ЛСД, экстази, что это вообще было? На самом деле, это не так и важно — я хочу ещё. Хочу ещё раз увидеть их. Кажется, будто внутри меня вместо крови медленно течет мед, причиняя незримую, даже не ощущаемую, но чертовски сильную боль. Когда я вышла из ванны, передо мной стояла девочка лет девяти, имя которой несколько болезненно отзывалось на кончике языка. Алиса. Тот приход теперь будет проследовать меня всю жизнь, в каждом имени, в каждом отдалено-знакомом взгляде. Я хожу, как овощ. Я чувствую себя овощем. Я сижу в позе лотоса, а у меня между ног расположилась Алиса, которая переключала каналы по телевизору. Кажется, я не смотрела его пару лет и от этого я чувствую себя какой-то первобытной в этом мире, застывшей на стадии, когда люди только научились добывать огонь. — Пацанка, — обращаюсь к ней, и она поднимает на меня свою голову, — оставь уже что-нибудь, а-то голова кругом. — Ди, с тобой все хорошо? — обеспокоенно спрашивает меня мой лучший друг, замечая моё подавленное состояние. Похоже, я вновь впадаю в новую стадию своей вечной депрессии. — Все супер, — бьюсь запястьями над головой с каменным лицом, а Алиса тем временем останавливается на одном из каналов с мультиками и радостно хлопает в ладоши, когда на весь экран карта начала петь, что она карта. Детская легальная наркомания продолжается около десяти минут, а я тупо пялюсь в экран, слушая, как ребёнок в моих руках помогает найти те или иные предметы. Дей ушёл за мороженым минут восемь назад и кажется, что он пошёл в магазин. Или побежал на другой конец города за ним — слишком долго его нет. Я устало потираю переносицу и застываю на месте, когда Даша Наркоманка говорит: «Давайте поможем Диве найти ответы на её вопросы». Я только и могу, что раскрыть рот, пока пустые глаза девочки с экрана смотрят прямо в мои. Жуть, какая-то. Я походу схожу с ума. Или я до сих пор не отошла от вчерашней тусы. — Ну же, Ди, — говорит Дей, который появился, можно сказать, из воздуха. Алиса развернулась ко мне лицом, и Дей быстрым движением рук перерезал ей горло. Я пронзительно закричала, хватаясь за голову. Пацанка, как ни в чем не бывало, продолжала сидеть на месте, пока кровь хлестала в разные стороны. — Ты разве не хотела узнать, что произошло? — спрашивает она, и я отталкиваю её от себя, поднимаясь на ноги. — Что здесь, черт возьми, происходит? — я запутываюсь в ногах и падаю вниз с дивана. Подрываюсь, и яркий свет ослепляет мои глаза. Я стою посреди какого-то шоссе в пустыне. Осознание происходящего резко ударяет в голову, и я падаю на колени, разбивая коленки. Я внутри себя… Я закрываю глаза рукой от назойливого палящего солнца, и чья-то тень накрывает меня с головой. Я с минуту пытаюсь сориентироваться и понять, что происходит. Пазл в моей голове начинает складываться сам собой, и я фокусирую зрение на миниатюрной фигурке напротив меня. Надо мной возвышалась Элиса и если бы я смогла подняться на ноги и твердо стоять, она бы еле доставала мне до груди. Красные глаза, которые еще недавно были моими, смотрели на меня с озорными нотками. Она стояла передо мной в легком розовом платьице, не скрывая своих шрамов, которые медленно становились все меньше и выцветали прямо на моих глазах. — Привет, — говорит она, и я наклоняю голову в бок, оглядывая ее с головы до ног. Элиса краснеет, и я умиляюсь этой сцене. Неужели, я выгляжу так же мило? — Ты чего такая маленькая? — удивилась я, и тут расплылась в блаженной улыбке. Йо-хо-хо, какая же она милашка. — Потому что день за днем я все больше и больше растворяюсь в твоей душе, — отвечает она, дотрагиваясь до моего лба указательным пальцем, и я осеклась. Улыбка с моего лица пропала, а Элиса наоборот легко и непринужденно растянула уголки губ в стороны. — И мы будем одним человеком? — спрашиваю я, разводя руками. Боже, внутри меня что-то умерло. — Фактически меня не будет вообще, — весело отзывается она, будто вовсе говорит не о своей смерти, — но раз у тебя мое лицо, то можно сказать, что мы будем как два в одном. Мы и были «два в одном», так что ничего не изменится. Ну, кроме тебя, конечно. — В каком смысле? — не поняла я. — Ты разве не заметила, как изменилась? – удивилась она, раскрывая глаза. — То-то я материться перестала, — хмыкнула я в сторону, и она прыснула, прикрыв рот ладонью. — У меня столько обзывательств в голове, но язык не поворачивается сказать такое и только и выходит что дурак, да придурок, — я закатила глаза, а она уже смеялась вовсю. Я смотрела на нее с какой-то нежностью, будто считая, что она моя родная маленькая дочка. — У тебя, что табу какое-то стоит? — Там где я росла, женщина не должна была непристойно выражаться, — она в последний раз хохотнула в кулачок и я узнала в ней свои черты. — Расскажи мне о себе, — прошу ее с наверняка загоревшимися, как обычно у капитана, глазами. Она подошла ко мне ближе и взяла мое лицо в свои руки. — После этого от меня ничего не останется, — все так же улыбается она, — и мы больше не увидимся. — Ты не боишься? — спрашиваю, совсем не понимая ее реакции. Разве можно быть такой спокойной? Как она может так искренне улыбаться, зная, что на ее месте теперь я? — Я была мертва еще до твоего прихода, но ты вернула частичку моей души обратно и держала все это время при себе. — Прости, — ошеломленная всей этой ситуацией в целом, виновато прошептала я, и она мотает головой в разные стороны. — Тебе не за что извиняться, глупышка, — и вот я теперь знаю, от кого нахваталась этими глупыми уменьшительно-ласкательными словами. Забавно то, что я даже не замечала этого и не обращала никакого внимания, принимая это как должное. — Мне не страшно и не больно, я наоборот скоро стану свободной. Она придвигается ко мне ближе и невесомо целует в лоб. — Спасибо, — шепчет она, отодвигаясь. Ее тело начинает тлеть, словно пепел от сигареты. — Подожди! — только и успеваю воскликнуть я, прежде чем вспышка света опять ослепила мои глаза. Я ведь так много еще хотела узнать! Я столько всего не спросила, черт возьми! И вот я открываю глаза, хоть и не закрывала их. Жёсткие капли дождя бьют в лицо, а мокрая одежда прилипла к телу, заставляя тело содрогаться от холода. Мощная пощёчина вернула меня в реальность, и звуки нахлынули на меня. — Элис Арлен Блейк, — сердитый голосом отчеканил мужчина, что сидел на корточках напротив меня. В отличие от меня, этот продуманный урод был в ядовито-розовом дождевике, по которому градом стекала вода вперемешку с грязью, — мы здесь, чтобы ты, наконец, увидела свою маму. Я в недоумении смотрю на него, раскрыв свои глаза, и стучу зубами от холода. Он разворачивает меня в сторону, и я натыкаюсь на разрытую могилу покойной, а теперь и осквернённой, матери Элисы. Или Элис? — Ты че, мужик, вообще с катушек слетел? — ошарашенно спрашиваю я, наблюдая за тем, как он откидывает от себя лопату в сторону и спрыгивает в яму. Он не обращает внимания, будто я ничего и не говорила. Я смотрю на надгробие, и вздрагиваю, услышав жуткий треск досок гроба. Этот ненормальный открыл его, пока портрет на могильном камне его, вроде как, жены, мило улыбался в свете полной луны. Эта женщина похожа на мою мать слишком уж сильно, и действия старого пацана приводят в меня ещё больший шок. Меня потянули за ногу и я, вскрикнув, полетела вниз. Отец Элис ловко меня поймал и поставил в гроб между раздвинутых ног мертвой женщины. Меня трясёт и, кажется, что мои глаза сейчас выпадут из глазниц, потому что их нельзя открывать настолько широко, как это делаю я. Я открываю и закрываю рот, как рыба, наблюдая за тем, как черви и отвратительные черные жуки ползают по костям. Мамочки. Мне больше пугают эти уроды, чем труп. И вновь пощёчина, но я ничего не почувствовала вовсе. Я услышала только звук. Дыхание резко перекрыло, и я стала хватать воздух ртом. Я хватаюсь за волосы и тяну их в разные стороны, крепко зажмурившись. Ещё пощёчина, ещё и ещё. Я издаю странный писк, и горячие слезы вырываются даже из закрытых глаз, смешиваясь с холодным дождем. — Посмотри! — надрывая горло, кричит на меня этот ненормальный и начинает трясти. — Открой свои чертовы глаза! — Отстань от меня, больной ублюдок! — визжу я и махаю руками, чтобы отделаться от него. Меня толкают в сторону, и я падаю, навалившись на груду костей. Казалось, мой крик перешёл в ультразвук, и я смогла оглушить даже себя. Я подскочила, но меня силой стали укладывать обратно и я ногтями вцепилась в скользкий дождевик мразотного отца Элис, наконец, открыв глаза. Мои бешеные глаза в панике смотрели в его чёрные, пока он усмехался надо мной. Его рука на моем животе вдавливала меня в останки некогда его наверняка любимой жены, а второй рукой он держал меня за челюсть и пытался повернуть его в сторону. Я сопротивлялась, как могла, но что я могла сделать? И вот я в необъятном ужасе смотрю в пустые глазницы, можно сказать, своей матери и один длинный червь переползает из нижней носовой раковины в открытую челюсть. Я кричу, что есть сил и бьюсь в конвульсиях. Пинаю ногами тело мужчины надо мной и пытаюсь расцарапать его лицо. Я реву навзрыд и не в состоянии даже закрыть глаза, чтобы не смотреть, как передо мной мертвая женщина плачет, как и я. — Видишь! — перекрикивая меня, на грани помешательства, радостно восклицает этот моральный урод. — Её больше нет! И она нам больше не нужна! — Что за бойцовский клуб ты тут устроил?! — не переставая реветь, дрожащим голосом еле выговорила я. — Я знаю, что ты не успела с ней попрощаться, — с какой-то нежностью говорит он. — И вот у тебя есть шанс. Увидимся завтра, малышка моя. Он целует меня в лоб и начинает закрывать крышку гроба, удерживая меня здесь. Он заламывает мне руки, но я вырываю их. Я держусь за края, и он придавливает мои пальцы, отчего мне приходиться засунуть их внутрь. Я пинаю ногами потолок, а он лишь садится сверху и гроб противно скрипнул под его тяжестью. Черви с жуками оживились и некоторые, не стесняясь, начали ползать по мне, а я только и вздрагивала всем телом, крича от страха. Я зажала уши руками, чтобы кто-нибудь не решился залезть внутрь меня. — Луффи-и, — тяну я, не слыша собственного голоса, задыхаясь от слез и собственной паники, — спаси меня… И вот новая вспышка в гробу в очередной раз ослепляет мои глаза…