Агент или человек

      Девушка аккуратно заглянула под повязку на груди Сорок седьмого, где находилась самая опасная рана, которая, впрочем, уже успешно затягивалась, даже несмотря на Катину «недокомпетентность» в вопросах медицины. Она знала довольно много, но все же обычные ушибы или ножевые ранения были верхом ее обычной практики.       Сорок восьмой выглядел хуже. Он потерял намного больше крови, потому, что его ранами она начала заниматься только тогда, когда убедилась, что Сорок седьмой будет в порядке. К тому же, он много времени пробыл в багажнике – Катя ничего другого не могла сделать в той ситуации, когда на ее руках было двое прострелянных агента в бессознательном состоянии, за ними гналась полиция, а в дом, который на GPS был помечен, как убежище, внезапно нахлынули другие наемники из Агентства – слава богу, просто люди, а не еще одни клоны. Даже два хитмана - это уже чересчур.       Для Кати та ночь была, упрощенно говоря, самой насыщенной ее жизни. И ей бы ни за что не хотелось повторять ее. Единственным позитивным моментом было то, что ей удалось каким-то чудом спасти жизни двух агентов и свою собственную. Хотя, в отношении Сорок восьмого вопрос все еще был открытым.       Но все хорошо, что хорошо кончается: даже то, что в спальне был белый, как мел Сорок восьмой, на диване в гостиной был Сорок седьмой, который также еще не приходил в сознание, а в меню ночлежки, в которой они остановились, самой безопасной была пицца с морепродуктами и ананасом. К тому же, все больше возрастало ее раздражение от путаницы с их дурацкими именами. Ей оставалось только читать Франко-Малайский словарь, забытый предыдущими постояльцами, и играть в доктора, следя за заживлением ран обоих агентов и молясь, что Сорок восьмой не выпутается из всего того, чем она привязала его к кровати.       Сама она осталась невредимой, за исключением нескольких царапин, но на этом все, потому, что Сорок седьмой снова решил изображать из себя пулеприемник. Примечательным было то, что раны от выстрелов, которые агенты нанесли друг другу, были почти идентичны, только в зеркальном отражении.       Никто не мог запретить Кате проявлять свой научный интерес – не такой уж научный к Сорок седьмому – и изучать обоих. Они были до жути одинаковы, за исключением шрамов, которых и у первого и второго было великое множество. У Сорок восьмого они были преимущественно от ножевых ранений.       У Сорок седьмого карта приключений была разнообразнее, самыми примечательными были два больших шрама от ожога. Первый - на правой лопатке ближе к подмышке, сильно задевавший также и заднюю сторону предплечья. Второй – у правой ключицы, слегка касаясь груди. Шрам был меньше того, что был на спине, но он был дополнительно обезображен несколькими хаотичными линиями от широкого лезвия ножа, и кожа на этих полосах была неровной и бугристой. Сначала она считала, что эти два шрама связаны и скорее всего образовались от возгорания одежды. Но у Кати было вполне достаточно времени в одиночестве без каких-либо других развлечений, что она все-таки выяснила, что они возникли отдельно друг от друга и в разные периоды времени. Так же, особого внимания стоил небольшой, но яркий шрам от пулевого ранения в живот, которое, судя по всему, было серьезным, раз уж оставило такой сильный след. Остальные отметины просто терялись на фоне многих таких же: тело Сорок седьмого было буквально расписано различными шрамами - мелкими и не очень – большинство из которых дополнялись неяркими короткими штрихами, которые остались от швов.       Тело перед ней было красивым, хотя и созданным не для того, чтобы им восхищались. Девушка поймала себя на мысли, что даже его шрамы не могли испортить впечатления. В особенности, по сравнению с мыслями о том, что это тело убийцы. Вот это уж точно то, что меняло все впечатление.       Девушка потянулась к следующей повязке на его боку, когда Сорок седьмой пришел в себя и поймал ее запястье. Она замерла, понимая, что ему нужно время, чтобы осознать происходящее. Они долго смотрели друг другу в глаза, и Катя ждала пока мужчина свыкнется с обстановкой.       - Где мы? – наконец спросил он. Его голос был хриплым, но его здоровье было уже вне опасности.       - В гостиничном домике, все еще в Сингапуре. В убежище внезапно оказалось чуть больше народу, чем нужно, - хмыкнула Катя. Агент окинул беглым взглядом обстановку в номере.       - Ничего удивительного, - кивнул Сорок семь. - Я не выполнил задание. Кого-то уже отправили завершать его и ожидали, что мы будем там. Сколько времени прошло?       - Почти сутки, - Катя вытянула пальцы и слегка пощекотала его кончиками ногтей, напоминая, что он все еще держит ее руку, которая начинала болеть от того, что он так сильно сжимал, совершенно не замечая этого. Ее глаза были припухшими от недавних слез, лицо выглядело изнуренным, что заставляло усомниться в искренности приподнятого настроения. Она улыбалась, но ее губы были сухими и искусанными. Сорок семь пытался оценить ее состояние, определить мотивы такого ее поведения, но, по большей части безуспешно: он никогда не был силен в человеческих эмоциях, если дело не касалось работы.       Было ли ей так же тяжело, когда расстояние между ними было таким незначительным? Если да, то в чем был смысл того, что она намеренно шла на это? Непрошенная мысль о случившемся отвлекала от агонии ран, и он уцепился за эту ниточку       Он чувствовал в себе приступы беспричинного волнения, страха, которого он не ощущал даже, когда задание выходило из-под контроля. Но было в этом что-то необъяснимо притягательное, что-то, с чем невозможно было бороться. Эта неизвестность манила к себе, хотя он знал, что если сделает хоть один шаг в этом направлении – уже никогда не сможет быть прежним. Это было чем-то новым.       В отличии от боли, которую он с трудом сдерживал на периферии сознания. Вместе с ней оживали картины вчерашнего. Литвенко мертв. Но задание не завершено. Он послал Диану, снова без работы и разыскивается. Вместе с этой девчонкой, которую нужно было просто убить пока еще было можно все исправить.       Сорок семь положил голову обратно на подушку и закрыл глаза, медленно делая вдох и еще более медленно разжимая свою ладонь. Катя чувствовала, как хватка на ее запястье едва уловимо слабеет, слабеет, пока его пальцы не разжимаются окончательно,оставляя на ее коже белые отпечатки. Катя не двигалась, напряженно вглядываясь в лицо мужчины, ее рука оставалась зависшей в воздухе в неоконченном прикосновении, при котором он ее остановил. Ее дыхание неосознанно замедлилось, а сердцебиение усилилось, и размеренная дрожь передалась ее неуверенным пальцам.       - Я продолжу, если ты не против. Веди себя хорошо, - все же небрежно бросила она, стараясь держаться, как ни в чем ни бывало.       Она все же собиралась с силами и осторожно завершила движение и еще более аккуратно продезинфицировала рану и сменила пластырь на боку. Кожа горячая, и она чувствовала отголоски тяжелых размеренных ударов его сердца на поверхности. Сорок семь тоже задержал дыхание и делал мелкие вздохи только когда это становилось необходимым.       Ван Дис старалась придумать и сказать что-нибудь менее тупое, чтобы справиться с собственной неловкостью, когда дело дошло до чернеющего синяка, растекшегося на правой части его ребер. Очевидно, регенерация у него происходила не так быстро как у нее, а это значит, что хоть где-то она его обошла.       Катя не спеша проводила вдоль его бока, по груди, стараясь не сильно тревожить синяки и царапины, нанося мазь, что было не так-то просто.       Напоследок она придвинула стакан с водой и таблетки чуть ближе к нему, не уверенная, что это сильно поможет, но все же лучше, чем совсем ничего.       Катя сдавленно вдохнула, только сейчас понимая, как сильно были напряжены все ее нервы. Это было даже сложнее, чем вытаскивать пули из его ран, которые постоянно заливались еще большей кровью, скрываясь из вида, имея при этом лишь поверхностное представление об инструментах, которые ей удалось захватить в его убежище, помимо некоторой суммы наличных и чистой одежды для себя и ее "подопечных". Ей едва бы удалось проделать такие операции, если бы не короткие смазанные видения, которые хоть как-то направляли ее руки.       Катя, стоявшая на коленях около дивана, расслабленно опустилась на пятки, нервно потирая ладони о цветастый ковер в азиатском стиле. Ей казалось, что мурашки на ее коже, решили свести ее с ума. Это было похоже на прыжок без парашюта с более-менее удачным приземлением.       Сорок семь открывает глаза, долго и безразлично смотрит в потолок. Катя боится, что он снова впал в свое излюбленное состояние, как тогда, в отеле после ее поцелуя. Он половину ночи просидел абсолютно без движения и пробыл бы так до утра, если бы чувство долга не напоминало ему о необходимости выспаться. Это было похоже на какую-то деятельность сверхмощного компьютера, который тщательно анализировал свои программы на предмет наличия ошибок или сбоев. Это было жутко и не по-человечески.       Катя заправила свои вьющиеся волосы за уши и, немного подумав, поднялась и отошла, повернувшись спиной. Она скрестила руки на груди и смотрела через окно на высохшую землю и маленькие пальмы у входа в их номер.       - Это очень странно, - слышит девушка, но не поворачивается. – Твои базовые инстинкты не должны были сработать на человека, который им полностью и не является, к тому же – убивает других людей.       Что насчет базовых инстинктов человека, который не является им полностью, и к тому же убивает? Кажется, все работает правильно, - ехидно подумала она и чудом сохранила спокойствие, хотя ее щеки зарделись от смущения.       – Каким бы примитивным существом ни был человек, любой из них, даже тот, кто думает, что не принадлежит к этому племени, в первую очередь - существо социальное. И базовые инстинкты срабатывают не на более подходящего для размножения, а на того, кто вызывает интерес и тягу к общению.       - В отличие от тебя, даже дельфины понимают, в чем смысл, - бормочет она, - Общение. Как дважды два.       - Это не то, что мне нужно, – она чувствует, как его взгляд прожигает спину, но упорно игнорирует это.       - Без проблем, надо только записать где-нибудь, может, даже запомню.       Катя сжимает зубы и останавливает себя, чтобы не сказать чего-нибудь еще более глупого, понимая, что ведет себя, как маленькая настырная девчонка.       - Здесь не безопасно. Нужно уходить, как стемнеет.       - Ага. Если ты не чувствуешь, то посмотри в каком ты состоянии.       Агент не отвечает, и Катя украдкой бросает взгляд на часы – половина десятого. У них оставалось от силы три часа. Наконец, она все же не выдерживает и бормочет себе под нос, - Если мы собрались действовать вместе, то ты должен уяснить, что я не безвольная барышня и не нужно рисковать своей жизнью только для того, чтобы я не поцарапалась.       - Договорились, - просто ответил он. Катя сердится на них обоих. Ее жизнь одиночки, как и его, не располагала к приобретению навыков командной работы. Но эта его холодность и отстраненность все же были вне конкуренции. Впрочем, как и ее эмоциональность - все-таки, не следовало наезжать на раненого человека.       Через час тишина успокаивает ее. Она хотела помочь ему одеть рубашку, но он медленно справился один, стараясь не задействовать поврежденную руку, и Катя поняла, что больше не злится на него.       Девушка опустила ноги с кресла на пол и убрала книгу в сторону.       - Я убила тех людей, - прошептала Катя неровным голосом, не в состоянии оторвать загипнотизированного взгляда от оружия в его руках, которое он заново собирал и заряжал.       - Они были угрозой, - буднично ответил агент, чуть помедлив. Его движения были неспешными, но лицо не выражала ни тени боли, которую он должен был чувствовать. Оно вообще ничего не выражало.       - Так просто?... – его слова сбивали ее с толку. Те наемники были обычными людьми: с семьями, мечтами и желаниями. Они были живыми разумными существами, в конце концов. Разве нет? А причина, по которой она лишила их всего этого, всего лишь необходимость защищать свою жизнь? Ее жизнь не была ценнее их. У нее не было права брать за нее такую высокую цену.       Сорок семь долго молчал, прежде чем ответить, и снова нахмурился – единственная эмоция, которая пробилась через его привычную маску. – Это сожрет тебя изнутри, если ты не возьмешь себя в руки.       Девушка долго молчит, прежде чем спросить.       - Кто был твоей первой целью по контракту?       - Священник.       - Он был первым, кого ты убил?       - Нет, - голос агента холодный и напряженный. Катя чувствует себя неловко.       - Кем они были? – мысль о том, что он убивал до того, как начал получать задания, убивал осознанно и по собственному решению, довольно жуткая.       - Такими же, как и я. Одного, когда был подростком и Литвенко еще занимался этим проектом. Это был клон из шестой серии. Он хотел помешать мне сбежать. Но попытка все равно оказалась не совсем удачной, - Сорок седьмой отложил пистолеты и задумался, рассматривая свои руки. - Однажды… - продолжил он, - Был день, когда я убил сотни таких, как я. Потому, что этого эксперимента не должно было быть, - он не знает, почему говорит, но это становится просто и отвлекает от ран.       - Эта агрессивность – вживленное или приобретенное?       - Ни то, ни другое. Это всего лишь инстинкт, который заставляет убить прежде, чем убьют тебя. Никаких эмоций, только необходимость. Даже у Смита это не агрессия. Его создатели хотели сделать его лучшим, и он подсознательно стремился к этому, потому что это - его программа, - Сорок семь коротко взглянул на нее, - Подозреваю, что так же, как и твое стремление обрести семью. Литвенко создал тебя как своего ребенка, не как солдата, и вложил в тебя множество совершенно иных качеств.       - И какая же программа у тебя?       На его каменном лице даже появился оттенок сомнения. – Я хорошо убиваю, но это не отличает меня от оставшихся.       - Я не ожидала, что вы настолько похожи, - Катя покачала головой, вспоминая свое удивление и испуг, когда увидела Сорок восьмого сначала в видениях, а потом наяву в лифте.       - Только внешне.       - О чем ты? – девушка невольно заинтересованно подалась вперед.       - Твой отец никогда не собирался создавать армию, Катя. Он был одержим созданием сверхчеловека. Сильного, умного, без страха и слабостей. Он экспериментировал с каждым из нас, пытаясь получить наиболее подходящее сочетание. Именно поэтому я должен был убить Сорок восьмого. У него искусственно усилены такие черты, как формализм, аккуратность и преданность. Он бы ни за что не отступил от задания, пока не выполнил бы его точно по плану.       Катя закусила губы, которые уже начинали по-понемногу кровоточить. Она просила Сорок седьмого не убивать, но он лишь взглянул на нее с непонятным выражением в глазах, которое вновь сменилось холодным блеском, и сделал еще несколько выстрелов. Девушка глубоко вздохнула. Она не хотела еще больше напрасных смертей, но от мысли, что своими безрассудными поступками она ставит их жизни под угрозу, ей становилось дурно. Ей не хотелось лишаться крохи доверия, которую он ей выказывал, но она ничего не могла сделать со своими порывами.       - Прокачка генов? – отвлеченно переспросила девушка, занятая своими мыслями.       - Не только. Очень многие погрешности шлифовались обучением и тренировками. В этом было преимущество того, что нас создавали не взрослыми, а детьми. Так мы намного легче поддавались воздействию и были податливыми, как глина. Характеры различных образцов формировали путем помещения их в определенные ситуации, с целью подтолкнуть их к нужной модели поведения. И это раз за разом с определенными вариациями повторялось на протяжении многих лет.       - И ты так и не разобрался в собственном предназначении.       - Нет. Мы были близки с Литвенко из-за того, что я постоянно устраивал неприятности в лагере и мог напасть на санитаров, когда они приходили делать инъекции. Он разговаривал со мной, уговаривал меня быть более послушным и спокойным. Я видел, что расстраиваю его, но не мог понять чего он хочет. А потом он исчез вместе с тобой. В двухтысячном я начал работать на Агентство, и больше не задумался ни о чем, кроме заказов.       - Что самое странное ты в себе замечал? – ей хотелось помочь ему разобраться с помощью наводящих вопросов, хотя он уже делал заметные успехи и даже говорил больше, чем несколько слов в час. Упоминание об отце всколыхнуло в ней прежнюю боль. Она смотрела на Сорок седьмого, как на человека, который, так же как и она, не понимал своей сущности. Различие только в том, что Сорок седьмой хоть как-то приспособился к этой неизвестной роли. Подумать только, он лично знал ее отца...       - Я злюсь на отвесные лестницы. И на приставные. Не знаю почему, - мужчина откинулся спиной на стул, слегка поморщившись от боли в заживающих ранах.       - Да уж. Я бы тоже не знала, как такое объяснить.       - И… мне не нравится, когда мною выбивают двери. Очень, - Сорок семь взглянул на Катю, и она готова была поклясться, что на губах мелькнула улыбка.       - Мало кому бы понравилось.       - Почему ты убивал? – решается спросить Катя.       - Потому что меня запрограммировали на это, научили этому и платили за это.       - Странно, но я не заметила, что ты особо реализовывал свои гонорары. Самое необходимое, костюмы и оружие – только это. Убежище было похоже на склад, пока Агентство его не взорвало.       - Да. А бывают ситуации, когда весь план летит к черту и стоимость зачистки выходит больше, чем несколько моих предыдущих заказов, - На секунду его глаза теплеют и в них озорной огонек, а уже в следующее мгновение они виноватые и холодные.       Катя почему-то представляет, что он как Годзилла рушит город за городом. И это смешно, пока не думать, что выход за рамки плана означает дополнительные бессмысленные жертвы. То, чем он занимался было действительно ужасным. Но мир не был четко разделен только на черное и белое, и Катя пыталась понять, чего в Сорок седьмом было больше.       - Гонорар это своеобразный измеритель того, насколько хорошо ты справился, насколько ты стал искусен. Это добавляет азарт, какой-то смысл. Когда все, чем ты живешь, это чья-то смерть - это очень важно.       - Но, как я понимаю, ты больше не работаешь на Агентство. Диана пыталась убить тебя.       - Да. Но главной целью Сорок восьмого была ты. Ему нужно было давать четкие указания, он ненавидел принимать собственные решения на задании. И скорее всего она приказала ему убить меня только в случае, если я встану у него на пути, иначе бы он не стрелял в меня вовсе. Или она решила пустить все на самотек, как сделал я, - он немного помолчал, а потом продолжил. – Диана пошла против Агентства несколько лет назад, почти уничтожив его. Она также, как и я, была против новых экспериментов. Агентство восстановилось и заказало ее, контракт достался мне... Это был один из немногих раз, когда я разговаривал с ней в живую. Я серьезно ранил ее, но не сделал контрольного выстрела. От нее я узнал о тебе. Она поручила мне спрятать девушку, Викторию. Ее способности были схожи с твоими, но они исчезали, если она переставала носить кулон с изотопом. Мне удалось устранить того, кто заказал Диану и организовал гонения на меня и Викторию. Позже Диане удалось занять в Агентстве высокий пост, и она проводит новую политику.       - Почему же она хочет убить меня, если защищала Викторию?       - Диана была вынуждена отдать приказ о ее убийстве, когда ее в очередной раз выкрали из охраняемого убежища. Теперь она твердо убеждена, что оставлять тебя в живых – крайне опасно, если мы не хотим, чтобы эксперименты возобновились. Ты – самое совершенное творение Петра Литвенко.       - Но как же другие клоны?       - Их код не поддается копированию. Нужно знать изначальный алгоритм создания, а не брать непосредственно с живого материала. В этом плане они безопасны. Хотя, с недавних пор Агентство начало кремировать их тела на всякий случай.       - Я больше не хочу быть игрушкой какого-нибудь ученого. Но и не хочу умирать только потому, что так хочет какая-то секретная организация, - ответила Катя, уверенная, что не отдаст свою жизнь просто так.       - Я не дам тебя в обиду.       - Почему?       - Отчасти потому, что ты не заслуживаешь смерти. Это кажется мне неправильным. Не после того, как я сам прошел этот путь и знаю какого быть куклой в чьих-то руках.       - А другая причина?...       - А есть другая причина? - За холодом глаз легкая растерянность, но это почти незаметно. - Если ты хочешь что-то сказать, лучше скажи.       - Да, мне нужно тебе кое в чем признаться, - говорит Катя, нервно заламывая руки.       - Я слушаю.       - Сорок восьмой… он жив.       - Откуда ты знаешь?- он слегка прикрыл глаза и приподнял голову.       - Не думаю, что это важно, - Катя смотрит в строну.       - Нам нужно затеряться, чтобы он не нашел нас прежде, чем мы все уладим с Агентством.       - Он… - Катя неловко откашлялась. – Как бы уже знает. Потому что он в другой комнате.       Сорок седьмой без лишних слов взял оба своих пистолета и поднялся. Его движения были молниеносными. Девушка бросилась к двери, преграждая ему путь.       - Тот, кто теряет сознание – теряет и право голоса, - она слегка отталкивает его и скрещивает руки на груди, напомнив о том, как поступил он в ситуации с тем вертолетом. Ее трясет от резкого прилива адреналина в кровь, но она старается казаться грозной и не жалеть его из-за того, что вся эта перепалка причиняет ему боль.       - Катя. Не заставляй меня делать это, - он едва сдерживал злость, отчего его скулы стали еще более отчетливыми.       - Не забывай, что я не просто девчонка, которую нужно охранять.       - Это можно проверить.       - Пожалуйста... Сорок семь, нет никакой нужды его убивать, - Катя сжала его руки, чтобы он держал пистолеты направленными вниз.       - Он не котенок, которого можно приютить. Он киллер и ты его цель.       - Придумай что-нибудь, но не убивай его. Пожалуйста... - она знала, что он был все еще там, за маской безразличия, и взывала к нему. Холодные синие глаза прожигали ее, не понимая, почему она все еще не сдается, почему так упорно верит в его человечность.       - Ты избавилась от его телефона? - спустя вечность холодно спросил он . Очевидно, что да, иначе здесь была бы куча агентов, потому, что Сорок восьмой уже сутки как не отправлял отчет о ходе выполнения заказа.       - Да. Да, я выбросила его еще на крыше Синдиката.       - Хорошо. Дай мне свой. И собирайся.       Катя немного дрожащими от волнения руками вытащила из заднего кармана джинсов свой простенький телефон. - Ты не убьешь его? - потребовала она, прежде, чем отдать сотовый.       - Я сделаю все, что в моих силах, большего обещать не могу. Одевайся и заводи машину, нам нужно срочно убираться отсюда.       Катя рассеянно послушалась его, внимательно следя за его разговором по телефону, после того, как Сорок седьмой все же зашел в спальню.       - Код шесть восемь три три ноль шесть.       - Рада тебя слышать, Сорок семь, - послышался голос Дианы.       - Я тоже. Передай Сорок восьмому, что его задание не актуально. Иначе я буду вынужден убить его. Не думаю, что Агенство может позволить себе потерять очередного клона.       - Хорошо, перезвони мне, когда к твоему мозгу вернется способность здраво рассуждать, а пока передай трубку Сорок восьмому, - тон ее голоса был спокойным и деловым.       Сорок семь понимал, что это лишь временная отсрочка и на их поиски вновь пошлют Сорок восьмого или кого-либо еще. Сорок седьмой делал одолжение Агентству, без всяких потерь предлагая им попытать еще один шанс убить Катю. И все потому, что это девчонка такая сердобольная, а он не в состоянии ей отказать.