«Любовь выскочила перед нами, как из-под земли выскакивает убийца в переулке, и поразила нас сразу обоих! Так поражает молния, так поражает финский нож! Она-то, впрочем, утверждала впоследствии, что это не так, что любили мы, конечно, друг друга давным-давно, не зная друг друга, никогда не видя...»
***
За последние несколько дней, что я провел в полном сумбуре событий, во мне успело скопиться столько усталости, которую я из-за жуткого волнения не замечал, что в первую ночь в доме Хельги я не просто спал: казалось, мое тело приросло к постели, и даже если бы я сильно постарался, то не смог оторвать его от черных простыней. Я даже не видел сны, что для меня было необычно и удивительно, потому когда сквозь сон почувствовал, как что-то мягкое, но вместе с тем тяжелое то и дело опускается на мое лицо, не сразу смог сообразить, что эти прикосновения мне не снятся. — Эй, святоша, ты сдох что ли в моей постели? Быстро вставай, мне тут труп не нужен, до ближайшей свалки две остановки переться! Осознав, наконец, что происходящее не плод моего воображения, я, словно ошпаренный, вскочил на кровати и понял, что эти странные ощущения были вызваны подушкой, которой сидящая рядом Хельга с энтузиазмом била меня по голове. — Черт, прекрати! – прикрывая голову руками, выпалил я. – Господи, ты сумасшедшая, – не сдерживая смех, я постарался поймать летящую в меня подушку, что мне, в конечном счете, удалось. Лицо уже стоявшей в дверях Хельги недовольно скривилось. — Как был занудой, так и остался, – закатила глаза она и, развернувшись, скрылась из виду. Я усмехнулся, все еще сидя на постели, вертя в руках небольшую подушку с кресла, которой минутой ранее Хельга старательно пыталась меня разбудить, и понимая, что ни один день, прожитый в Нью-Йорке, не будет похож на дни в моем доме. Только не здесь и только не с Патаки, которая сама по себе являлась воплощением абсолютного хаоса и безрассудства. Из кухни приятно пахло свежесваренным кофе, потому, когда я по приходу застал Хельгу у плиты, ничуть не удивился. Даже несмотря на то, что Патаки у плиты – зрелище само по себе необычное. — Ты тоже более ласковой не стала, – запоздало парировал я, мягко улыбнувшись и присев на один из небольших деревянных стульев около практически пустого кухонного стола, после чего услышал, как девушка негромко фыркнула. — Если ты надеялся застать тут нежную ранимую фею, то могу отвезти тебя к одной своей однокласснице, – не оборачиваясь, бросила она, продолжая заниматься своими делами около плиты. — Нет уж, думаю, я все же приехал по адресу, – я улыбнулся, разглядывая небольшую, скромно обставленную светлую кухню, так сильно контрастирующую с общим дизайном квартиры. — Тогда закрой рот и не жалуйся, нытик, – Хельга развернулась и поставила передо мной внушительных размеров тарелку с только что приготовленным завтраком. Я несколько опешил от такой внезапной и неожиданной заботы с ее стороны, хотя и понимал, что этот жест вполне естественен: все же я гость в ее доме, и она обязана накормить меня, но… Хельга Дж. Патаки готовит мне с утра омлет? Вы, черт возьми, шутите?! — Если я его не сожгла, то ты должен расхвалить меня, боготворить, посвятить мне сонет и купить шоколадную фабрику в соседнем штате, – спокойно проговорила девушка, склоняясь над своей тарелкой и пробуя приготовленный ею завтрак. – Хм, нет, недурно. Так, продавай почку, – обратилась она ко мне, пристально всматриваясь в глаза. Я мягко улыбнулся, немного растерявшись. — Прости, но мне что-то подсказывает, что она мне еще пригодится… — В смысле нет?! – вспылила Патаки, взмахнув рукой с вилкой, от которой я чудом увернулся. Еще умываясь в ванной комнате, я думал о том, что этот день мы с Хельгой проведем у нее дома, не вылезая из постели, наслаждаясь обществом друг друга и разговаривая обо всем подряд. Ее утренняя выходка, конечно же, оставила меня в замешательстве, но потом я внезапно вспомнил, что Патаки всегда была не совсем адекватной… Собственно, это была одна из многочисленных причин, по которым я так сильно ее полюбил. Пытаясь подавить рвавшуюся наружу счастливую улыбку, я вышел из ванной и тут же понял, что сильно ошибался… Нет, не насчет адекватности Хельги – насчет ее планов на этот день. Девушка пила кофе, сидя за кухонным столом перед открытым ноутбуком; она уже успела переодеться, и по ее потрепанным узким джинсам и свободной футболке я понял, что отсиживаться сегодня дома она не собирается. — Ну, наконец-то, – хмыкнула Патаки, обернувшись на звук открывшейся двери. – Одевайся, я тебя жду. Я прошел в кухню и одарил бывшую одноклассницу непонимающим взглядом. — Что? – спросила она, оторвавшись от экрана ноутбука и подняв на меня глаза. — Мы куда-то собираемся? – осторожно спросил я, почему-то боясь разбудить спящий вулкан. — Естественно, раз я прошу тебя одеться, – брови Хельги иронично изогнулись, и я на мгновение вновь почувствовал себя девятилетним мальчишкой, которому ничего не стоило вызвать раздражение классной задиры и получить от нее очередную порцию насмешек. — Ладно, – я кивнул, едва заметно улыбнувшись ей и тут же заметив, как черты ее лица смягчились. — Просто поторопись, хорошо? Нам нужно успеть приехать вовремя, – спокойно проговорила Патаки, глядя на меня, обернувшегося на ее голос. Я вновь кивнул и направился в комнату, где лежал мой рюкзак, оставив Хельгу на кухне одну. Время от времени я наблюдал ее то и дело выглядывающую из-за крышки ноутбука голову и устремленные на меня глаза, от чего мое лицо расплывалось в улыбке, а в какой-то момент я все-таки не смог сдержать смех, за что был обруган с ног до головы. Патаки устроилась в тихом районе подальше от центра, очевидно, из-за того, что постоянный гул машин и людские крики выводили ее из себя. Однако, похожую многоэтажку она могла бы с легкостью найти и в центре, ведь с того этажа, на котором она снимала квартиру, расслышать что-либо из «низов» было довольно проблематично, потому я сделал вывод, что Хельга попросту решила сэкономить на жилье. Или же она настолько любила уединение, что, даже забравшись как можно выше, она старалась находиться подальше от большого скопления людей… А я ведь уже и забыл, насколько ей было комфортно в своем одиночестве. Если подумать, в свою обособленную от общества жизнь Патаки впустила лишь меня и Фиби, закрыв перед носом остальных дверь своего небольшого мирка. Во всяком случае, так было в Хиллвуде; старшеклассники, с которыми одно время девушка общалась, были для нее не более чем хорошими знакомыми, с которыми она коротала свое свободное время. Ей не нужно было мне все это объяснять – и без ее слов я понимал, что ничем личным Хельга с ними не делилась. По сути, для них она была просто одной из школьных задир, плохой девчонкой, с которой было весело и комфортно находиться рядом. Одно время я удивлялся способности Патаки находить общий язык с подобными личностями, но через какое-то время понял, что ничего сверхъестественного в этом нет: Хельга для них не более чем «свой пацан», никаких поблажек в общении ей не делали, значит, и проблем с ней у них не наблюдалось, а Патаки подобное обращение полностью устраивало. Если подумать, девушкой в полном смысле этого слова она была лишь со мной. Из размышлений меня выдернул громкий сигнал проезжавшей мимо машины; я взглянул на идущую рядом Хельгу, которая в последний раз затянулась, после чего бросила окурок в урну, предварительно затушив его о небольшой черный выступ. Достав из маленького рюкзака пачку, девушка зубами вытянула оттуда сигарету, после чего, спешно чиркнув зажигалкой, вновь закурила. — Это уже третья, – осторожно заметил я, стараясь, чтобы мой голос не звучал укоризненно. Патаки выпустила из легких дым и, не опуская руку с сигаретой, взглянула на меня. — Молодец, считать умеешь, – ее едкая усмешка отдалась у меня где-то внутри приятным легким уколом воспоминаний, ведь Хельга еще с младших классов при каждом удобном случае кривила губы в очередной ухмылке. — Не многовато ли за пятнадцать минут? – спросил я, заранее предотвращая ураган своей дружелюбной улыбкой. Патаки фыркнула, вновь затянувшись и тут же выдохнув дым. — Я не курила с того момента, как зашла в зал ожидания, – на удивление спокойно ответила она, стряхнув пальцем пепел себе под ноги, после чего вновь обернулась ко мне, – и вообще, когда ты уже привыкнешь? Я неопределенно пожал плечами, понимая, что, наверное, пытаться отучить Хельгу от вредной привычки уже действительно глупо и совершенно бесполезно. На самом деле, за прошедшие пять лет, замечая на прилавках магазинов любые сигареты Патаки, я не раз вспоминал об этой ее привычке и каждый раз с улыбкой думал, что, возможно, совсем недавно она наконец-то перестала портить свое здоровье. Я искренне надеялся на это, но именно сегодня, учуяв настолько знакомый запах, которым уже давно буквально пропиталась сама Хельга, я понял, что он меня успокаивает, ведь именно благодаря ему в некоторые моменты проживания вдали от девушки я мог на короткие мгновения чувствовать ее присутствие рядом. Черт возьми, как же хорошо, что я не произнес это вслух. Хотя дорога до метро составляла около получаса, разглядеть этот район Нью-Йорка я не успел – настолько увлекся разговором с Патаки, которая на удивление весело начала рассказывать мне о своем переезде в ту многоэтажку. Она часто смеялась, постоянно улыбалась, активно жестикулировала, и все это выглядело настолько естественно и непринужденно, что я лишний раз опасался вставить слово, боясь сбить ее настрой. В какой-то момент мне начало казаться, что мои страхи касаемо трудностей в нашем с Хельгой общении себя оправдали, но после того, как она наконец-то оживилась, я вздохнул про себя с облегчением; все же видеть ее настолько жизнерадостной – это неподдельное удовольствие. — Я, конечно, много наслышан о давке в нью-йоркском метрополитене, но чтобы настолько… – тихо проговорил я на ухо стоявшей рядом девушке, которую поток людей заставлял подходить ко мне все ближе. — Это я еще у тебя на ногах не стою, – так же тихо произнесла она, усмехнувшись мне в ухо, после чего оказалась плотно прижатой ко мне зашедшими в вагон пассажирами. – Надеюсь, эти кеды не новые. Я отрицательно мотнул головой, улыбнувшись, после чего положил свободную руку на ее талию, удерживая Патаки рядом. И хотя я прекрасно понимал, что ничего не случится, почему-то ехать так мне было гораздо спокойнее. Доехав до нужной станции, мы сели в небольшой автобус, в котором я изначально не заметил ни одного свободного места, однако Хельге каким-то образом удалось отыскать пару пустующих пассажирских кресел. — Все еще любишь сидеть у окна? Вопрос, не требовавший ответа, но Патаки обернулась ко мне и пожала плечами. — Привычка, наверное, – рассеянно проговорила она, вновь устремив взгляд на проносившиеся за окном многочисленные здания. Мы проезжали одну за другой остановки, и я вдруг вспомнил о любви Хельги к неспешным поездкам на разного рода машинах; очевидно, до нужного места мы вполне могли добраться на метро, но девушке захотелось прокатиться на автобусе. Смотря на высокие постройки, я невольно вспомнил Хиллвуд и его самый роскошный район, в котором мне так нравилось бывать. Интересно, он до сих пор считается самым развитым? — И все же, куда мы едем? – я вновь решил постараться выведать у Хельги цель нашей поездки, хотя и знал заранее, что она не ответит. — Увидишь, – все так же загадочно, как и в прошлые два раза, произнесла Патаки, после чего я глубоко вздохнул и, прикрыв глаза, прижался лбом к ее голове. Спустя час автобус привез нас, как мне показалось, в центр города – окружавшие нас со всех сторон небоскребы говорили об этом, – и на мгновение мне подумалось, что Хельга забыла дорогу. Однако ее загоревшиеся глаза и стремительные шаги в сторону вскоре дали мне понять, что я ошибался. Мы приближались к огромному мосту, выполненному в форме арки, и чем ближе мы к нему оказывались, тем отчетливее я видел несколько высоких ребят, стоящих около ограждений. — Я задолбался тебе звонить, – вместо приветствия раздраженно кинул один из парней. — Вообще-то сюда через метро едут, – отчеканила Хельга, снимая с плеча рюкзак. – Кури поменьше, все мозги никотином забились. — Кто бы говорил, – хмыкнул второй, облокотившись об ограждение. – Мы уж думали, тебя сегодня не ждать. Девушка громко цокнула языком и, достав из рюкзака пачку, вынула из нее сигарету. — Я тебе такого удовольствия не доставлю, – заверила приятеля она, после чего легко и совершенно неожиданно схватила меня за пальцы, заставляя подойти ближе. – Это Арнольд, я рассказывала вам о нем. Сегодня у него первый раз. — А ваш первый раз когда был? – смеясь, прищурился третий, после чего резко отшатнулся, почувствовав, как о его руку тушат окурок. – Мать твою, Патаки! Один из ребят все же удосужился мне объяснить, что из-за отсутствия в Нью-Йорке банджи-джампинга они вынуждены каждый раз таким образом проделывать подобное самостоятельно. Что именно он подразумевал под «подобным» я понял чуть позже, когда, достав необходимое оборудование, парни начали сооружать некое подобие страховки. Осознав, что прыгать ребята собираются с моста с железнодорожными путями, меня буквально пробило дрожью: все же я много дикостей в жизни совершал – начал встречаться с Хельгой, например, – но прыжок в воду с моста, по которому в любой момент может проехать поезд… — Какая вода, ты что, издеваешься? – рассмеялся один из ребят, закрепляя трос. – Мы отморозки, но не настолько. — Тем более, поезда не будет здесь еще как минимум час. Ты нас, по-моему, за идиотов держишь, раз думаешь, что никто не додумался узнать расписание. Мне стало стыдно за свои слова, потому я поспешил извиниться. Хотя, признаться, их слова меня мало успокаивали, поскольку эта идея все еще не внушала мне доверия; если подумать, все это незаконно, подобные выходки – не мелкие шалости, за них можно получить серьезное наказание, а подставлять Хельгу мне хотелось меньше всего. — Чего стоишь, репоголовый, иди сюда, – воскликнула Патаки, хватая меня за руку и подводя ближе к краю моста, после чего я почувствовал, как один из ее приятелей начал закреплять на мне нужные устройства. Естественно, я мог воспротивиться, мог разругаться с Хельгой и настоять на том, чтобы она отвезла нас домой, но… какой во всем этом был бы смысл? Она потратила несколько часов на то, чтобы довезти нас до нужного места; очевидно, и с друзьями она договорилась все это провернуть ради меня одного. Так, стоит ли сейчас начинать гундеть и пускать все старания ребят насмарку? — Вставай на ограждение, – уверенно проговорил парень, помогая мне взобраться на высокий железный забор. – Не смотри вниз, не думай о воде и не ссы – это самое главное. — Трос не порвется, мы уже однажды проверяли его на жирдяе, – усмехнулась Хельга, и я с улыбкой подумал, что и здесь Патаки умудрилась найти своего Гарольда. Стоять на ограждении оказалось не так уж и сложно; во многом благодаря тому, что один из ребят придерживал меня, пока я пытался найти равновесие. Из-за усилившегося ветра это было несколько проблематично, однако в какой-то момент я почувствовал, что мои ноги четко ощущают под собой устойчивую поверхность, потому, махнув парню рукой, я держал равновесие уже самостоятельно. Долго набираться смелости я не хотел, ибо прекрасно понимал, что чем дольше я буду об этом думать, тем больше времени проведу в этих сомнениях, потому, помня о советах приятеля Хельги, я зажмурился и, глубоко вздохнув, оттолкнулся от ограждения. Теплый ветер бил мне в лицо, воздуха в легких катастрофически не хватало, внутри все съежилось, а голова, казалось, сжалась настолько, что в любую секунду уже готова была попросту взорваться от напряжения. Из-за прилива крови я почувствовал резкую боль, сквозь которую смог уловить лишь одно единственное чувство – страх. Неподдельный страх – страх смерти – сковывал мое тело, и хотя где-то на задворках сознания таилась мысль о безопасности всего происходящего, я ничего не мог с собой поделать; все же подобные эмоции в моей жизни мне испытать еще не доводилось. К счастью, это разрывающее сознание чувство продлилось лишь несколько секунд, потому что уже через пару мгновений я почувствовал резкий толчок, а после, на секунду поднявшись вверх, я вновь полетел вниз. За это короткое время я даже не успел испугаться, а когда все-таки решился открыть глаза, осознал себя свисающим с моста над проливом. Расслышав над головой несуразные крики, я почувствовал, как мое тело начали за ногу поднимать вверх, после чего мне помогли перелезть через ограждение и присесть на нагретые солнцем железные прутья. — Ну что, брат, ты теперь не девственник, поздравляю, – мой «инструктор» со смешком протянул мне руку, и я, даже толком не поняв, о чем он говорит, машинально пожал ее. — Уйми свой спермотоксикоз, Томпсон, – грубо оттолкнув приятеля в сторону, Хельга опустилась передо мной на корточки и удивительно ласково и легко взяла мое лицо в свои ладони, привлекая к себе мое внимание. – Ты как, нормально? Ее волнительные интонации и несколько обеспокоенный взгляд заставили меня наконец-то выйти из ступора и постараться собраться с силами для ответа. — Конечно, все отлично, – нарочито уверенно проговорил я и улыбнулся ей, после увидев, как Патаки мягко улыбнулась мне в ответ. Да ничего, черт возьми, не отлично: когда я, спустя пару минут, постарался встать, мои ноги предательски подкосились, и я едва не свалился обратно, удержавшись на месте лишь благодаря ограждению и рукам знакомого Хельги, который вовремя подхватил меня за плечи и помог отойти в сторону, чтобы прийти в себя. Навалившись на забор, я глубоко дышал, пытаясь выйти из все еще не до конца отпускавшего меня шокового состояния и понизить частоту сердцебиения. Вид с этой высоты, особенно после пережитого, нисколько меня не пугал, потому я склонился как можно ниже, чтобы хоть как-то снять напряжение, которое все еще сковывало мое тело. Это было действительно странно: еще буквально несколько минут назад мне казалось, что я был на волосок от смерти, а сейчас, как ни в чем не бывало, стою на своих собственных ногах и пытаюсь отдышаться. Чувство невероятного удовлетворения и некого счастья начало переполнять меня, и мне подумалось, что, наверное, ради этих чувств – ради мыслей, что можно играть со смертью в такие опасные игры, можно убежать от нее, в какой-то момент уже почувствовав ее руки на своих плечах – люди и совершают подобные не совсем адекватные поступки. Пока самопровозглашенный инструктор цеплял снаряжение на следующего желающего испытать острые ощущения, а третий отпускал в его адрес пошлые шуточки, Патаки подошла ко мне и молча встала рядом. Через какое-то время я почувствовал, как ее плечо коснулось моего, после чего мои пальцы нашли и крепко сжали ее горячую ладонь. Мы провели на мосту не более получаса, поскольку помнили о расписании, по которому товарный поезд уже через полчаса должен был проехать по железнодорожным путям. За это время все ребята успели спрыгнуть с моста и даже выкурить пару сигарет, после чего, собрав все оборудование, мы направились к автобусной остановке. Около нее нам пришлось разминуться: приятели Хельги направились на парковку за машиной одного из них, а мы с самой Хельгой остались дожидаться своего автобуса. И хотя ребята не раз предлагали нас подбросить, девушка упорно отказывалась, аргументируя это тем, что у нас с ней остались некоторые дела, которые мы хотели бы утрясти наедине. — А меня ты собираешься просветить в те дела, что нам надо утрясти? – поинтересовался я, наблюдая, как выражение лица Патаки быстро сменяется с недовольного на задорное. — Естественно, – коротко ответила она, дернув плечом. — И когда же? — Всему свое время, репоголовый. Пока автобус уносил нас прочь от центра города, я успевал любоваться многочисленными постройками, садами, парками и неописуемо прекрасными зеркальными небоскребами, во многих окнах которых уже горел свет, из-за чего они были похожи на небольших светлячков, облепивших коробку из блестящего картона. Солнце готовилось уйти за горизонт, окрасив верхушки всех зданий в нежно-розовый цвет, и я в который раз пожалел, что так и не смог в свое время купить фотоаппарат, чтобы запечатлеть этот потрясающий вид. Хельга еще в начале пути сбросила с ног кроссовки и сидела, положив согнутые ноги на кресло и навалившись на меня. Закат окрасил ее лицо в розовый цвет, а короткие лучи падали на прикрытые глаза, из-за чего она казалась мне неотъемлемой частью этого города, крайней важной его составляющей, без которой Нью-Йорк перестал бы быть Нью-Йорком. Я обвивал ее тело руками, тем самым прижимая к себе, и едва ли не молился про себя, чтобы автобус ехал как можно медленнее; мне совсем не хотелось, чтобы этот день, этот момент подходил к концу. Под вечер, когда солнце уже село, и на улицах стали зажигаться бесчисленные фонари, гирлянды и вывески, мы вышли на станции, одна из дорог от которой вела к небольшой закусочной по типу автозаправочной. Неоновая вывеска била своим ярким светом в глаза, из-за чего мне пришлось прищуриться. Я всегда любил такие места и прекрасно знал, что Хельга разделяет эту мою любовь; наверное, для нее подобные заведения олицетворяли родной Хиллвуд с его многочисленными небольшими кафешками, разбросанными по всему городу, в особенности нашему району, в котором мы с Патаки провели все детство. Все же такие воспоминания обязательно оставляют в каждой душе свой неизгладимый след. — Как твои бабушка с дедушкой? – неожиданно спросила Хельга, тем самым вогнав меня в некий ступор. Пока готовились наши заказы, мы обсуждали сегодняшний день, и, если честно, я даже не ожидал, что в процессе разговора меня захлестнут такие положительные и яркие эмоции, которые вызовут на лице Патаки искреннюю счастливую улыбку. Я был несказанно благодарен ей за те ощущения, что она подарила мне сегодня, потому, после ее улыбки в ответ на мою благодарность, я ожидал услышать от нее что угодно, но только не вопрос о моих родственниках. — Все в порядке: дедушка работает в рыбацком магазинчике неподалеку, а бабуля дома, отдыхает после лечения и, как раньше, готовит нам. Мы с дедом уже не знаем, куда деваться от ее стряпни, – воскликнул я, приложив ладонь ко лбу. – Вот, как ей объяснить, что я устал мучиться от несварения желудка каждую смену? Хельга рассмеялась, дружелюбно похлопав меня по плечу. — Ничего, дорогой, столько лет терпел и еще потерпишь. — Ну, спасибо, утешила! – театрально вскинул руки я, тут же услышав раскатистый смех Патаки. – Хорошо тебе издеваться, не ты же мучаешься, поедая все ее эксперименты… — Я свое уже съела, не надо тут! – Хельга погрозила пальцем перед моим лицом, после чего я перехватил ее руку и притянул к себе, чтобы затем, сквозь ее одобрительный смех, легко поцеловать. Мы явно были не способны на тяжелые разговоры, потому речь, в основном, шла об одноклассниках, об общении с ними, их дальнейших судьбах и о нашем родном городе, по которому мы оба, как оказалось, очень скучали. — Джеральд сейчас проводит каждый вечер в своей школе, его даже заметили на главном телевиденье, – откусив кусок от бургера и прожевав его, поделился я. — Да, я знаю, Фиби уже успела мне все уши прожужжать об этом, – закатила глаза Хельга, презрительно скривив губы. – Хотя я постоянно спрашиваю у нее про ее жизнь, – Патаки особенно подчеркнула «ее», – она каждый раз пишет о себе пару строчек, а потом пятилистовое сочинение на тему «Как я провела эту неделю с Джеральдом». Я рассмеялся, порадовавшись внезапно пришедшей на ум мысли об идеальных отношениях наших с Хельгой лучших друзей. — Да ладно тебе, она ведь наверняка говорила, как влюблена в него… — Ты прекрасно знаешь, Арнольдо, что меня всегда раздражал этот самовлюбленный придурок Джоханссен, так какой реакции ты ждешь от меня сейчас? Что я начну расхваливать его вместе с тобой? – с вызовом бросила Патаки, наклонившись ко мне. — Хорошо-хорошо, я понял, – подняв ладони в отступающем жесте, я дружелюбно улыбнулся, стараясь таким образом как-то сгладить ситуацию, но вместо этого получив бумажный шарик в волосы. — Мне, кстати говоря, не нравится твоя прическа. Зачем ты состриг свои волосы? – недовольно проговорила Хельга, проводя пальцами по моим коротким светлым волосам, пока мы, прижавшись друг к другу, стояли в вагоне поезда, который нес нас к дому Патаки. Я на мгновение задумался, вспоминая причину, по которой решил расстаться с привычной «волосатой» прической. — Работать с ними стало неудобно, пряди постоянно лезли в лицо, устал их убирать, – рассеянно пожал плечами я. — И за что мне теперь дергать тебя по ночам? – бровь Хельги изогнулась, а голос стал значительно ниже. — Ну, ты-то найдешь, за что меня можно дергать… – отстраненно проговорил я, после чего, осознав сказанное, перевел испуганный взгляд на Патаки. Поначалу ее глаза округлились, но потом, увидев меня напуганным и смущенным от собственных слов, она неожиданно улыбнулась и, опустив голову, кашлянула в кулак, сдерживая смех. К многоэтажке, в которой жила Хельга, она вела меня за руку; наши пальцы переплелись, как всегда мы с ней любили делать раньше. Время от времени я чувствовал, как она прижимается ко мне плечом, слегка сжимая мою ладонь, и в эти моменты мне казалось, что мы с ней вновь учимся в девятом классе. Даже тихий звон цепочек на ее джинсах напоминал мне звон от ее медальона, в котором она хранила мою фотографию. Этот день явно вымотал нас обоих, потому что, едва оказавшись на пороге квартиры, Хельга двумя быстрыми движениями скинула кроссовки и, бросив рюкзак на пол, стремительным шагом молча направилась в ванну, по пути снимая с себя футболку. Я же, разувшись, направился к небольшому креслу, стоявшему в коридоре, после чего буквально упал в него. Слава всем богам, что не лицом. — Эй, Шотмэн, – расслышал я где-то рядом, – ванна свободна. Приоткрыв глаза, я рассмотрел завернутую в светлое полотенце, с растрепанными мокрыми волосами девушку, которая удалялась на кухню, очевидно, для того, чтобы сварить себе кофе. Ощущение, которое человек испытывает после душа, принятого после тяжелого дня, наверное, тяжело сравнить с чем-либо другим. Будто смыв с себя всю грязь этого пыльного огромного города, которая в несколько слоев покрыла меня за этот день, я почувствовал желаемое облегчение. Правда, вместе с грязью смылись и прикосновения Патаки, которые мне так хотелось ощущать на своем теле. Особенно после созерцания ее тела в этом проклятом полотенце. — Кофе будешь? – не отрываясь от экрана ноутбука, спросила она, сидя за кухонным столом и положив ногу на ногу. То ли по привычке, то ли нарочно Хельга сложила ноги так, что, если постараться, можно было разглядеть все самое сокровенное, что, собственно, я и сделал. — Меня раздражает твое полотенце, – вместо ответа проговорил я, переведя взгляд на лицо девушки. Патаки обернулась ко мне, оценивающе оглядев меня с ног до головы. — Твое меня тоже не особо радует. Приятная тяжесть женского тела давила на меня, заставляя искать сухие потрескавшиеся губы, чтобы как можно скорее смочить их и проникнуть языком в чужой рот. Пальцы с огрубевшей от постоянной работы кожей огладили выступающие позвонки, а после, спустившись ниже, нежно прошлись по копчику, на котором, казалось, из-за моих сухих мозолей останутся царапины. Не отрываясь от моих губ, Хельга едва ощутимо провела пальцами по моему телу, ненадолго задержавшись на животе, чтобы потом спуститься ниже и заставить меня резко зачерпнуть ставший горячим воздух. Я дышал все глубже, а Хельга, словно в унисон с моими легкими, все быстрее двигала рукой. Она покусывала мои губы, после облизывая их, а я пытался поймать ее, чтобы вытянуть себе хоть какое-то преимущество, но все было тщетно. Мое тело было не в состоянии сопротивляться ее рукам, в глазах потемнело, я не мог разглядеть ничего, лишь только довольно сверкнувшие в темноте зрачки Патаки, которая, укусив меня за язык, поймала губами мой первый стон, после которого меня накрыло неописуемое наслаждение. Сквозь шум в ушах я расслышал частое дыхание, которое, вероятно, было моим собственным, а после почувствовал, как кровать рядом со мной прогнулась под тяжестью другого тела. — Быстро ты, – раздался возле меня едкий голос. – Неужели так сильно соскучился? Я лишь несколько вымучено усмехнулся, с трудом повернув голову и одарив девушку усталым взглядом. — Прекрасно ведь знаешь, как на меня действуешь, и все равно издеваешься, – я повернул голову обратно, уставившись в потолок, а после услышав довольный сладкий вздох. — Мне льстит твоя реакция на мои прикосновения, – пропела Патаки, потянувшись всем телом. Если подумать… не только на прикосновения. — Ты вся просто ходячий кусок похоти, Хельга, – тихо проговорил я, не отрывая глаз от белого потолка с встроенными в него маленькими лампочками. Она всегда действовала на меня подобно какому-то сильному наркотику; однажды прикоснувшись к ее коже, я понял, что буду желать коснуться ее каждый раз, как только увижу, а однажды почувствовав ее прикосновение к своему телу, я осознал, что ни одна девушка в моей жизни не сможет мне доставить того же удовольствия, что могла доставить Хельга. Меня возбуждало в ней абсолютно все: ее тяжелый взгляд, усмешки, кривые ухмылки, изогнутые густые брови, искусанные губы, голос, особенно в моменты, когда он едва заметно хрипел, ее длинные тонкие пальцы и не менее длинные худые ноги, которыми она часто обвивала мое тело, чтобы прижаться к нему, ее едкие замечания и грубые фразочки, которыми она так любила разбрасываться… Хельга даже не пыталась меня соблазнить, но именно это делало ее столь желанной: она была потрясающе притягательна в своей естественности, некой внутренней тонкости и прирожденной женственности. Истинная женственность заключается в непосредственности; жаль, что я так поздно это понял. — Похоти, говоришь… – удовлетворенно произнесла Патаки и, резко поднявшись, села на мои бедра. Не успев ничего сообразить, я лишь молча наблюдал, как она, откинув светлые волосы назад, удобнее устраивается на мне. — На этот раз постарайся продержаться дольше, у меня ведь на тебя большие планы, – Хельга закусила нижнюю губу, и я почувствовал, как она блаженно трется об меня бедрами, а в следующий момент мои легкие вновь спешно наполнились воздухом. Продержаться подольше… Вид обнаженной девушки, ерзающей на мне, чувственно прикусывающей свои припухшие от поцелуев губы, пальцы которой впиваются в мои ноги и чья спина выгибается каждый раз мне навстречу, явно не мог этому способствовать. Оттолкнувшись руками от матраса, я схватил Хельгу за бедра и, усадив ее себе на колени, задал новый, куда более быстрый ритм, впившись зубами в чужую шею, будто намереваясь разодрать ей кожу. Я уже давно усвоил, что от одного ее взгляда разряжаюсь быстрее, чем от любых умелых ласк. Обычно имевшая банальную привычку курить после секса девушка в этот раз практически сразу же уснула, слоило лишь мне прижать к себе ее истощенное маленькое тело. Меня самого жутко клонило в сон, но я намеренно не давал себе уснуть, раз за разом прокручивая в своих мыслях прожитый день. Если сначала мне попросту не верилось, что все это на самом деле происходит со мной, если сначала мне казалось, что сложности в нашем с Хельгой общении будут преследовать нас всю эту неделю, то сейчас, лежа на ее черных простынях, я понимал – все это пустое. Патаки вознамерилась за эту неделю вознести меня на седьмое небо, и я, конечно же, возьму ее туда с собой.