Понемногу вглубь

Ханамия не сдержал торжествующей улыбки, и Киеши, ощутив ее губами, тут же окаменел. − Расслабься, − выдохнул Ханамия ему в рот, − я не кусаюсь. Ничего не выйдет, если ты будешь так зажиматься. Доверься мне. Я не сделаю тебе больно. Киеши вздрогнул, а потом фыркнул и отстранился. Рот искривился в болезненной гримасе: − Лучше бы снова сказал, что ненавидишь меня. Ладно, забудь, глупая была идея с этим поцелуем, − он встал и поднял с пола рюкзак. Ханамия нахмурился: − У тебя паранойя. Я просто хотел успокоить, чего ты взвился? − Успокоить – вот этим?! – Киеши дернул молнию на боковом кармашке так, что весь рюкзак взлетел в воздух. – Меня?! − А чем ты такой особенный? С другими отлично работало. Киеши резко втянул воздух сквозь стиснутые зубы, на секунду на скулах обрисовались желваки, но вспышка гнева тут же сошла на нет. − Ты прав. Ничем, − глухо сказал он. – Все время об этом забываю. Ханамия закатил глаза: − Никогда не думал попробоваться на драматическую роль? Легко пройдешь любой кастинг. Мы пришли сюда потрахаться, напоминаю, ты сам это предложил, никто тебя за язык не тянул. Просто потрахаться, хорошо провести время, но нет! Киеши Теппей может заниматься сексом только под софитами жертвенности! А если никаких проблем нет, он создаст их сам! Ты в каждом моем слове будешь подтексты искать?! – Ханамия раздраженно хлопнул ладонями по кровати и встал. – Знаешь что? Мне надоело. Оставайся рыдать в подушку, потому что тебе в очередной раз что-то почудилось, а я ухожу. Найду чем заняться. И с кем. Киеши остолбенел, и Ханамия торопливо отвернулся, чтобы случайно не выдать себя выражением лица. Идеально. Стоило отойти от привычного шаблона – и он уже в растерянности! Киеши привык к издевкам и чаще всего пропускал их мимо ушей, но что он станет делать, если изменить вектор силы и притвориться обычным парнем? Не хорошим, нет, потому что его заботу Киеши никогда не принял бы за чистую монету, а просто таким, кто будто забыл обо всем, что их связывало. Сработает? − Макото, подожди… Конечно сработает. Вот идиот. Нацепив на лицо маску усталости, Ханамия развернулся со словами: − Что теперь? Хочешь порыдать из-за того, что ты у меня не первый? Валяй! Пока не оденусь, я весь внимание. Ты не только самая страшная, но еще и самая истеричная из всех моих девушек. Киеши, не обратив внимания на слова, подошел к нему и попробовал обнять, но он раздраженно увернулся. − Отвали, мне расхотелось. Я не нанимался терпеть твои выкрутасы, и без тебя полная команда придурков, и к каждому нужен индивидуальный подход! Так что я легко найду того, кто будет трепать нервы, если вдруг вздумается на досуге расшатать себе психику. Он протянул руку за трусами, но Киеши накрыл ее своей ладонью и прижался сзади такой приятно теплый, что Ханамия на мгновение даже забыл, какую роль играет. − Прости… Я ревную, и ничего не могу с этим поделать. А вот это уже было интересно. Ладно Сакамото, там было понятно, вряд ли нашлось бы много людей, спокойно такое воспринявших, но неужели его задевает и то, что Ханамия уже с кем-то спал? − Даже к прошлому? – поинтересовался он. − Ко всему. Ко всем, − Киеши прижался сильнее, зарываясь лицом в его волосы, и он дал себя обнять. – Ты утекаешь как песок сквозь пальцы, руки всегда пустые, сколько ни черпай. Ты такой… зыбкий? ненадежный? И меня это убивает, Макото, просто убивает. Если б я был уверен, что ты хочешь быть только со мной… Ханамия насмешливо фыркнул и высвободился из кольца его рук. − И что бы ты тогда делал, а, Киеши? Тот вздохнул и покачал головой, без слов признавая, какой маловероятной кажется ему эта возможность. Ханамия прикрыл глаза и мысленно поздравил себя с успехом. Его новая тактика превосходно работала. Киеши снова привлек его к себе: − Больше не сердишься? Давай попробуем еще раз. «Давай сыграем еще раз». Он зажмурился, пережидая накатившую красную пелену перед глазами и уговаривая себя не орать. Глубоко вдохнул, выдохнул, передернул плечами, потому что от неожиданного напоминания зачесалось между лопатками, открыл рот… и ничего не сказал. Он не Киеши, чтобы давать против себя оружие. Ханамия не собирался рассказывать тому, что простая фраза стала мощнейшим негативным триггером. Теперь если и играть, то только на собственных условиях. Он бросил быстрый взгляд на Киеши, но тот, похоже, ни о чем не подозревал: смотрел спокойно и выжидательно. Ханамия немного расслабился и подтолкнул его к кровати. − Ложись. Как-то раньше он не замечал, какой Киеши огромный. Да, высокий, да, широкоплечий, и что? Две трети баскетболистов были рослыми и мощными, постепенно он свыкся с тем, что по тактико-техническим характеристикам уступает многим. Как будто это что-то решало! Он мог заставить любого гиганта корчиться от боли одним движением пальцев и сейчас еле удержался, чтобы не проверить, вздрогнет ли Киеши от щелчка. − На-адо же, ты еще не разучился краснеть, − нараспев протянул Ханамия. Киеши отвел взгляд, полыхая щеками. Учитывая, что, распластавшись, он занял больше половины здоровенной кровати, выглядело это крайне забавно. Он что-то неразборчиво пробормотал, закрыв лицо руками, а потом с силой растер его и глубоко вздохнул: − Ох, черт… Не думал, что это будет так… − Как? – жадно спросил Ханамия. – Как?! − П-понятия не имею. Странно? Неловко? В порно все происходит будто само собой. − Ты смотрел порно? – усмехнулся он. − А ты нет? Киеши даже привстал, развернувшись к нему всем телом. − Зачем же мне порно, когда у меня есть ты, солнышко? Я просто вспоминал наши милые посиделки, и… − Ханамия ахнул и приложил руку к груди. − Этого было достаточно. Ты хотел, чтобы я так сказал? − Было бы неплохо, − проворчал Киеши. Ханамия уже собирался сказать что-нибудь резкое, но тот вдруг показал ему язык. Не расслабляйся, мол, в эту игру можно играть вдвоем. Ханамия только плечами пожал, но тут же уперся рукой в постель, когда его потянули ниже. − Нужно еще одно проявление истинной любви? Предыдущее ничему не научило? Киеши отпустил его, напоследок скользнув кончиками пальцев по горлу, и облизнулся: − Просто хотел поцеловать тебя. Он перегнулся через край кровати и снова поднял рюкзак. Перед глазами у Ханамии оказался поблекший синяк на боку, и он отстраненно задался вопросом, где Киеши его получил − у них или в своей школе. А может, он вообще не имел отношения к баскетболу. Ханамия бездумно обвел его очертания, и Киеши шумно вдохнул, подставляясь под неожиданную ласку. − Сейчас, потерпи еще немного… Что?! Он едва сдержал смешок. Неужели Киеши думает, что он сгорает от желания? Ухмыльнувшись, Ханамия забрался на кровать и обнял его, проскальзывая ладонью по груди. − А если я не могу больше ждать? – сладострастно выдохнул он, внутренне потешаясь. Киеши ничего не ответил, продолжая рыться в рюкзаке, но сосок под пальцами отвердел. − Что ты там ищешь? − Смазку, − хрипло ответил тот. Ханамия хотел было ввернуть очередную шуточку про девушек, но в соблазнительной досягаемости маячило плечо Киеши, выглядевшее так, будто его отливали в металле по идеальным пропорциям, и он качнулся вперед, не задумываясь. Киеши неожиданно громко застонал от обычного прикосновения губ, а когда Ханамия провел языком, задрожал. − У тебя плечи – эрогенная зона? – спросил он. − Я весь как эрогенная зона, когда с тобой. Но там очень приятно, да, − Киеши обернулся, и Ханамия с удовлетворением отметил потемневший взгляд. − Фу, как банально, мог бы что-нибудь получше придумать! − Это правда, Макото. Я и представить не мог, что мне может понравиться то, что мы делали, но… − Тебя заводит? – весело подсказал он. − Да, − и Киеши так выдохнул это свое «да», что у него тоже перемкнуло. Ханамия толкнул его на подушки, забрался сверху, усаживаясь на бедра, и поцеловал. От осознания собственной власти сносило крышу – его еще никто так откровенно не хотел. Девушки, с которыми он спал до этого, были нежными и отвечали на его ласки, но у Ханамии ни разу не было ощущения, что он пальцами режет по живой плоти. Киеши откликался на любое прикосновение вздохами, трепетом, стонами, бессвязным шепотом, и это возбуждало до боли в яйцах, потому что такое было не сыграть. Он привык к покорности, но это были ощущения совсем иного рода: подчинение сильного, равного, и подчинение добровольное. Приятно было заставлять и загонять в ловушку, чтобы соперник влипал в паутину и был вынужден делать так, как приказывают, но и то, что Киеши сам хотел уступить, Ханамии тоже понравилось. Желание прогибать под себя никуда не делось, однако ему стало интересно, действительно ли Киеши хочется под него лечь, а не только трахнуть. Обманывать себя тот умел очень хорошо, поэтому словам Ханамия не поверил – сказать можно было что угодно. Ладони сползли ему на задницу, и он вздрогнул, ощутив твердый член, трущийся о живот. Тоже слишком большой, под стать самому Киеши. Тут же захотелось сравнить визуально или спросить что-нибудь идиотское: у тебя самый длинный в Сейрин, вы мерились? Просто чтобы перестать нервничать. Он снова напомнил себе, что не происходило ничего особенного. И максимумом негативных впечатлений от этого опыта может стать то, что ему не понравится. Ханамия ничем не рисковал, ведь никто не знал, где он и с кем. Сложно было вообразить ситуацию, при которой Киеши стал бы болтать об этом, но он почему-то разволновался так, будто это был его первый секс. Потому что с парнем? Потому что с Киеши? − Мне… мне нужно в ванную, − тот сделал какой-то странный жест, значение которого Ханамия не понял, и в ответ на вопросительный взгляд пояснил: − Н-надо еще растянуть. Чтобы не было больно… Нам обоим! Тебе тоже будет неприятно, если не подготовить… − добавил Киеши так поспешно, будто в противном случае его бы выебали насухо. Приятно было наблюдать за ним заикающимся и растерявшим всю свою уверенность, но Ханамия не был дураком и не собирался устраивать Киеши визиты к узкопрофильным врачам. Все равно бы не пустили посмотреть, как он будет страдать, придумывая оправдания. Если все пройдет гладко, Ханамия хотел бы мучать его и дальше, но лучше выворачивать наизнанку мозги, а не задницу. Веселее. Киеши вернулся быстрее, чем он думал. − Уже справился? – спросил Ханамия, с улыбкой глядя на то, как неуверенно Киеши двигается. Поежившись, тот откинул одеяло и бочком сел на кровать. − Может, повернешься? – сдерживать смех было все труднее и труднее. – Я так не достану. Киеши тоже фыркнул, улыбнувшись, а потом попросил: − А давай я лучше на спину? Подушку подложить – и тебе тоже будет удобно. − Лицом к лицу? Киеши, − нежно сказал он, − ты же только что обещал, что все будет по-моему в обмен на это, − подушечкой пальца Ханамия похлопал по чужим губам, − а теперь снова условия выдвигаешь. И не стыдно? Тот вздохнул: − Я хотел на тебя смотреть. Киеши попытался перевернуться, но Ханамия удержал его за плечо и поцеловал, отстранившись сразу же, как почувствовал отклик. − Разве это важно? – Киеши кивнул, не поднимая взгляда, и Ханамия подтолкнул его к подушкам: − Ладно, давай миссионерами, если тебе так захотелось. Я не против. Удивительно. Кто бы знал, что для того, чтобы сломать Киеши Теппея, не нужно было собирать всю команду и часами отрабатывать с ними десятки скрытых ударов, не нужно было проворачивать сложную комбинацию с Сакамото, ставя под угрозу свой авторитет. Достаточно было дать ему то, чего он хотел. У Киеши заблестели глаза, по широким плечам пробежала дрожь, и Ханамия будто наяву услышал звук треснувшего радужного панциря. Это оказалось так просто. − За кого ты меня принимаешь? Я что, похож на идиота, который все станет делать назло? – он перебрался между раздвинутых ног, в очередной раз поразившись тому, какой Киеши большой. Доходило до забавного: Ханамия не мог подтянуть его к себе, пришлось самому пристраиваться. – Обидно, что ты упорно меня недооцениваешь. − Нет, никогда, − и это прозвучало так твердо, что Ханамия посмотрел ему в лицо. Трещина уже сошлась обратно, не оставив и следа. Взгляд Киеши показывал яснее ясного: я тебя знаю, и я тебе не доверяю. Стратегами они были не только на площадке, его игру раскусили, но у Ханамии все-таки было преимущество. Киеши отчаянно хотел верить в его искренность, не случайно он просил дать хотя бы иллюзию. Ничего, Ханамия мог и потерпеть: в матчах иногда приходилось ждать до последней четверти, прежде чем все нити Паутины становились на место, Кирисаки Дайичи не раз называли волевой командой, способной вырвать победу на последних минутах, не догадываясь, что за этим крылся холодный расчет. Сейчас Киеши видит его насквозь, но если выждать, пока нейромедиаторы затуманят его зрение… Ханамия подался вперед и поцеловал приподнявшегося на локтях Киеши, укладывая его обратно. Рано или поздно тот доверится и раскроется сам, некуда спешить. Возможно, это произойдет даже быстрее, чем он думал, если судить по тому, с какой охотой Киеши отвечал на поцелуй и льнул к ласкающим рукам. А что, если пойти другим путем? Не пытаться усыпить его бдительность, а внушить ложное чувство безопасности? Ханамия придержал его за руки, потому что это отвлекало, сбивало с мыслей, и с каждым разом стряхивать с себя возбуждение становилось все труднее. Отчасти хотелось поддаться, раствориться в удовольствии и ни о чем не думать, но Ханамия считал себя выше этого. − Раздвинь ноги шире, − он словно невзначай накрыл ладонью левое колено. Киеши с готовностью подчинился. Решив, что намек не был понят, Ханамия с нажимом погладил шрам, внимательно следя за реакцией, но чужое лицо оставалось таким же безмятежным. − Чего ты ждешь, Макото? Думаешь, после всего я испугаюсь? − Иногда я сомневаюсь, что ты вообще помнишь, кто я такой. − Почему? Киеши гладил его по бедрам вскользь, едва прикасаясь, и, казалось, всерьез ждал ответа на свой вопрос. Это обескураживало. Как можно было простить, как?! На его месте Ханамия не успокоился бы, пока ни стер обидчика с лица земли, а его действия просто не укладывались в голове. Он поцеловал Киеши, затыкая себе рот, чтобы не спрашивать, не давать против себя оружие. Твердый член проехался по животу. Киеши ухватил его за бедра, притягивая к себе, шепнул на ухо: − Ты меня хочешь? Не бойся. Ханамия фыркнул в ответ, но вышло не насмешливо, а истерично. Он ненавидел терять над собой контроль, а Киеши постоянно заставлял его это делать. По скуле прошлись пальцы, и Киеши мягко отстранил его от себя, заглядывая в лицо: − О чем ты так упорно думаешь? Это же всего лишь я, Макото, ну? Мы тут только вдвоем, ты можешь делать все что пожелаешь, и я постараюсь тоже, только скажи. Все по твоим правилам. Ханамия мотнул головой, сбрасывая чужую ладонь: − Ты меня успокаиваешь, что ли? − Разве? – Киеши улыбнулся, отводя взгляд, и его щеки снова порозовели. – Я просто хочу, чтобы ты не витал мыслями где-то далеко, а немного побыл здесь, со мной. Чтобы сейчас ты думал обо мне. Тебя что-то отвлекает? Что мне сделать, чтобы привлечь твое внимание? Говоря, он слегка толкался бедрами вверх, и беспокойство уступило место возбуждению. Ханамия потерся в ответ, глядя в глаза, и Киеши рвано выдохнул, покраснев до самой груди. Возможно, тот был прав, и не следовало чересчур забивать себе голову? В конце концов, они пришли сюда трахаться. Ханамия потянулся за презервативами. Руки не дрожали, когда он открывал пачку и доставал синий квадратик. Киеши притих, перестал улыбаться и просто наблюдал за его действиями. Ханамия несколько раз провел по члену, чтобы тот стал тверже, разорвал упаковку и раскатал «резинку», действуя нарочито небрежно. Теперь чужой взгляд больше возбуждал, чем смущал. Киеши закинул руку за голову, а второй взялся под коленом, раскрываясь сильнее. Ханамию потянуло к нему канатом: он снова видел в потемневших глазах ту самую жадность, Киеши действительно хотел с ним переспать. − Дай мне смазку… Левее, − хрипло подсказал он слепо зашарившему по постели Киеши и сразу же выхватил ее. Медлить расхотелось, от нетерпения по телу побежали мурашки. Ханамия забыл о своем плане, как решил втереться в доверие и обмануть, забыл, что собирался причинить как можно больше боли, забыл о сомнениях, недоверии, даже о ненависти. Никогда и ни о ком он не думал столько, как о Киеши, тот добился своего. И в данный момент человек, заполонивший его мысли, потеснивший все, что до этого Ханамия считал для себя важным, лежал перед ним обнаженный, ждущий, доверившийся. Если бы только у него нашлись силы, чтобы все прекратить, чтобы отказать, это была бы идеальная месть. Но себе соврать не получилось – сейчас от Киеши его бы пришлось оттаскивать всей командой. Он провел по внутренней стороне бедра, приподнял тяжелую мошонку, и Киеши охнул, а потом медленно развел ноги шире. Ниже все было влажным от смазки и пота. Ханамия сел ближе, пристраиваясь, и аккуратно толкнулся внутрь. Чужое тело принимало его неохотно, но он был таким твердым, что сжимающиеся в попытке вытолкнуть мышцы доставляли удовольствие. − Давай же, расслабься, − попросил Ханамия. Киеши откликнулся выдохом, больше похожим на всхлип. – Тебе больно? − Терпимо, − выдохнул тот. – Просто непривычно. Можно было унизить его, ввернув что-нибудь про девственность, бросить любую колкую фразу: «Так и задумывалось», «Не умеешь – не берись», «Мне тоже непривычно трахать здоровенного парня вместо изящной девушки, но я же не жалуюсь»… Можно было говорить что угодно, Киеши пришлось бы это проглотить в любом случае, но он взглянул на опавший член и вдруг сказал: − Дыши. Сейчас мышцы привыкнут, и боль пройдет. Я подожду, − он опустил слова «как последний идиот», хотя чувствовал себя именно так. Киеши сделал пару глубоких вдохов, действительно расслабляясь, позвал на выдохе: − Макото… − и прозвучало это настолько нежно, что Ханамия почувствовал себя неуютно. – Двигайся. Он качнулся вперед, и спину неожиданно окатило жаром, стекшим вниз, к яйцам. Ханамия застонал от удовольствия: наконец-то можно было себя отпустить. Он толкнулся сильнее, с восторгом отмечая ответную дрожь, потом еще раз, и задвигался так, как хотел. Киеши был сотню раз прав. Трахаться лицом к лицу, видя, как он жмурится и тут же открывает глаза, как на лбу появляется морщинка от боли – и сразу же пропадает, когда он сам подается навстречу, сцеловывать судорожные выдохи с его губ, когда он сам просит о большем… Ханамия совершенно потерялся в этих ощущениях, забыл о своей главной цели – мести, он не мог оторваться, раз за разом вбиваясь сильно и глубоко. Киеши не был хрупким, его не надо было беречь, не было нужды сдерживаться, чтобы не сболтнуть лишнего. Он выгибался навстречу, тянул на себя, обхватывал ногами, заставляя проникнуть еще глубже, и Ханамии казалось, что кровать с минуты на минуту или развалится, или загорится. Он что-то говорил, что-то спрашивал, но сам не осознавал, что несет. Киеши больно прихватывал губы, сбивчиво отвечая между укусами, но Ханамия не понимал и не вслушивался. Он толкался в эту тугую задницу, чувствуя на спине тяжелую ладонь, не дававшую отстраниться, и в этом тоже был свой кайф: он пытался приподняться, но не мог, терся о твердую грудь, чувствовал зажатый между животами налившийся член, и от лопаток до копчика прокатывалась сладкая дрожь, когда Киеши оглаживал его обеими руками. Находясь на грани, Ханамия прижался сам, до боли вминаясь в горячее тело, уже не видя и не слыша ничего. Едва доносились чьи-то короткие постанывания, чье-то шумное дыхание, но не мог понять, кому оно принадлежит. Они слиплись от пота, но Ханамия все равно отчаянно цеплялся за чужие плечи, как будто его кто-то отталкивал, и кончил так сильно, что его словно вышвырнуло в жаркий вакуум. В себя он приходил тяжело. Так иногда бывало, когда он засыпал только под утро. Будильник вытягивал в реальность, но было сложно понять, где он находится и что сделать, чтобы встать. Руки едва слушались, голова, казалось, весила тонну, но Киеши под ним зашевелился, и волей-неволей пришлось с него сползти. Ханамия не помнил, чтобы хоть когда-то едва не терял сознание от оргазма. Вытянувшись рядом, он бездумно смотрел в покачивающийся потолок. В ушах слегка шумело. Чужая рука с нажимом прошлась по бедру, и легкая боль привела в чувство. − У тебя уже синяки наливаются, прости, − пробормотал Киеши. В любое другое время Ханамия пришел бы в ярость, потому что следы на теле означали кучу идиотских вопросов в раздевалке, но сейчас просто отмахнулся со словами: − Скажу, что трахнул горячую штучку. − Кому? – со смешком поинтересовался Киеши. − Всем, − припечатал он, слез с кровати и побрел в душ, чтобы уйти от дальнейших вопросов. Смотреть на Киеши он тоже избегал. С самого начала все шло не так, как обычно, но понимание накрыло только сейчас: было бессмысленно сравнивать Киеши с девушками, и не только из-за члена или большого тела. Ни с кем другим Ханамия не ловил так отчаянно любой намек на реакцию, да ему вообще было плевать, что чувствует партнерша, лишь бы давала и не портила репутацию. Если доходило до секса, то хотелось вставить, погрузиться в чужое тело и кончить. Все, выходившее за рамки возвратно-поступательных движений, Ханамия говорил или делал в основном для поддержания имиджа. Поцелуи и петтинг были просто приятным дополнением, он не сходил с ума от возможности подержаться за сиськи, как другие парни. Да, Ханамия всегда считал себя выше этого. Он ошибался. Ханамия шел домой, не обращая внимания на легкую морось, и никак не мог выкинуть из памяти сияющие глаза Киеши, подловившего его с поцелуем перед выходом из номера. Киеши ничего не сказал, не пытался его задержать, но этот взгляд… Он совсем запутался.