Приходите за счастьем вчера

Великобритания. Лондон. Деймон на несколько мгновений и вправду открыл глаза, приборы зафиксировали активность, врачи подтвердили, что с наибольшей степенью вероятности это была не рефлекторная реакция, а переход к выходу из комы. Элайджа и Кетрин, хотя и не были особенно нужны в больнице, приехали и полночи провели с Бекс и Дени – реакция случилась в одно из посещений отца Даниэллой, - и пока все успокоились и вернулись домой, на улице уже светало и сразу повалились в постель. У Элайджи была назначена встреча в офисе с братьями, Кетрин возвращалась в поместье, как он ей сказал. Но после бессонной ночи, очередного раза, когда их близость прервали брюнетке казалось, что всё случившееся вчера исчезнет, стоит проснуться, поэтому она почти всё время с их возвращения квартиру молчала. Но сварив кофе покрепче, Кет решила перестать изображать забитость и подошла: - Будешь кофе? - Да. Спасибо, – поднимая голову от ноутбука, пробормотал сидящий за столом Элайджа. – Постараюсь быть дома как можно скорее. - Хорошо. - Она аккуратно поставила чашечку на стол, - Я пойду одеваться? - Да. Катерина, - окликнул он отвернувшуюся женщину, - это бы последний раз. - Да. Почему он у меня есть снова, этот шанс? - Из-за того, что ты все-таки не сумела промолчать. - Он вдруг посмотрел на неё холодными карими глазами: - Кол бы тебя не выдал, и мы оба это знаем. Я тоже ждал. - Ждал? – Её брови поползли вверх, впрочем, она её мысли переключились на другой вопрос: - Выходит, ты знал? - О Рейнолдсе нет, о том, что у вас какое-то неприглядное дело за душой – да, со свадьбы Елены это было очевидно. - Кетрин молча кивнула, забрала из его рук чашку с кофе и глотнула из неё. - В твоём стиле отомстить за всё разом, включая унижение и почти пощёчину, не сказав мне о Рейнолдсе, но рассказав моему брату. После ты опомнилась, - косой насмешливый взгляд скользил по её макушке, так как Кет поспешила склониться над чашечкой, чтобы сделать ещё глоток кофе, - но, конечно же, не раньше, чем я начал сдавать позиции и привечать тебя не как «чужого человека», и в итоге окончательно запуталась. - Ты прав. Отправил жить в другой дом, отдал Аиду другой хозяйке, запретил приходить и… - И посмел скинуть твой поводок. А раз так, то к дьяволу этого ублюдка, и я сама себе хозяйка, - заключил Элайджа и отобрал посуду и поставил на край столешницы. Шагнув вперёд и оказавшись между его расставленных колен, Кет едва коснулась его губ своими, закрыла глаза и качнулась вперёд. - Не вздумай, - приятное тепло по телу, от шёпота над ухом в очередной раз напомнило, что она пластилин в этих руках. Только теперь Кет наслаждалась как кошка весенним солнцем, а не злилась на себя самою. - Мне не нужна угодливая овца. Она приоткрыла один глаз. - А если я с возрастом стану чувствовать себя хорошо в роли угодливой овцы? - Люди не меняются, Катерина. – Предполагаемый поцелуй в губы оказался лишь поцелуем в лоб и раздосадованная девушка отошла к зеркалу. – Можно их недопонимать, я надеюсь, что я чего-то не понял во всём случившемся, но стать кем-то ещё тебе точно не суждено. – Хмыкнул, оглядев рубиновые розочки, украшавшие её кудри: - Я просто мирюсь, что у тебя вздорный характер, дурное воспитание и вульгарный вкус, которые ты, вероятно, передашь нашим дочерям. О дочерях он сказал явно зря, это был больная мозоль при прикосновении к которой, Катерина заводилась с пол-оборота. - Моя бабушка была из аристократической семьи, - заносчиво объявила женщина, вертясь перед зеркалом. Качнула головой и серьги холодно замерцали словно в подтверждение её слов. Кет вообще не понимала этой глупой моды не демонстрировать деньги. – У меня хороший вкус в крови. - То есть она тоже перешла из любовниц одного из визирей в жёны, ослепив его своим блеском с утра пораньше? В эту генетическую особенность я абсолютно верю, – сказал Элайджа раскрывшей в немом возмущении рот Кет, и уточнил: - Болгария принадлежала Османской империи, поэтому аристократия у вас была турецкой. Остальных вырезали. - Я… нет, не вырезали. Просто они жили небогато. Между прочим, потому что твои… Твои предки не оставили нам этот… - она сморщила лоб, пытаясь вспомнить, что же за национальный праздник праздновали в Софии в феврале. – Договор эм… Сан… Сант… - Сан-Стефанский, - услужливо подсказал Элайджа. – Мы заменили его на Берлинский, потому что в отличие от некоторых не имели привычки быть чьим-то сателлитом. – Поманил к себе, и когда поколебавшись мгновение Кет подошла, он за бёдра посадил её на стол и распахнул пояс халата. Прикоснулся губами к её животу, опоясанному тонкой цепочкой с рубинами в пару к пресловутым серьгам. – Хотя я не визирь, но мне нравится твой вкус. - Мне показалось, или ты сказал какую-то двусмысленность? – насмешливо скривилась брюнетка, тщательно скрывая горечь от того, что им снова расставаться неизвестно насколько. - По-моему я как никогда откровенен перед дегустацией своего блюда. – Приподняв голову, он провёл ладонью по её щеке. – Я знаю о чём ты думаешь и к чему мы говорим всю эту ерунду. Мне тоже не хочется уезжать сейчас, но я должен. - Я буду очень скучать. – Она подумала мгновение, позволяя развязать пояс своего халата. – И съезжу с девочками проведать Елену в Штаты. Ты не против? - Нет, поезжай. Тогда там мы и встретимся. К радости Катерины она увидела, что Элайджа смотрит слишком внимательно, и он понял, о чём не было сказано, но в следующее мгновение мужчина надавил ей на плечи, заставляя откинуться на поверхность столешницы. Взгляд Майклсона стал совсем иным, пожирающим её обнажённое тело, и опершись на локти, Катерина, не мигая до рези, смотрела на то, как раздуваются его ноздри, ходит кадык и темнеет радужка расширяющихся зрачков. Но вскоре губы и язык оставлявшие дорожки поцелуев по груди, и пальцы, игравшие с цепочкой и гладящие низ её живота, дразнили очень неспешно - Элайджа никуда не торопился, а значит не собирался делать возможным новый виток диалога сегодня. Это подразумевало многое, но не став настаивать, брюнетка запустила пальцы ему в волосы и протестующе всхлипнула, когда его пальцы вместо того чтобы начать переход к нужной точке приняли гладить её липкие бёдра. Сидевшие в комнате мужчины молчали, никто не смотрел друг на друга. Всё, что следовало услышать, каждый уже знал, а что не следовало – они перешли детский возраст, чтобы кричать друг другу о претензиях и обидах, когда речь шла об огромных деньгах. Но преодолеть в себе что-то человеческое, из этого детства и при этом делать вид, что ничего не происходит, не могли, и поэтому даже говорливый Кол, цинизму которого обычно было море по колено, уставился на часы на запястье левой руки и не желал прерывать паузу, с каждой минутой становившуюся всё более натянутой. - У нас есть вариант синхронизации пользователей и просмотреть историю наших запросов, - голос Элайджи взявшего на себя труд начать, заставил Кола медленно выдохнуть, Николаус же не отреагировал никак, словно ждал этого. – Для этого нужно согласие всех нас. Личные данные тоже предоставляются в полном объёме и протоколируются. Это значило все съёмки, все сообщения, все документы с личных компьютеров. - На срок около года достаточно, - сказал Ник. – Что с Бекс и Нейтлендом? - То же, что и с нами. Проверка всех от и до. Кол? Кол без энтузиазма, наконец, оторвался от разглядывания гордости швейцарских часовщиков и посмотрел на братьев: - Мне эта идея не по вкусу. – Ещё одна пауза и неохотное: - Но если надо, то надо. Долго времени займёт. - Около двух недель, - подтвердил Элайджа, подымаясь с места. – Ладно, мне нужно ехать. - Мне тоже, - кивнул Николаус. Рукопожатие теперь было сугубо формальным для каждого брата. И равнодушным. Ни Элайджа, ни Николаус, ни Кол не ощущали обиды друг на друга, пока они все вместе спускались в лифте на первый этаж. И родственные чувства словно угасли вместе с этим отсутствием претензий - бизнес ведь не предполагает ничего личного? США. Мистик Фоллз. - Я им не нравлюсь. – Елена качнула головой и сморщила нос – малышки не захотели сидеть на её руках, всё утро как обезьянки висели на матери, и только недавно угомонились. Кетрин прилетела вчера к ночи, долго устраивалась на ночлег, завтрак прошёл в бестолковой суете, поэтому, поговорить удалось только, когда дочери заснули на террасе. Близняшки устроились в гостиной, предварительно распахнув окна и двери на улицу и в сад, чтобы пряный летний воздух свободно гулял по дому, и, если Златка или София проснутся, сразу услышать их плач. – Ты так и не рассказала, почему так скоро? - Ты не рада? - Конечно, рада. Только знаешь, я, наверное, уже отвыкла от жизни здесь. - Дом перестал быть твоим домом? - Нет. Просто он кажется маленьким и старым. Таким уютным, но моим детским домом. - Потому что папа умер, - пробормотала Кет. - Элайджа уехал в Штаты, вот и я выбралась. Потом экзамены и уже будет не до разъездов, - младшая близняшка шуганула какую-то наглую осу с гренка с мармеладом, и, положив его в рот, скосила на сестру внимательный взгляд: - Ты кажешься грустной? - Я не грустная. Просто здесь время течёт очень уж созерцательно. Нет. – Отставив чашку, Елена вдруг призналась: – Я правда грустная. Сижу тут одна и ревную Кола от нечего делать. Даже танцы не спасают. Точнее я не ревную его, а думаю о том, что будет через пару лет, когда его страсть пройдёт, и я ему наскучу. - Все мужчины рано или поздно изменяют. - Легко философствовать той, у которой муж никогда не славился походами по женщинам. - Элайджа делал это всегда и делает прямо сейчас. – Кет усмехнулась в ответ на недоуменный взгляд сестры: - Изменяют в поисках нового и для самореализация либо с женщинами, либо с работой. Отладка его империи интересует моего мужа больше новизны грудей и ног в его постели. - Мне ставить на самореализацию? - Думаю, ты прекрасно знаешь за счёт чего реализует себя Кол, раз влюбилась по уши. Ты никогда бы не предпочла мужчину, чьё главное занятие и цель менять в постели красоток, – уверенно произнесла Кет. Мягкий взгляд на Елену, и тихий вывод: - И именно это тебя и привлекает, и пугает, а не его будущая скука. - Власть, - понуро согласилась Елена. - Ему интересна власть. - Они любят управлять и всё контролировать, – поднялась с места Кетрин. – Элайджа своей корпорацией, а Кол – людьми, Бекку и Клауса мы не знаем близко, но думаю там не лучше. Вспомни хотя бы их Джорджа. Но Елена, ведь ещё пару недель назад тебе было неважно моё мнение. Так почему ушла твоя решительность? - Не ушла, и я не мнение спрашиваю. Я всё решила, но Стефан… - Стефан? - В зале суда мы столкнулись в дверях, и он сказал, что наш с Колом брак не продержится и двух лет. А неделю назад, Кол предложил мне перебираться в Италию, раз все формальности улажены и это порог. Я никогда не жила в кругу Кола, только бывала пару дней, а когда на острове мы жили друг с другом, то… - она вяло махнула рукой, - виделись скорее. - Сальваторе заведомо проигравшая сторона, - нахмурилась Кет. - Не обращай внимания. - Это было не злорадство. – Елена закрыла глаза, - Кетрин, ты не поверишь, но я чувствую сердцем, что несмотря на всё, Стефан - мой друг. Настоящий. И это правда его мнение, а не мелочная месть. - Даже если так. Елена, но чего ты хочешь от меня? – Кетрин прошла к подоконнику, через который в комнату заглядывали спирали соцветий левкоев. – Ты не откажешься, но тебя пугает то, что вы не на равных? Да, ты не круга Кола, и если захочет, он тебя придавит как мошку. Чем дальше и больше денег, связей и власти он будет получать в свои руки, тем больше он будет зарываться, и тем сложнее тебе будет заставить считаться со своими «хочу», если они ему придутся не по вкусу. – Она сорвала увядший цветок и смяла в ладони. - Но я тебе уже говорила, что Кол - не мечта супружеской жизни, и это не имело значения. - А как же ты? Ты ничего не боишься. - Элайджа никогда не будет упиваться моей зависимостью, как не упивается сейчас своей властью над людьми. Корпорация для него это в первую очередь интересная задача, детище его таланта и… - А если он увлечётся другой? - резко прервала излияния на тему, какой замечательный Элайджа, Елена. - Что будет с общими детьми? - Нет. – Глаза Кет вдруг недобро блеснули, и она враждебно посмотрела на сестру. – Но Кол - не Элайджа, откуда мне знать? Ты уже выбрала и соломки не подстелешь, поэтому лучше давай не будем об этом. Чувствуя, как на виски давит тяжесть, Елена ошарашенно кивнула и слабо пискнула: - Давай. Кетрин тряхнула волосами, прогоняя тяжёлые мысли. - Тем более я тут на пару дней. - Стой. Но ты говорила, что на неделю… - Мне нужно побывать в Бразилии. – Кет увидела, как дёрнулись на лице Елены мышцы, и согласно кивнула. – Да, ты поняла всё правильно. И Елена вновь опустилась на диван. Протянула руки к Кетрин, усаживая сестру рядом, и спросила совсем уже робко: - Кет… А зачем тебе это? Прошлый год - ладно, но сейчас? – Требовательно: - Не нужно! Не уезжай. - Но мне это нужно. – Их взгляды скрестились, и Кетрин не выдержала. Она уткнулась носом Елене в ноги, с силой обхватила их руками. - Мне очень нужно туда. Мне страшно, Елена. Это я виновата, что тебе неспокойно и страшно. Это всё я! Елена испугалась этого внезапного взрыва: хриплого голоса, дрожащих плеч, и пальцев, судорожно цепляющихся за её юбку. Катерина всегда была сильной, главной, умеющей решать самой, даже если решение бывало ошибочным. - Кетрин, ну-ка хватит! - Голос девушки жалобно тренькнул: - Пусти меня… - Может, если я перестану ненавидеть себя, я смогу сделать его счастливым. – Не обратила внимания на протесты Кет и никак не давала разжать пальцы. - Или отпустить. О, Эл меня не любит! Уже не любит… Он не захотел говорить со мной о Маргарит. Мы спим вместе и всё хорошо, но говорить о ней – нет… Если бы ты знала, Елена! Я должна его отпустить, но не могу. И я должна поехать, хотя он против. - Елена прижала ладони к ушам, но голос сестры проникал сквозь эту «преграду». Не замечая ужаса Елены, Катерина всё царапала длинными ногтями бёдра близняшки сквозь шёлк подола и продолжала как заведённая выплёскивать всё, что как гнойник сидело в ней и сейчас прорывалось каркающими словами: - Элайджа меня больше не любит. Он ведь живёт со мной только ради дочерей, и потому что в Индии меня научили, как удовлетворять мужчин. Он меня хочет, я его возбуждаю, Елена… Я его предала и мучила, я отказалась от него и Маргарит. Я не хотела Златку, и он её тоже никогда не хотел, потому что тогда так мерзко случилось. - Зачем ты так? Нельзя не хотеть ребёнка… - Потом я узнала, что противозачаточное нельзя мешать с большим количеством снотворного, когда было поздно и… Это были признания, которых Елена теперь никогда не желала знать и слышать. Раньше она бы многое отдала, чтобы заглянуть за завесу тайны отношений с тем, кто отобрал у неё сестру, но внезапно поняла, что она не должна ничего знать. Она закрыла рот близняшки рукой. Уже поздно, Кет полностью принадлежала бывшему зятю, и если сейчас сболтнёт о нём лишнего, то возненавидит себя, а вместе с собой её, Елену до конца жизни. Елена, по-прежнему не давая Катерине больше говорить правой ладонью, левой начала гладить кудри, уговаривая как уговаривают только малышей и больных. - Глупость. – Она прижалась губами к макушке Кетрин. – Он тебя всегда любил. Разве ты не видела, как сильно он испугался за тебя на гонках? А как рассердился на вас с Колом. А как он гордится тобой. Как он летает к тебе через полмира, сколько прекрасных вещей привозит. Кит Кет, маленькая, вспомни твоё ожерелье… Ты сама хвасталась, какая это редкость даже в тех диких краях. Помогло или нет, только лицо у Кет стало замкнутым, и быстро встав, она отерла слёзы. И стала собой, только отчего-то Елена не почувствовала облегчения. - Прости. Не выспалась и перенервничала из-за перелёта, и несу ерунду. Разреши мне отдохнуть и… - Не разрешу. – Резко и странно даже для себя самой сказала Елена. – Запомни, Кет, Элайджа воспитанный и располагает к себе, но на самом деле не добрый и не ласковый. Я опасаюсь его, перед ним дрожит Совет Директоров, его ненавидит Рейнолдс… Почему ты считаешь его добрее Кола? – Катерина сложила руки на груди, давая понять, что происходящее неуместно, но старшая была неумолима. – В твоих глазах он ласков? Он был добр, когда угрожал мне со своим братцем, отлично зная, что он пользовался тобой в своих целях, или когда выгнал тебя на улицу по одному подозрению в шпионаже, а потом отобрал документы и держал как рабыню за железным забором, ничего не объясняя? Добр, когда развёлся с женщиной на шестом месяце тяжело протекавшей беременности, зная о том, что с психикой не в порядке и вызвал истерическую летаргию? - Ты ничего не знаешь о жизни, Елена. - А что мне нужно знать?! Я ненавижу его за то, что он всё забрал, а должна доказывать, что он тебя любит?! Он шантажом склонял тебя к сексу после смерти отца. – Никогда не любившая зятя, а в эту минуту тем более, выкрикнула Елена: – Может, он и великодушен время от времени, я не спорю, но это Элайджа заставил тебя подписать идиотский контракт. Кол никогда в жизни мне бы подобного не предложил, потому что… - Потому что ты не я. – Достав из сумочки упаковку платков, Кет вытерла лицо. – Потому что у нас разное прошлое, Елена. С тобой всегда будут церемонится, не потому что Кол такой славный, а потому что ты такая трепетная лань, и ты достойна этих церемоний в глазах всех цивилизованных мужчин. И я рада. Поэтому мне не страшно, что ты выходишь замуж за Кола, он тебя никогда не будет заставлять и мучить. А я не пыталась создать образ лани, мне хотелось власти и денег. Это тоже правда, я всегда искала взаимной выгоды и продвижения, а это исключает… - она вздохнула, поняв, что окончательно взяла себя в руки, - слабости. Если ты включаешься в эту иерархию, то ты берёшь на себя обязательства играть по правилам. – Ты отлично могла бы мотивировать на такое же отношение, как и я. - Но я не хочу быть как ты! – вдруг вспылила Катерина и осеклась, вспомнив о детях. Уже спокойнее пробормотала: – Просто Элайджа всегда был единственным, с кем я чувствую себя… Не знаю этого слова. Мне хорошо. Это моя самая большая ошибка. Я так привыкла ненавидеть человеческие слабости, что потеряла любой шанс на доверие. Без доверия не бывает любви, я бы не могла полюбить Элайджу так, если бы не чувствовала его, – медленно сев в кресло, она горько заключила: - но он меня не любит, а все перечисленные тобой привилегии – они привилегии для любовницы и матери его детей по совместительству. Он и вправду благородный человек, Елена. - Ну да, если тебя послушать Элайджа - божество во плоти, - фыркнула старшая сестра. - Нет, всё проще. Он тебя любит. Но тебе всё мало. - Этого всегда мало. - Так что же тебе от него ещё нужно? "Доверие..." В мёртвой тишине решившая не переливать из пустого в порожнее Кетрин гоняла гренок по тарелке. - Давай лучше про платье. Какое ты хочешь? - В пол, - неуверенно пробормотала Елена, - с пышной кружевной юбкой. Засунув руки в карманы, Майклсон стоял, облокотившись спиной о забор и уже несколько минут переваривая услышанное. Он не дал Катерине сказать, потому что сам не знал, должен ли влиять на решение или нет. Решил, что это её обязанность. Но спустя сутки после встречи с братьями не выдержал и примчался в Виргинию, чтобы забрать с собой в Бразилию, а в итоге решил взглянуть на спящих дочек и, без слов пропущенный на территорию в разы усиленной охраной, услышал их разговор с Еленой. Наверное, стоило успокоить Катерину, но он не вошёл в дверь, вернулся к воротам, постоял и сел за руль. Машина в сопровождении ещё двух бронированных внедорожников бесшумно отъехала от дома и помчалась к выезду из города, уверенно набирая скорость и Элайджа усилием воли расслабился. В этот раз Катерина должна решить и решиться сама, без него и его мнения. И тогда он сам поймёт, может ли утешить её и сказать то, чего она ждёт, или нет. Он знал, что не передумает, но почувствовал, как в нервном тике дёрнулась щека. Расслабленность – ложь, когда решается твоя судьба, и ты никак не можешь повлиять. А перед глазами, всё так же убаюкивая, несся асфальт. «Катерина, будь сегодня смелой…» Бразилия. Штат Рио-де-Жанейро. Кетрин замерла перед воротами, судорожно сглатывая. Прошло уже два года, всё должно было если не забыться, то хотя бы остыть, но неожиданно ноющие задворки воспоминаний превратились в колющую боль в груди. За ограждением, казалось, бушевало одно лишь море зелени, а дом не был виден, и женщина невольно несколько раз оглянулась, припоминая что и где. Она постучала, собираясь приступить к объяснениям, но стоило ей представиться, как охранник поздоровался и впустил её на территорию. Её ждали. С сильно забившимся сердцем, брюнетка пошла по знакомой дорожке, а потом в ужасе сорвалась на бег. Здесь время словно умерло, и она поняла, что ничего, ничего не изменилось – та же бесконечная апельсиновая роща, луг, дорога из булыжников с пальмами по сторонам, уже отцветающие шоколадные деревья и белый резной козырек террасы. Только персонала на улице не было, хотя наверняка кто-то жил на самой вилле. Кет остановилась, оглядываясь по сторонам, и вздрогнула от того, что вялый цветок с шоколадницы упал перед ней. Она обошла его по кругу. Ей даже не пришло в голову зайти в дом: Катерина боялась прикасаться к любому предмету, траве и деревьям и, казалось, что воздух обжигал лёгкие. Не стоило сюда приезжать, в ней нет столько выдержки и сил. Но ноги Кет уже сами несли её в сторону опушки рощи, и стискивая в потных ладонях несчастные герберы, которые зачем-то купила в аэропорту, она пересекла луг, миновала деревянные качели и бассейн, и поспешила к зарослям апельсина. Апельсин теперь разросся густо, и его гибкие зелёные ветки закрывали полянку, но фигуру Элайджи в чёрном костюме она увидела издалека. Он приказал впустить её, но хотел ли встретить у могилы? Этого Катерина не знала, но то же чувство, что заставило бежать сюда со всех ног, повело напрямую к месту, где Элайджа велел сделать холмик для Маргарит. Он скосил взгляд, ничего не сказал. Но остановившись в десяти шагах, она сглотнула: - Мне можно остаться, или я приду позже? - Эти два дня я думал, приедешь ты к ней или нет. Кет хотела сказать, что самолёт задержали, но ей стало всё равно, хочет её здесь видеть Элайджа или нет. Осторожно опустившись на колени, она положила герберы к небольшой плите, на которой не было написано ничего кроме имени и притронулась к букве «М». Плита с одного боку, где не было тени кустов нагрелась, и была горячая. - Я к ней приехала. – Из глаз полились первые слёзы. – К вам. Закрыв глаза ладонями, Катерина заплакала и осталась сидеть, пока не выплакала все слёзы. Потом неуклюже поднялась, и побрела в сторону шоколадных деревьев и дома. Всё время простоявший на своём месте Элайджа, не пошёл вслед за ней, сел на примятую ею траву, чувствуя, как закружилась голова и напряжение слишком быстро покинуло тело. Внезапно ему захотелось спать – вспомнил, что из-за смены часовых поясов не спал уже несколько суток. Он отошёл на несколько метров в тень кустов и, подложив под голову пиджак, лёг, глядя на проглядывающее через сплетение веток синее небо. Он никогда не представлял себе человеческой внешности Маргарит, её лица, или как представляют образы детей художники – круглолицыми кудрявыми ангелочками, но ему оказалась естественным сказать этой пустой и разливающейся синеве: - Всё-таки она приехала. И он заснул. Проснулся Элайджа от того, что почувствовал запах еды, и во сне вспомнил, что давно не ел. Катерина вернулась и сидела, положив его голову себе на колени. Она уже не плакала, а смотрела вдаль. Увидев, что он проснулся, вопросительно тронула за воротничок рубашки. Элайджа перекатился в сторону и сел рядом. - Почему ты не дал мне сказать тогда? - Сначала не знал, хочу ли застать тебя здесь. Да и потом не хотел отвечать на твои вопросы. - Я до последнего придумывала причины не приезжать, - призналась Катерина. - Не придумала достаточно важной причины? - хрипловато поинтересовался Майклсон. - Ничего уже изменить нельзя, только вычеркнуть из жизни. – Элайджа понял, о чём она – об этом дне, точнее дне два года назад. - Но это у меня не получается. Держи, мне сказали, что ты второй день здесь и ещё не был на кухне, - неожиданно переменившая тему Кет, так и не взглянув на него, подала бутерброд с котлетой и бутылку минералки. Он прожевал, отпил глоток и повисло молчание. - Но почему? Я не понимаю. - Потому что я оказалась уродом. Когда я забеременела, это было такое счастье… - Её ладонь непроизвольно легла на живот, глаза вновь затуманили слёзы, но женщина их поборола – бесполезные, - и быстро оперлась обеими ладонями о траву. - Знаешь, ведь почти не бывает, чтобы всё сразу… Можно сколько угодно изображать из себя королеву без королевства, но мы все знаем, что я ничего особенного из себя не представляла - девочка как девочка, разве что фантазии и целеустремлённости побольше. И когда у нас появилась Маргарит, она стала моей привилегией, гордостью, которой никогда не было бы у другой женщины. И мне не было больше стыдно за то, как я жила без тебя. - Катерина пожала плечами. - Но родить мне не удалось, а ты умер. – Её лицо исказилось нервной судорогой, став некрасивым. - Я ненавидела себя, и тебя ещё сильнее, потому что ты сначала не приехал, когда я была дурой, а потом, когда я уже поняла, что сама виновата во всём, продолжал меня любить. Мне хотелось, чтобы тебе было так же больно, чтобы жизнь кончилась не только для меня, чтобы ты стал слабым. Последние предложения она пробормотала сквозь слёзы, и замолчала, испугавшись, что собьётся на рыдания. - Ты мне была нужна в тот день. – Элайджа запнулся и, отбросив гордыню, признался: - Я впервые с детства плакал, и это было… Это было не стыдно, а как будто я раздавленный. Испугался, наверное. - Нет, не испугался. – Ладонь Катерины скользнула по плечу и почувствовала, как оно вздрогнуло. - Тебе было больно. - Да, – Элайджа попытался переварить определение и понял, что не испытывает стыда и теперь. По крайней мере не перед ней. - Это и было очень больно. А потом я ждал, когда ты настоящая вернёшься. Только ты даже не подпускала к себе. Я подумал, что раз я не получаю сочувствия, то хотя бы твоё тело... – Он помолчал. – И я был таким ласковым и предупредительным не только из-за заботы о тебе, а ещё потому что надеялся подкупить. Надеялся, что ты сама ляжешь в мою постель, а после - впустишь и к себе в голову. Иногда почти получалось. Потом, когда мне показалось, что я поймал синюю птицу за хвост, ты снова уехала. – Его рука непроизвольно сжалась в кулак. - Беременная моим ребёнком, но это не главное. Главное, что уехала. И до сих пор не понимаю почему. - Я надеялась на скорый выкидыш, но всё тянулось и ничего не происходило. Боялась оказаться снова некондицией. Ну, и надеялась родить и вернуть свои представления о нас. Мне не хотелось быть обязанной тебе. Твоей жалости. Я никого не способна сделать счастливым, как бы высоко ни поднялась по карьерной лестнице и даже нарожав полк. Да ведь и не при чем тут моя неспособность родить - просто была идея фикс, как быстренько состряпать себе счастье, сделав вид что Кетрин Пирс за эти семь лет не появилось, а только Катерина Майклсон. Если ты будешь счастлив… Эл, Элайджа, - обхватив его лицо ладонями, она попыталась улыбнуться, но не получилось, и в голосе зазвучала печаль, - я не хочу мучить тебя. Если нужно, я отпущу тебя и отдам тебе детей, сразу обе будут с тобой. Я не заслужила Софии. - То есть ты меня любишь? – сухо спросил Элайджа, глядя, как отстранившись она вытирает щёки. Катерина уставилась на него. После всего её монолога, забравшего все силы, он способен только на этот вопрос? Ответ, на который итак очевиден? - Ты же никогда меня не предавал и не унижал. Да. - А как же с теми документами по Толосу? Или, когда изнасиловал? Или, когда ударил? Кет нахмурила брови, но каким-то чутьем выхватила нужное предложение. - Сан-Франциско - теперь это неважно, и про пощёчину тоже. Он все эти глупости уже слышал, стоя на дорожке к дому в Мистик Фоллз и подозревал, что малышка-Елена самолично выела бы ему печень, узнай о насилии над сестрой. И хотя Елена была права применительно к жизни, он достаточно разумен, чтобы осознавать это, а все умозаключения Катерины были глупостями, но в действительности они оказались заживляющим бальзамом. Вряд ли Катерина понимала, что к Элайдже никогда не стремились так безоглядно, алчно и бесстыдно требуя его внимания и отдачи себя всего - она слишком давно оторвалась от внешнего, чтобы суметь оценить разницу очевидную чужим людям. - Тогда объясни поточнее, ты хочешь меня в очередной раз бросить, или мне просто дано разрешение на промискуитет? - Нет. Я не верю, что ты будешь спать с каждой встречной. Просто если ты найдёшь ту, с которой сможешь не думать о прошлом, то ты мне ничего не должен и можешь быть спокоен за свою жизнь и наших дочерей. - Катерина… - повисла пауза, Элайджа сидел, привалившись спиной к сетке кустов. Голос звучал с откровенной иронией: - Ты серьёзно? Вправду считаешь, что я буду счастлив с любой другой, которая будет пару раз в год отпускать меня сюда с тобой и потом встречать с милой улыбкой и распростёртыми объятиями? Поверю в её благородство после тебя, которая хочет всего, сразу и с потрохами и если ей не дают этого, то провались оно вовсе? Или предлагается верить в моё собственно благородство, и что я не буду ей изменять с тобой при первом удобном случае? Которых будет предостаточно, учитывая общих дочерей. - Об этом ты говорил в Болгарии. И потом в «Фиалковом приюте». - Говорил. Может, в ярости даже так и вправду считал, только говорить можно что угодно, Катерина. А на деле, со мной рядом по-прежнему сидишь ты. - Да. И не могу понять, почему рядом с тобой сижу я. - Потому что я тоже не свят, - уже сухо ответил Элайджа. - Мы оба намеренно унижали друг друга и не могли остановиться. Я давно знаю, что ты мне простила Сан-Франциско, Катерина, что твое тело было совсем не против этого насилия, но... - Но тебе мало этого, - она поцеловала его в лоб тем же поцелуем, которым обычно ободрял он. Элайджа колебался, привычная холодность боролась с желанием поддаться нежности губ и глаз Кетрин. Проскрипел: - Да. Я поддался на провокацию. Мне трудно это забыть, но возможно, а простить тебе то, что ты меня толкнула на эту грань, ещё труднее. Я всегда буду помнить, что унизился. И оттого ты мне иногда очень... неприятна. В эти минуты, чем ты краше, тем хуже. Кетрин сглотнула. Наконец, она сообразила, о каком выборе идет речь. Либо с ней, либо одиночество. Второе, конечно, тоже при её присутствии в доме и его постели, но они всегда мало, что решают. А первое Элайджа не выберет, пока не почувствует, что им вместе можно жить достойно. И враньё тоже не примет. - Но ты... ты же всё-таки человек. Со слабостями. - И поэтому я должен смириться с тем, с чем не хочу? Знать, что моя женщина подтирает мои сопли, и делать вид, что всё в порядке, раз об этом знают только она и я? Неужели твои глаза настолько очарованы мной, или ты просто притерпелась к насилию? - Нет. - Кетрин закрыла глаза, признавая поражение. - Я не знаю выхода для тебя. - А для тебя? - Он поджал губы, настаивая: - Жить с тем, кто насилует твою волю, нормально? Я не понимаю. - Нет, не нормально. Но я ведь всё ещё чувствую любовь к тебе. Мне хочется думать, что я бы не полюбила слабака. - Стоило ей смириться, как слова нашлись, хотя Кет как и всегда не поняла, что это нужные: - Чёрта с два я притерпелась к насилию! Значит, для меня это была твоя ошибка, которая никогда не повторится. Ошибиться однажды можно и сильному, всегда есть второй шанс. По крайней мере, мне хочется в это верить. - Однажды? - Да. Для тебя это было однажды? То, что ты не можешь простить сам себе и мне? - Немилосердный тон, требовательный взгляд - и Элайджа понял, что Катерина уже спрашивала для себя. И из него как из проколотого шарика воздух, со следующим выдохом ушёл гнев. - Да. Только однажды. - Глупо говорить, но я этому рада, - пробормотала Кет. Ей хотелось бы большего, но теперь она по крайней мере знала, что не обманулась и ничего не разменяла на чепуху. Однако, пока была недосказанность, её мучила, грызла надежда. И Кетрин решилась расставить точки над i: - Ты прав, что я хочу всего и сразу. И ты прав, что ты останешься отцом моих детей и моим любовником при любых раскладах. Но скажи, получу я настоящую семью или нет? - Да. Мгновение помедлив, Элайджа устроил голову на её коленях, физически дополняя ответ на её вопрос, и тут же почувствовал прикосновение тонких пальцев к волосам. И ответил на ещё один, невысказанный: - Я вспомню поговорку про чашку и кувшин. - Хмыкнул: - По-моему, нам как никому подойдёт. Пальцы замерли, он почувствовал каким тяжелым стало её дыхание. - Спасибо. - Не нужно. Просто пусть это будет та самая единственная ошибка. - Нет. За то, что мне есть куда прийти, чтобы вспомнить о Маргарит. И с кем. Они долго молчали, глядя на шевелящиеся на ветру листики на кроне дерева, прежде чем Элайджа сдавленно ответил: - Поблагодари Елену. Если бы она не подумала, то мне некого было бы хоронить. – Неожиданно перевернувшись, Элайджа уткнулся носом в её живот. И по дрожи в его пальцах и силе, с которой он прижимался щекой к её телу, Кет вдруг поняла, что для него ничего не пережито. - Катерина… - Я здесь. Когда ему было переживать? С кем? Почему она была настолько чёрствая и бессердечная, что не поняла этого до сих пор? Она родила ему дочь, они нашли дочь, жили вместе, но ни разу не поговорили об их потере. Почему в ней хватило смелости на авантюры с Колом, но не хватило, чтобы просто посметь поговорить о Маргарит и разделить его горе? И он ей это простил? Катерина не понимала. Элайджа внезапно вскинул голову. Глаза у него были совсем сухие, но лихорадочно блестели и на одном лопнул сосуд. И тело его застыло в нерешительности и неловкости. Преодолевая спазмы в горле, Кет погладила мужчину по лицу баюкая всей нежностью, которая в ней была. - Мы ведь не сможем её забыть, поэтому мы не станем её забывать. - Я ждал её. Катерина скользнула в его объятия, не ощущая, что Элайджа до боли сильно стискивает её рёбра и заплакала. - Мы так её хотели… Впервые в жизни Элайдже стало легче от её слёз: ему больше не хотелось двигаться и плакать - но ему нужно было, чтобы Катерина его гладила, прижималась мокрыми щеками и плакала. Слава Богу, она это делала. Мышцы во всём его теле вдруг отяжелели и расслабились, словно растеклись по земле, на которой они лежали. Тишина бывает не только до бури. После та же она, но не грозная и давящая, цветущая и полная обновлённой жизни. Ломается лишь слабое и легко разрастающееся вновь, сильное и пустившее крепкие корни остаётся, пусть даже потрёпанным, но над обломками всегда кружит свежий ветер и надежда на новый цикл. Они пробыли здесь почти до вечера, не разговаривая, и лишь когда солнце начало катиться вниз обменялись редкими междометиями и полуфразами. Не потому, что нечего было сказать, а потому, что было не нужно. Боль этого дня по-прежнему текла по венам, она никуда не делась, но теперь она была не непосильной ношей, а тихим воспоминанием. Когда солнце почти село, они не сговариваясь встали и молча пошли по дорожке к воротам. Элайджа оглянулся напоследок. Добротный дом, созданный Джорджем, чтобы прятаться от жизненных бурь стоял по-прежнему тихий и безлюдный, потому что в Англии у них был настоящий дом, где их ждали и нужно быть там. Он точно это знал, как и то, что в этот же день вернутся сюда вместе на следующий год и, возможно, парадные двери виллы всё же отопрут. Великобритания. Лондон. Ребекка молча сидела рядом с дочкой, лепившей из пластилина, и смотрела в окно. К счастью, вегетативное состояние Деймона, на одиннадцатые сутки перешло в акинетический мутизм, и теперь он находился в бодрствующей коме – лёжа с открытыми глазами, мог фиксировать взгляд на движениях предметов. Не много, но после полутора лет комы, это было настоящим прорывом, и она не могла подавить волнение даже при Даниэлле, поэтому к просьбе братьев хотя и отнеслась с раздражением, но в итоге отмахнулась и дала «добро». Гораздо больше её теперь волновало будущее – Бекс понимала, что бежит впереди паровоза, но она тоже очнулась от своей спячки. Ей хотелось жить, дышать полной грудью и несмотря на молодость ей казалось, что её время уходит. Уже почти ушло. Когда Деймон лежал и не было никаких предпосылок и надежд, она не задумывалась о времени, оно текло рядом с ней, и хотя иногда блондинка плакала в подушку из-за Александра и ревности, но в её сердце не было ни малейшего сомнения в правильности своих действий. Гордость и чувство собственного достоинства сплавляли тот стержень, который не позволял сломаться и давал уверенно глядеть в новый день. Сомнений не было и теперь, но вопросы как дальше жить, будет ли ей дан новый шанс и станет ли она счастливой… Бекс не могла бросить Деймона, но одновременно ей хотелось в свой итальянский домик, в котором жил её Александр. Что он до сих пор примет её Ребекка верила, возможно, потому что не испытывала чувства вины. Разве плохо хотеть быть счастливой? Интерлюдия. США. Мистик Фоллз. Снова стук. Поморщившись, она встала с места и пересекла гостиную и холл. - Мы же договорились, что ты дашь мне успо… коиться. - Девушка замерла в дверном проёме – за порогом стоял совсем не Деймон, а младший из братьев. – Привет. С Колом в отличие от Ника и Эла они не разругались, он никогда не лез в её личную жизнь, но, возможно, потому что они не были так уж близки, поэтому, как он здесь оказался, было не понятно. Приехал к ней или только в Мистик-Фоллз? Хотя, что ему делать в Мистик-Фоллз… А может, - её сердечко ёкнуло, - попросил кто-то из старших братьев? - Привет, сестрёнка. Впустишь? - Конечно, - отступив, Бекс робко улыбнулась и тут же очутилась в крепких объятиях. Из глаз заструились слёзы – слишком много событий для одного дня. Много позже, они устроились в гостиной за чаем, и Кол сразу взял быка за рога. Он видел, что Бекка подавлена, скованна и чего-то боится, но разбираться здесь не видел ни малейшего смысла. - Ты надолго уехала из Лондона? - Пока не рожу точно. – Ребекка пожала плечами, не зная, как объяснить, что кроме Мистик Фоллз ей особенно-то и негде жить – она всегда жила сначала с братьями, потом с мужем, а родительский дом давно уже пустовал. - Я взяла академический отпуск. Потом подумаю, но, наверное, обоснуюсь тут. - Здесь за тобой некому присматривать. - Я уже взрослая, зачем за мной присматривать? – Это было неправдой, точнее правдой лишь наполовину – она была взрослой и порой девушки в её возрасте имели за плечами и семью, и работу, но Бекс-то не умела жить сама по себе, и боялась не справиться. И знала, что если ей страшно не справиться, то она непременно уступит Деймону. Этого боялась ещё больше. И Кол знал, поэтому Бекка предпочла добавить: - Да и родители Керолайн помогут, если что-то будет необходимо. - Родители Керолайн три четверти года мотаются по миру, это раз, а во-вторых, мне будет спокойно, если ты поедешь со мной. - Нет. – Она покраснела. – Я теперь в разводе и пока не хочу в Англию. Там не только Деймон, но и Ник с Элом. Мне не хочется лишних воспоминаний, нельзя волноваться, поэтому лучше я останусь здесь. - Я и не вёл речь об Англии. - А о чём? - Италия. Я сниму тебе квартирку. Там живёт семья моего хорошего друга, за тобой будут и вправду присматривать, и никакой Деймон не узнает, где ты находишься. Идёт? Всё было так просто… Совесть внезапно уколола своей острой иглой, она ведь обещала остаться, но Бекс очень хотелось сбежать. Её обидели, её унизили, ей нужен отдых... Она ведь не собирается лишать Деймона дочери, она скажет ему об Италии завтра, просто нужно побыть одной. О ней есть кому позаботиться. Ребекка боялась, что уступит доводам Деймона, когда тот будет объяснять, что она Бекс не умеет позаботиться о себе, и потому предпочла уступить брату. - Идёт. Тогда завтра мы уезжаем. - Какого чёрта? – Разъярённый Сальваторе стоял посреди гостиной, уперев руки в бока и с неприкрытым раздражением разглядывая шурина. Бывшего шурина, если быть точным. – Она никуда не поедет. - Она совершеннолетняя и прекрасно может решать сама. Радуйся, что тебя вообще уведомили об отъезде. – Кол издевательски вскинул брови. – Я бы и этого делать не стал. Бекс не участвовала в диалоге, она просто смотрела в панике на ссору, и только хватала ртом воздух. Да никто на неё и внимания не обращал – и брат, и муж делили её как игрушку… Набрав кислорода в лёгкие, она твёрдо сказала: - Мне нужен отдых. – Ты просто безответственный идиот, которому ничего нельзя доверить. – Майклсон-младший неожиданно вошёл в раж. - Ни женщину, ни ребёнка. - Чья бы корова мычала, ты вообще с пелёнок этой ответственности не имел. - Научусь, пока буду растить, которого родит Бекс. - Самому кто бы сопли подтёр! Повод к нападению. Кол замахнулся, Деймон приготовился парировать, когда девушка вдруг, с грохотом стукнув кулаками по столешнице, истерически выкрикнула: – Мне нужен отдых! Выметайтесь отсюда оба!! – Перед глазами поплыло от слёз. – Я одна жить хочу! Одна!! И она зарыдала, размазывая слёзы по щекам. - Бекс… - Куколка… - Вот как?! Тогда уйду я! – оттолкнув протянутую ладонь Деймона, Бекс обогнула брата и, цепляясь за перила, стала подыматься наверх по лестнице. - Я сама проживу… Само-стоя-тель-но… Но жалобные всхлипы убили всю значимость громких слов. - Оставь! – гаркнул Кол, отдёрнув рванувшего за блондинкой мужчину за плечо. Сжав ладонь, Деймон смотрел как по лицу Кола проходит судорога боли, но держать плечо шурин не переставал. Ещё чуть… Придурок был ранен и справиться с ним труда бы не составило. Сальваторе перевёл взгляд на согбенную фигуру Бекс, тяжело поднимавшуюся по лестнице и неохотно разжал пальцы. Нападение на раненного Кола ему точно не простят. Чёртова семейка! Он напоследок с наслаждением, вымещая обуревавшую ненависть, сжал пальцы, а после отпустил руку Кола. - На краю земли её достану, и никакое отродье мне не помешает. Дверь завибрировав с силой хлопнула о косяк. Грязно выматерившись вслед бывшему зятю Кол принялся растирать сочащееся кровью плечо, а Бекс залезла под одеяло в спальне. «Заберите меня обратно… Заберите…» Но те, к кому она обращалась были слишком далеко, чтобы это услышать, а она – слишком горда, чтобы попросить, и потому на следующее утро они с Колом улетели в Италию. Италия. - Я не думаю, что Каллиста позволяет себе что-то лишнее, - тщательно выверяя тон, пробормотал Александр. У них с матерью были не просто неплохие отношения, Александр любил и уважал её, но не стремился посвящать в личные дела – слишком уж категорична и традиционна стала Летиция Сантини с возрастом. Да и любила поговорить обо всём и ни о чём, и как всякому сыну, стремившемуся отстоять своё право на частную жизнь, при этом не доведя до конфликта, Александру приходилось лавировать между страстной материнской любовью к своему первенцу и столь же страстной придирчивостью к его возможной избраннице, коей предполагалась любая девушка на расстоянии десяти метров и к которой сводился последние годы почти любой разговор. Поэтому он избегал близкого продолжительного общения, а сейчас разговор шёл и вовсе не о нём, а о его сестре, как обычно на грани фола флиртующей на празднике с молодыми людьми и приходилось потерпеть. - Ты не думаешь, а потом случается вот что! – Донна Сантини расстроенно кивнула в сторону. - Что?! А что не так с… - Александр на мгновение споткнулся на полуслове, прищурившись и разглядывая женщину, сидевшую под небольшим навесом. Если он и ожидал где-то встретить свою золотоволосую незнакомку, то никак не на общественном празднике по случаю сбора урожая винограда. Здесь каждый мнил себя лучшим из виноградарей и неудивительно, в их районе ещё поддерживалась эта традиция, но девушка точно не был местной – как он её ни искал, не нашёл. - Ребеккой? - Ты её знаешь? – спросила донна Сантини. – Видел у Лоренцо? - Нет. Она мне помогла с букетом на день рождения Каллисты. А что не так, мама? – Улыбнулся Алекс. - По-моему, в отличие от твоей дочери эта Ребекка тихо дремлет в сторонке, и не ищет мужского внимания. Что-то в нотках голоса сына насторожило Летицию. - Она беременной ушла от мужа. Лёгкий укол разочарования, но в целом ничего удивительного. В очередной раз Бекс почувствовала на себе чьи-то взгляды, и изначально получив совет от донны Синеджа не тушеваться, изобразила лучезарную доброжелательную улыбку и обернулась. - Думаю мы нарушили субординацию, мама. Александр направился под навес. - Здравствуйте, всё же мы встретились, Ребекка. Не побеспокоил? - Нет. – Бекс улыбнулась ещё шире и встала с места. - Вы запомнили моё имя, Александр? И как ваша сестра, ей понравился букет? - Она была в восторге. - Я рада. - А вы здесь мм… отдыхаете? - Да. – Просто ответила Бекс, и без экивоков продолжила: - Я беременна, а климат Италии в самом деле благословенный. Но вас кто-то зовёт? - Та самая сестра. Прошу прощения. - Прощаю. У них не могло быть тем для диалога или точнее общих интересов, и не было смысла их уточнять, и на том они расстались. Но Александр всё же с восхищённым сожалением подумал, какая же красивая женщина, а Бекс по непонятной для себя причине улучшила на несколько пунктов мнение об итальянцах. - Привет, не знал, что ты здесь? Вы знакомы? Александр… - Привет. Познакомились на том празднике, - ответила Бекс, поднимаясь с места. – Здравствуйте, Александр. - Рад вас видеть, Ребекка. В жаркую пору дня, когда домашние, свято соблюдавшие «шестой час» или сиесту, разбрелись по комнатам, она тоже слонялась по дому и обнаружив, что библиотека пуста, засела за учебник. И сразу же, на «введении» неожиданно поняла, что соскучилась по учёбе. Жара уже спала и наступил вечер – несколько раз заходила синьора Альда с оханьями, что как было бы хорошо, если бы её «непутёвая коза» хоть чуточку интересовалась учёбой так же сильно, после прислала поднос полный еды с помощницей, потом прибежала «непутёвая коза» она же Кончита с предложением пойти гулять к валунам, орава детей, играющих в прятки, а Бекс всё сидела в своём кресле жадно прочитывая одну страницу за другой, когда увидела новых посетителей. Сообразив, что в отличие от вездесущей Кончиты или детей, Лоренцо и Александр могли захотеть поговорить о делах, а она мешает, Бекс начала быстро собирать книги. - Стоп, - Лоренцо отобрал у Бекс книги и вернул их на место. – Не переживай, мы пойдём ко мне в кабинет. Учись. - Но я… - Всё о’кей. И он нажал на кнопку айпеда, собираясь включить в комнате кондиционер, и узнать не убирают ли там – сегодня был день генеральной чистки. Комната вправду была занята, но не персоналом. - Ой, Андре… - Темноволосая девочка поморщилась от внезапно задувшего в спину ветра и прикрыв ладошкой телефонную трубку с голосом какого-то Андре, тоже уставилась в айпад. - Лори. Я хочу поговорить здесь, у меня убирают. - У меня дела. - А я пожалуюсь папе, что ты меня обижаешь. – Кончита надула губы. Лоренцо закатил глаза – «пожалуюсь папе» был аргумент: хотя сеньор Синеджа был умным человеком и никогда не вмешивался в споры детей, однако в душе молчаливо поддерживал дочь, как младшую и слабую, и был перманентно недоволен сыном, но после недавних событий с нападением был до сих пор под впечатлением от возможности потерять сына, и сестрёнке приходилось туго. - Так иди жаловаться. – Упорная пауза. – Я сказал, брысь из кабинета. Девчонка отключила свою телефонную трубку и картинно тяжело вздохнула в экран. - Между прочим, мы говорили о десерте, - хихикнула Кончита, и сделала чао брату. Бекс скосила глаза и невольно встретилась взглядом с Александром, тоже отведшим его и уставившимся на стол с книгами. - О, вы врач, Ребекка? – вырвалось у него. Виноцци - была фамилия одного из крупнейших политиков острова и по совместительству его дочери Оливии, фамилия их матери была Дольче, и кличка «десерт» с годами приклеилась к обходительной и активной девушке. Почти все знали, что Лоренцо неровно дышит к этой, по мнению окружающих, довольно невзрачной сеньорите, не проявлявшей к нему никакого интереса. Впрочем, не проявлявшей только на публику – сами Лоренцо и Оливия прекрасно знали чутьём влюблённых, что она увлечена им со школьной скамьи, когда он в ней ещё и не видел женщины, но девушка не позволяла себе откровенностей, и однако все знали об этой неодобренной их кругами, но совершенно далёкой от страстей Ромео и Джульетты любви. «Джульетта» Лоренцо была слишком послушна отцу – помимо политики в прошлом мафиози, рано пережившему гибель любимой жены от шальной пули, и не желавшему дочери схожей судьбы и мужа, хоть как-то связанного с мафией. И уж тем более единственного сына и наследника главы мощнейшего синдиката по транспортировке и продаже оружия. К тому же, Синеджа был одним из непримиримых конкурентов семейного бизнеса Виноцци, и поэтому девушка никогда даже не заикалась отцу о таком брачном союзе и всячески избегала внимания к своей персоне. Возможно, это и выделило её в глазах Лоренцо в отличие от его страстных, но часто склочных и требовательных подруг. Он сам не знал, когда увяз, но после того, как это случилось уже совершенно игнорировал и обстоятельства их семейных конфликтов, и очевидный всем факт - девушка не росла в красавицу, была низкого роста, худая и пусть не лишена приятности, но если не считать огромных чёрных глаз матери, звёздами сиявших на её маленьком лице, оставалась совершенно обычной и не будила в мужчинах никаких сильных страстей. Вереницы поклонников у дверей её дома не виднелось, и поэтому дон Виноцци спал так мирно и спокойно на своей вилле, насколько это вообще возможно было при его роде занятий. Это продолжалось не первый год, даже несмотря на отъезд младшего Синеджа на учёбу, и упоминаний о девушке избегали всё, в том числе прямолинейная Альда, чувствуя неловкость за себя и мужа перед сыном, что всё у него так несчастливо сложилось с первой любовью… Ребекке по секрету кто-то рассказал из домашних Синеджа, когда она сама того не зная, сказала «dolce» в двусмысленном контексте, поэтому она активно поддержала диалог с Александром. - Нет. Только фармацевт. - Любите варить зелья? - Куда проще - не хватило духу на «личное кладбище». - Ладно, простите, что прерываю светские беседы. Сестрёнка освободила комнату, пойдём, - буркнул Лоренцо, которого порядком напрягали эти необоснованные реверансы в его честь. - Пойдём. До встречи, Ребекка. На мгновение Бекс уловила в глазах Сантини непонятную ей нежность, моргнула, но вежливо согласилась. - До встречи. Встретились они позднее за ужином, где вскоре из диалогов Бекс выяснила, что их сегодняшний гость тоже имеет отношение к медицине, но совершенно в иной сфере – предприятие по программированию медицинского оборудования, а так же внедрение ERP-систем в сфере медицинских услуг. Невольно, но они оба как люди из одной сферы в среде чужаков испытали прилив симпатии друг к другу – Бекс перестала смущаться, и диалог пошёл живо и порой неприлично громко, когда речь заходила о спорных моментах. Прошло ещё пару месяцев, у Ребекки появился животик, и она окончательно почти перебралась на улицу. Тёплый сумеречный вечер укутал дома в серо-золотое одеяло, и Бекс сидевшая на небольшом валуне, разглядывая барельефы мостика и вслушавшаяся в запахи ночных цветов – маттиолы, сладкого табака и каких-то ещё ей незнакомых – в изобилии растущих здесь, не сразу узнала в фигуре не спеша идущего вдоль улицы человека Александра. Но всё же узнала и окликнула. Александр остановился. - Здравствуйте, Ребекка. Прячетесь? - Скорее отдыхаю, - она улыбнулась и неожиданно искренне, чем собиралась и потому улыбка получилась грустной. - Не привыкла к вашей жаре. - А по-моему, Вы грустите здесь в одиночестве. Не хотите пройтись? - Не против, хотя… - она пожала плечами, как бы объясняя, что они не пара. Губы итальянца раздвинулись в улыбке. - Обещаю, что не имею привычки приставать к сильно беременным дамам. Сначала ошарашенная этой откровенностью, она решительно встала с места. То ли жизнь на достаточно патриархальном островке, толи беременность так влияли, но она стала воспринимать отношения между людьми разных полов с бОльшим сексуальным подтекстом, поэтому то, что в Англии было товарищескими отношениями между мужчиной и женщиной, здесь приобретало какую-то иную направленность. Впрочем, в Англии никому бы и в голову не пришло пригласить её пройтись. Хотя, какая разница? Возможно, у Александра какие-то свои причины желать этой прогулки с кем-то, а ей давно пора вернуться домой. Они шли в молчании достаточно долго, когда блондинка спросила: - Откуда вы? - Из Римини. – Он пояснил, глядя в её вопросительно распахнутые глаза: - Я живу там, а здесь наездами. - Но… - Тут проще гулять. Тихо и уютно, а там всё же больше людей, поэтому прилетая издалека, я всегда отпускаю автомобиль за километр и иду домой так. Кивнув, она пошла вдоль дороги уже с лёгким сердцем и всё так же в молчании. Здесь было так красиво, что Бекс казалось лишним нарушать эту красоту разговорами, да и вести светские беседы не хотелось. Так они спустились вниз по дороге, и уже прошли по саду, когда Ребекка из приличия всё же пробормотала: - Боюсь, я была вам сегодня не очень хорошая собеседница. - Боюсь, что я и позвал вас, потому что знал, что вы не очень хорошая собеседница, Бекс. Я тут вырос, но сегодня после перелёта очень устал - слишком большое количество знакомых обычно не даёт насладиться тихой прогулкой. Прогулка с девушкой останавливает их от немедленного выражения приязни. Каюсь, что использую вас. И Бекс рассмеялась этому простому объяснению его мотивов. - Тогда я тоже использовала вас. В качестве сопровождающего. - Обещаю, что доведу до дома. Они уже прошли почти две трети пути до особняка Синеджа, когда внезапно словно по мановению волшебной палочки удушающая жара спала. - Вот и тепло, - пробормотала Бекс, вздрогнув от холодной большой капли, упавшей ей на руку. – Дождь. Александр бросил быстрый взгляд на небо. - Скорее уж град и гроза. Держите куртку и пойдёмте побыстрее – мой дом ближе вашего, переждём там. - Спасибо. Непогода и вправду набирала обороты со стремительностью ужастика – резкие порывы ветра поднимали столбы пыли, пока ещё не прибитой к земле редкими крупными каплями, небо стало не лондонским нежно-серым, предвещающим сетку мелкого дождика, а свинцово-синим, и Бекс совсем не радовалась возможности простудиться в своём положении. Поэтому она не испытала ни малейшего смущения, когда они оказались во дворе дома Александра, и со всех ног побежала к козырьку террасы. - Фух… Хотя, я привычная, но это просто страшно. - Так вы ещё ни разу не видели здесь гроз? - Да и сегодня не собиралась. - Она быстро пройдёт, - отпирая дверь, заметил Александр и направился вглубь дома, - проходите. Сейчас заварим чай, чтобы вы после ветра не простыли. А когда попьём, уверен, что град уже закончится. Какой вы любите? - Зелёный, - устроившись на стуле на кухне, выбрала Бекс. – С жасмином. Вам нравится готовить? - Нет, но, – он изобразил страдание, - попытки использовать девушку всегда заканчиваются приготовлением еды. Она хлопнула ресницами и потом засмеялась, откинув голову. Очень приятный смех - женственный, высокий голос, мягкий и искренний. В голову пришла мысль – Ребекка, похоже, вообще искренняя до наивности, и глядя на то, как она держится за чуть круглый живот, Александр неожиданно понял, что получает удовольствие от её присутствия. - Алекс, а вы… Извините, Александр… - Меня устраивает Алекс. И, если разрешите, на ты. - Разрешаю. Значит твое предприятие в Римини? – Она заложила прядь за ухо, наблюдая, как быстро мужчина управляется с чайником, в отличие от Эла или Ника… Грусть в воспоминаниях о братьях, заставила её включиться в диалог. – А почему вы… ты выбрал такое специфическое направление? Обычно все занимаются финансами или комплексным… Не знаю, видел ли ты Кола, но Элайджа, самый старший в нашей семье - всем этим. - По той же причине что и ты стала фармацевтом. Мне всегда нравилась медицина, и я даже не против крови, но личное кладбище... Хм… В семнадцать лет я был не готов находиться в контакте со смертью, вылавливая куски тел из формалина, а симбиоз медицины и техники для романтически настроенного юноши всегда привлекателен. А ты как увлеклась своей профессией? - Решающую роль сыграли куриные яйца. - Прости? – Он остановился с чайником в руке: - Почему куриные? - Экстраординарная реакция, - хмыкнула Бекс. - Пасхальные. Мне нравилось разрисовывать яйца, - она немного сконфузилась, - ну знаете, все эти получения цветов, или когда чёрный превращается в золотой от тепла, всплывающий перламутр, окрашивание крахмалом... Рисовать у меня не очень получалось, поэтому я была подмастерье для старшего брата и подготавливала краски. Заинтересовалась химией и латынью, потому что у моего дяди была шикарная библиотека по древним грекам и римлянам, какие они использовали красители, брат тоже… Он архитектор, но замечательно рисует, и я тоже. - Рисуешь? Тогда неудивительно, что ты подобрала такой удачный букет. - Нет, что вы... ты, я не рисую. Но я стояла с палитрой, он мне первой показывал, и интересно смешивать всякое… - Она пошевелила пальцами. Каждый раз, когда она сбивалась в разговоры о своих родных, голос Бекс теплел и сама она словно лучилась изнутри этим теплом, добротой и гордостью. Александр вдруг увидел перед собой почти ребёнка, ну, хорошо, сильно беременного ребёнка, которого по непонятной причине забрали из его дома и привезли сюда. - А почему же он не стал художником? - Потому что ему всегда нравилось просчитывать и проектировать. Спасибо. – Она сделала глоток из чашки – между делом Александр подал на стол и чай, и печенье. - Ник говорит, что художник живёт иллюзиями, а архитектор имеет власть не только над восприятием наших фантазий и разума, но и его творения ставят задачу с точки зрения физики, как совместить и это сложнее. Как у тебя медицина и техника. - Подожди, так твой брат разработчик архитектуры предприятий или архитектор… - Ой, нет. – Отставив чашку, Бекс улыбнулась и с охотой, которая бывает только у молчавших годами на поднятую тему людей, бросилась объяснять: - Я тебя запутала. У меня их все три старших. То есть они все старше меня, но Кол из трёх младший. Ник – настоящий архитектор, то есть здания, а Элайджа – совсем другой. Он прагматик до мозга и костей, все эти бизнес-процессы, схемы и всё прочее. Это мне вообще не доступно для понимания, но тебе-то, наверное, да… Она выпила три чашки, и вывалила всё о своём детстве, семейной иерархии, невестках – и настоящей, и фиктивной, племяннике, словом обо всём, что не касалось Деймона, подталкиваемая нужными вопросами собеседника. И лишь когда чайничек опустел, и Александр поднялся, чтобы поставить вновь, Ребекка осознала, что натворила. - Я, извините… - Уши девушки стали свекольного цвета, она выглянула за окно: - Засиделась. И дождь прошёл, да? - Его почти не было. Ветер и дождь, но града не случилось. - Тогда тем более надо бежать. Спасибо за чай и гостеприимство. - Я провожу. - Нет, не стоит. - Хорошо. Лопатками чуя взгляд Александра, Ребекка выскользнула за дверь и… заблудилась. - Выход направо, - раздался позади мягкий голос. Она резко обернулась. - Зачем вы это слушали, Алекс? Вам ведь не интересно про мою семью. - Не интересно, но мне стало тебя жаль. В первую минуту Бекс направилась к двери, во вторую у неё возникло желание нагрубить и заявить, что она не нуждается ни в чьей жалости, а в итоге тоже стало жаль. Честности. Очень мало искренности было вокруг неё теперь, отказываться говорить – кажется вроде и честным, лжи нет, но чувства лёгкости и спокойствия тоже. - Наверное, я должна сказать «спасибо», - без малейшей агрессии, понурив голову, сказала девушка. - Не должна. - Почему же? - Потому что ты её не просила. - У меня великолепная интуиция. – Задумчиво: - Она обычно не подводит, значит, ты очень хороший человек, Алекс. - Возможно, хотя подозреваю, что быть добрым просто так в удовольствие многим и примешивается доля превосходства. – Он неожиданно улыбнулся. – Вряд ли ты захочешь встретиться вновь, поэтому прощай. - Почему же, хочу, но… - махнула ладонью она, словно показывая на живот. На глаза набежали слёзы, но Бекс пересилила и подошла. – До свидания. Невесомый поцелуй в щёку с её стороны, нашёл инициативу с его и превратился в крепкий поцелуй в губы. Бекс не испытала прилива страсти – была потрясена и изумлена, но противно ей не было. Александр приятно пах, её интуиция и вправду говорила, что он ей не опасен, он пожалел её… Никто кроме Кола так давно не жалел, а Кол уехал и бросил здесь, сказав, что у него какие-то дела с прокуратурой, а ещё было маленькое желание отомстить Деймону и попробовать разрушить тишину своей жизни. Ничего плохого в том, что их губы соприкоснулись не было. Но когда поцелуй начал становиться глубже, то он стал каким-то не таким, и Бекс инстинктивно уперлась в плечи мужчины и отстранилась. - Кажется, я не сдержал обещания, - глядя на её растерянное лицо, сказал Александр. - После этого вы точно не захотите меня видеть, - со вздохом отступив на пару шагов заключила Бекс. - Наверное, хотеть не стоит. Но жить ведь должно быть интересно. Он неожиданно остро взглянул на неё тёмными глазами и то, что Бекс увидела в них ей не понравилось. По крайней мере, она предпочла бы, чтобы это ей не понравилось. Александр улыбнулся: - Когда из разговора недавно знакомых уходит лёгкость, нужно давать дёру. - Тогда пока. Только Бекс поцелуй показался всего лишь приятным. Для Александра он перевернул многое, превратил просто красивую ему женщину в страсть. Он прикоснулся к ней, почувствовал её вкус и захотел обладать со всей силой своего южного темперамента, а страсти нет препятствий. - Бекс? – Кончита нахмурила лоб, стоя у порога и шевелила губами. – Здесь по почте что-то английское для каких-то Сальваторе. У нас нет таких соседей. Может, это тебе или Колу? - Да, давай. Она тут же узнала руку, писавшую адрес, да и он говорил сам за себя. Звонок от охраны в очередной раз заставил девушек вздрогнуть. Орхидеи для Ребекки Майклсон. - Что это? – Тут же сунула нос не в своё дело Кончита. - У тебя новый поклонник или это бывший муж просит прощения? Бекс холодно посмотрела на нахальную девчонку. - Думаю, это я узнаю в одиночестве. И подхватив букет, она направилась наверх. В спальне нетерпеливо разорвав конверт, блондинка выхватила из него ворох документов и небольшой листок, в котором было совсеам немного строк. «Здравствуй, моя куколка. Посылаю тебе документы на развод со своим отказом. Я не собираюсь тебя беспокоить визитами или терроризировать по почте, пока ты находишься в положении, со всем мы разберёмся после того как родишь и придёшь в себя, но было бы неплохо, если бы ты сообщала мне о своём здоровье и здоровье ребёнка в паре строчек хотя бы пару раз в месяц через Ларселя. Деймон». Она гневно сжала бумажку в кулаке. Тон письма был таким высокомерным, снисходительным и безапелляционным, вполне в духе того Деймона, который привык смотреть на неё с высоты своего опыта жизни. Словно она не жена, а школьница перед преподавателем. Цветы же казались ещё большей насмешкой. В сердцах она швырнула их на кровать и из букета на одеяло выпала карточка. Но там была по-итальянски написана вовсе не фамилия Сальваторе. «Надеюсь эти удовлетворят вашему вкусу больше, Ребекка» Сожалея о своей грубости, Бекс подняла букет и осторожно расправила листья. Александр? Извинение или желание чего-то большего с его стороны? Это невозможно. В любом случае, было в нём что-то очень приятное для неё, не было ощущения вечного давления или опеки. Встав, она прошла к ванной за небольшой плоской ванночкой-подносом и водой. А потом Бекс расправила бумажку, снова перечитала коротенькое письмо. Она чувствовала их соль на губах. Эти бури, слишком сильные для её сердца, что-то надломили, и блондинка вдруг поняла, что их продолжения она не перенесёт. Бумажка отправилась в мусорное ведро, а Ребекка легла на постель, медленно вдыхая через нос, успокаиваясь и глядя на постепенно отходящие в воде соцветия орхидеи. Великобритания. Лондон. - Это моветон, не находишь? Пока я была Катериной Майклсон, все звали Кетрин Пирс, а как стала ею, то должна думать о Катерине Майклсон? - усевшаяся за столик брюнетка сердито фыркнула, оглядев серьёзного мужчину. - Это не моветон, а то что называется логикой. Я всегда думаю одинаково, в отличие от некоторых. Здравствуй. - Здравствуй. – Она подхватила меню. - Поскольку у вас ничего не получилось, то я от волнения, пожалуй, пообедаю. - У нас не получилось? – вскинул бровь Элайджа, когда официант с заказом их покинул. - Если бы получилось, ты бы не прислал мне приглашение на ланч. – Кет откинулась на спинку стула. - Больше похожее на приказ и через личного секретаря. Или я не права? - Права. Не получилось, - не стал скрывать Элайджа. – Но через секретаря не поэтому. - А почему? - Потому что я под колпаком и лишён возможности самостоятельно использовать средства связи, которые могут глушить радиосигнал. - То есть? - То есть меня слушают и пишут в данный момент. Она хмыкнула. - То есть официант… - Да, он тоже свой. Ближайшее время я могу жить только определённым образом с перманентной проверкой и окружением. И ты тоже должна будешь согласиться на это. Одну бесконечную минуту она сидела с каменным лицом. Наконец, проскрипела: - То есть по желанию твоих родственников, посторонние теперь смогут узнать с каким звуком я меняю трусики в ванной? Уволь. Наверное, Керолайн и Елена лишены таких «привилегий»? - Кет… - он скрестил руки на груди и откинулся на спинку: - Елена и Керолайн вне подозрений. А ты сама в это влезла, начав игрища с Колом, ты одна из тех, кто знает мои пароли, что и зачем происходит, поэтому придётся перетерпеть. Кстати, это была и моя идея, и если не будет помех, означающих радиосигнал, то никому не нужно тебя так уж слушать, пока ты одна. Ты же всё равно не сможешь никому ничего передать и окажешься отрезанной от внешнего мира. - Да к чёрту трусы! – Она взорвалась. – Но девочки, как ты себе это представляешь?! Их нужно кормить, с ними нужно гулять, плавать и вообще… Они итак пять дней были без меня, и это наверняка психологическая травма, а ты хочешь поменять им нянь или вообще лишить матери? - Дети будут с тобой, справишься без нянь, а остальное… - он смущённо пробормотал: - Некоторые бытовые вещи я не продумал. - Ну да. Так же как… - она облизала губки, послав выразительный взгляд. - Придётся потерпеть. – С прохладцей повторил Майклсон, словно речь шла о невкусном супе. Мысленно ужаснувшись тому, как много он не продумал. - И долго? - Думаю, месяц. - Великолепно, - ехидно заключила Кет, пересев к нему на колени. – Мы хотя бы будем видеться? - По минимуму. - Тоже условие? Элайджа лишь заправил прядь волос женщине за ухо. Он прекрасно понимал её скрытое раздражение. Они так много разговаривали, смеялись и поддразнивали друг друга, откровенно упивались совместной жизнью теперь, когда между ними не было недомолвок, замалчиваемых тем и скрытых переживаний, что сообщение о раздельном проживании стало холодным душем. Нехотя ответил: - Скорее справедливость, учитывая, что Ник и Кол будут проводить дни тоже исключительно в компании проверенных людей, а не наслаждаться жизнью в чьих-то объятиях. Как и мы с тобой. Ты будешь жить в нашем старом доме в пригороде Лондона, а я в квартире, и девочкам будет удобно. Он обхватил её шею ладонью, заставляя пригнуть голову ближе к его, и поцеловал, давая ей почувствовать всю жадную тягу к эйфории, которой они себя лишили. И когда отпустил, увидел улыбку Катерины. С губ мужчины слетел смешок. Скомандовал в телефонное устройство: - Слушай, она всё равно уже под наблюдением и даже если я передам ей указания, не сможет их исполнить, дай нам поговорить без прослушки. Но Катерина не стала ждать, и под покрывавшими его лицо щекочущими поцелуями Элайджа не услышал, когда через пару минут сообщение возвестило о том, что они могут быть свободны. В доме прибрались перед её приездом: не было никакого запаха застарелой пыли, уборщики явно выстирали шторы и выбили прикроватные коврики, сантехника сияла матовым блеском, но ремонта здесь не сделали, и интерьеры и меблировка остались прежними, разве что ткани обивки да обои на стенах за девять лет немного растеряли свою яркость. Кет помнила те дни, когда здесь ещё лежал умирающий Джордж, но как ни странно не испытывала отвращения перед его смертью. Наверное, потому что он до самого конца был энергичным и разумным человеком, и покойником она видела его лишь в гробу, а не на этой постели. После если бы кто-то и останавливался по какой-то непонятной причине в доме, то здесь не бывал – наплыва гостей дом не видел: Элайджа и Кол переехали в Йоркшир, в поместье, а Бекс окончила школу в тёплом Мистик Фоллз, а после она жила с братьями до самого замужества. Но всё же, осматривая дом, когда девочки заснули, Катерина оглядела комнату Джорджа последней и с лёгким трепетом. Комната ей не очень нравилась – в ней всё дышало массивностью средневековой спальной, даже на кровати было подобие полога, что Катерина видела в лучшем случае в музеях, но вполне отвечало вкусам Джорджа Говарда, а до того - четы Майклсон. Себе Кет выбрала «свою» старую комнату, зелёную – она была без изысков, но достаточно удобная и главное просторная, чтобы разместиться с двумя детьми. Хрипло кашлянув – воспоминания о юности всё же накрыли и захотелось звуком их прогнать, - женщина распахнула окна, шкафы, проветривая. В комоде и ларе было пусто, как и везде, за исключением мужской сумки-кейса. Кожа мягкая, явно дорогой выделки от старости или отсутствия должного ухода покоробилась. Кет заглянула внутрь, и поняла, что кейс не пуст. Внутри было битком фотографий: старые чёрно-белые и цветные, но явно не из компьютера. Она вытащила пачку и оглядела, сразу узнав в детях мужа и Кола. Бекс или Клаус были тоже в виде маленького ребёнка, но зачастую до старшего возраста кто из них – не понять. Почему Майклсоны бросили тут фактически раритет своей семьи? Решив посмотреть их позже, и прихватив сумку с собой, девушка спустилась в свою спальню и принялась обустраиваться. О находке она вспомнила только к ночи и решила, пока есть время, посмотреть. Было что-то забавное и любопытное в том, чтобы увидеть какими были малышами Майклсоны, и особенно Элайджа – с удивлением, Кет поняла, что никогда не видела его ребёнком на фото, ближайшее, которое она могло вспомнить – старшие классы школы. Но и здесь Элайджи почти не было: всё больше попадалась Бекс, незнакомые ей женщина и мужчина, которые были сходны с детьми – особенно женщина с Беккой и Клаусом, Джордж, ещё один мальчик явно постарше Эла. Но всё же Элайджа тут иногда встречался на общих снимках - лохматый как все мальчишки, но уже серьёзный взгляд и в костюме. Уши у него не торчали в растопырку как это бывает у детей, но вид был незадачливый до крайности. Катерина тихонько рассмеялась, поняв, что он с детства любил эту официозную одежду, и неожиданно чмокнула изображение в нос. Николаус же был полной противоположностью брату – вечно растянутые футболки, джинсы со множеством карманов, и капризно надутые губы. Бекс - тот ещё бурундучонок в оборках. Кто бы мог подумать, что она так сильно любила платья с рюшами и воланами. Кол… А вот Кола не было – наверное, не любил фотографироваться. Женщина и мужчина были не просто красивы, но атмосферно породисты - не чертами, а скорее умением держаться, и Кет поняла, почему все их дети, хотя и такие разные, автоматически выделялись из любой толпы. Она пристально уставилась на последнее в стопке и первое по хронологии свадебное фото, и всё её существо вдруг насторожилось и напряглось. Эстер и Майкл. В фотографии не было ничего от чего могли бы задрожать руки - красивая пара, роскошное платье Эстер дышало стариной, костюм Майкла строгостью... Наверное. Нет, было, просто светлый цвет глаз её подвёл, а если изменить... На неё смотрели глаза повторяющие глаза её собственного мужчины, только более холодные из-за светлого цвета, но этот взгляд: непроницаемый, чуть снисходительный сам по себе, без игры бровями и прочих ухищрений, и даже в такой день без единой смешливой морщинки в уголках глаз, она узнала бы в любой толпе. Очнувшись от ступора, Кетрин быстро побежала вниз, схватила свою сумку и, вернувшись в комнату, вытащила свою свадебную фотографию. Элайджа и вправду взял многое от отца, не только взгляд, который у него не был таким жестоким, скорее задумчивым, но и рост, манеру держаться, а вместо золотоволосой красавицы стояла она, и Катерина не могла сказать, что она там в пару – блондинка на старом фото была роскошна, безупречный стиль, строгое выражение лица чем-то сходное с изображениями на болгарских иконах Елены, и её взгляд был не менее горделивым, чем у жениха, - а рядом с Элайджей стояла пусть пышно разодетая, но не претендующая на изысканность, круглолицая девочка. И – Катерина заглянула в зеркало, - особо ничего не изменилось. Расстроенная и раздражённая по непонятной ей самой причине этой ревностью к более элитарному экземпляру женщины с фотографии, она быстро собрала все фото и начала их укладывать в сумку, но плотная стенка сумки покоробилась и мешала. Ещё один карман. Дёрнув за застёжку, она просто перевернула кейс и вытряхнула остатки бумаг на постель. Но это уже были не фото, а письма. Безумно большое количество писем. Как ни странно, письма здесь были одновременно и от Джорджа, и от Эстер, хотя Джорджу адресовались в поместье в Йоркшире. Но потом Кет догадалась – кейс принадлежал Джорджу, и старший Говард привёз их с собой, когда приехал умирать в этот дом – оба и брат и сестра, судя по количеству и размеру переписки, были большие педанты. Разложив в хронологическом порядке, Кет читала и читала строчки на мягких от времени листах, постепенно вникая в жизнь, описанную Эстер. Там было много о Финне, которого она не знала и остальных детях, но они её не интересовали и Кетрин предпочитала оставить на потом и читала лишь те письма, в которых упоминался Элайджа и иногда испытывала неловкость, узнавая подробности. Но её любопытство к делам минувших дней пересиливало. В три из-за забившей тревогу матери ему поставили подозрение на синдром Аспергера, а через два года его сняли за неимением подтверждений кроме того, что мальчик был, как и прежде малоэмоционален и крайне дотошен в любимых занятиях и почти безразличен к остальным, любил слушать лишь литературу по технике, очень рано просыпался и в целом не демонстрировал особенной внешней привязанности к окружавшим его людям, включая отца и мать. Сильной и явной привязанность была лишь к Николаусу, которому из-за всё той же деятельной Эстер в свою очередь прочили гиперактивность и неврастению. Джордж не раз пенял сестре, чтобы она была просто мягче со вторым сыном и строжила третьего, а не выдумывала диагнозы детям, если только они переставали отвечать её картине мира. Такие письма и ответы на них были написаны в раздражённо-холодном тоне, до Эстер их посыл явно не доходил и это были пустые, из раза в раз повторявшиеся монологи, но именно они больше всего рассказывали об Элайдже и его жизни практически с пелёнок, и дальше Кетрин понимала, что в отличие от её детства с отцом-одиночкой и перманентно меняющими у него на работе любовницами, именно их дом в Мистик-Фоллз был настоящим и любящим, а в этой большой семье, с виду такой удачной и респектабельной, не было нежности. Страсть, ответственность, гордость за успехи детей, избалованность, но не нежность. Точнее разделение: старший сын, Финн – отрада Эстер и явная гордость и, кстати, вполне заслуженно; Элайджа – он не тяготил мать в силу характера, но и не вызывал у неё особо тёплых чувств, не раз и не два в строчках и между ними она читала, что Эстер воспринимала его уже с начальной школы скорее как удобного партнёра по жизни в доме, и вполне взрослое и самостоятельное в ответственности за свои поступки существо, чем как ребёнка требующего ласки и заботы; Клаус – неизменный источник раздражения своими странными выходками и желаниями; Кол рос просто как сорная трава, его желания выполнялись и затыкались игрушками и деньгами, лишь бы не надоедал родителями, и только последняя, Бекс была как и первый сын любимицей родителей, но скорее так как любят домашнего питомца – балуя и исполняя его капризы, нежели думая и заботясь о его истинных желаниях… Отец, её свёкр был не менее странным человеком, и судя по жалобам на ссоры и вместе с тем спустя некоторое время прекрасное настроение писем, у четы Майклсонов порывы сильной страсти сменялись почти полным безразличием часто и бессистемно. Впоследствии ни Элайджа, ни братья ни о каких диагнозах не помнили и не могли помнить, и хотя Элайджа развивался быстро и в математике опережал в учёбе среднестатистических детей, но никогда не был заводилой в компаниях или лидером как Николаус. Он по-прежнему говорил меньше остальных, однако ни у кого никогда не возникало удивления, что именно он оказывался судьёй в дворовых матчах, ответственным в классе или в лагере – за ним сохранялся абсолютный авторитет разводящего. Читая письма Джорджа, Катерина видела совсем иное отношение. Этот эксцентричный человек любил детей сестры, как своих собственных и по отсылкам вёл переписку с каждым лично. Решение, кому передать свою фирму Джордж принял, ещё когда Элайджа только перешёл в старшие классы, закрывал глаза на все недостатки и промахи, на которые откровенно указывала Эстер, да и в целом лишь раз Кет прочла о недовольстве и причиной была не учёба или какие-то поступки, а «девчонка, по которой Эл так сходит с ума». Возможно, это была его первая сильная любовь, и ревность всё же запустила длинный коготь Катерине в сердце, но слишком сильны были другие чувства от прочтения переписки, чтобы Кет её заметила на фоне. Но с определённого момента стало ясно, что отношения с одним из племянников прерваны, выбор Николауса вызывал в его дядьке раздражение и гнев, и постепенно внимание в переписке с Эстер окончательно перешло только на его персону, поэтому Кетрин вскоре потеряла интерес. Подождёт до завтрашнего дня. Кетрин аккуратно раскладывала письма по конвертам, чувствуя соль на языке. Привычка с ранних лет быть застёгнутым на все пуговицы, любовь к распорядку дня, замкнутость и чёткое делению людей на тех, кто вне его круга, и кто в нём – теперь много стало яснее. Элайджа очень трудно принимал в свой круг, но тот, кто оказывался в нём, всегда имел слишком много прав и мог почти безнаказанно рушить его жизнь и не получать достойного отпора. Неудивительно, что он так сопротивлялся тому, чтобы она стала его женой. И слова в Болгарии о том, что он не хочет жить на вулкане тоже - его пугала любая неконтролируемая страсть. И то, что он простил ей потопленный корабль счастья, и решил отстроить новый… Аккуратно сложив письма на место, в сумку, Кет встала из-за стола и обхватив себя за плечи, подошла к окну. Темно. После писем ушла её ревность к свекрови. Может, она и не такая как Эстер, но никогда у них не будет этой холодной надменности. Кет до зуда в теле захотелось вернуться в объятия Элайджи, из которых её так бесцеремонно забрали и доставили сюда. Маясь, она огляделась. Ощущение уже случившегося, но непонятного несчастья витало над всем, но она надеялась, что в этот раз оно пройдёт мимо Майклсонов. А если не пройдёт, то как сильно коснётся Элайджи? Заложив руки за спину, Элайджа разглядывал потолок. Для него, привыкшего к работе нон-стоп, время тянулось отвратительно медленно, и даже чтение не спасало. - Мистер Майклсон, вы позволите? - За дверью послышался голос его охраны. - Заходите Райан. Есть хорошие новости? - По делу - нет. Но для Вас опять почта. - Спасибо. Оставьте на столе. Выполнив требуемое, охранник снова оставил Элайджу в одиночестве. Поскольку безопасной была почта только от участников их эксперимента, таких же беспомощных как и он сам, то братья решили перейти на старый способ обмена информацией и писем была много. Быстро распределив по соответствующим стопкам в зависимости от отправителя Элайджа принялся за чтение. Первое, второе, третье - кажется, его товарищи по несчастью точно так же сходили с ума от скуки, хотя и пытались оставаться в деловом русле. Последней была стопка Кола, самая короткая и самая оптимистичная, когда вскрыв один из конвертов, Майклсон понял, что писал ему не брат и его ввели в заблуждение инициалы "К.М.". В недоумении Элайджа трижды перечитал первую строчку, собираясь с мыслями и готовясь узнать о неприятностях: Катерина никогда ему не писала, не звонила, не выходила на видеосвязь первая просто так, без жестко сформулированной цели. Но, чем больше он вчитывался в плавное повествование, вопросы - Катерина в очередной раз решила взяться за отчетность по фирме Алека, и ей требовалась помощь, - то тем больше понимал, что подобной цели у этого письма не было. Это было обычное письмо, сумбурное, ни о чём и обо всем сразу - то слишком эмоциональное, то скатывающееся в речевые обороты делового тона - частый признак человека, ведущего переписку только по работе, - но и только. И так до конца. Элайджа его, разумеется, прочитал и отложил - осталось ещё пара штук гораздо более важных и информативных от Кола. Но... Его пальцы вновь держали желанные странички, а два нераспечатанных конверта оставались лежать на столе. Улыбаясь Элайджа вспомнил, как Катерина кормила его остатками обеда при последней встрече. У него ведь куча свободного времени, и он не получил пока никакого наслаждения от сюрприза - до самого конца искал какую-то пугающую новость, которой не было. На этот раз письмо ему показалось Элайдже идеальным и по стилю, и по форме, не говоря уже о содержании. Прямо как его адресант. А письмам Кола не повезло - они так и остались лежать непрочитанными до тех пор, пока не был написан ответ, начинавшийся с имени "Катерина". На удивление почти целый месяц пролетел скоро для всех участников эксперимента, всё сильнее погружавшихся в раздумья и забывавших о времени, когда звонок оператора сообщил им, что они должны собраться на общее собрание в конференц-зале. Уложились меньше чем в час – нервные и собранные кое-как они расселись вокруг круглого стола практически в молчании. - А можно не пыхтеть так громко? – Кол не выдержал первым, покосившись на соседку, упорно глядевшую на мужа. - Уж лучше, чем облиться одеколоном с ног до головы, как только Елена… - собралась поогрызаться Кет, но тут вошёл начальник службы безопасности, и в комнате воцарилась мёртвая тишина. - Здравствуйте, господа. – Он окинул взглядом собравшихся, - думаю, лучше сразу - причину. Десять минут назад был зарегистрирован вход в систему с логина и пароля Николауса Майклсона, которого он не производил. Скачали материалы отчётности за последний месяц. Сейчас идёт проверка айпи адреса, но это район расположения вашего дома, Николаус. Туда выехали наши люди на случай, если адрес подтвердиться. - Вы подозреваете Керолайн? – рявкнул Николаус. - В том числе, как и всех остальных находящихся в доме. Но её больше остальных. Повисло вопросительное молчание, наконец, Кол неуверенно произнёс: - Да не волнуйся. Пошляцки для почти аристократической семейки, но у наш убийца - дворецкий. Кто-то из твоей прислуги получил доступ к логину или паролю. - Я их не мог потерять. - Ты нет, но Керолайн… вообще, она и просто рассказать могла. Случайно. Внезапно Николаус улыбнулся. - Вообще-то, да. - В таком случае, это пока все новости, господа. – Майк Вильямс поднялся из-за стола. - Дальнейшая наша схема действий понятна. Мы узнаём, кто был в тот момент в доме, ждём, всплывут ли скопированные данные или отсылки к ним в системе мисс Фелл, и определяем круг подозреваемых. Ещё пару дней вы побудете в прежних условиях, а дальше не думаю, что они имеют смысл. Но их история не стала современным вариантом детектива Райнхарт, и спустя эти несчастные пару дней все сидели на своих местах, только не было ни нервной грызни, ни вздохов с тех пор, как Майк на некоторое время покинул помещение. Кол уставился в пространство, Кетрин отводила глаза от лиц мужчин, пытаясь не глядеть на сидевшего с каменным лицом зятя, а Элайджа молча пил виски. И это общее молчание продолжалось уже более десяти минут, словно все боялись произнести имя, фигурировавшее в документах, и никто не знал, как нарушить тишину. Но вот Вильямс вернулся и хлопнул дверью. - Когда знаешь, что ищешь найти легче. В базах Фелл не фигурирует человек с фамилией Форбс, но перепроверив счета и транзакции мы нашли безымянный, на который поступили средства и подняв все архивы тоже обнаружили отсылки к этой фамилии. - Проваливайте, Майк. Вильямс ничего не ответил на эту грубость – вышел за дверь. Первым ушёл Николаус. Не попрощавшись с единственным оставшимся членом семьи, не имея ни малейшего представления, что известный своей жестокостью Ник сделает с женой, Элайджа покинул помещение, сухим кивком приказав Кетрин следовать за ним. В итоге сидеть на стуле конференц-зала остался только Кол. Интерлюдия - Но почему? Я думала, она ваша мать и… Поздним вечером, а скорее уж ночью Керолайн сидела рядом с пьющим пиво Колом на кровати и совсем не понимала услышанного. Ей пришлось долго и настырно добиваться от него правды, но она сумела это сделать и теперь сидела в смятении, не находя правильных слов и поддержки. Как можно сказать, пришедшему к тебе за советом и утешением сыну, что лучше бы он был ублюдок, чем из твоего чрева, и приказать больше никогда не появляться. Разве есть на свете что-то, что заставит её так поступить с Дэйвом? Нет. Наверное, нет. - У нас своеобразная мать. Ладно, - он поморщился, чувствуя, как сходит затянувшееся похмелье. – Вообще-то, если объективно, то она права, и нужно было думать своими мозгами, прежде чем заявляться в монастырь с такими рассказами. Это был не особенно приятный семейный разговор, однако ведь вполне в духе Эстер. Я не в обиде и не в накладе. - Да конечно, поэтому ты ударился в запой? Потому что не в накладе? Она не права, Кол. – В голову Керолайн ударила неожиданная злоба, и выхватив у него бутылку она приложилась к ней. – Ты защищался, это были вовсе не невинные люди, но даже если и так... Она всё равно не права! Я бы никогда, никогда так не сделала. - Верю, - он покосился на красную мордашку блондинки. - Не надо попусту плакать, Керолайн, мы же не во Франции или Испании. Англичанкам не положено лезть людям в душу, и потом истерично рыдать над историями. Вот заведу себе кошандру вроде Криса, и буду рассказывать ей мелочи. - Я не буду, - Кер ладонями вытерла слёзы, не понимая этого чёрного юмора. - Но ты тоже больше не пей так. У тебя есть семья, есть Ник, Ребекка, Эл и я, - она вдруг почувствовала себя лишней в этом списке и навязывающейся, и поспешила исправиться. – То есть, я не хочу сказать, что я, как они, но я всегда постараюсь тебя понять и покормить… Керолайн окончательно смутилась, так по-идиотски звучало её объяснение. - И опохмелить? Нет, - он неожиданно поддержал её серьёзный тон и продолжил сам. - Я был бы рад такой сестре как ты, Керри. - Правда? – Кол редко говорил с ней по-человечески, без подколок или двойного дна, и Кер растерялась ещё больше. - Да. Я тебя уважаю не просто потому что моя невестка и тебя выбрал Ник, ты сама всего достойна. А теперь иди отдыхать, уже ночь. - Я думаю, что сегодня посижу с тобой. - О’кей. Тогда расскажи что-нибудь. - Что? - Что хочешь. - Ладно. Однажды мы с папой поехали на море. Я тогда не умела плавать, он тоже не мо3, поэтому максимум можно было бродить по пояс в воде. Кстати, загорать нам тоже было противопоказано… Она никогда не казалась ему особенно красивой, точнее не вызывала понимания, что нашёл в ней брат как в женщине – не было в Керолайн не только сексуальных форм, но и загадки, утончённости, всё вываливала, как есть, а если и пыталась хитрить это получалось наивно и неинтересно. Пресная как яблочный сидр простушка, и, да, основой её жизни был дом, рано рождённый ребёнок и учеба по оценке предметов искусства - такие женщины не вызывают сильных эмоций у большинства мужчин, разве что у эстетов. Но сегодня, открыв глаза и увидев её лицо, Кол подумал, какая она красивая и лучистая. Асексуальность отошла на второй план, и впервые до Кола по-настоящему дошло, что женщина может быть красива своей нежностью и теплотой в обеспокоенных глазах, а не изгибами фигуры, и Майклсон неожиданно почувствовал в себе такую же глубокую привязанность к этому человеку в своей жизни, которую ощущал только к родным. А, может, и сильнее, чем к родным – те не стеснялись и не стремились стать ближе, чем есть, пользуясь общей кровью в жилах, никому бы и в голову не пришло завести разговор по душам – унизительно, а Керолайн собирала всё по кирпичику годами. Он почему-то вспомнил её старание повкуснее накормить его, когда приезжал, навязчивые расспросы о личном, звонки по телефону и дурацкие советы, вечные цветочки и вазочки в его комнате, навязанные походы на ярмарки… Неожиданно всё, что раздражало за вчерашний вечер приобрело другую ценность. И вспоминалось, в отличие от бесконечной череды ночных клубов и девушек, к которым он стремился и на чьё время покушалась своими занятиями Керолайн. Может, он влюбился? Это было бы последнее, чего Кол желал, но всё же начал честно обдумывать и такой вариант, разглядывая спящую девушку из-под ресниц. Нет, несмотря на нежность к ней и благодарность, Керолайн по-прежнему не возбуждала, ну, вот отсутствовал в ней этот манок, чтобы вставало, но отношение… Как к Бекке? Тоже нет, Бекка была младше, и он всегда относился к ней опекающе, как к немного ребёнку. Но и с братьями не сравнить, мужчина - всегда мужчина. Близкий друг? Наверное, просто у него никогда не было близких друзей женщин. Растерянный парень спросил первое, что пришло в голову: - Ты просидела здесь всю ночь? - У меня сегодня выходной, - пожала плечами блондинка, приподнимая опухшие веки, и тут же встрепенулась. – Нам нужно поговорить. - О чём хочешь. - Огромные возможности, - она улыбнулась, но лицо оставалось непривычно серьёзным. – Ребекка. Сейчас ей нужна твоя помощь. - Уже второй раз ты заговариваешь о ней. – Кол сел на кровати. - Что с ней, за этот месяц что-то поменялось? - За месяц? – голос Керолайн стал недоуменным. – Многое. Она здорова, не переживай, и ждёт ребёнка. И ещё Ребекка ушла от Деймона, подала на развод и сейчас совсем одна, но не хочет иметь ни с Ником, ни с Элом ничего общего. Наверняка, боится показаться проигравшей в споре и поджавшей хвост перед старшенькими. Ваша семейная спесь, как всегда. - Ты считаешь, что она права? - Да. – Керолайн поморщилась. - Вся компашка - большие любители воспользоваться уязвимым положением и настоять на своём. - А я… - хмыкнул Кол. - Ты – тоже, но не в конкретной ситуации. - Ему на постель прилетели джинсы. – Поэтому давай пошевеливайся. Я сто раз на стол ставить не собираюсь. - Ты забыла, что я страдающая личность. - Я страдаю от всех вас вместе взятых, и ничего, жива. Дверь за ней захлопнулась. Не потому что она злилась – просто Керолайн всё делала слишком звонко и громко. Одним махом Кол допил оставленный в стакане виски старшего брата, заглушая… что? Как бы ни подгадила им Керолайн, но он бы не хотел, чтобы её убили или покалечили. Ради прошлых времён. Доехали до квартиры в молчании. Оно было не ледяным и не уютным, а просто каждый пытался собраться с мыслями. Откинувшись на постель, он закрыл глаза – прошло всего полтора часа, а ощущение как будто годы. Кет сбросила кроссовки и с размаху плюхнулась ему на живот. - Хорошо, ты не костлявая, - картинно простонал Элайджа, но их глаз не коснулось веселье. Элайджа по-прежнему лежал, уставившись в потолок, и рассеянно играл с безвольными пальцами Катерины, обдумывая что-то своё, а она смотрела на него немигающим тёмным взглядом. За этот месяц столько было сказано друг другу в письмах, что это молчание казалось даже естественным. - Не знаю, что делать, - наконец, сказал Майклсон. - Раньше был план – загнать в клетку и заставить работать на себя, но требовать этого с Ника теперь нереально. - Он её не убьёт? - Неважно, теперь всё фатально в любом случае. Он сжал пальцы, больно стиснув её запястье, но Кет не обратила внимания. - Почему? - А как ты представляешь, что можно расстаться? Он её любит… - без улыбки, он произнёс: - Когда кого-то сильно любишь, то с его уходом теряешь не только его одного. - Ты о детях? Вряд ли он их ей отдаст. - Не о детях. Люди любят себя в своей любви, они сами себе кажутся талантливее, умнее и… амбициознее. Ещё телесный голод. – Она посмотрела на него, сдвинула брови и понимающе кивнула головой, но Элайджа покачал головой и невесело усмехнулся: - Да нет, я не о постели. Не знаю, как женщине, мужчине её худо-бедно можно удовлетворить, а вот движения, голос… - после кивка прядь волос упала ей на лоб, и Кет сдула её обратно, боясь пошевелиться: - И как ты оттопыриваешь нижнюю губу и дуешь - тоже. Этого всего нигде не найти. А это мне нужно для ощущения счастья. Ты даже не догадываешься, как сильно нужно. Ник же... - Но они не мы. - Да. - Вздохнул Элайджа. - Он никогда не расставался с Керолайн, даже поссориться они толком не могли. Такой болевой шок для него вновинку. Кет пристально уставилась мужчине в глаза. - Всё равно, мне трудно понять, что чувствует твой брат. Боль сама по себе не ведёт к действию. А вот разочарование, наверное... - Слишком сложно, - ответил Элайджа, чувствуя, как прильнувшая щекой к его груди жена расстроенно вздыхает, - скорее там просто одурь от отчаянья. Поэтому я не очень верю, что Кэролайн что-то угрожает. - А их дети? - Катерина, тогда в гостинице рассказывая о ваших с Колом махинациях, ты меня выбила из седла. Начала неверно строить предложения, и я решил, что на месте Керолайн была ты. В общем-то несколько секунд, но этого было достаточно чтобы ощутить себя на месте сегодняшнего Ника. А до этого - после твоего обеда с Рейнолдсом. Знаешь, что меня удивило сегодня - я не испытывал облегчения, узнав, что это не ты. - Приподняв её подбородок, он пояснил: - Не потому что я не эгоист и мне душевный покой брата дороже собственного, а потому что я вообще не верил, что это можешь быть ты. Но я и сам не знал до сегодняшнего дня, насколько для меня это аксиома. А ведь Ник точно так же не верил в виновность Керолайн. - Он не поверил до конца и тогда. Не может поверить? - Да. У неё будет шанс оправдаться. Я понимаю - тебе хочется, чтобы я действовал сам, а не зависеть от закидонов моего психованного брата, но я слишком хорошо знаю, что у него случилось. Я не буду вмешиваться. Решение, что делать и как должен принять Николаус, даже если оно будет неправильным или запоздавшим. - Даже если он её… - Да. – Подтвердил Майклсон. – Я не думаю, что он её убьёт, она мать его детей, но если даже так в порыве ярости… Я буду на его стороне и, – глаза похолодели, - ты тоже. - Да. – Выдавила женщина. - Я только на твоей стороне. Взгляд Элайджи смягчился. - Я не думаю, что всё зайдёт далеко. Но простит он ей всё, упрячет в сумасшедший дом или просто выгонит на все четыре стороны, мне всё равно. И ты не имеешь права влезать. Кетрин вспомнила о письмах Джорджа и Эстер. - Знаю. – Она нерешительно провела ладонями по его плечам. – Я не думала, что будет так, планировала, что мы будем гулять с девочками, обедать, но может ты… - Да, - всё ещё резковато ответил Элайджа, но не отреагировал на ласку. Ему не нужно было чувствовать нежность, вообще что-то чувствовать, а просто хотелось забыться, потерять рассудок, и чтобы верх взял инстинкт. Только эти двадцать или пятнадцать минут одержимости а после эйфория разрядки и вправду лишат любых желаний, но потом мысли снова вернутся, и ласковые прикосновения Катерины ничего не решают. Он закрыл глаза, чувствуя, как Катерина встала с постели и ушла из комнаты. Но вскоре тяжёлый аромат завитавший по комнате, заставил приподнять веки. Включив ночник, Кет устроилась на постели с чашкой в руке, рядом стоял хрустальный графин с водой. Мощный запах шёл от небольшой колбочки, пробка от которой валялась тут же, на покрывале. - Что это? - Это снимет все тяжёлые мысли. Ты этого хочешь, – очень внимательно отсчитывая капли, пробормотала Кет и предвидя вопрос, покачала головой. – Это не наркотик, Элайджа. Хотя там есть немного опиума в составе, но всё же крайне мало. Но хочешь ли ты этого сейчас? - Хочу, – он помедлил: - Я не причиню тебе вреда? - Зависит от того, чего именно ты хочешь. Если у тебя нет отчётливых сексуальных фантазий придушить меня и после надругаться над моим телом, то если я буду успешно снимать твоё напряжение, - она вдруг бесшабашно улыбнулась, - то всего лишь потреплешь мои пёрышки. Я думала, мы будем праздновать, а вот… Но Майклсон по-прежнему лишь смотрел в чашку. - Если я не буду владеть собой, тебе будет больно. - В процессе точно, нет. Я ведь тоже выпью. Наконец длинным глотком проглотив содержимое кружки, Элайджа откинулся на подушку и смотрел как она тоже отсчитывает капли, и без колебаний пьёт. Сознание вправду ему не изменило, он был сам собой, только все цели и мысли сосредоточились на каких-то тёмных, диких желаниях. Только Элайджа всё равно не двигался, чувствуя странное ощущение покалывания в теле и до боли обострение всех эмоций, наслаждался их плавным нарастанием, а Катерина сидела молча и смотрела на него прищуренными, жаркими глазами. Её щёки покраснели даже в серой мгле сумерек, она явно дрожала и чего-то ждала, а потом её лицо вдруг изменило выражение с хитрого на испуганное. Она распустила волосы, после с шелестом соскользнула с её плеч блузка. Элайджа всё смотрел. Она судорожно выдохнула. Джинсы Катерины упали на пол, гулко стукнув пряжкой ремня по паркету. От звука набатом раздавшегося в голове очнувшийся от своего оцепенения Элайджа молча обхватил её талию ладонями и перевернув на спину вжал в подушку. Кет с мучительным стоном прижалась сухими и горячими губами к его шее. Клаус не поехал сразу домой – Керолайн всё равно была на работе, и ему не хотелось видеть дом, построенный и придуманный им для неё, не хотелось видеть их общих детей, и особенно Нессу. Собственная дочь вызывала в нём теперь сильную неприязнь. В отличие от сыновей, в которых перемешались разные черты, дочка была сильнее всех похожа на Керолайн – ярко-золотые кудри и такие же ярко-голубые глаза, нос пуговкой и лицо сердечком, в отличие от типажа Майклсонов, которые были тоже светловолосы по сути совершенно иного цветотипа – сероглазые и с пепельными волосами. Поэтому он долго бродил по городу, и в итоге к вечеру обнаружил себя сидящим на лавочки перед музеем, чьей экспозицией Керолайн занималась в этом году. Но, когда он прошёл к стойке ресепшен, Клаусу сообщили, что миссис Майклсон уехала домой. Когда мужчина наконец добрался дома, Керолайн была в гардеробной и стоя в сорочке, выбирала домашний костюм. К счастью, дети разбежались кто куда на секции и остался только Джеймс с няней. - Привет. Ты приехал!! – Она подпрыгнула, отшвырнула костюм и бросилась мужчине на шею. Быстро поцеловала. – Надолго, да? Ты знаешь, нам привезли целых три новых полотна… Красивая, болтливая, солнечная и лучащаяся ожиданием счастья. Всё как всегда. Клаусу стало противно. Какой смысл тянуть кота за хвост? И ещё: каждый человек имеет право оправдаться. А может, не каждый, но Керолайн точно имеет. Отодвинувшись, он сказал. - Здравствуй. Нам нужно поговорить. - Тогда я переоденусь… - Нет, прямо сейчас. Пойдём в кабинет. Радостное выражение Керолайн превратилось в недоумённое, потом растерянное, пока она вглядывалась в его обветренное лицо и, наконец, стало испуганное. В молчании они спустились в кабинет, Клаус открыл свой портфель и выудил оттуда пачку бумаг с подробнейшим отчётом Вильямса по поводу событий. - Тут всё понятно изложено от и до. Ты читаешь быстро и у тебя двадцать минут. А потом я вернусь и задам вопросы по тому, что ты об этом всём знаешь. Не в силах больше выносить её вида, и при этом не сорваться, он быстро покинул комнату, оставив недоумевающую Керолайн наедине с пачкой бумаг. Когда вернулся, то Керолайн дрожала как осиновый листок и понимания в её глазах было гораздо больше. Ещё в них застыли страх и отчаяние, куда большие чем та нервозность, с которой она спустилась в кабинет. Клаус уже понял, что это его приговор, но упрямо выдавил из себя: - Ты всё поняла? - Да. Что ты сделаешь? – голос Керолайн звучал глухо: - Убьёшь меня за это? Клаус не знал. Впервые в жизни, но её подтверждение - такое лёгкое и без истерики, накрыло его разум седой пеленой. Он практически не понимал, что, схватив её за волосы, едва ли не волоком тащит к выходу из дома, потом по дорожке мимо поста охраны и, наконец, Керолайн очутилась за воротами участка всё в той же ночной рубашке. - Нет. Ты мать моих детей. У тебя есть шанс, но, если ты хотя бы раз приблизишься к детям или мне… - Она зарыдала, а его голос вдруг обрёл спокойствие и вес: – Да. И твоих помощников, если таковые найдутся в любом случае. У тебя десять минут, чтобы убраться от ворот этого дома – негоже нашим детям это видеть. Развернувшись, он пошёл обратно. Зарыдав, Керолайн встала с асфальта. - Клаус… - Шум в голове после того как он намотал её волосы на руку и тащил, мешал, но она закричала. - Дай мне только два дня, и я всё объясню. Ради тебя самого! Ради наших детей. Пожалуйста! Я не могу сейчас. Он обернулся, в голосе и взгляде на её жалкую фигуру не было ни издёвки, ни насмешки, ни гнева, ни превосходства. - У тебя есть десять минут и целая своя жизнь ради наших детей, Керолайн. Она развернулась спиной к дому и заплакала. Подойдя к пульту в домике охраны, Майклсон вырубил все камеры в доме одной кнопкой. - Тот, кто выйдет за ворота в течении следующих десяти минут пожалеет. Бредущей вдоль дороги в одной сорочке и повторяющей на все лады мольбы о прощении её увидел Кол, через окно автомобиля. С облегчением понял, что до убийства жены Ник пока не дошёл. Дверца распахнулась. - Полезай. - Медленно кивнув, Керолайн выполнила приказ и устроилась на сиденье. Кол оглядел ссадины на её коленях и нижнее бельё: - Где вещи? - Что? – не поняла его Керолайн. - Документы и деньги. Он тебя выкинул без всего? Она кивнула и вновь принялась рыдать. - Где они? – всё так же безэмоционально повторил вопрос Майклсон. - В прихожей серая сумка. Вскоре они вновь очутились перед домом, Кер словно со стороны увидела, как он вышел из автомобиля, открыл личным ключом дверь в заборе, исчез и вскоре вернулся с её сумкой. - Куда везти? - В аэропорт, – прошептала блондинка. - Дай мне свой айпед, я хочу заказать билет. Поеду к родителям. Не выдержав, Кол горько усмехнулся – какая ирония судьбы. Хорошая, домашняя девочка. - Кол, я всё объясню. Ты же не поверил, что это я, да? - Ник бы никогда не выкинул тебя в таком виде без чёткого и ясного признания, - сказал он, не сводя глаз с дороги. – В отличие от братьев, я знаю, как много ты помогала Бекс и Елене, когда они остались беззащитными. И мне. Больше слов не было. Спустя час она оказалась в аэропорту, Кол остановился на подъезде. - Ну вот, я фея-крёсная, а у тебя сегодня второй день рождения, Керолайн. Не просри хотя бы его. - Он правда убьёт меня, если я подойду к детям? - Я приехал только потому, что боялся, что он убьёт тебя в любом случае, Керолайн, - косой насмешливый взгляд. - Если бы это была не ты, этот человек был бы трупом. Радуйся, собственной исключительности. - Но это не правда! Вы ничего не сделали Макниллу. Майклсон вдруг отчётливо понял, что какая-то страшная мысль истерически мечется в её голове, пытаясь найти подтверждение в его словах и взгляде, и стёр любую искренность из выражения лица. - Как много ты знаешь, чего тебе не положено, краса моя, – равнодушно сказал Кол. - Да, он живой только потому что гниёт в латиноамериканской тюрьме. Вряд ли ты видела, какой это ад, и он чужой, а со своих спрос больший. Мы-то думали, что ты была наша родная Керолайн. Вылезай давай, и постарайся исчезнуть. Оставив её на дороге с одной дамской сумочкой в руке, он умчался. Керолайн поплелась к магазинчикам, отклоняя настойчивые вопросы полисменов. Переодевшись в наскоро купленную рубашку, кроссовки и джинсы, и промыв ссадины на коленях и грязь в ближайшем туалете, она опустилась на пластиковый стул и заплакала от безысходности. - Мама? Мамочка, ты где? – перепрыгивая через две ступеньки на высоком крыльце и едва не упав носом вниз, Ванесса влетела в дом и оглядела огромную гостиную в форме пятиконечной звезды. Никого не было, и девочка припустила к лестнице, звонко болтая: – Минни тебе так долго звонила. Она сейчас придёт, только с такси расплатится... Но в спальне тоже никого не оказалось, и девочка вернулась в гостиную и, уже собираясь разреветься, испуганно сказала няне, сопровождавшей её на танцы: - Никого нет дома. Совсем никого нет. А папы уже целый месяц нет! - Ты только не плачь, - женщина вздохнула и погладила малышку по голове, - мы ведь можем позвонить Дейву. - Да. Только ты не уйдёшь? Я не хочу сидеть одна. - Ни в коем случае. Они уже дошли до кухни, когда Ванесса выглянула в параллельный коридор и увидела приоткрытую дверь в кабинет. Её можно было открывать только ключом, и это значило, что кто-то: мама или отец точно дома. - Папа! Ты приехал! Ой, а я звала маму… - Ванесса увидела отца в кресле и, толкнув тяжёлую дверь, прыгнула вперёд. Все беды были тут же забыты. - Смотри! Клаус отшатнулся, но вовремя подхватил бросившуюся на руки дочку и оглядел ткнувшуюся ему в нос ладошку. На ней оказалось крошечное переводное тату – несколькими чёрными штрихами была нарисована схематическая фигурка балерины на одной ноге: – Это мне сделали на танцах. Алиса. Потому что я сегодня была лучше всех. - Круто. – Он сел с ней в кресло, пытаясь выправить неверный голос: - А что же вы сегодня такое делали? - Упражнения. Смотри. - Она слезла с его колен оттопырила руку и с важностью подняла ножку и замерла в стойке, усиленно пыхтя от напряжения. Наконец, вернулась в прежнее положение и осталась стоять ровная как оловянный солдатик, блестя от гордости за себя синими глазами. – Вот. А где мама? - Мамы нет, зайка. - Она ушла? - Она… - Клаус сглотнул. – Она уехала в Мистик Фоллз, твоя бабушка приболела. - Не попрощалась. Это плохо, скажи ей! - Расстроенная девочка вздохнула: - может, мы позвоним? - Нет. Сейчас там другое время, ночь и бабушка, она... спит. А в самолёте телефон не работает. - Ясно. А что мы будем кушать, если мамы нет? Я могу корову съесть. Клаус мысленно застонал, вспомнив, что дом у них был своеобразный – Керолайн готовила ужины сама. - Эм… - он поднялся с кресла, растягивая время и изобразил улыбку подошедшей няне: - Добрый вечер, мисс Литтн. Простите, что заставили вас нервничать – всё случилось незапланированно. - Здравствуйте, мистер Майклсон. – Женщина приветливо кивнула, и вздохнула при виде смятённого лица мужчины. - Не страшно. Если хотите, я могу помочь с ней. - Да? – Клаус явно обрадовался тому, что не придётся изображать счастливого родителя этим вечером. – А не могли бы вы остаться в доме на ночь? Накормить и прочее. Я не уверен, что меня не отвлекут сегодня вечером и завтра рано на работу, поэтому не можете собрать Ванессу и отвести в школу, да и Дейва накормить? Разумеется, я оплачу всё затраченное вами время и усилия. - Да, я могу остаться. Но мне нужно сообщить, о том, что не приду ночевать. - Разумеется. Между тем Ванесса уже во всю хозяйничала в его рабочем столе, вытащила карандаши из коробки и теперь раскладывала по порядку – сначала длинные и потом всё короче. Как только дело было закончено, она подняла золотоволосую головку: - Мы правда не можем позвонить маме? - Нет, - твёрдо ответил Николаус. - Она в самолёте, а бабушка спит. - Ладно. Тогда я позвоню Елене. – Перед носом снова заплясала крошечная ладонь. - Ей понравится? Идея отправить его малышку в танцевальный класс пришла в голову Елене, и Керолайн её энергично поддержала. - Конечно. Она будет очень довольна, тем более она профессионал. - Кто? - Знает всё о танцах и танцевании. Обязательно позвони ей и покажи, пока не смылось тату. - Хорошо! Она убежала, и оставшись один Клаус вздрогнул всем телом. Ему казалось, что дочь будет невыносима и неприятна, но почему-то в реальности никакого особого неприятия он не ощутил. Нет, не ощутил. Но проклятый дом… Как на автопилоте позвонив няне Джеймса, и сказав, что сегодня Керолайн не будет и ребёнок на ней, Клаус встал с места. Дети пристроены, накормлены, по крайней мере, ему не обязательно оставаться в этом ублюдочном доме. Наверное, нужно было попрощаться хотя бы с дочкой, и предупредить старшего сына, но ему не хотелось иметь дела с детьми. Они не были неприятны, всё равно отстранённость никуда не делась. Хотелось только напиться до свинского состояния. Какое-то неясное им самим время они лежали полумёртвые, заснули, но Элайджа как всегда проснулся первым и уже сидел на кровати. Катерина, закутанная в его халат, теперь вяло жевала принесённый им миндаль в меду. - Ты заснула и так и не сказала, что ты мне дала? Кет слабо пошевелилась и попыталась устроиться поудобнее, но перевернуться и сфокусировать взгляд на лице Элайджи сумела уже гораздо позже, хотя уже и выспалась. Ни чувства вины за фактическое изнасилование её тела, ни жалости к нему же она не увидела. Тихую задумчивость. Вновь закрыв глаза, она лежала, привалившись и не ощущая ни мышц, ни костей, только ноющую пустоту в мыслях. Это было низко учитывая несчастье Николауса, но, если бы были силы она бы заурчала от нахлынувшей неги. Она не могла претендовать на его власть, терпение и превосходство подчинения своей воле, но лишь один намёк, что это превосходство ей нежеланно… Она прижалась ухом к груди, слушая размеренное уханье его сердца. Он не был одним из высших посвященных, не понимал, что произошло, и что женщина должна не выдержать действия снадобья и прийти первая – одна из обязанностей касты брахманов, остальным – наброситься, а просто умел держать себя в узде до той поры, пока она не попросила. Но ведь сердце было по-прежнему уязвимо к её обидам и капризам? Кет казалось, что можно пощупать эту грань, на которой они очутились. Последнюю. Протянув руку и найдя по дыханию пальцами его губы, Катерина погладила нижнюю. - В горных районах Индии полиандрия, когда на одну женщину может приходиться по пять мужчин даже сейчас есть, а в храмах, чтобы девушки и мужчины были равны и стиралась разница возможностей темпераментов, описанная в Камасутре, им дают это питьё. – Она провела пальцем вверх от его губ ко лбу. - Хотя появляется другая разница. Никакое я не исчадие. Если бы Элайджа не ощущал себя настолько бестелесным, он бы... Нет, он не знал, что бы сделал теперь. Но точно, что на месте Алека, перекинул дочь через колено и лупил бы, пока вся дурь о многомужестве, беспорядочной половой жизни и прочей херне, не покинула её голову. Теперь стало гораздо понятнее, откуда в голове девушки до восемнадцати пробывшей девственной и имевшей совсем небольшое количество мужчин после поступления в университет, появилось такое свободное отношение к сексу и все потуги на неверность. И о чём плакала Елена, когда говорила, что в Индии Катерине вбили в голову какую-то «дикость». Вправду дикость, и хотя Катерина жила в своей культуре, судя по рассказанному, эта дикость сидела где-то в подкорке, и расставалась она с ней очень медленно. - Тебе предлагали это? - Девадаси – нет, конечно, я не умею так танцевать и уж точно бы не согласилась. А остаться в качестве жрицы в дальнейшем, после проведения обрядов, - она вдруг улыбнулась, - грудь и складки предполагалось, что я легко отъем, и получается только за исключением длины ног, я идеально соответствую внешнему и внутреннему описаниям их апсар, небесных спутниц Урваши. «Махабхарата», «Читралакшна» и «Приключения десяти принцев»... - Подозреваю, что элитных проституток точно так же как гейш. Что за описания? - Вообще-то я - большая редкость, несмотря на большое количество темноволосых по земному шару, - ничуть не смутившись его замечанием относительно рода деятельности описываемых дам, похвасталась Кет. - Круглое лицо, чёрные вьющиеся волосы, брови, взгляд, бёдра, корма, нос, талия, цвет кожи – не очень тёмный, но и не светлый… - Ну-ну. Самое хорошее в тебе, что всё же хватило мозгов отказаться от таких «щедрот», - не проявив впечатлительности перебил восхваление Элайджа. – Хотя не совать любопытной нос в каждую дырку, явно нет. Катерина передёрнула плечами. - Елена ныла, и папа заболел. Хотя теперь я думаю, что всё равно бы ушла. - То есть ты понимаешь, что всё что ты рассказываешь не применимо к нормальной жизни. - Ты о себе? Но мне никого больше не нужно. Совсем никого, - перевернувшись, она вздохнула, прикоснувшись к оставленной им на бедре вспухшей царапине и так уверенно улыбнулась ему в лицо, что Элайджа понял - правда никого. - Отлично. – Он взглянул на незашторенное окно – с их приезда сюда прошло полутора суток, спускался вечер, и никакой новой информации не было. – Как ты себя чувствуешь? Болеешь? - Немного. - Тогда допей молоко с мёдом и засыпай. Она закрыла глаза. Растянуть их беспамятство и заболтать Элайджу с талантом Керолайн ей не удалось, всё равно он теперь думал о брате… Керолайн. Неожиданно Катерина почувствовала, что от усталости и разбитости ей хочется ныть. Конечно, ей не было дела ни до Керолайн, ни до переживаний Николауса, но прочитанное в письмах говорило об очень крепкой связи между старшими братьями, и ещё были Дейв и Несса… Что с их жизнью станет теперь? Они были маленькие и счастливые, не знавшие иного горя кроме семейных стычек, и Кет поняла, что ей не всё равно до этого чужого счастья. Дети Керолайн и Ника, так ведь не должно быть... Дочки остались с Розой в поместье почти на двое суток, и у их матери отяжелела грудь. Элайджа молча наблюдал, как она постепенно затихает на подушках, сильно сопя носом. Приподнял ладонь женщины, чуть сжав пальцы в ответ на её тихий вздох. Катерина никогда не контролировала его желания в постели, если он этого не позволял, и синяки и следы от укусов по всему телу были пусть не сильными, но явно свидетельствовали о том, что нужно быть очень выносливой женщиной, чтобы выдержать такой забег. Впрочем, его тело получило ещё больше отметин: Катерина не была мазохисткой, она не подчинялась и не возбуждалась от унижения, прямо наоборот - в горячке страсти не обращая внимания на такие мелочи, как синяки или царапины. Ладошка вяло скользнула в простынь, стоило её отпустить. Элайджа встал с постели. Всего двое людей воспринимали его не как человека способного контролировать всё и вся, и из них только одна женщина, в которую он, может, потому и полюбил настолько по уши именно за страстную требовательность к нему во всём и такую же безудержную самоотдачу, неиссякаемому интересу к жизни, и то, как ярко вспыхивали её глаза, когда в них зарождались новые мысли. Но теперь вместе с её сознанием и разговорами, ушли его забытье и покой. Его мыслями завладел только второй человек, настолько же близкий ему как и Катерина. Николаус. Строчки уже перечитываемые по третьему разу из ненужного доклада Вильямса так отчётливо впечатывались в память, что некоторые обращения к документам Николаусом Майклсоном он уже знал наизусть, вплоть до секунд, но упрямо продолжал их перечитывать, когда на стене озарённой ночником стене заплясала тень. - Хочешь позвонить ему? – Катерина поставила подбородок на плечо. - Прошло ещё три часа. - А что читаешь? - Распечатки Вильямса. Левые, когда Ник не работал с документами, но входили с его имени. - Как это можно понять? - Его документы, по крайней мере отчётность, попадали в базу его секретаря и остались в истории. Эти запросы – мимо. - Так мало текста за два года, - она присела ему на колено, и тоже заскользила глазами по строчкам. - Две страницы, - кивнул Элайджа, усаживая её поудобнее. Две страницы, которые разрушительнее любых ураганов. Теперь они уже вместе смотрели раз за разом одно и то же. - Здесь ошиблись в дате. – Кет обвела пальцем и грустно улыбнулась. - Почему в дате? - Я точно помню число перед свадьбой Елены. Кол тогда прилетел в Англию, и я подстроила, чтобы он увидел Елену. Керолайн постоянно была с ней, они занимались скатертями с утра до ночи, потом пили чай. А твоего второго братца не было в Англии. - Откуда ты знаешь? Ты шпионила и за сестрой? - За Колом, но у него такая служба безопасности, а Ник всегда глядит на меня так, словно я готова подсыпать дерьма в общий чайник. Проще поставить маячки на Елену и Кер. Что ты смеёшься? - Ничего, если не считать, что отчётностью занимался я. И его секретарь не похожа на забывчивого человека. - То есть его секретарь подправила? Она тоже… - Наверное. Поешь, и поехали. Вообще, это было неважно и секретарь, и дата – терпело до утра, тем более ей даже нечего было надеть, чтобы прикрыть запястья и шею, но у Элайджи появился повод поехать, и Катерина не стала приводить логичные контраргументы.