***
Лишь Рейну и Зерасу позволили войти, чтобы выступить перед Родом, предварительно тщательно проверив — даже раздеться заставили — и связав так мудрёно, что было странно, как они смогли идти сами. Вермиллион вернулся к людям, негромко сказав: «Если не будете шуметь — то я смогу что-нибудь услышать». Из-за этого новой волны паники удалось избежать. Лишь иногда кто-нибудь принимался перешёптываться, а Арвин всё твердил: «Раз не пристрелили, значит, всё хорошо». Болтон не разделяла его оптимизма. Она нервно грызла ногти, боясь, что Зераса и Рейна попытаются убить, как это было с ней самой и Бьяром. Давен, который сопровождал этих двоих, вскоре вернулся на стену. С её высоты он взирал на эдакий лагерь, раскинувшийся у ворот. Мужчина, видимо, ожидал приказаний от Рода. Несмотря на голод, никто даже и не пытался просить еды. И даже когда запасы воды стали подходить к концу, люди не сдвинулись со своих мест. — Интересно, не выгонят ли нас, когда меня узнают? — прошептала Вероника. Её немного разморило на солнце, и становилось только жарче. Девушка чувствовала, что она уже вся вспотела. Лёгкий тёплый ветер лучше не делал. — Вряд ли, — отозвался Бьяр, наблюдавший за Давеном. Дракон не отрывал взгляд от стены, нервируя стражу. — Они же уже знают, что в город войдёт дракон. — Всё же войдёт? — Глупая надежда, что Бьяр останется, несколько подняла настроение. И, что скрывать, принесла облегчение. Если он будет в городе — никто боле не рискнёт что-либо делать. Они уже знают, на что способен дракон. Правда, страшно представить, как сильно Бьяра здесь ненавидят. А как ненавидят её… — Пока что да, — уклончиво ответил Вермиллион. Он и сам не знал, сколько пробудет в городе. Но вряд ли долго — ему не нравилось задерживаться в человеческих поселениях. Пусть он и решил отнестись с большим пониманием к своему прошлому, а значит, и к людям, пока что он был не готов к этому вернуться. И так же он предполагал, что пройдёт лет пятьдесят, и у него больше не будет причин общаться с людьми. — Так значит, нас всё же впустят? — спросила Вероника, замечая, как все прислушались к их разговору. Никто даже не пытался делать вид, что не слушает. Меж тем, сам Бьяр думал о чём-то своём, и ответил не сразу: — Двадцать семь человек выглядят куда менее подозрительно, чем двое. Лесные обитатели, которые падки до человечины, никогда не славились способностью держаться группами. — Вермиллион задумчиво покачал головой, не обращая внимания на боль. — Да и что скажут обычные жители города, если Род не поможет вам, бросив на растерзание монстрам? — Ради своей безопасности эти люди способны на всё. Неужели ты веришь, что они проявят милосердие? — Намёк на подобное в словах дракона немного удивил девушку. Впрочем, она давно заметила, что на самом деле он относится к людям не так плохо, как старается показать. — Ты же сам говорил, что в людях мало хорошего. Ей никогда не надоест ловить его на этом. — Говорил. Но Род рассуждает иначе, и не в этом дело. В городе нестабильная обстановка — отказ впустить пострадавших от гнёта драконов может спровоцировать бунт. А дракон, который заступился за людей, интригует и вселяет надежду. — Бьяр чуть прищурил здоровый глаз. — Не ты ли говорила, что все хотят надеяться на лучшую жизнь? Оказывается, ты всё же неплохо понимаешь местных людей. Вероника не стала ничего говорить. Она хотела обдумать слова дракона и закончить этот диалог на приятной ноте. К тому же, весьма забавно, что он, проживший так долго один, знает местных лучше, чем она — самый что ни на есть социальный человек, пусть даже это было совсем другое общество. А вскоре Давен объявил, что их всё же впустят и разместят в свободных домах, но при этом всех тщательно обыщут, осмотрят, а потом будут держать под постоянным надзором. Все с пониманием отнеслись к мерам безопасности и не спорили, даже когда их заставляли раздеваться — раз через это уже прошли Зерас и Рейн, можно потерпеть. Не трогали лишь Вермиллиона — к дракону никто не рискнул подходить. Его внешнее спокойствие не усыпило бдительность людей — все прекрасно помнили, что всадили ему стрелу в плечо. И злить его ещё больше не решались, рассудив, что раз он с людьми — то будет сдерживаться и ничего плохого не сделает. При осмотре присутствовала не только стража. Болтон заметила стоящих в стороне нескольких пожилых мужчин, на которых Бьяр смотрел с уже неприкрытой злостью. Видимо, это были члены Рода, которые пришли посмотреть, как проходит процедура. Их появление довело дракона. Как они осмелились высунуть свои носы из того жалкого домишки? Вероника отвела взгляд от закипающего дракона и осмотрелась по сторонам. Она отметила изменившуюся систему двери — теперь там не было окна, а запоров стало больше. А также девушка заметила местных жителей. В чуть приоткрытых окнах виднелись их любопытные, встревоженные лица. Какой-то высокий мужчина с длинными светлыми волосами, собранными в хвост, ходил от одного жителя Марны к другому, что-то спрашивая. Болтон немного понаблюдала за ним — её удивила его причёска — а потом заметила Зераса и Рейна, которые шли в сопровождении нескольких вооружённых мужчин. Колльбьерн помахал Веронике рукой. Девушка вяло ответила ему тем же. Похоже, всё будет хорошо. От этой мысли тело сразу потяжелело и налилось какой-то усталостью. Почти как перед городом Рагнара. В чувства её привёл резкий запах, исходящий от содержимого небольшого мешочка, который тот самый высокий блондин пихнул ей под нос. — Вам плохо? — спросил мужчина спокойным низким голосом, убирая мешочек обратно в карман. — Я просто… устала очень, — промямлила Вероника, понимая, что лежит на земле. От осознания этого, она запаниковала и принялась искать взглядом Бьяра. — Я что, упала? — Это сейчас не важно. У вас что-нибудь болит? — Нет… Наверное нет. Я просто устала. — Девушка сама смогла подняться на ноги и, заметив дракона, наблюдающего за ними, успокоилась. — Правда. Такой ответ заставил мужчину с нескрываемым сомнением и даже какой-то иронией приподнять густые брови. Он уже скрестил руки на широкой груди, собираясь что-то высказать, как Давен кому-то громко крикнул, прервав его: — Вальдемар, подойди сюда! Тут женщине плохо. Как оказалось, лекарь обернулся и раздражённо закричал в ответ: — Я занят. И я же просил по одному их запускать, и не раньше, как я закончу! — Тогда мы до ночи не управимся, давай быстрее. Мужчина ругнулся и посмотрел на Болтон, потеряв всё то своё спокойствие, которое ещё оставалось. — Значит так, дорогуша, отвечай нормально или пойдёшь обратно за стену. Просто так никто не отключается. Ты больна? Не хватало нам ещё какой-нибудь заразы. Вероника неожиданно для себя ощутила злость. До этого она была самой спокойной и тихой, говорила почти шёпотом. Но сейчас не удержалась от крика. — Я здорова! На что мне жаловаться, если нас наконец-то впустили? — процедила она сквозь зубы громко и чётко, повышая голос с каждым словом, привлекая к себе всеобщее внимание. Но ей было наплевать на это. — На что мне жаловаться, если я хочу уже просто упасть на кровать и уснуть, не нервничая из-за того, что мы все сейчас можем умереть?! Я устала, и я не хочу стоять тут вечность, отвечая на вопросы параноиков — как будто вы ещё не поняли, что мы обычные уставшие люди! Оставьте нас всех в покое! Судя по лицу Вальдемара, за такой ответ он был готов её убить, или же действительно выпихать за стену. И, наверное, не её одну. Однако Вермиллион оказался рядом так быстро, что никто и слова сказать не успел. — Успокойтесь. — Это было больше похоже на приказ. Дракон, окинув всех тяжёлым взглядом, задвинул Болтон себе за спину, чтобы она не смела больше ничего говорить. — О, я спокоен. — Мужчина старался не показывать своей злости, но выходило не слишком хорошо. У него нервно дёргался глаз. — И всё же я хочу напомнить, что мы согласились вас впустить лишь при соблюдении всех мер безопасности. Ваши предводители обещали, что ни дракон, никто из людей не будет нарушать наши правила. — Вопросы закончились? — Бьяр чуть оскалился. Определённо, сейчас он угрожал. Вальдемар смерил его холодным взглядом. — Вы можете идти. — Он развернулся и пошёл к Давену, громко требуя, чтобы они пропустили всех, кто остался за стенами. — Но Род потребовал проверить всех, — возразил мужчина, почёсывая тёмную бороду. — Их там осталось семеро. Проверим их уже тут. Скоро стемнеет, ты и сам сказал поторопиться. — А та девушка, с которой ты говорил? Что случилось? — С ней всё в порядке. Жалоб нет. — А дракон?.. — Всё в порядке. Бьяр, наблюдавший за мужчинами, выдохнул и отвернулся. — Прости, Бьяр… — забормотала Вероника. — Я просто сорвалась и… — Тебе нужно быть осторожнее. Идём к остальным. — Дракон не то чтобы злился, но он и сам заметно устал. Бормоча слова благодарности, девушка пошла следом за мужчиной к тем, кого уже проверили. Они толпились недалеко от того колодца, где жители Зарвы набирали воду. В последний раз Болтон видела его покрытым льдом. Интересно, куда их отведут? — Ты молодец, что им всё высказала. — Эйла ободряюще улыбнулась Веронике. — Мне так и хотелось вмазать им. — Ага, и тогда бы нас всех выгнали, — буркнул Арвин. — Хорошо, что с нами Бьяр. Он всё уладил. Многие, кто не решался высказаться вслух, но слушали, согласно кивнули. Им понравилось, как он всё уладил. — Да, хорошо, что ты с нами, — кивнула Эйла, чуть улыбаясь. — Хотя ты и дракон. — Да, спасибо тебе. — Спасибо. Люди благодарили его уже не только за случившееся сейчас. Они хорошо понимали, что без него они бы не дошли. Вермиллион промолчал, наблюдая за тем, как Вальдемар и Давен проверяют последние семь человек. И всё же он был удивлён, что люди из Марны так к нему относятся.***
Если бы не появление Рейна, Вероника проспала бы до вечера. Она провела половину ночи без сна, нервничая и не находя себе места, но сейчас, казалось, ничто не могло её разбудить. Однако стоило парню появиться в дверях, как девушка вздрогнула и проснулась. — Прости, не хотел тебя пугать. — Колльбьерн замер, переминаясь с ноги на ногу, но всё же вошёл в комнату. Он выглядел уставшим уже сейчас, хотя до конца дня было ещё далеко. — Вечером будет церемония… Мы почтим память всех, кто уже не с нами. Но до этого времени много чего нужно сделать, верно? — Да, спасибо, Рейн. — Болтон с трудом разлепила глаза и кивнула. Значит, церемония. Как это будет? Перед глазами стояли лица друзей и знакомых. На сердце было тяжело. Вероника посмотрела на грустного парня, который открыл ставни и теперь смотрел в окно. — Я виновата, да? — Что? — Он удивлённо приподнял брови, не понимая о чём она. — В чём виновата? — Я не успела… — Глупости, Вероника. — Рейн подошёл к Болтон и, подняв её с кресла, в котором она уснула ближе к утру, обнял. — Ты не виновата. Никто всерьёз не ожидал такого развития событий… — Если бы не ожидали, не отпустили бы меня! — Уткнувшись носом в плечо парня, она изо всех сил старалась дышать спокойно и не плакать снова. Но это было именно то, что беспокоило её. Чувство вины уже давно терзало девушку. — Но не так скоро. Мы думали, у нас будет больше времени. — Погладив её по спине, Колльбьерн чуть отстранился. Он видел, что его слова мало помогали, но уже не знал, что сказать. — Подумай, Илия и Ирия не хотели бы, чтобы ты терзала себя чувством вины. — Угу… Я просто скучаю по ним. И думаю, что если бы я была с ними чуть более откровенна… Может, они бы ушли вместе со всеми. Ты ведь ушёл. — Я давно хотел уйти. Мне незачем было жить. Вероника взволнованно вцепилась в одежду парня похолодевшими пальцами. — Не переживай, — торопливо буркнул Рейн. — Сейчас у меня есть ты. И тебя надо беречь, следить, чтобы ты не делала плохо самой себе. — Я не справляюсь, — шмыгнула носом Вероника. — Не справляюсь со всем этим… — Всё наладится. Всё будет хорошо. И начнём мы с того, что искупаемся. Хорошо? Я сто лет не мылся. Да и надо что-то съесть, верно? — Угу… — Болтон заставила себя слабо улыбнуться, на что получила немного снисходительную улыбку и крепкие объятия. Следующие несколько часов были очень насыщенными. Нужно было помыться, а потом обработать раны и синяки. Лечением занимался очень уставший и хмурый Вальдемар, который очень долго и упорно расспрашивал Веронику о её состоянии здоровья. И девушка была готова отдать голову на отсечение, что из описанного ею этот мужчина что-то понял и о чём-то догадывается — настолько подозрительным взглядом он впился в её лицо. Она вспомнила, что рассказал Давен Зерасу, и занервничала ещё сильнее. — Простите, что доставляем вам столько хлопот, — выдавила из себя Вероника, получив очередной подозрительный взгляд в ответ. Но потом лицо мужчины немного расслабилось, и Вальдемар спокойно кивнул. — Вы ещё ничего. А вот дракон… — Что с ним? — тут же напряглась Болтон. — Ему хуже? — Нет. Просто он не хочет принимать наши лекарства и сказал не подходить к нему. Мол, так у него быстрее всё заживёт, — уже не так спокойно и негромко буркнул мужчина. У него дёргался глаз. А потом лекарь вовсе выпрямился и громко заявил: — Эта кровавая каша, именуемая лицом, заживать будет долго даже у дракона, если ничего не делать. Болтон переглянулась с Рейном. Они оба понимали, что даже если Бьяр и услышал сейчас это — он всё равно сделает по-своему. Таков уж Бьяр. Он мало к кому и к чему прислушивается. И уж тем более он не подпустит к себе никого из местных, потому что просто им не доверял. — Что же до остального, — продолжил Вальдемар. — Скоро будет церемония, так что можете быть свободны. И помните: сделаете что подозрительное — все вылетите отсюда. Когда они вышли из дома, Вероника остановилась неподалёку и негромко спросила: — Разве нас не будут допрашивать по отдельности, проверяя, нет ли среди нас монстров? Рейн медлил с ответом, осматриваясь по сторонам. Если его кто-то сейчас услышит — будет очень плохо. — Нет, не будут проверять. Зерас обо всём договорился. Но это не значит, что спрашивать не будут. У них тут обстановка нестабильная. — Почему? — Я точно не знаю. Вроде как из-за плохого здоровья и высокой смертности. До недавнего времени в этот город вообще нельзя было зайти. И ты знаешь, близкие связи к хорошему не приводят. Такие послабления — я имею в виду, что нас впустили — тревожный знак. — Колльбьерн передёрнул плечами. — Думаю, ты ещё увидишь и услышишь подтверждения моих слов. — И откуда ты всё это знаешь? — Зерас рассказал утром. Я спал совсем немного… — признался Рейн с неким стыдом, будто в том, что он подскочил ранним утром, так толком и не поспав, было что-то плохое и неправильное. Глупо было думать, что кто-то спал нормально.***
О начале церемонии возвестили горны. Сначала один, потом второй, третий. Длинные, протяжные звуки трёх инструментов слились в одно целое. Забили барабаны, негромко, но всё сильнее с каждым новым ударом. Звук нарастал, пронизывая всех и каждого, пробирая до дрожи. Люди собрались на площади, удивительно молчаливые и серьёзные. Здесь были и немногочисленные старики, дети, взрослые мужчины и женщины. Все жители Зарвы и Марны. Вероника ждала какой-то речи или ритуала, но тишину разрывала лишь музыка. А потом к костру вышла девушка, кинула в огонь небольшую зелёную ветвь и запела. Её чистый, крепкий голос влился в мелодию, и тревога, вызванная гулом горнов и барабанами, сменилась печалью. Вероника не понимала ни слова, но Рейн, который стоял рядом, шептал те же слова, что и девушка. Он казался потрясённым до глубины души. В воздухе пахло чем-то тяжёлым и сладким, исходящим от костра. От этого запаха кружилась голова, а сердце колотилось в груди почти о самые рёбра. Голоса людей, их стройный хор приносили чувство единения в общих для людей беде и боли. Ничего изменить нельзя. Горе уже пришло на порог. Но теперь оно позади. Вскоре этой песне вторили все, кто был на площади. А Болтон не могла вымолвить ни слова, потрясённо слушая, закрыв глаза и роняя на землю слёзы. Люди пели, подняв голову к небу и закрыв глаза, сейчас как никогда единые между собой и с миром, который их отвергал. Хотелось, чтобы это длилось долгие часы, но постепенно голоса стихали, уступив место шёпоту и безмолвному движению губ. Лишь барабаны стучали и гудели горны, не давая тишине поселить тяжесть в сердцах. Эта странная церемония помогла Веронике успокоиться и хотя бы сейчас не винить себя в своём опоздании, которое считала почти преступным. Это была не только её боль. Веронике казалось, что люди в разных городах переживают лишь из-за собственной безопасности, и происходящее в других местах их мало волнует. Сейчас стало ясно, как она ошибалась. Гибель целого города — значительная утрата для всех, кто здесь собрался. Это написано на их полных скорби лицах. Это видно в слезах, которые текут по щекам. Церемония закончилась, когда стихли и горны и барабаны. Только костёр оставили гореть на площади, чтобы в него можно было подбросить небольшую веточку травы, которая и давала этот тяжёлый сладкий запах. Похоже, с этим тоже, как и с песней, была связана какая-то традиция. Бросив в огонь небольшую ветвь, Болтон ушла со странными, смешанными чувствами. Девушка не сказала Рейну ни слова, ни о чём не спросила, хотя вопросов было много. Они лишь переглянулись и пошли в дом. Возможно, там они смогут поговорить. Люди покидали площадь. Поднявшись в комнату, Вероника просто легла на кровать и уставилась в потолок. Шум на улице стих и наступила тишина — скоро должно было стемнеть. Это совершенно не вязалось с ярким светом, льющимся из не закрытого ставнями окна. Мелкие частички пыли кружились в столбе света, подхваченные незримым сквозняком. В комнате было свежо, а от постели пахло травами, которые кипятили в воде, чтобы постирать что-то. В какой-то момент Вероника поймала себя на том, что напевает эту странную песню, а ей подпевает Рейн. Их голоса вместе звучали красиво, хотя Болтон даже не знала слов и местами просто пела что-то несвязное. Но Рейна это не беспокоило. Парень лежал рядом, такой же потерянный и апатичный, погружённый в свои мысли. И всё же он заметил, что Вероника немного пришла в себя. — Ты как? — Это был скорее риторический вопрос, но Болтон всё же передёрнула плечами. — Церемония тебя так впечатлила? — Я никогда такого не видела. Все пели… — Вероника прервалась на полуслове. Рейн сжал её руку, стараясь поддержать. И девушка не была против этого, ей становилось спокойнее от прикосновения. — Никто даже ничего не сказал. — Это было бы лишним. Болтон не стала спорить. Повернувшись набок, она прижалась к груди парня, чувствуя, как он обнимает её. В этот момент Вероника не казалась себе слабой — она не была одна, её поддерживали. — Мне кажется, что теперь мне легче. Я даже… — Девушка невольно сглотнула. — Я даже смирилась, что не увижу родителей. — Они… умерли? — осторожно спросил Колльбьерн. — Нет, но я их больше никогда не увижу. Как не увижу и друзей, и всё, к чему привыкла, — Вероника перешла на шёпот. — Я хочу привыкнуть к этому месту. Правда, очень хочу. Но мне не за что держаться. Всё, что становится мне дорогим и привычным — умирает. — Значит, я тебе совсем не дорог? — Этот вопрос над ухом заставил Болтон вздрогнуть. — Сейчас, наверное, не тот момент, чтобы говорить… — Сердце Рейна начало стучать быстрее, и он взволнованно прижал Болтон к себе чуть крепче. Словно бы боялся, что она посмотрит на него и убежит, испугавшись того, что будет написано на лице. — Но ты знай, я люблю тебя и никому не дам в обиду. Никому. И я не умру, всё будет хорошо. Ты можешь держаться меня. — Я тебе верю, — прошептала Вероника, доверительно обнимая Рейна. Но после церемонии казалось, что всё это происходит с кем-то другим, совсем обычным, и до неё словно бы не совсем доходил смысл его слов. Вероника думала о Бьяре — он не появлялся на церемонии. Бьяр стал словно бы дальше с тех пор, как он оставил её у людей. — Но ты не понимаешь. — Рейн настойчиво перевернул её на спину и навис сверху, смотря в глаза девушки. Парень выглядел раздосадованным. — Ты даже не думаешь обо мне, о том, каково мне рядом с тобой и этим… Бьяром, — Болтон удивлённо вскинула брови. Причём тут Бьяр? Она что-то пропустила? — Ты любишь его, а он на тебя и не сморит. А я люблю тебя и всё для тебя сделаю, и я не хочу быть твоим другом. — Я… понимаю. — Впервые она увидела у него такой напор и такую неприкрытую жадность. Но она ведь знала, что он её любит. Знала, и поэтому пользовалась этим, ничего не давая взамен. — Рейн, всё совсем не так. Он для меня… — Не хочу о нём слышать. — Колльбьерн поморщился и отстранился, разозлённый и расстроенный. Вероника быстро села и перебралась ближе к парню, обнимая его со спины и прижимаясь щекой к плечу. Она не должна его потерять, не сейчас. Он ей так нужен. И он ведь не сможет долго злиться, ведь Рейн действительно её любит. — Ты мне поверишь, если я скажу, что люблю тебя? Просто немного не так, как… Не так как его. Рейн молчал. А Вероника даже не знала, как ему всё объяснить. Выждав около минуты, девушка отстранилась. — Мне кажется, что я уже просто не доверяю людям. Они… слишком хрупкие. А он не умрёт. И мне не придётся страдать из-за этого. Поэтому меня так тянет к нему. Но когда он меня бросил, он сказал, что мне нужно искать человека, с которым я смогу быть. — Болтон даже не обратила внимания на то, что Колльбьерн немного остыл и повернулся к ней, слушая. Она никому ещё не говорила это, и сейчас просто чувствовала, что должна всё сказать. — Знаешь, я не думаю, что это моя главная проблема здесь — найти себе кого-то, с кем смогу провести жизнь. Меня беспокоит, как долго мы эту жизнь сохраним и как её улучшить. Я тебя люблю. За твою доброту, за то, какой ты есть. За то, что ты рядом и не бросишь меня, пусть я окончательно потерялась в своих переживаниях и стала такой эгоисткой… Колльбьерн нахмурился — ему понравилось далеко не всё в словах девушки. И она действительно эгоистка. Но он такой же. — Ты не любишь меня. Ты хочешь так думать, потому что всё же привязалась ко мне. — Болтон съёжилась от этих слов, и Рейн немного смягчился. — Я постараюсь, чтобы ты полюбила меня. — Парень чуть склонился к Веронике, замирая в нескольких сантиметрах от её лица. — А пока что можешь пользоваться мной. Я дам тебе то утешение и человеческое тепло, в которых ты нуждаешься. — Прости меня, — прошептала Болтон, преодолевая последние сантиметры до его губ.