You ain't seen nothing yet

Не помню, когда мне было так плохо в последний раз. Даже после выпускного я чувствовала себя лучше, чем сейчас — пытаясь разлепить веки и понять, что происходит. Попытки успехом не увенчались, я просто перекатилась на другой бок, ощущая, что лежу на чём-то мягком, а под голову заботливо подложена подушка. Наконец, собрав волю в кулак, я всё-таки открыла глаза, сразу наткнувшись взглядом на чьё-то лицо в десятке сантиметров от моего. — Доброе утро, — знакомый до рези в ушах и слишком весёлый для моего состояния голос сразу же разрушил все мои надежды на то, что это сон. Я резко распахнула глаза, буквально секунду пялясь на лицо рыжего психа, лежащего напротив меня, очень картинно подложив обе ладони под голову. Чёрт подери! Тут же осознав, что сейчас происходит, я завизжала и кинулась назад. Соскользнула с постели, шарахнулась затылком обо что-то позади в процессе падения с моего ложе и, в конце концов, шваркнулась на пол, вдобавок стукнувшись локтем. Не долго думая, я тут же подскочила, попутно потирая ушибленную голову, будто от этого она пройдёт. Парень, повернулся на спину, потом, насвистывая какую-то мелодию, встал на ноги. Так мы и стояли несколько секунд, друг напротив друга, разделяемые кроватью. — Ну же. Давай, — он первым нарушил тишину, изображая самое искреннее предвкушение и даже раскинув руки. — Спрашивай. Естественно, я ляпнула первое же, что пришло в голову: — Где я? Рыжий скуксился и опустил руки, показывая крайнее разочарование моей предсказуемостью. — Дальше. Я снова почувствовала, что внутри становится как-то нехорошо. Всё начало сжиматься, а спина покрывалась мурашками. — Что с комиссаром Эссен? — едва удерживая голос от дрожи, спросила я. — Скукота. Дальше! — Зачем я здесь? — Вот это — вопрос! — наконец довольно заявил Валеска. — Прошу на выход. Он указал на дверь комнаты, которую от напряжения я заметила только сейчас. Я упорно стояла на месте. Не из-за упрямства, а из-за того, что просто не могла найти в себе сил передвигать ноги. К тому же, позволять такому психу идти за твоей спиной это уж слишком. Только у рыжего на это были свои планы. Не растрачивая время на уговоры, он вынул пистолет, который до этого был за поясом. — Я сказал, на выход, — чётко повторил он, будучи уверенным, что в этот раз до меня точно дошло. Мысленно проклиная всё это и пытаясь отвлечься от бесконечного потока вопросов, я выскользнула за дверь. И сразу же столкнулась лицо к лицу с ужасающего вида мужиком. Аарон Хелзингер. Тот, что убил свою семью. Один из вытащенных из Аркхема шизиков. Его я тоже помню по фотографиям из участка. Боже, участок. Сколько людей там было? Что с дядей? А с Лесли? Про комиссара я вообще старалась не думать. Где-то в горле встал ком и моя ярость на этих ублюдков начинала превращаться в слёзы бессилия. Я проглотила это всё, запихнула подальше и постаралась как можно сильнее отдалиться от Хелзингера. — Аарон, ты не проводишь нашу гостью к завтраку? — всё так же театрально обратился Валеска к этому дуболому. — Я не голодна, — процедила я, пытаясь, чтобы дрожащий голос не смазывал эффекта дерзости и поворачиваясь лицом к ним, потому что стоять спиной было невыносимо. Рыжий только недовольно закатил глаза, поднимая пистолет так, чтобы точно отбить у меня всякое желание перечить. — Не надо быть такой грубой, малышка Кимми. Разве вежливо отказываться от завтрака? Он глянул на меня сверху вниз так, что мне захотелось просто сесть на пол, спрятать лицо и заплакать. Скажу честно, где-то внутри во мне всё ещё жил беспомощный ребёнок. Такой, который надеялся, что всё это не продлится долго, что скоро всё равно явится дядя и заберёт меня от этих ужасных людей, а значит принимать решения самой вовсе не обязательно. Вот только его не было, и я оставалась один на один с людьми, сбежавшими из психиатрической лечебницы. Знаете, говорят, что за жизнь человек проходит мимо убийцы раз тридцать с лишним. Большинство раз в моей жизни видимо пришлись на эту неделю. Но самое главное, что я была бы не прочь просто ПРОЙТИ МИМО, а не шагать в другую комнату в их сопровождении. Не знаю, чей это был дом, но обставлен он был со вкусом. Однако, ни дорогие побрякушки, ни дизайнерские вещи, ни даже небольшой стол, накрытый только на одну персону не привлекли моего внимания настолько, насколько окна. Не слишком широкие, но во всю длину стен, до самого потолка. А потолки здесь были очень высокие. — Приятного аппетита, — с какой-то жестокостью усмехнулся рыжий, глядя, как я послушно вышагиваю к столу. До меня не сразу дошло почему они не занавесили их, ничем не закрыли, боясь, что я определю своё местоположение. Я бы не смогла, даже если бы захотела. Да, видела здания и дороги, но навряд ли с такой высоты я бы разглядела таблички с названиями улиц. А ничего другого я не знала. Я могла глядеть на всё это из окна хоть сколько, но без карты или навигатора мне не за что не определить своё положение. Я не знала города, и это всё усложняло. — Полагаю, я вам за чем-то нужна. Иначе меня бы здесь не было. Я думала, что если не буду молчать, то напряжение спадёт, но ничего подобного не произошло. Валеска только улыбался своей ненормальной улыбкой, хуже, чем у самого пугающего клоуна. Я вообще никогда не любила клоунов, особенно после выхода книги Кинга. Вспомнив про навигатор, я одновременно вспомнила про свои вещи. Хоть на мне и была та же одежда, в карманах было пусто. Это ощущалось. Я бегло оглядела помещение, дабы не вызвать подозрений и не наткнулась ни на что хотя бы близко похожее на телефон. Не было ни компьютеров, ни даже пейджер нигде не завалялся. Зато на столе я заметила брошюрку какого-то события. Никуда не торопясь, я прошла до стола и взяла её в руки, пытаясь разглядеть в этом какой-то скрытый смысл. Внутри оказалось приглашение на две персоны на ежегодный праздник посвящённый основанию города. Фейерверки, фуршет и много шампанского прилагается, шоу будет ещё пафоснее, чем четвёртое июля*. Ну ладно, кое-что я уже поняла. Во-первых, я иду на элитное мероприятие — это хорошо. А вот во-вторых, я иду туда из-за этих психов и скорее всего это всё одна огромная ловушка — это уже плохо. — Это из-за моего дяди? — я подняла глаза на Джерома, который в ответ только хитро улыбнулся, как будто был доволен моей сообразительностью. — Он вам мешает, потому что он единственный во всём этом чёртовом городе, кто способен засунуть вас в ту дыру, из которой вы вылезли. Вы боитесь его и думаете, что ваши дурацкие выходки его остановят? Не дождётесь. Давай Кимберли! У тебя отлично получается выглядеть дерзкой, по крайней мере, до того времени, пока ты не начинаешь трястись, как бедная овечка. Всё и так понятно — я что-то вроде приманки. Что будет, если откажусь — догадаться не трудно. Чем больше я говорила, тем серьёзнее становилось лицо рыжего. — Совсем скоро от прежнего Готэма не останется и следа, — он сделал шаг ко мне, опуская пистолет на столешницу, потом ещё один и ещё. — Мы разберём его до кирпичика, — он уже стоял вплотную ко мне, настолько, что я чувствовала дыхание на своих и без того горящих щеках. — Мы вывернем его гнилые внутренности наружу, чтобы все могли узнать какого это — жить в нашем мире. Выпотрошим его, разнесём, отравим. Я уже даже не понимала, что творится. Голос Валески действовал как-то гипнотически, как тяжёлый наркотик. Ты слышишь его, и вдруг становится очень плохо, ты теряешь связь с реальностью и всё, что можешь — тяжело дышать, не поднимая глаз и почти чувствовать, как его щека касается твоей, пока этот псих шепчет тебе на ухо такие мерзости, от которых хочется сбежать. — И начнём с высокопоставленной мрази: всех ваших чиновников и сенаторов, — он выпрямился, только покачав головой. — И ни твой драгоценный дядя, ни дохлый комиссар, никто уже не будет в силах остановить это. Я сжала зубы до такой степени, что свело челюсть. Одновременно с этим испытывая желание двинуть ему чем-нибудь по наглой роже, да так чтобы подпортить его гадкую улыбку. Но стоило подумать об этом, как я поняла, что ничего такого не смогу. В горле встал ком. Конечно, заплакать на глазах у этих ублюдков, что может быть лучше? К счастью, Джером развернулся на пятках и, прихватив пистолет, бодро зашагал прочь из комнаты, будто ничего особенного не происходило. Последнее, что эта рыжая сволочь бросила мне издевательским тоном уже из коридора, было: — И не забудь съесть свой завтрак, — потом двери в столовую захлопнулись, заставляя меня вздрогнуть. Борясь с желанием запустить чем-нибудь тяжёлым им вслед, я до боли сжала кулаки. Потом мне было очень стыдно за то, что произошло. Я даже думала, что они наверняка следили через камеры за мной и видели всё. Но, тем не менее, я разрыдалась. Просто свалилась на стул и заплакала от отчаяния, от безвыходности, от отсутствия идей, как всё исправить, от беспомощности. Всласть нарыдавшись, я размазала слёзы по распухшему красному лицу и заставила себя поднять крышку с тарелки. Там оказалась рожица с двумя желтками вместо глаз. — Очень остроумно, — пробурчала я, шмыгая носом и глядя, как глазунья улыбается мне ртом из бекона. Я, конечно, могла повести себя очень бесстрашно и из принципа отказаться от еды или вообще перестать разговаривать с моими похитителями, но во время голосования мой желудок, прилипший к позвоночнику, категорически отказался вести себя подобающе. Да и у меня на этом пунктик — после истерики мне всегда нужно что-нибудь съесть. Сдавшись на милость голода, я первым делом уничтожила рожицу, размазав её по тарелке, а уже после отправила всё это в рот. Привкус был странный, но я по-крайней мере не умру с голоду. Навряд ли они будут травить меня. Зачем тогда везти сюда? Мне понадобится курс в клинике после всего этого. Хотя… что если они собираются убить меня? Господи, никто не говорил, что стажировка — это настолько страшно. Первое, что пришло мне в голову после пищетерапии, так это то, что нужно здесь всё обыскать. Я повертела головой, в поисках камеры на потолке. Явных следов не обнаружилось, но скрытые уж точно есть. Ну и плевать! Не знаю, сколько времени прошло в моих поисках. Из столовой вели две двери, обе были заперты, сколько я не дёргала ручки и не сражалась с замками. Кроме стола здесь оказалась длинная софа у стены, журнальный столик, куча полок и антиквариата. Никаких средств связи я не обнаружила, сколько не рыскала. Ничего, даже телевизора не было. Единственным связующим звеном с внешним миром были окна. Но и они не очень-то помогали. Кроме этого, я нашла кучу дурацких книг и журналов, старые бесполезные бумаги, уже пожелтевшие от времени, и сувенирное оружие, хранящееся в отдельном шкафчике. Во время поисков меня посетило две мысли. Первая: что если перебить здесь всё, чтоб они подавились? Но внутренний голос, тут же заоравший «Ты что, абсолютно больная?!», уверил, что это не очень хорошее решение. Может, до дня X они и не убьют меня, но ничего не помешает им меня покалечить. Да и вообще, они же долбанные психи, чёрт знает, что в их головах! Плохая, плохая идея. Второй была мысль об использовании сувенирного оружия, но и её я отвергла. Во-первых, им разве что синяков можно понаставить, а речи о том, чтобы ранить не идёт. А во-вторых, даже если бы мне удалось, что я буду делать? Попытаюсь сбежать? Да меня уже в двух метрах от двери догонят, поймают и шарахнут чем-нибудь тяжёлым. А отхватить мне совсем не хотелось. Всё это привело меня к мысли, что уж лучше быть послушной девочкой до самого конца, а уже потом, когда меня выпустят из этих шикарных дизайнерских казематов, я что-нибудь придумаю. «Действуем по обстоятельствам» — так это называл мой преподаватель права. Только всё равно не плохо было бы найти хоть какие-нибудь зацепки, выведать куски плана. Да уж, задачка не из лёгких. Копаясь в своей голове, я сама не заметила, как добралась до соседнего ящика и, выдвинув его, с удивлением обнаружила там револьвер. Тоже сувенирный? Я оглянулась, будто кто-то мог неслышно войти, и вынула оружие. Оно было слишком тяжёлым для бутафории. На оружии стояла искусная анаграмма «Дюма». На вид револьвер был ну оооочень старый. Я вложила его в руку и примерилась, как вдруг хлопнула дверь и голос порвал тишину: — Что за беспорядок ты устроила? Я едва не подскользнулась на валявшемся под ногами глянцевом журнале и чудом не шлёпнулась на одно место. Тут же обернулась, даже не сразу понимая, что всё ещё сжимаю оружие. Догадалась только когда рыжий перевёл взгляд с меня на револьвер, недоверчиво прищурившись. — Нужно всё проверять, перед тем, как оставлять заложника одного, — спокойно выдала я, сжимая рукоять, чтобы она не выскользнула из вспотевших ладоней. — Это непрактично. — Ох, оружие. Ну да, — он склонил голову, пытаясь показать насколько ему наплевать. — Может спросим, чем это кончилось в прошлый раз у комиссара? — искусственное удивление и ладони прижатые к груди. — Ах да! Она же мертва! Какая жалость. У меня внутри будто взорвалась атомная бомба. Причём взрывная волна была такая, что я выставила руки перед собой, сжимая револьвер и опустила палец на курок. Пуля в голову — меньшее, что он заслужил. — Ублюдок, — выплюнула я, снова чувствуя, как трудно дышать, и как в горле встаёт ком. — Так убей меня, — рыжий так резко шагнул вперёд, что не успела отшатнуться. Какие-то мгновения и револьвер уже смотрел ему в лоб. Я даже не могла заставить себя проглатывать воздух, он врывался в лёгкие какими-то кусками. — Нажимай, малышка Кимми с дрожащими руками. Убийца. Господи, я клянусь, что никогда не забуду этот взгляд. Такой, словно тебя прошивает электричеством и сколько бы ты не дёргался, не пытался опустить руки — всё равно ничего не получается. Я снова начала погружаться в какое-то наркотическое состояние, с трудом понимая, что руки Валески уже лежат поверх моих, и теперь он контролирует револьвер — я только держу его, и больше от меня ничего не зависит. — Могу поспорить, нажми я сейчас — и тебя вырвет от зрелища. Будешь ходить и замаливать грехи, да? Когда-нибудь нужно начать. Курок. Не я, он. Но моими руками. Щелчок. Слишком громкий. Вздрагиваю, ощущая, что ноги становятся ватными. — Не всё то стреляет, что выглядит, как оружие. Усмешка. Издевательская и надменная. Такая, будто я маленький ребёнок, которому втолковывают простые истины. Я уже не держу револьвер, но он не падает, потому что его буквально отбирает из моих рук Джером. А я неожиданно замечаю, что уже нет ни дрожи, ни страха. Волнение, какое-то пугающее, как перед очень страшным, но захватывающим аттракционом. Опять его чёртово обаяние? Ну нет, в прошлый раз это прокатило, потому что я не была похищена! — Мне скучно. Раз уж я буду торчать тут до пятницы, то хоть тетрис принесите! — только и успела крикнуть я вдогонку рыжему, сползая на диван и пытаясь понять, как я дошла до жизни такой. *4 июля, День Независимости США — национальный праздник, сопровождается фейерверками, парадами, барбекю и т.д