Одна ночь

Сто раз правы те, кто не хочет знать свою судьбу! Если бы кто-нибудь сказал Элизабет, что в один, далеко не прекрасный день, ей придётся стать шлюхой, она, скорее всего, наложила бы на себя руки. Но судьба есть судьба, не важно, знаешь ты её или нет. Она не спрашивает. Она лишь вытворяет с человеком, что ей заблагорассудится, а расхлёбывать последствия предоставляет ему самому. Знать бы, в какой именно момент она ошиблась. На каком отрезке своего пути свернула не в ту сторону? Какая из многочисленных лежащих перед ней дорог поманила своей обманчивой лёгкостью, и, в конце - концов, привела сюда? Но Элизабет не знала этого. Шагая следом за Марджери по широкой немощёной улице, девушка постепенно воскрешала в памяти события последних двух лет. Многие из которых были настолько горестны, что она старалась не думать о них, похоронить в самых дальних уголках своей истерзанной души и оставить там навсегда, не выпускать наружу. Элизабет вспоминала. Вот она, стоя на прибрежном песке небольшого островка, со слезами на глазах всматривается в далёкую линию горизонта и видит, как по искрящейся водной глади пробегает прощальный зелёный луч. В тот момент ей и в голову не приходит, что теперь она осталась одна на всём белом свете. Ей почему-то кажется, что ничего важнее того неизбывного горя, что раздирает сейчас её душу и заставляет захлёбываться слезами, нет и быть не может. А потом оказывается, что может. Потому, что надежда на то, «Жемчужина», спустя пару дней, вернётся за ней, не оправдалась - у капитана Воробья, видимо, нашлись дела поважнее. Потому, что она понимает, что замёрзла. И устала, и проголодалась, а идти ей некуда. Потому, что население крошечной рыбацкой деревушки, единственной на небольшом островке, встречает странно одетую, явно нездешнюю девицу враждебными взглядами исподлобья и захлопывающимися перед её носом дверьми и ставнями. И тогда она, остановившись посреди улицы, вдруг резко оседает в тёплую дорожную пыль и, закрыв ладонями лицо, заливается горькими слезами. Она сидит посреди маленькой, грязной, вонючей рыбацкой деревушки и заходится тихим, жалобным плачем, полным такой неизбывной тоски, что в лицах собравшихся вокруг людей недоверие и настороженность постепенно сменяются состраданием и участием. Но Элизабет не видит этого. Она плачет и плачет и никак не может унять бегущие сплошным потоком горячие слёзы. Она плачет об отце, которого потеряла навсегда, и о матери, которой никогда не знала. Об Уильяме, покинувшем её на десять лет, пусть и не по своей воле, и о беспечном Джеке Воробье, которому, разумеется, и в голову не пришло, вернуться за ней (правильно она всё-таки тогда скормила его Кракену!). О храбром Джеймсе, несмотря ни на что, любившем её до последнего вздоха, и о мистере Гиббсе, который всегда был к ней по-отечески добр. О своей юности, о пиратских кораблях, о приключениях, порой, грозивших опасностью и смертью, но от этого не менее притягательных и желанных. О волшебной сказке, придуманной ею самой ещё в далёком детстве, по странной прихоти судьбы, ставшей явью, и вот теперь растаявшей, как дым, уступив место прозаичной, серой, грубой реальности. И в этот момент она чувствует, как чьи-то заботливые руки обхватывают её за плечи и поднимают с пыльной дороги. И слышит тихий, добрый старческий голос: «Пойдём со мной, девочка. Нечего тебе тут валяться в пыли». Лиззи поднимает голову, встречаясь с мягким, безмятежным взглядом обрамлённых сетью мелких морщинок голубых глаз, и с запоздалой благодарностью крепко сжимает немного трясущуюся, но крепкую руку. Да, в тот день Элизабет повезло. Немолодая супружеская чета Геллертов приютила бедную девушку. Одетую не понятно, во что, сплошь покрытую синяками и ссадинами, и без единого пенса в кармане. Своих детей у стариков не было, единственный сын, рыбак, утонул в море более десяти лет назад. Так что Элизабет приняли, как родную, и за скромную помощь по хозяйству предоставили ей стол, кров и небольшую сумму на текущие расходы. Девушка не знала, как и благодарить добрых людей, и старалась изо всех сил. Правда, поначалу, от её помощи не было никакого толка, ибо она в жизни не держала в руках ни метлы, ни кочерги, ни нитки с иголкой. А уж к кухне её и на пушечный выстрел нельзя было подпускать! Но постепенно она освоилась и научилась справляться с лёгкой повседневной работой по дому не хуже самой миссис Геллерт. А кроме того, начала подрабатывать судомойкой в единственной на всю деревню крошечной корчме. И всё бы ничего, но тут грянули беды, которые, как известно, если приходят, то все сразу. У Элизабет родился сын, Уильям-младший. Слабенький, болезненный мальчик, взглянув на которого, местная повитуха покачала седой головой и предрекла, что тот не проживёт и года. Но всё же пообещала убитой горем матери навещать их и приносить укрепляющие снадобья и для неё, и для ребёнка. Вот только брала за свои визиты, ох как недёшево! А спустя пол-года после рождения Уильяма, в один день, как и положено любящей паре, преставились добряки - Геллерты. Правда, по завещанию они оставили Элизабет с сыном дом, так что крыша над головой у неё была. Но вот денег не было, ни гроша. Те крохи, которые она зарабатывала в корчме, не могли покрыть расходы на лечение ребёнка, на еду, на одежду, на кое-какие личные нужды, пусть и сокращённые ею до минимума. Пришлось влезть в ужасные долги, расплатиться за которые ей было нечем. Никакой другой работы в крошечной деревеньке для неё не нашлось. Добрые соседи хоть и жалели несчастную вдову с больным ребёнком на руках, но подсобить ничем, кроме небольшого количества продуктов не могли. Вот тогда-то Элизабет и пришла в голову мысль перебраться в какой-нибудь город или порт побольше. Уж там-то она точно без работы не останется! И ближайшим таким местом, по рассказам рыбаков, была Тортуга. Сперва девушка подивилась прихотям насмешницы-судьбы, уже второй раз забрасывающей её одну именно в этот шумный и далеко не безопасный пиратский порт. Но потом махнула рукой, рассудив, что какая, собственно, разница: Тортуга или, скажем, Барбадос? К тому же она не забывала, что и сама числится в розыске за пособничество пиратам, и обвинений этих с неё никто не снимал. А с Тортуги, как известно, выдачи нет. Поэтому, снова заняв, у кого только возможно, оставив Уилла на попечение сердобольной соседке Хэтти и пообещав, как только устроиться на работу, выслать, сколько получится, из первого же жалованья, Элизабет, в один прекрасный день взошла на борт небольшого рыбацкого судна, и, вручив капитану все свои нехитрые сбережения, попросила доставить её на Тортугу, до которой было не больше двух дней пути. И вот она здесь.

***

- Ну-с, милочка, - хозяин заведения со звучным названием «Золотая арфа» медленно оглядел её с головы до ног, - ты, значит, хочешь получить у меня работу? Элизабет утвердительно кивнула. - Спешу тебя разочаровать, дорогуша, все места кухарок, горничных, прачек и даже поломоек заняты, так что тебе я могу предложить лишь одну работу. Догадываешься, какую? - и Гарри лукаво ей подмигнул. Элизабет на секунду зажмурилась и снова кивнула. - Э-э, милая, да ты не немая, часом? Такие нам тут ни к чему, - забеспокоился хозяин, с тревогой всматриваясь в бледное и странно отрешённое лицо девушки и хмуро оглядываясь на приведшую её Марджери. - Нет, я не немая, - произнесла Элизабет чуть дрогнувшим голосом, - я просто немного… - Растерялась? Ну, это бывает. Так что, Лиззи, ты готова работать у меня в качестве бордельной девицы и обслуживать клиентов? - Да, - шепнула девушка так тихо, что хозяину пришлось наклониться вперёд, чтобы её расслышать, - только, пожалуйста, зовите меня Элизабет. - Как скажешь, дорогуша! Элизабет, так Элизабет. Кстати, откуда ты, Элизабет? - Из… Англии. - Ну и ну! Нечасто к нам пребывают мисси из самой Англии. Но это хорошо, по крайней мере, ты тут ещё не примелькалась. Сколько тебе лет? - Двадцать один. - Девица? - Я вдова. - Здорова? - Только лёгкие головокружения. - Видимо, от недоедания, - глубокомысленно заключил Гарри, скользнув маленькими глазками по слишком изящной, на его взгляд, фигуре девушки, - но это мы поправим. Что ж, Элизабет, добро пожаловать в «Золотую арфу»! По возрасту ты подходишь, внешность тоже вполне приятная, - тут хозяин снова смерил её игривым взглядом, - и очень хорошо, что ты уже была замужем. Нам тут робкие девственницы ни к чему. Клиенты приходят сюда развлечься, а не исполнять почётную супружескую обязанность. Мардж, - обратился он к рыжеволосой спутнице Элизабет, - отведи её наверх, всё покажи, всё расскажи. Сегодня можешь отдыхать, Элизабет, а с завтрашнего дня, точнее, вечера, за работу! Марджери кивнула, и, взяв Элизабет под руку, повела через общую залу к лестнице на второй этаж. Время меж тем было уже далеко не раннее, и в таверну начали потихоньку стекаться посетители. Проходя между столами, большинство которых пока стояли пустые, Элизабет с любопытством озиралась вокруг, ведь ей ещё не приходилось наблюдать жизнь подобных заведений, так сказать, изнутри. Прислужницы сновали туда-сюда, протирая столы и даже накрывая их неким подобием скатертей. Сам хозяин, заняв место за стойкой, уже в который раз бережно проходился полотенцем по разнокалиберной таре и многочисленным бутылкам с золотисто-коричневой, тёмно-красной и даже вовсе бесцветной жидкостью. В углу, на небольшом возвышении на все лады пытался настроиться небольшой оркестрик. Его участники никак не могли попасть в одну тональность, поэтому после каждого сыгранного такта осыпали друг дружку отборной бранью. - Элизабет, да не крути ты головой! - сердито шикнула Мардж, схватив Элизабет за руку и поспешно шарахаясь вместе с ней в сторону, пропуская двух здоровенных, крайне недружелюбного вида парней. Один из них, замедлив шаг, проворно протянул огромную лапищу и звонко шлёпнул Мардж по мягкому месту, отчего та задорно взвизгнула. - Это Митч и Томми - вышибалы. С ними лучше не связываться, - вполголоса пояснила ирландка, когда парочка величественно прошествовала к входу и заняла места по обе стороны двери. – У, кобели поганые, терпеть их не могу! Подойдя к лестнице, Мардж и Элизабет снова посторонились, но на этот раз на губах рыжеволосой расцвела кокетливая, игривая улыбка. - Лу, Клара, птенчики мои! Да что ж это вас погнали-то сегодня в такую рань! Поди, ни выспаться, ни прихорошиться толком не успели! И Мардж крепко обняла сразу двух девушек, спустившихся вниз. Элизабет уставилась на них во все глаза. Так вот, значит, как выглядят бордельные мисси! Да уж, ни с кем не перепутаешь, сразу видно, что за особы. Прически высокие и слишком замысловатые, приличные женщины таких не делают. И вырезы на платьях такие, что того и гляди, вся грудь вывалится наружу. А уж румян и белил! И мушек, и краски на бровях и ресницах! «Бог ты мой! - подумала Элизабет, - неужели мужчины находят это красивым?» Девицы, между тем, радостно рассмеялись, обменялись с Мардж слишком уж пылкими, для просто дружеских, поцелуями и с интересом взглянули на Элизабет. - Новенькая, - пояснила Мардж, горделиво приобняв её за плечо. - А что, хорооошенькая, даже очень, - протянула одна из девушек, склонив при этом голову на бок и медленно проводя язычком по тонким губам. - Клара, - предостерегающе сощурила Мардж зелёные глаза, - а ну закатала губёшки обратно! А то, гляди, я тебе их мигом подрастяну - все клиенты твои будут! - Да я-то что! Просто говорю - хорошенькая! - тут же ретировалась девица. - С удачным уловом, Мардж! - хихикнула вторая мисси, стрельнув в Элизабет бойкими серыми глазками. И, взяв подружку под руку, гордо прошествовала вместе с ней в зал. - О чём это они? Какой улов? - дёрнула Элизабет Марджери за юбку, пока они поднимались вверх по лестнице. - Не бери в голову, голубка! Наш профессиональный жаргон, научишься со временем. Ну, вот и твоя комната, милочка! - пропела рыженькая, поворачивая ключ в замке третьей слева двери по коридору и широким жестом приглашая Элизабет войти внутрь. Девушка робко переступила порог. Она даже в своих фантазиях не могла представить, как выглядит жилище проститутки и, позабыв про страх, усталость и напряжение, принялась с интересом оглядываться по сторонам. К её удивлению, комната оказалась вполне обычной. Всю обстановку составляли массивная кровать, туалетный столик с зеркалом, прикроватная тумбочка, да пара стульев. И ещё большой платяной шкаф. К шкафу-то первым делом и направилась Мардж, что-то бубня себе под нос. И, распахнув дверцы и отклячив ладный задок, с головой нырнула в его недра. Элизабет, тем временем, углядела ещё пару занимательных деталей. За расписной китайской ширмой обнаружился табурет со стоящим на нём кувшином и тазиком. За рамку зеркала было воткнуты несколько цветных картинок, присмотревшись к которым повнимательней, Элизабет залилась краской и в смущении отвернулась. И тут же наткнулась взглядом на стоящие на тумбочке небольшие песочные часы. Точно такие же она не раз видела в каюте Джека. Ну, для чего они в капитанской каюте, понятно, а здесь-то зачем? Тут она окончательно впала в ступор: над изголовьем кровати, там, где полагается быть распятью, на вбитом в стену гвозде висели самые настоящие… кандалы. Пусть не такие массивные и ржавые, как незабвенные с «Жемчужины», но всё равно очень внушительные. Элизабет нервно сглотнула и отступила подальше. - Это просто украшение, ягнёночек, не пугайся так, - сладко пропела Мардж, лёгкими шагами незаметно подкравшись сзади. Элизабет вздрогнула и обернулась. Ирландка стояла перед ней с какой-то игривой улыбочкой на губах и разглядывала с тем же выражением, что и одна из девиц, встреченных на лестнице. - Вот, - она тряхнула перед носом Элизабет целым ворохом цветных тряпок, который держала на вытянутых руках, - надо подобрать тебе что-нибудь для завтрашнего вечера. Уж потерпи, голубка, знаю, что устала, но надо это сделать сейчас, вдруг что перешивать придётся. А потом вместе поужинаем, Гарри меня на сегодня отпустил. Согласна? - Хорошо, - погрустнела Элизабет, которая и вправду настолько устала за весь этот день, большую часть которого провела на борту корабля, что даже есть уже не хотела. Свалив всю кучу тряпья на кровать, Мардж медленно обошла вокруг девушки, придирчиво её оглядывая. - Ну и худющая ты, что твой цыплёнок, - разочарованно протянула ирландка. - Даже и не знаю, что тебе подойдёт… Хельга, упокой Господь её душу, была того… Хотя… Она, не договорив, метнулась к кровати и с торжествующим видом извлекла из цветной кучи нечто длинное, тёмно-фиолетовое, красиво отливающее лиловым в свете масляной лампы. - Ага! - Мардж прислонила платье к Элизабет и удовлетворённо кивнула, - самое то! Не такая уж ты и худосочная, какой с первого взгляда кажешься. Кое-где прихватим, и пока походишь в этом, а потом уж и тебе на заказ сошьют. - Вам шьют платья на заказ? - удивилась Элизабет. - А то как же, деточка, конечно шьют. У нас приличное заведение, не трущобы какие-нибудь! - приосанилась Мардж, при этом, разумеется, не упомянув, что все пошитые платья, бельё, обувь, духи, даже косметику проститутки оплачивают из своего собственного кармана. - Ещё вот это, и это. Следом за платьем появилась тонкая и очень короткая батистовая рубашка без рукавов, а из коробки, которую Мардж, кряхтя, извлекла из-под кровати - изящные туфельки на довольно высоком каблучке. - И всё? - изумилась Элизабет. А, поймав недоумевающий взгляд ирландки, пояснила: - А панталоны, чулки, нижние юбки?… - Ты ещё корсет нацепи! - захохотала Мардж. – Ты, милая, не на улице работаешь, небось, и без панталон не замёрзнешь! Будет клиент ждать, пока ты с себя всю свою амуницию снимешь. Некоторые так и вообще не любят, чтоб девка раздевалась - задерут подол и ладно! Так и самой хлопот меньше, а то расшнуровывайся-зашнуровывайся… «Потому и шнуровка у платья спереди, - внезапно осенило Элизабет, - чтобы я могла сама раздеться и одеться»… Хотя, чего ж она ждала? Служанок тут нет. Элизабет внезапно почувствовала уже знакомый приступ головокружения и резко навалившуюся жуткую усталость. Она, пошатываясь, подошла к кровати, без сил опустилась на неё и спрятала лицо в ладонях. - Эй, Лиз, что с тобой, крошка? – встревоженно потрясла её за плечо Мардж, усаживаясь рядом, - нехорошо тебе, да? Я сейчас воды принесу! И хотела уже сорваться с места, но Элизабет удержала её. - Нет, Мардж, всё в порядке. Я просто очень устала. И, обессиленно прикрыв глаза, повалилась на подушки. - Нда, примерку придётся отложить назавтра… - с досадой пробормотала рыженькая. Вздохнув, Марджери переложила ворох одежды на стул и приподняла ноги Элизабет, поудобнее устраивая её на кровати. Услыхав тихое, ровное дыхание и убедившись, что девушка мгновенно провалилась в глубокий сон, склонилась к ней и медленно провела ладонью по обнажённой шее. Затем, совсем осмелев, на секунду прижалась к губам. Элизабет что-то пробормотала во сне. Мардж отпрянула. Усмехнувшись, ещё раз прошлась подушечками пальцев по нежной коже, напоследок, щекотнув ноготком впадинку между ключицами. А затем заботливо укрыла Лиз покрывалом и вышла из комнаты, тихонько притворив за собой дверь.

***

На следующее утро после завтрака, когда Элизабет разбирала свои нехитрые пожитки, к ней в гости снова заявилась рыжая ирландка. Марджери была в прекрасном настроении. Она отлично выспалась, в кой-то веки одна, и сияла, как новенький шиллинг. Рыжие волосы, забранные в высокий пучок, так и сверкали, когда на них попадали солнечные лучи, а несколько небрежно выпущенных кудряшек обрамляли, точно нимб, её белокожую веснушчатую мордашку. - Ну, дорогая Лиз, - пропела она, вплывая в комнату и зачем-то запирая дверь на ключ, - пришла пора нам с тобой закончить вчерашнее дело. А то кого-то очень ловко утащил Морфей, прямо у бедняжки Мардж из-под носа! - и она хихикнула, очень довольная собственной шутке. - Ты о чём это? - непонимающе улыбнулась Элизабет. - О примерке платья, разумеется, ягнёночек мой! Мардж прошла вглубь комнаты и, сняв со спинки стула висящее на нём вчерашнее фиолетовое платье, протянула его Элизабет: - Поторапливайся, голубка! Сегодня ещё много чего надо будет сделать. И застыла, выжидающе глядя на девушку. - Мардж, ты, может, отвернёшься? Я как-то не привыкла раздеваться на людях. - Ишь, какая стеснительная! - ухмыльнулась рыженькая, - ну так уж и быть, отвернусь. Только, Элизабет… - Что? - Надевай на голое тело, так сразу понятно будет, впору или нет. Элизабет, вздохнув, принялась раздеваться. Оставшись без одежды, приподняла за рукава платье и брезгливо его оглядела, прикидывая в уме, скольких владелец оно, должно быть, сменило, прежде, чем попасть к ней. А в это время отвернувшаяся к окну Мардж, вовсю любовалась стройной хрупкой фигурой блондиночки, так удачно отражавшейся в зеркале. Ну, до чего ж хороша! Просто сахарный пасхальный ангелочек! И небось, такая же сладенькая… И Мардж, всей душой и телом тяготеющая к женскому обществу, нетерпеливо облизнула губы, любуясь гладкой нежной кожей, тонкими изящными руками и сбегающей по спине волной золотистых волос, выпущенных, наконец, на волю из тугого пучка. Элизабет уже заканчивала со шнуровкой, когда внезапно две маленькие, но сильные ладони, легли ей на плечи. - Давай помогу! - раздался сзади насмешливый голосок, и тотчас ловкие пальчики юркнули в вырез платья на груди, заново распуская шнуровку и настойчиво продвигаясь дальше. Не успела Элизабет опомниться и понять, что происходит, как к первой ладони присоединилась вторая, и через секунду её грудь оказалась крепко, но нежно сжата горячими маленькими руками, отчего моментально заколотилось сердце, и предательски затвердели соски. - Мардж, ты что делаешь? - попыталась вырваться Элизабет, но та лишь сильнее прижалась сзади, шепнув на ухо: - Ничего страшного, голубка. Уж поверь, то, что делаю я, тебе понравится куда больше, чем то, что с тобой будут вытворять другие. Элизабет вздрогнула и застонала, чувствуя, как юркий влажный язычок, быстро пробежав от уха по изгибу шеи до плеча, непонятным образом вдруг оказывается на ключице, а через секунду нежно обводит заострившийся бугорок соска. Лиззи замерла под этими ласками, не зная, что и думать. Не понимая, почему она не противится этим непонятным, неестественным прикосновениям. Женским прикосновениям. Которые так не похожи и, одновременно, так похожи на мужские. Похожи настолько, что её тело, до которого уже так давно никто не касался, принимает их, не сопротивляясь, и откликается горячей мелкой дрожью, и настойчиво просит… она и сама не знает, чего. - Хорошо тебе, кошечка? И так вижу, что хорошо, - мурлыкнула Мардж, полностью стягивая с неё платье до пояса и с наслаждением пробуя на вкус гладкую, чуть солоноватую кожу, - с женщиной, оно куда как лучше. Наша сестра завсегда друг дружку поймёт и приласкать сумеет. Не то, что эти кобели поганые! Нежные, но настойчивые руки, тем временем, юркнули сзади под платье и сжали обнажённые ягодицы, слегка царапая ноготками мягкую кожу. - Мардж! - Элизабет попыталась прийти в себя и оттолкнуть рыжую искусительницу, - не надо, я не могу так… - Ну-ну, милая, не строй из себя святую невинность! - жарко шепнула рыженькая, и не думая останавливаться, - лучше вспомни, кто привёл тебя сюда и замолвил словечко перед хозяином. Знаешь, где бы ты была сейчас? - она приподняла Элизабет за подбородок и с презрительной усмешкой посмотрела в глаза, - валялась бы в загаженной подворотне. Раздетая, ограбленная и отыметая, куда только возможно. И скажи ещё спасибо, если живая! Так что у тебя передо мной должок, ягнёночек, - вновь перешла Марджери на мягкий, воркующий говор и, проведя пальцами по губам Элизабет, прильнула к ним глубоким поцелуем. Но тут же отскочила, завопив от боли, прижимая к лицу ладонь. - Ах, ты, значит, кусаться надумала, стерва? - угрожающе протянула ирландка, и её веснушчатую мордашку на мгновение всю перекосило от злобы, - ну добро… Хотела я с тобой по-хорошему, девонька, да видно не судьба! Та вон штучка, - она кивнула на кандалы, - вовсе не украшение и сейчас она будет весьма кстати. Урок запомнишь на всю жизнь! Элизабет испуганно попятилась, глядя на встрёпанную Марджери, сейчас очень напоминающую разъярённую, шипящую от ярости, дикую рыжую кошку. И в этот момент раздался оглушительный стук в дверь. - Элизабет! Что у тебя происходит? - послышался голос Гарри. - Вы чем там занимаетесь? Вас на всю таверну слыхать, а ну, отопри сейчас же! В дверь снова забарабанили, ещё громче прежнего. Мардж поправила выбившиеся из прически рыжие локоны, утёрла окровавленные губы тыльной стороной ладони и снисходительно глянула на Элизабет своими светло-зелёными глазами. - Дура ты всё-таки, Лиз, как я погляжу. Но ничего, скоро станешь умная. Вот поработаешь месяц - другой и, Богом клянусь, смотреть на этих кобелей поганых больше не сможешь без того, чтобы не замутило. Вот тогда сама ко мне приползёшь, голуба, и я тебя, так уж и быть, утешу!

***

Избавившись от Марджери, Элизабет несколько часов прорыдала у себя в комнате и получила за это нагоняй от Гарри, когда тот увидел, на что стало похоже её лицо. А вечером вырядилась в то самое тёмно-фиолетовое платье, что, как и предрекала ирландка, пришлось почти впору, чуть припудрила опухшее от слёз личико и соорудила с помощью одной из отзывчивых девиц высокую причёску. После чего покинула свою комнату и направилась на нетвёрдых ногах в общий зал. Остановившись на верхней площадке лестницы, она на секунду ослепла от множества сверкающих огней, оглохла от громкой музыки и не менее громких взрывов смеха. Но затем взяла себя в руки и, приподняв край платья, начала осторожно спускаться по ступенькам. Уже дойдя до середины, Элизабет внезапно получила довольно ощутимый толчок в спину. Недоумённо оглянувшись, она успела заметить торжествующую улыбку Марджери, прежде чем потерять равновесие и кубарем скатиться вниз на грязные доски пола. Пытаясь подняться на ноги и умирая от стыда, слыша раздающийся со всех сторон грубый хохот и непристойные шуточки, Лиззи чуть не плакала с досады. Ну, Мардж, ну, рыжая стервозина, ох я тебе и устрою! Ты ещё не знаешь, с кем связалась! Да я всю твою лисью мордочку расквашу, да я тебе все патлы повыдёргиваю, да я… - Осторожнее в следующий раз, цыпа, так все ножки переломаешь! - раздался странно знакомый голос, и в тот же миг сильные руки подхватили её под локотки, помогая подняться. Элизабет, чувствуя, как чьи-то пальцы проводят по её волосам, строптиво дёрнула головой и… столкнулась нос к носу с капитаном Джеком Воробьём.