Kaihou

Зонтик — шах и мат стенистам в их споре с потолкистами. Можно применять как в качестве умозрительного доказательства, так и на практике. Практическое применение подразделяется на наружное (если у вас достаточно крепкий зонтик) и внутреннее. В последнем случае перед раскрытием аргументации требуется краткое введение. Краткое, но решительное. Тогда убеждение получится особенно проникновеннным. Н. Мантэн, «Записки на перьях».

Время шло. Изабель не возвращалась. Ливай и Фарлан не обсуждали, где и как её теперь искать. Вообще вели себя так, словно и не было никакой Изабель. И не спрашивали друг у друга: «Где тебя носило?», когда кто-то из них вдруг пропадал на несколько часов, а потом возвращался в самом скверном расположении духа. Не спрашивали, но то и дело как бы между прочим роняли фразы в духе: «На Речной площади сегодня сильно сыпался свод». Или: «Драконий мост стал совсем шатким, надо предупредить ребят, чтобы не совались туда». Хотя, в общем-то, и Ливаю с Фарланом, и «ребятам» проблемы Речной площади и Драконьего моста были до одного места. Они там просто почти никогда не бывали. Теперь по вечерам в доме стояла вязкая глухая тишина. Фарлан и не подозревал, что до прихода Изабель было настолько тихо. Вернее, даже точно знал, что не было. Изабель словно унесла с собой нечто важное. Куда более важное, чем пачка бумажек в тайнике, которая пока могла бы обеспечить синское гражданство только одному человеку. Когда раздался ритмичный условный стук, Фарлан в один прыжок оказался у двери. Ничего с собой не мог поделать, уже несколько дней подряд вот так вскакивал. Умом он понимал, что чудес не бывает, и за дверью, скорее всего, обнаружится Ливай. Что, вообще-то, само по себе неплохо. Не хватало ещё и ему потеряться во мраке подземного города. Только вот в последние два дня рядом с ним невозможно было находиться. Но за дверью оказалась Рин. Фарлан, стараясь ничем не выдать своего разочарования, молча посторонился, пропуская её в комнату. Однако Рин не тронулась с места. Дождалась, пока Фарлан вопросительно посмотрит на неё, и торжественно сказала: - Признайся, ты ведь тоже чувствуешь, что у нас не всё гладко? - Я не в настроении хохмить, извини, - поморщился Фарлан, прислоняясь спиной к косяку. - И не надо. Всё очень серьёзно. Главное, давай обойдёмся без истерик, криков и взаимных упрёков. Мы же взрослые люди, да? - Даже слишком, - вяло усмехнулся Фарлан. - Итак? Рин медленным плавным жестом подняла левую руку и ткнула Фарлана в плечо указательным пальцем. - Я от вас ухожу. - Куда? - без всякого интереса спросил Фарлан. - Мне пора домой, - кокетливо ответила Рин. - Там, наверное, уже волнуются. - Тут же снова нахмурилась: - Я разочаровалась в вашей прогнившей организации. И ни одному твоему слову больше не поверю. Слышишь? Ни одному. Ни е-ди-но-му. - А я-то тебе что плохого сделал? - Ты подчиняешься человеку, который обижает детей. Вы все ему подчиняетесь. Я думала, что вы — благородные и храбрые разбойники, крадёте у богатых и отдаёте бедным. - Так и есть. - Молчи, - зловеще сказала Рин. - Ты лжёшь мне. Нет вам прощения, злодеи. Ну, ничего, ещё узнаете, как горьки слёзы голодных сирот! Фарлан несколько секунд молчал, обдумывая услышанное. И удивлённо приподнял брови, когда до него дошёл смысл. - Но ты-то точно знаешь, как нам получить прощение, - медленно произнёс он, пристально глядя в лицо Рин. - Знаю, - вздохнула Рин. - Но я дала честное-пречестное слово никому не рассказывать. А я, в отличие от вас, не обманываю детей. - А если я тебя немножко придушу? - спокойно, даже скучающе спросил Фарлан. - Тогда я немножко умру, - ответила Рин. - И на вашей совести будет смерть уже двух несчастных сирот. А главное, вы так ничего и не узнаете. - Бесишь, - ласково сказал Фарлан. - Тебе повезло, что дома оказался я, а не Ливай. Рин улыбнулась. - Не повезло. Ведь только он может понять, как вам избежать возмездия. Она сунула руку под плащ и что-то медленно потянула из-за пазухи. Как загадочен был её вид, как таинственно мерцали её глаза в этот момент! И как же глупо чувствовал себя Фарлан, глядя на зонтик в её руках. На маленький пёстрый зонтик. На старый зонтик с двумя сломанными спицами, торчащими наружу. - Держи, - очень серьёзно сказала Рин. - Передашь ему. Это волшебный зонтик, который принесёт вам счастье. - Как? - больше от неожиданности, чем в надежде на вразумительный ответ, спросил Фарлан. - Правильно спрашивать не «как», а «почему», - назидательно поправила Рин. «Ливай на моём месте уже засунул бы ей этот зонтик в... ухо. И раскрыл бы. Плевать, что спицы сломаны. Раскрыл бы. Но я спокоен. Спокоен». - Хорошо, - ровным голосом сказал Фарлан. - Почему? Рин торжествующе взмахнула руками: - Потому что Ливай чувствует, когда наверху идёт дождь! Не прозевайте его. И запомните мою жертву, мне под этим дождём придётся ходить без зонта. Фарлан не успел схватить её за руку. А секунду спустя было уже поздно. Никто и никогда не мог поймать Рин. Вот и сейчас она, словно подхваченная ветром, в один миг оказалась в самом низу лестницы, помахала Фарлану и стремительно исчезла за углом. «Какая же ты идиотка...» Фарлан бессильно стиснул пальцы на зонтике, кажется, сломав ещё одну спицу. Конечно, он подозревал, что однажды это случится. Рано или поздно. Подозревал, что Рин не дождётся того времени, когда они все смогут выйти наверх. С тех пор, как Рин узнала о нескольких потайных выходах, он уже не сомневался в этом. Да, ни один нормальный человек этими ходами бы не воспользовался, прекрасно понимая, насколько это бессмысленно. Но у неё хватало безумия, отчаяния и дерзости, чтобы уйти в одиночку. Рин знала, что наверняка не проживёт на поверхности долго. И давно была готова умереть. Но умереть на своих условиях. Встретить свою смерть под солнцем. Под небом, что никогда не бывает серым, сколько бы ни было миль облаков до него. ...Ближе к полуночи, когда вернулся Ливай, Фарлан остервенело точил ножи. - Дверь открыта, - вместо приветствия сообщил Ливай, проходя вглубь комнаты. - Ну и чёрт с ней, - сквозь зубы ответил Фарлан, не отрываясь от своего занятия. - А это что? - Ливай заметил зонтик, лежавший на столе. Грязный зонтик, лежавший на столе. Явно подобранный на помойке зонтик, который теперь лежал на столе. - А, это? - Фарлан поднял голову. - Это зонтик. Зонтик — это такая специальная штука, чтобы под дождём ходить. - Спасибо, - язвительно отозвался Ливай. - Я знаю, что такое зонтик. Ты, может, не в курсе, но у нас над всем городом зонтик. Ну, почти. Сколько свалок ты обшарил в поисках этой дряни? - Ни одной. Это не мой зонтик. - А чей? - Рин сказала, что её. - Тогда пойду поищу Рин. Когда найду, вставлю ей этот зонтик в... ухо, - хмуро пообещал Ливай. - И раскрою. Плевать, что спицы сломанные. Всё равно раскрою. - Не вставишь, - вздохнул Фарлан. - Рин ушла. Домой. У Ливая медленно сжались губы. Фарлан почувствовал себя частично отомщённым. И даже немножко соучастником. - Передавала привет, - продолжал Фарлан, со злорадным замиранием сердца следя, как Ливай оседает на стул у стены. - Сказала, что ты наживаешься на страданиях сирот. И что только этот зонтик спасёт нас от дождя детских слёз. И что мы должны оценить её жертву, потому что ей отныне придётся гулять под дождём без зонта. Слушай, а ты правда чувствуешь приближение дождя? Удивительно, но после этой фразы остекленевшие глаза Ливая вдруг блеснули живым, сумасшедшим пламенем. Вскочив, он несколько секунд смотрел на зонтик, затем решительно схватил его и выбежал на улицу. Фарлан остался недоумённо смотреть ему вслед. - Все, чёрт возьми, с ума посходили, - вслух сказал он. - Один я, как дурак, сижу, в здравом уме и трезвой памяти. Или наоборот — в трезвом уме и здравой памяти. Весь в трезвом уме и здравой памяти. Он расслабленным жестом, из-за головы метнул нож. Тот вошёл точно в щель между оконной рамой и косяком. - У одной — переходный возраст и кризис системы ценностей, - хмуро продолжал Фарлан, поднимаясь и идя к окну, - вторая решила уйти красиво. - Он выдернул нож из щели. - Третьего предчувствия с озарениями одолели. Выглянул в окно — как раз вовремя, чтобы увидеть, как Ливай снова пробегает мимо, но уже в другую сторону. С зонтиком в руках. - Тоже, что ли, свихнуться, - задумчиво произнёс Фарлан. - Или хотя бы назюзюкаться. Шёл дождь. Наверное, это похоже на падение. Лететь на стальных надёжных тросах, вперёд, быстрее, быстрее, без определённой цели, смысл полёта — в самом полёте. Существовать, пока продолжается движение. Но газ кончается. Кончается газ, форсунка хрипит, выкашливая последние сизые облачка, стальные тросы на долю секунды провисают, а потом резко натягиваются под тяжестью падающего тела. Тоже на долю секунды, анкер редко впивается достаточно глубоко, чтобы удержать падающего человека. С полётом проблем нет, хотя это, по сути, тоже серия остановленных падений. Просто вес распределяется по-другому. При падении, когда трос фиксируется и перестаёт сматываться, силу тяжести уже ничто не перенаправляет. И она вдавливает тебя в землю. Впрочем, Изабель никогда не летала на приводе пространственного маневрирования. Откуда ей, собственно, знать. Она только помнила то, что рассказывали Ливай с Фарланом. Не всё понимала, но помнила слово в слово. Помнила почти всё, что они говорили. Изабель сидела на земле под провалом, безвольно склонив голову. Шёл дождь. Рин говорила, что только дождь соединяет землю с небом. Рин говорила, дети наземья часто бегают под такими слабыми и тёплыми дождями. У них есть примета, что от этого они подрастают и становятся сильнее. Надо было просто вернуться к той жизни, которую она вела до того, как подобрала воробья. Взрослый разумный человек, наверное, поступил бы так. Но этот сказочный герой, взрослый разумный человек, как правило, не обладает способностью чувствовать всё то, что чувствовала Изабель. А обладал бы — застрелился бы в первый же день. Возвращаться было некуда, потому что никакой жизни «до» - просто не было. Всё это время было затяжным прыжком в пропасть. Ожиданием, что её подхватят и не дадут погибнуть. И тогда выяснилось бы, что она падает вверх, и не падает, а как раз-таки летит. Другим вариантом были камни на дне глубокой тёмной расселины. Ей казалось, что подхватили. А это пропасть оказалась куда глубже, чем она могла себе представить. Только и всего. Она падала так долго, что вообразила себя летящей. И удар, многократно усиленный, оказался ещё и неожиданным. Тем, что до сих пор причиняло боль, было не знание о том, что бывает по-другому. А знание о том, что по-другому могло бы быть. Но не было. Даже этого у неё не было. Реальность, заключавшаяся в том, что Изабель никогда никому не была нужна и никто ничего от неё не ожидал, оказалась слишком невыносимой. Сейчас было немного легче. Ей наконец-то удалось отгородиться от бесчисленного множества воспоминаний. Воспоминаний о единственном месте и единственном времени, где она была по-настоящему счастлива. Вот и молодец. Не каждый бы смог. Для неё это означало — не помнить практически ничего. Слишком много они пережили втроём. О Ливае и Фарлане напоминало всё вокруг. Дымно-оранжевые факелы, холодные зелёные кристаллы, речная вода, провалы в своде, трещины в мостовой, мозоли на ладонях... Всё, вплоть до её собственного имени. Они произносили его чаще, чем кто-либо. Рин ошибалась. Придумывать новое имя Изабель Магнолии не придётся. Главное — успеть забыть старое перед тем, как всё будет кончено. Теперь она только временами выныривала из своего сонного оцепенения, вяло удивлялась тому, что всё ещё дышит, и снова замирала. Тем не менее, она почувствовала, когда на макушку почему-то перестало капать. - Гуляешь, значит? - язвительно спросил знакомый голос. Негромко вроде бы спросил, но Изабель чуть не умерла от испуга. Не подскочила, не закричала — просто чуть не умерла. Надо же, а она-то думала, что больше ничего не чувствует. - Испугалась? - ещё более тихо и зловеще продолжал голос. - Правильно испугалась. Ну что, как оно — на воле? Никто убираться не заставляет. Упражнениями не мучает. Умываться — и то не проблема. Села под дождиком, и порядок. Да? Изабель наконец подняла голову. Тот, кто стоял рядом, держал над ней зонтик со сломанными спицами. Такая смешная вещь, в катакомбах она ни к чему. Она из мира наземья. А он, смотри-ка, нашёл где-то. - Так и будешь молчать? Его черты лица расплывались из-за воды, накапавшей с чёлки прямо в глаза. Изабель хотела сказать длинную фразу, которая всё это время вертелась в голове. Но не смогла. Из всей тирады вырвалось только «наверх». - Глупая, мы и так наверху, - вздохнул Ливай. - Выше просто некуда. Дождь, солнце, небо, ветер — ты ведь всю эту фигню видела, если так долго тут сидишь. Пошли-ка домой. Простудишься ещё, кто с тобой возиться будет? И снова вместо того, чтобы вскочить, что-то закричать, вместо того, чтобы сказать хоть слово, Изабель смогла только широко-широко распахнуть глаза. Но Ливай её понял. - Домой пошли, говорю, - повторил он. Если бы не вода на ресницах, Изабель увидела бы, как на лице Ливая отражается короткая внутренняя борьба. А так — она только вздрогнула, почувствовав, как небрежно-ласково лохматит мокрые волосы его рука, тёплая и тяжёлая. И замерла, ощущая, как сильно колотится сердце. Она не зря ожидала от этого прикосновения боли, от счастья ещё и больно бывает, да, если оно в тебя не помещается. - Ты, наверное, вообразила, что я тебя не пойму, - вполголоса говорил Ливай, - думаешь, у меня всё получается? Легко ему говорить, угрюмо думала Изабель, такому сильному, дерётся лучше всех, ещё и летать умеет. С рождения небось. - Ну и зря, - продолжал Ливай, - поверь на слово, я точно знаю, что такое работа без всякого результата. Ты-то действительно стала сильнее. Ты учишься, как это — быть сильнее. Но ни одна поверхность никогда не научится быть чище. Вот если бы можно было раз и навсегда прибраться... А ведь точно, удивлённо думала Изабель, если так часто и тщательно прибираться, можно узнать об отчаянии всё. - Привод — дело наживное, - вполголоса говорил Ливай, - откуда же я знаю, почему у тебя не получается? И никто этого точно не знает. Может, тебе пока не хватает сил. Может быть, даже просто уверенности. Поймём, когда откормим тебя как следует. «Откормим» - это хорошо, думала Изабель, это правильно. Особенно если «как следует». - Вот оклемаешься, - вполголоса говорил Ливай, не прекращая гладить её по голове, - будешь делать по пять подходов, а не по три. Ну, или сколько там у тебя накопилось и ещё накопится. Или заменим ту твою халтуру на нормальные, полноценные подтягивания, тогда можно и по три. Нет, по три всё-таки маловато. По четыре. Мамочки, в ужасе думала Изабель, вот чудовище, а я-то ещё не верила... - Эй! Не смей отключаться! Изабель, кому говорю! ...Фарлан даже дверь забыл закрыть — так и стоял, глядя вслед Ливаю, спокойно прошедшему вглубь дома. Изабель расслабленно свисала у него с плеча. Обратно, в прихожую, Ливай вернулся через несколько минут. Так и не сказав ни слова, он осторожно тронул чайник, проверяя температуру. Фарлан дождался, пока тот закончит возиться с чайником и усядется за стол. - Я удивлён, - сообщил Фарлан. - Очень. - Ничего удивительного. Она несколько дней голодала. - Да нет же, - терпеливо возразил Фарлан. - Я предполагал такой вариант. Но думал, ты будешь, брезгливо морщась, тащить её двумя пальцами за ногу. - Она бы волочилась по земле и потом бы испачкала пол, - спокойно пояснил Ливай. - Хорошо, понял. Но где горестные рыдания над заляпанной рубашкой? Где тысяча и одно проклятие на лохматую рыжую башку? - Всё по пути высказал, - развёл руками Ливай. - Но она не слышала. Зато на третьем повороте вылез Зелёный Джон со своей зубочисткой. Я его сразу не заметил, как раз добрался до шестой сотни проклятий. Он, бедняга, принял на свой счёт. Тут же пасть захлопнул и исчез, да так шустро... а я сейчас и не вспомню, что говорил. - Если это были такие зубодробительные проклятия, неудивительно, что Изабель до сих пор в отключке, - заметил Фарлан. - Да ну, чушь какая, - отмахнулся Ливай, - для неё-то это сказка на ночь. Она всем этим утыркам с нижних ярусов сто очков вперёд даст. - Уже веришь, что она однажды взлетит? - Ещё нет. Но от неё можно чего угодно ожидать. Скажем так, уже не верю, что она никогда не взлетит. Этого достаточно, чтобы продолжать с ней возиться. - Без всякой надежды? - приподнял брови Фарлан. Ливай долго молчал, щурясь на пламя свечей. - Да какая, к чёрту, надежда, - наконец сказал он. - Упорство и адский труд, Фарлан. Особенно адский труд. С надеждой — это любой дурак сможет, а Изабель лёгких путей не ищет. - Кто-кто, а она — не любой дурак, - поддакнул Фарлан. - Она — особенный дурак. Такой особенный замечательный дурак. - Как мы. Только ещё хуже.