Тень правды — 1: Борьба за проклятый город

Недоброе пришло письмо: Дурная весть? приказ? отчёт? Тяжёлое борьбы ярмо К земле шиноби мягко гнёт.

Так, восточные и правда клюнули на ложный след, удовлетворённо подумал Макото, провожая мрачным взглядом рыжеволосого юношу. Теперь надо было спешить к Микото. Развернувшись, Макото тенью бросился обратно, крепче сжал в руке меч, готовый отбиваться от напарников того рыжего — Яхико, кажется. Особенно тот черноволосый с Риннеганом… Макото помотал головой, недоверие тонким коконом окутывало его, рождало сомнения, а не иллюзия ли ему там привиделась, действительно ли в глазах его противника было легендарное доджутсу. Неужто оно и правда существует? Неизвестно, а значит, придётся сохранить носителю Риннегана жизнь: такая ответственность Макото была не под силу. Об этом надлежало сообщить немедля, свиток-сообщение хранился у Микото, и Макото нёсся прямиком к пожару, где в последний раз чувствовал её чакру. Рёв пламени — этот звук ни с чем не спутать — становился всё громче, по воздуху серыми невесомыми змеями уже ползли клубы и струйки дыма, в какой-то момент Макото, закашлявшись, остановился и прикрыл нос и рот рукавом, в горле жутко першило. Но задерживаться он не стал — нельзя! — и бросился вперёд, ища напарницу. — Микото! — крикнул Макото, увидев не сожранное пожаром тело, и сложил несколько печатей, сосредотачивая в горле чакру, ещё, ещё немного… Достаточно! Выдув на огонь струю воды и махом лишившись половины сил, он отогнал его назад: пламя отвечало злобным шипением, но мощной волне неумолимо проигрывало. Буйство стихии не тронуло Микото, не успело добраться даже до её одежды, с испачканным кровью стоячим воротником. Стиснув зубы крепче, Макото спрыгнул рядом, до последнего сомневаясь в смерти напарницы, но с такого расстояния… глаза лгать не могли. Трава окрасилась алым у головы Микото, руки её тоже оросила кровь — и, похоже, её собственная. Присев рядом, Макото хотел было проверить пульс, но оттянул воротник вниз, увидел разрезанное горло — и последняя надежда в его груди издохла. — Микото… — сожалея, прошептал Макото, а затем, пока пожар не добрался до них, приподнял куноичи над землёй, осторожно закрыл ей глаза — они больше никогда не откроются — и, взяв её на руки, побежал прочь. Он любил Микото. Видят всеведущие боги, любил! И поэтому, именно поэтому!.. — уступил Фугаку, когда выбор её стал окончательным. Чтобы не мучить. Чтобы не терзать. Макото притворился, что не сохранил к Микото чувств, что они умерли тогда, на свадебной церемонии Фугаку и его любимой женщины. Чёртово задание. Чёртовы Хаюми. Макото сердцем чувствовал, что ничего хорошего ни тогдашний заказ феодала, ни нынешняя миссия ему не принесут! В груди словно зияла невидимая рана — и она исходила кровью. Микото. Микото. Микото… Остановившись в глуби леса в относительно безопасном, окружённом лишь деревьями, глухом месте, Макото осторожно положил тело напарницы у гигантского корня. Смотреть на её лицо, на закрытые глаза — было неприятно и почти больно, и Макото, пока помнил детали произошедшего, достал из подсумка Микото свиток-сообщение. Сначала — доклад Мадаре-сама, сначала — обеспечить то, что смерть на задании — не напрасна. В отчёт вошло всё: начиная наблюдением за руинами поместья Хаюми и заканчивая лесным пожаром, чудом не добравшимся до трупа Учиха Микото. Два часа писал Макото, пока рядом с ним потихоньку коченело тело его соратницы и возлюбленной. Когда он покончил с докладом, в лесу, казалось, стало ещё холоднее. Поёжившись, Макото убрал свиток себе в подсумок и наконец повернулся к мёртвой куноичи. Лицо у неё застыло в на диво спокойном выражении. Немного подумав, Макото хотел было вытащить меч из женских рук, но в следующий миг вдруг понял, что не может этого сделать. Пальцы Микото вцепились в оружие, как утопающий — в бревно, и сколько ни пытался Макото разжать их, всё было тщетно: кости словно обратились в камень. К сердцу медленно подкралась жуть — неприятное, ледяное ощущение, и на какой-то миг показалось, что сейчас сюда смотрят боги. — Микото, — словно в полузабытьи, прошептал Макото, — отдай оружие. Кажется, он впервые пытался говорить с мёртвым. — Я отомщу этой дряни Хаюми, — на невидимую рану в груди словно плеснули спирт, — обязательно отомщу, так что — покойся с миром. — Макото снова попытался разжать каменные пальцы Микото. — Отдай ниндзя-то мне. Мёртвая ему не подчинилась. Оружие, испачканное её собственной кровью, осталось в её руке. Всю ночь Макото потратил на похороны. Отличное настроение в последнее время было редкостью, так что Мадара наслаждался от души. Наслаждался хорошим утром, наслаждался прохладной, но не леденящей погодой, наслаждался только начинавшим согревать солнечным светом, падавшим в комнату через раздвинутые до самых краёв сёдзи. Даже бумажной работы на сегодня выдалось не так много, как обычно. Вот ещё несколько бумаг, разобрать которые стоило ещё вчера — и Мадара наконец пойдёт на тренировку. — Мадара-нии-сан! — раздалось ещё в коридоре, и явное беспокойство в голосе Изуны сразу заставило оторвать взгляд от документов. Младший брат вихрем влетел внутрь и чуть ли не кинул свиток на стол главы клана. — Ты только посмотри, — уже сдержаннее попросил его тот, всё ещё, правда, с очумелым видом. Согнав с лица только-только возникшее удивление, Мадара чуть сдвинул брови и сделал, как сказал Изуна: развернул свиток-сообщение (не узнать его было сложно) и прочёл отчёт Макото, пока иероглифы не растворились в белизне бумаги. Содержание главе клана Учиха не понравилось. — «Человек, что был рядом с последней Хаюми, обладает Риннеганом. Предположительно принадлежит Намиказе…» — Мадара решительно покачал головой: — Невозможно. Намиказе не могут овладеть доджутсу, это прерогатива улучшенного генома, которым они не обладают… — Риннеган. — Изуна, скрестив ноги, сел напротив него. — Риннеган считается мифом, но Макото не станет придумывать. Ты знаешь, он человек надёжный, а предательство и всякого рода недоговорки попросту ненавидит. Такой принципиальный, как он, не станет врать. Комнату заполнила тишина. Мадара с головой ушёл в отчёт, вчитываясь в каждый иероглиф, вглядываясь в каждую черту, улавливая и то, что было между строк: Макото не мог быть уверенным, что не попался в изощрённое генджутсу, но этим искусством шиноби он владел достаточно хорошо, чтобы различить иллюзию и реальность. При этом, похоже, он не счёл, что может принимать решение по такому вопросу, и обратился к клану. Макото подробно описал внешность каждого из тех, с кем сражался, помимо, собственно, самой Хаюми. Рыжий заинтересовал Мадару не так сильно, как его напарник, названный Нагато: с чёрными и местами красными прямыми волосами до плеч, косой чёлкой, прячущей глаза, светлой кожей, ростом на полголовы ниже Макото, на вид двадцати-двадцати двух лет. Где-то Мадара уже видел подобный портрет, где-то… Прошла пара минут, и он сосредоточенно нахмурил брови: вспомнил, где встречал похожее описание. Отчёт Учиха Шигето о сбежавшем Узумаки давал почти такой же портрет, за исключением цвета волос, который, впрочем, можно было изменить как техникой превращения, так и новомодной краской. Риннеган. Мадара усмехнулся. — О-о-о, этот человек не Намиказе, — помотал он головой. — Это Узумаки. — Узумаки? — удивился Изуна. — Недели полторы назад поступил отчёт от разведки на востоке: сбежал ранее схваченный Узумаки, имени его не назвали. Однако портрет тот же самый, почти один в один. Похоже, Восточный Альянс пытался обмануть весь мир. Жаль, что не вышло, — снисходительно бросил Мадара. — Узумаки Нагато, носитель Риннегана… Это надо проверить. — Макото лгать не станет, особенно здесь, — всё ещё удивлённый, Изуна потихоньку приходил в себя. — Действительно. Но я имел в виду не это. Говорят, у Узумаки и Хаюми один первород, один предок, но мне это казалось почти мифом, — говорил Мадара уже серьёзно, — как наше дальнее родство с Сенджу. Пока будем молчать, Изуна, так что никому ни слова. И отправь ястреба Саске: он у Орочимару, а уж у змея богатый архив. Пусть проверит, как связаны Узумаки, Намиказе и на всякий случай Хаюми и Риннеган, а ещё есть ли связь между ними и Хьюга. Кровная связь, происхождение… — уточнил он. — В общем, ты меня понял. Изуна кивнул, но смотрел на брата не без сомнения, будто молча спрашивая: ты уверен? ты точно знаешь, что делаешь? Мадара был уверен. Мадара точно знал, что делает. Риннеган у клана Узумаки. Родовая плита Учиха. Мангекё Шаринган. Об этом точно надо было узнать как можно больше. Разве что Саске совсем не надо было знать о смерти своей матери, иначе месть могла застлать ему глаза, ослепить… а кому нужен слепой Учиха? — Если Восточный Альянс прячет Риннеган, — заговорил наконец Изуна, — то его сила превосходит то, что мы ждём от них сейчас. Надо сообщить клану. — Нет. На несколько мгновений Изуна замер. — Почему?! — Сейчас у клана другая работа, и к подобным вестям он не готов, — спокойно объяснил Мадара, но брат неожиданно заспорил: — Наши воины готовы ко всему, нии-сан… — Даже ты влетел ко мне взъерошенным воробьём, когда увидел в докладе слово «Риннеган», — иронично заметил Мадара. — Я сам выберу людей, которые удостоятся этой тайны, а пока — извести Саске. Разумеется, ничего ему не сообщай. Судя по взгляду, больше Изуна спорить не собирался. Коротко кивнув в знак покорности, он поднялся на ноги и покинул кабинет, оставив старшего брата наедине с неожиданным отчётом. Когда Мадара снова посмотрел на развёрнутый свиток-сообщение, текст на нём уже исчезал, придавая бумаге девственный вид. Короткое слово из трёх иероглифов — Риннеган — растаяло одним из последних. В стране Травы утро выдалось холодное и ветреное. Может, в лесах ветер стоял и не такой сильный, но Кушина шла по широким лугам, трава которых была выше неё. Впереди уже виднелись горные хребты — высокая каменная цепь, граница между Травой и Землёй, зимой — непроходимая. Хорошо, что сегодня не зима. Резко дунувший ветер рванул стебли травы, Кушина, зашипев, отмахнулась от них, но мгновенно замолчала, ощутив в подсумке вспышку чакры. Оглядевшись по сторонам — на всякий случай — и убедившись в собственном одиночестве, куноичи достала свиток-сообщение, принявший, кажется, новый приказ. Так и есть, кивнула себе Кушина, когда развернула его. Ей писали: «Тсукури что-то ищут в Танзаку». Танзаку!.. Удивлённо вскинув брови, Кушина невольно напряглась. «Будь очень осторожна, предлагая им помощь в этом деле». Действительно. Может статься, что они в ней не нуждаются или сочтут её ловушкой клана Огня. «Но клан Тсукури нам нужен. Получим его — получим два клана в придачу и убежище в Земле». Молча выслушав доклад отряда, отправленного расследовать побег Акасуна, Иноичи посмотрел на главного — Нара Энсуи. Тот был устал и бледен, но взгляд его — всё ещё остёр. Появление пустынника на востоке страны ему тоже явно не нравилось. Могло ли это быть связано с тем, что… — Хорошо, — выдохнул Иноичи. — Что-нибудь ещё по этому делу есть? — Нет. — В таком случае свободны. Можете возвращаться к своим кланам, — посмотрел он на Нара и Акимичи. Подчинённые попрощались и покинули кабинет, оставив главу клана Яманака наедине с его бедой. Яманака Ино не вернулась домой, пропав где-то по пути через восточные земли Огня. Его, Иноичи, дочь — пропала без вести. Сжав кулаки и тут же их расслабив, он медленно смежил веки и ещё раз перечислил про себя, сколько и каких людей отправил в те края на поиски. Почти все мастерски читали следы и добывали сведения и от людей, и от зверей, они должны были выяснить хотя бы то, в каком направлении двигалась Ино прежде, чем пропасть, прежде, чем… Спокойно. Иноичи открыл глаза и, найдя взглядом письменный отчёт недавно ушедших, перечитал скупые столбцы иероглифов. Нара Шо разминулся с Ино в день встречи, после чего всё и случилось. Связан ли с этим сбежавший Акасуна? Хотя даже если не связан, проверить клан не помешает, Иноичи почти не сомневался, что скоро Шикаку попросит его людей, чтобы выявить лазутчика в Нара. Ино должна была вернуться пять дней назад, но солнце взошло уже в шестой раз, а голоса дочери Иноичи всё ещё не услышал. Восточные же земли, в том числе побережья… Иноичи едва слышно цыкнул. Восточный Альянс, уже какое поколение враг Тройственного Союза, скрывался именно в тех местах. Надежда, что худшее не окажется правдой, ещё трепыхалась в груди, однако… От мыслей отвлекли раздавшиеся из-за фусума торопливые шаги, и через секунду двери раздвинули в стороны: — Иноичи-сама! — К его невысокому столу подбежал шифровальщик и, резко встав на колено и опустив взгляд, двумя руками, держа свиток на ладонях, протянул его главе клана. — Иноичи-сама, дело срочное. Голос шиноби едва заметно дрожал. Нахмурившись, Иноичи быстро взял свиток, развернул его и углубился в чтение, но хватило пары первых иероглифов, чтобы всё понять. Восточный Альянс! Клан Намиказе, чтоб его биджу задрали! Вскинув на шифровальщика взгляд, Иноичи потребовал: — Когда прислали послание? Отвечай! — Уже два часа как. — Кроме послания, у почтового ястреба ничего не было? Этот ястреб сам нашёл нас или?.. — Меня позвали, когда зашифрованное письмо уже лежало на столе, но ловушек, кажется, не оказалось. Насчёт ястреба ничего не знаю. — Спроси у почтовиков, которые тебя позвали. — Есть. Восточный Альянс писал о схваченной близ поместья клана Намиказе Яманака Ино и задавал вопросы, удивительно прямые: что она там делала? что вынюхивала? как её лучше убить, если Тройственный Союз пожелает войны? Это была неприкрытая угроза, и Иноичи вполне понимал, почему, но чёрт побери!.. Его дочь попала в лапы злейшим врагам своего клана. Хуже и быть не могло. Скрипнув зубами, Иноичи резко встал из-за стола и отошёл к окну с раздвинутыми фусума, встал под тепло солнечных лучей. Успокоиться… Как бы то ни было, Ино оставалась жива и, скорее всего, невредима, потому что Восточный Альянс в новых битвах со старым врагом, похоже, не нуждался. И всё же опасность была нешуточная, Иноичи чуть ли не сам чувствовал холод приставленной к горлу стали, оружия в руках того, кто загнан в угол. Восточный Альянс предлагал переговоры, и Иноичи — сердцем — уже дал согласие, не желая рисковать жизнью дочери. Шикаку и Чоза наверняка будут с ним солидарны, но нельзя решать такие вопросы без них. Смяв в кулаке свиток от Намиказе, Иноичи быстро вернулся за стол и раскрыл лежащий с краю свиток-сообщение, единственный во всём мире имевший два близнеца: первый — у Шикаку, другой — у Чозы. Обмакнув кисть в тушь, глава Яманака начертал иероглифы приветствия и сразу перешёл к делу. Танзаку слыл вторым по величине городом страны Огня, всё равно что вторая южная столица, и не зря о нём говорили, как о живом торговце. Рынок здесь процветал, на товары разбегались глаза, не обходилось и без вороватых рук, так и норовивших что-нибудь присвоить. Шум, гвалт, суетная городская жизнь, время в которой бурлило, точно вода в котле. Сакура же, человек неместный, неторопливо шагала по улицам, рассекая жиденький поток встречных людей, становившийся всё плотнее и плотнее. Резко отойдя в сторону, она пропустила мимо несколько всадников, ехавших неспешной рысью. Что ж… Первое впечатление от города сводилось к тому, что к его постоянному гулкому шуму придётся привыкать. Сакура всё сильнее углублялась в Танзаку: пересекла рынок, где встретила даже облачённый в белое караван из Ветра, вышла с другой его стороны, так ничего и не купив вопреки зазывам торговцев, и оказалась на улице с чайными домами. Но Сакуре нужен был Квартал Красных Фонарей и нужен срочно. Чёрт! Почему она не попросила карты Танзаку?! Она никогда здесь не была! Оглядываясь по сторонам, Сакура искала людей, тех, кто выглядел незанятым и никуда не спешил. Таковым оказался только один человек — среднего роста мужчина с растрёпанными каштановыми волосами и тусклыми зелёными глазами, в тёмной дорожной одежде, скользивший равнодушным взглядом по вывеске недалеко стоящего чайного домика. Сакура подошла к этому мужчине, осторожным прикосновением к плечу привлекла его внимание, заставив повернуться, и немного склонила голову: — Извините, пожалуйста, вы не могли бы подсказать, где находится «Райский сад»? — Хм. — Незнакомец окинул её фигуру нечитаемым взглядом. — Насколько я помню, он в той стороне, — развернувшись на три часа, он кивнул туда. — Через улицы три поворот налево и до конца. Там спросите… — Спасибо, — поклонившись в знак благодарности, Сакура последовала указанной дорогой и быстро нашла искомое. Обращаться снова за помощью не пришлось. Квартал Красных Фонарей жался к сердцевине второй части города, как спящая жена — к супругу, и сейчас, днём, отдыхал, но яркие дома, украшенные бумажными шарами фонарей входы, прогуливающиеся по улицам гейко* в изящных одеждах, получившие, видимо, небольшой отдых, сразу выдавали назначение этих мест. Сакура подошла ко входным воротам и, сдвинув брови, пробежалась взглядом по окейям — домам с раздвинутыми парадными фусума или сёдзи с выкрашенной в красный клеткой, и с открытыми коридорами на втором (и последнем) этаже, огороженными с внешней стороны красными перилами. Осталось найти из всех десятков этих домиков самый величественный, самый крупный, самый нарядный… «Райский сад». — Сакура-сан, верно? — раздался за спиной негромкий молодой голос. Сакура оглянулась на высокого юношу с чёрными волосами, заплетёнными в длинную, до пояса, косу, и сдержанно ответила: — Моё имя можно угадать по цвету волос. — Азуми-сан попросила встретить вас и препроводить к ней, — улыбнулся незнакомец с хитринкой в синих глазах. — Меня зовут Огава Киёши. — Огава Киёши-сан? — уточнила Сакура, тот кивнул. — Буду благодарна. Вместе с ним она пересекла ворота, ведущие в квартал удовольствий, сейчас, в жаркий полдень, не такой шумный, как вечером и ночью. Несколько раз, проходя по небольшим переходам с каменным колонной-фонарём посередине, Сакура слышала нежные звуки, извлекаемые из струн кото*. Может, это шёл урок майко*, а может, гейко развлекали дневного посетителя. Своему спутнику Сакура не задавала вопросов, а он не спешил рассказывать. — Это и есть «Райский сад»? — остановившись, спросила она, лишь когда увидела большое, длинное здание в три этажа, такое же красно-белое, с тёмными крышами и белыми бумажными фонарями, висящими над входом. — Да, — улыбнулся Огава, — здесь можно найти совершенно любые удовольствия: от искусства любовного до искусства высокого. Сакура крепко сжала кулаки, в этот миг обрадовавшись, что дорожный плащ всё скрывает. В кланах шиноби бывали куноичи, которых растили для работы именно в публичных домах и обучали всему, что требовалось: от соблазнения до игры на кото. Сакура к их числу никогда не относилась, всегда была исключительно боевиком и врачом, хотя лгать и притворяться, как и всякий шиноби, умела. — Мы пойдём чёрным ходом. Через парадный заходят только работники дома или его посетители. С этими словами Огава повёл её дальше, к повороту. За лучшим публичным домом Танзаку, у крытой тёмной черепицей каменной ограды, раскинулся сад с персиковыми деревьями, и в самой его тени, немного отходя от главного здания, стояли небольшие, аккуратные деревянные домики. — Кладовые, — объяснил Сакуре её спутник и неожиданно продолжил: — Вы будете надзирательницей, так что все подсобные помещения, включая кухню, и комнаты занятий, которые получите, будут в вашем распоряжении. Ещё надзирательницы обслуживают гостей дома, скрепляя негласный договор между ними и женщинами, которых они выберут. Предоставляете им помещения, отмеряете время и прочее. В тонкости работы вникните сами, да и другие надзирательницы помогут. — Сколько здесь всего женщин? — заходя внутрь следом за Огава, поинтересовалась Сакура и уточнила: — Во всём квартале. — Во всём квартале? Не меньше семи тысяч, если считать всех, от юдзё* до содержательниц домов, — пожал тот плечами. Через чёрный ход они попали в тёмный коридор. По одну сторону от них шёл сплошной гардероб, некоторые из дверей которого были раздвинуты. На предназначенных для тяжёлых кимоно деревянных крестовидных вешалках висели, судя по виду, старые одежды. По другую сторону лежали горки толстых длинных свитков, висели, прикреплённые к стене, каллиграфические работы, качество исполнения которых Сакура в темноте оценить не могла. Вывернув из тёмного коридора в соседний, она вместе с Огава оказалась под лучами света от шаровидных фонарей из тонкой красной бумаги. Цвета любви и страсти, в других краях иногда и цвета радости… или крови. Или боли. Прогнав дурные мысли, Сакура заспешила за ушедшим вперёд Огава, проведшим её несколькими коридорами и лестницей на второй этаж. Большую часть пути с двух сторон украшали расписные фусума. В углу встретилась белоснежная фарфоровая статуя нагой призывно изгибающей стан девицы, и Сакура поспешно отвела от неё взгляд. — Кабинет Азуми-сан, — остановившись перед красными фусума в обрамлении тёмного дерева, шепнул ей Огава Киёши. — Желаю удачи. — Спасибо, — так же шёпотом ответила Сакура прежде, чем постучаться, уведомить будущую хозяйку о приходе и войти внутрь. Содержательница «Райского сада» — женщина на вид лет двадцати пяти, с шикарными уложенными в сложную причёску чёрными волосами — даже не оторвалась от бумаг и книг, с которыми работала, сидя за невысоким столиком, когда дверь её кабинета закрыли. Только через несколько секунд, одной рукой отставив в сторону тонкую курительную трубку, от кончика которой поднимался лёгкий дымок, она подняла взгляд глубоких карих глаз, больших и красивых, на гостью её детища. — Я ждала тебя, Сакура, — сухо проговорила госпожа Азуми. — Твоя фамилия теперь — Курокава, а имя… достаточно простое, так что можешь его оставить. Об обязанностях надзирательницы тебе расскажет Акеми, она же покажет твою комнату. Акеми! — стукнув сложенным веером по столу, позвала содержательница. Белая, с идущей понизу росписью клёнов фусума с лёгким шуршанием отодвинулась в сторону, и в комнату маленькими аккуратными шажками вошла светловолосая девушка в жёлтом, солнечного оттенка кимоно с красным поясом оби. Она сразу окинула Сакуру оценивающим взглядом и, улыбнувшись, поклонилась Азуми-сан: — Слушаюсь, госпожа. Акеми провела Сакуру самыми безлюдными коридорами к её комнате и по пути вручила несколько исписанных аккуратным почерком листов с главными правилами «Райского сада» и обязанностями надзирательницы. Считать, вести учёт, быть руками Азуми-сан — работа непростая, но обыкновенная в сравнении с долгом гейко. Сама Акеми оказалась лёгкой в общении, будто бы ветреной, но не лишённой деловой хватки девушкой: сразу договорилась с Сакурой о взаимовыручке в случае чего — и упорхнула куда-то, сказав, что вернётся. Пока её не было, Сакура сняла плащ, перекинула его через локоть и осмотрела комнату, на ближайшее будущее ставшую её спальней. Всё оказалось как в родном поместье: соломенного цвета татами, письменный столик тёмного дерева у стены слева от окна с раздвинутыми фусума, встроенный в стену шкаф с раздвижными дверями, в котором наверняка найдётся сложенный валиком футон. Разве что крестовидной вешалки, здесь занятой форменным красным кимоно с шитым чёрной нитью поясом, дома не было. — Сакура, — отодвинув дверную фусума, позвала Акеми. — Тебе надо помыться с дороги, поесть, ознакомиться с правилами «Райского сада» и приступать к работе. — Сегодня вечером? — уточнила Сакура, повернувшись к ней и получив в ответ короткий кивок. Следуя за Акеми коридорами уже второго этажа, Харуно (нет, теперь — Курокава) только однажды остановилась — когда мимо соседнего перехода вместе с гейко прошёл тот мужчина, что подсказал дорогу до Квартала. Было неожиданно встретить его здесь. Сакура нахмурилась: от его пальцев к плечам гейко тянулись тонкие нити чакры… или ей показалось? Мужчина уже скрылся, а сенсором Сакура никогда не была. Возможно, померещилось. — Сакура, поторопимся. А возможно, и нет.