Понемногу вглубь

Спал он плохо. Проваливался в вязкую, сковывающую тело дремоту, но не мог отключиться до конца, так и пролежал полночи лицом в подушку, зато утром чуть не уснул с щеткой во рту, пока чистил зубы. Маньяк и Птичка опоздали, пришли после окончания тренировки и огорчились, когда поняли, что все уже пошли мыться и не горят желанием снова идти на площадку. По всей видимости, нога Киеши не беспокоила, раз хотелось поиграть. Интересно, сколько он выдержит, стоя на коленях, прежде чем она снова разболится? − А почему ты к нам играть ходишь? – спросил Ямазаки, энергично растирая влажные волосы полотенцем. – Ехать долго, неудобно. − Не так уж и долго, − пожал плечами Киеши, оглядываясь на Изуки. – И у нас с Ханамией совместный проект. И, придурок, рассиялся так, что во рту кисло стало. − А что за проект? И чего вы его вместе делаете? − Выработка условных рефлексов у животных, − бросил Ханамия, а Киеши неожиданно поддакнул: − В рамках программы обмена опытом... между токийскими школами. − Что за программа такая? Впервые слышу, − подошедший Хара нахлобучил полотенце Ямазаки на голову, а потом вдруг дернул назад, будто пытался задушить. Тот, ослепленный, хотел двинуть ему под ребра, но промазал и чуть не упал. − Если подеретесь, завтра бежите полумарафон. И вы тоже, − Ханамия повернулся к ухмылявшимся Сето и Фурухаши, между ними завязалась перепалка, в которой уже никого не интересовало сотрудничество с Сейрин. − Ты зовешь Сето по имени, – сказал Киеши, когда они наконец остались одни. Изуки ушел с Харой и Ямазаки. – Почему? – Не твое дело, − ответил Ханамия в расчете задеть, но Киеши пожал плечами, уселся рядом, глядя, как Ханамия зашнуровывает туфли, а когда тот взялся за ремень, вдруг спросил: − Зачем ты одеваешься? Все равно же сейчас снимать. Ханамия остановился, а потом повернулся и внимательно на него посмотрел. Что-то в Киеши изменилось, наверное, навоображал всякой чуши после вчерашнего, и тут вставала дилемма: можно было сразу спустить его с небес на землю или выждать подходящий момент, чтобы падение было болезненнее. Он выигрывал в любом случае: вид униженного Киеши дорогого стоил, но Ханамия решил повременить. У него уже стояло, а если начать сыпать оскорблениями, это могло затянуться. Вместо этого он подошел к сидящему Киеши. Тот взял его за концы ремня и потянул на себя так, что Ханамия был вынужден встать вплотную, неудобно раздвинув ноги. Он раздраженно подумал, что Киеши чересчур осмелел, когда тот шарахался при слове "минет", то нравился ему больше. − Ты же хочешь…? – начал Киеши, но договорить все-таки не смог и кивнул в направлении ширинки, залившись краской. Ханамия закатил глаза. И этот человек вчера лапал его в душевой?! − Нет, что ты, мне просто нравится с тобой общаться. Сходим куда-нибудь?.. Неужели ты действительно считаешь, что я стану ходить с тобой за ручку? – ядовито осведомился он. – Сидеть в кафе за одним столиком и есть сладости? Ты так это видишь? Киеши улыбнулся. − Ты же не любишь сладкое. − Откуда ты знаешь? Следишь за тем, что я ем? − Нет, я читал твои интервью для школьной газеты… − Это еще хуже, – скривился он, но взгляд задравшего голову Киеши остался таким же безмятежным. Тот хотел что-то сказать, однако Ханамия мотнул головой, обрывая на полуслове: − Хватит. Я тут остался не для разговоров. – Он качнулся вперед: − Приступай. − Подожди, − Киеши положил ему руки на бедра. – Сначала я хочу тебе кое-что предложить. − Что еще? – процедил Ханамия сквозь зубы, сделав над собой усилие, чтобы не трогать член. Это у кого еще вырабатывался условный рефлекс! С Киеши не нужно было как-то ухищряться, мило себя вести и соблюдать кучу дурацких условий, чтобы с определенной долей вероятности получить минет, он отсасывал легко, без особых раздумий, и из-за этого голова шла кругом. Не нужно было следить за языком, чтобы не сболтнуть лишнего, потому что Киеши не станет рассказывать подружкам, заливаясь слезами, как член дисциплинарного комитета, капитан баскетбольной команды, образцовый ученик и гордость школы Ханамия Макото вышел из образа правильного мальчика и наговорил ему гадостей. Свобода быть собой опьяняла почти так же сильно, как гарантированный оральный секс. Ханамия мог себе позволить быть откровенным и жестоким, Киеши проглатывал издевки так же, как и сперму, самостоятельно нацепив на себя поводок тем признанием. − Ты любишь кататься на велосипеде? Ханамия вопросительно приподнял бровь. Киеши умел задавать неожиданные вопросы. − У семьи Изуки за городом… − начал он, но Ханамия попросту расхохотался ему в лицо. − Приглашаешь меня на загородную прогулку, серьезно? Романтика на велосипедах? Мы с тобой?! − Можно и твою команду позвать, − сказал Киеши. – Там очень красивые места, даже озеро есть, а сейчас пока не жарко, будет классно. Ханамия наклонился, беря его лицо в ладони. Киеши крепче обнял его за талию, и Ханамия, нежно погладив его скулы, выдохнул: − Ни-ког-да. Никогда, твердолобый ты идиот, я не стану тебе другом. Забудь об этом. Можешь быть командным мальчиком для битья или моей персональной подстилкой – выбирай, что больше нравится. Киеши закрыл глаза. Между бровей залегла морщинка, и на этом его реакция была исчерпана. Ханамия разочарованно насупился: он рассчитывал, что Киеши хоть что-нибудь скажет. Только зря старался. − Знаешь, если тебя не слушать, то это очень приятно – как ты меня держишь. Я бы еще так посидел, − заметил Киеши, когда его отпустили, и ловко перехватил Ханамию за руки. – Эй-эй, не надо драться! Разозлившись, он высвободился и стал расстегивать рубашку. Сейчас даже секса не хотелось – только унизить Киеши настолько, чтобы дурацкий радужный панцирь, о который разбивались любые атаки, наконец-то треснул, и он понял, как сильно Ханамия его ненавидит. Расправившись с пуговицами, он кивнул Киеши: − Чего расселся? Время сосать. Тот вздохнул: − Время обниматься мне больше нравилось, но ты этого не хочешь, я знаю. − Подойди. − Лучше ты иди сюда. Всегда удивляло, почему скамейки в раздевалках такие низкие, неудобно же. Хотя бы для баскетболистов можно было добавить сантиметров десять, чтобы колени выше головы не торчали. Как будто их для этого и проектировали, смешно… − Я сказал – подойди! – рявкнул Ханамия, и Киеши наконец-то заткнулся и встал. От злости сводило челюсти. – На колени! − Ты сейчас на киношного злодея похож… На колени, смертный! Моли о пощаде! − пробормотал тот, опускаясь. – Что я сделал не так? − Родился, − отрезал Ханамия. Ответ был так себе, но он был слишком взбешен, чтобы придумать что-то более оригинальное. К счастью, Киеши не стал комментировать, а послушно расстегнул ему штаны и приспустил их вместе с трусами. Ханамия напрягся. После мерзкого одностороннего петтинга в душе ему стало не по себе, когда Киеши дотронулся до голой задницы, но тот сразу убрал руку и сосредоточился на члене: неловко погладил, приподнимая, и вопросительно поднял взгляд, потому что у Ханамии не стояло. − Возьми в рот. − Но ты же не хочешь… − сказал Киеши. − Ты тоже, а это намного важнее, − Ханамия криво улыбнулся и удобнее оперся на низкий шкафчик, где они хранили защиту для локтей и коленей: некоторые тренировки Кирисаки Дайичи были особенно травмоопасны, а он не мог себе позволить рисковать стартовым составом. Киеши шумно вдохнул, будто готовился нырять, и накрыл ртом его член, взяв достаточно глубоко. В невозбужденном состоянии ощущения были непривычно ясными: тепло, мокро, губы размеренно скользили по стволу, и Ханамия чувствовал их нажим. Было бы неплохо, если бы у него так и не встало – лишний повод поиздеваться над бездарностью Киеши в сексе, но член начал предательски быстро твердеть. То ли у Киеши был природный талант к минетам, то ли дело было в том, что парень лучше знал, где нажать, где придержать, чтобы стало хорошо. И было так приятно, что даже злость отступила, пока Киеши не изменил позу, усаживаясь на пол. − Я тебе что сказал? – обманчиво мягко спросил Ханамия. − М-м? − причмокнув, Киеши выпустил член изо рта. − У тебя память плодовой мушки? Встать на колени. Киеши фыркнул: − Не могу я долго на коленях, и ты это знаешь. Сам к этому руку приложил. Какая разница? Я же сосу… И тебе нравится, правда? – тихо уточнил он, обхватывая член ладонью и кончиком языка дотронувшись до головки. – Нравится же? Соблазнитель из Киеши был так себе: при первой же пошлой реплике он залился краской до ушей и даже не мог посмотреть в глаза. Ханамия мог бы посмеяться, если бы у него не стояло, если бы колени не подогнулись от легкого прикосновения… если бы это был кто-то другой. Кто-то, к кому он был равнодушен, за кем не следил, кого не пытался сломать, кто прогнулся и лег бы под него после первого же щелчка… Лег бы? О да. − Говоришь, приятно, когда я так тебя держу? – спросил он, обхватив лицо Киеши руками. – А здесь? – он почесал ему затылок, взъерошивая волосы. Киеши утвердительно угукнул, не отрываясь от процесса, Ханамия почувствовал его улыбку, и именно из-за этого совершил большущую глупость. Схватив Киеши за волосы, он насадил его на свой член до самого горла, удерживая в таком положении и не давая отстраниться. Киеши дернулся назад, упираясь ему в бедра обеими руками, но не смог вырваться, потому что сидел. − Хорошо тебе? Нравится, сука? Нравится? − приговаривал Ханамия, едва не кончая от ощущения вседозволенности и того, как сжималась вокруг головки чужая глотка. Киеши толкнул его ладонью в район солнечного сплетения, заставив ослабить хватку, и упал набок, сипло кашляя, а потом зажал рот рукой. Его глаза были зажмурены, но Ханамия все равно видел выступившие слезы. − О, неужели ты расстроился? – сочувственно спросил он. – Ну-ну, не стоит плакать, ты ведь уже большой мальчик… − Да что с тобой та… такое?! – прохрипел Киеши. Он снова сел, подтянув колено к груди и глядя исподлобья. Ханамия улыбнулся, поглаживая член, все еще скользкий от слюны. − Я просто развлекаюсь. Веселюсь. Давай повеселимся, Киеши. − Это… из-за того, что случилось вчера? – он встал и шагнул навстречу. Ханамия рефлекторно отпрянул: − Нет! Да. Конечно да, он понял это сразу же, как услышал вопрос. Отвратительное чувство беспомощности надо было забить ощущением собственного превосходства. Киеши должен был уяснить свое место и даже не помышлять о том, чтобы сделать больше, чем ему позволяют. Ханамия привык обращаться с мощными игроками и выигрывать у них за счет техники и ловкости, но вчера от неожиданности ничего не смог противопоставить грубой силе. Ему и в голову не пришло, что провокация может обернуться против него самого. Просто не подумал об этом. Ни тогда, ни сейчас. Киеши мог его укусить, причем так, что Ханамия на ближайшую неделю об оргазмах забыл бы вообще. Но не сделал этого, наоборот, даже вырываясь, старался не цеплять член зубами. Ханамия почувствовал что-то вроде благодарности, на мгновение перекрывшей злость и на Киеши за то, что распустил руки, и на себя за то, что постоянно вел себя как идиот в его присутствии. − Этого больше не повторится, − сказал Киеши. – Я потерял над собой контроль, потому что ты был слишком близко. Прости. Ханамия молча смотрел на него. В этом они были похожи: ему тоже не удавалось сдерживаться рядом с Киеши. Хотелось бить, ломать, пока он не превратится в мусор, как все остальные, кого Ханамия решал проучить, но Киеши дважды заступал ему дорогу, дважды попадал на больничную койку, получил серьезную травму, но все еще оставался целым. Ханамия, сколько ни приглядывался, не замечал даже малейшей трещинки. − Уходи, − выдавил он, и Киеши опустил голову. Эрекция спала. Он обтер член ладонью, прежде чем подтянуть трусы и брюки, а потом полез в сумку за салфетками. За спиной в замке повернулся ключ, открылась и закрылась дверь, в коридоре послышались удаляющиеся шаги. Ему надо было подумать.