Охота, покорившая зверя

Вдруг стало трудно дышать. Вова постаралась расправить плечи, дабы вдохнуть больше кислорода, но этого сделать не получилось. Болела голова, ныли ноги, побаливало внизу живота, а еще, ко всему прочему, было неимоверно жарко. Даже слишком жарко. Открывать глаза не хотелось. Она наверняка лежит либо на заднем сидении машины, либо в мотеле. Но почему так жарко?.. Тепло исходило откуда-то из вне, словно источник этого тепла находился где-то совсем рядом. Этот вопрос занимал все мысли, как вдруг совсем неожиданно ее макушку обдало жарким дыханием. Девушка замерла, распахнула глаза и перестала дышать. Прямо перед ее носиком была обнаженная широкая мужская грудь, левая рука мужчины крепко обнимала Вову, непроизвольно сдавив грудную клетку, поэтому дышать и было сложно. Холодный пот прошиб с головы до кончика хвоста, когда она поняла, что на ней нет никакой одежды, лишь тонкое одеяло прикрывает нижнюю часть тела. Она и Виктор в одной постели. В глазах потемнело. Начиная дрожать, она пыталась вспомнить, что же случилось, но воспоминания расползались, точно нитки на старом свитере. Последнее, что помнила девушка, так это как Виктор навалился на нее и пытался удушить, а потом – темнота. Должно быть, зверь почуяла угрозу, выбралась и дала отпор, только вот как так получилось, что на утро она проснулась совершенно нагишом под боком у Саблезубого? От которого, к слову, исходит просто адский жар. Несколько минут пролежав в оцепенении, безрезультатно пытаясь вспомнить события прошлого вечера, она медленно подняла голову и робко взглянула на лицо мужчины. Он спал. Сейчас его лицо не было хмурым, раздраженным, как в обычное время, а скорее мирным, умиротворенным, дышал он спокойно и размеренно. Вова впервые видела его таким, он словно даже помолодел на несколько лет, на какое-то мгновение девушка залюбовалась, рассматривая каждый миллиметр его лица. Однако любопытство отступило на второй план, ведь ноги снова заныли, стоило двинуться. Нахмурившись, хвостатая, не сводя взгляда с лица Саблезубого, неуверенно стала сползать вниз, тихонько выползая из-под лапы мутанта. К ее огромному везению, Крид не проснулся, когда тельце из-под его руки испарилось в неизвестном направлении. Потирая ладонью висок, нащупывая настоящий бардак в волосах, опустила голову. И едва-едва успела зажать себе рот, не завизжав от ужаса во все горло. Внутренняя сторона бедер была испачкана в крови, успевшей подсохнуть и образовать тонкую корочку на коже. Крови было не много, но само ее наличие напугало до икоты. Приложив руку к низу живота, снова почувствовала неприятную ноющую боль, почти не ощутимую, но довольно неприятную. Поморщилась. Не до конца осознавая, что же произошло, пошатываясь, поплелась в ванную, дабы отмыться. По дороге наткнулась на банный халат, валяющейся на полу у самой кровати, но взять его так и не решилась, оставив пушистое и мягкое одеяние на месте. Не без труда забравшись в ванную, включила теплую воду, смывая с ног собственную подсохшую кровь. Собираясь у слива, вода переливалась едва видным рыжеватым оттенком, тут же уходя в трубы. Отмывать себя от крови долго не пришлось, и вскоре девушка просто стояла под душем, невидящим взглядом глядя себе под ноги. Сама не заметила, как слезы потекли из глаз, смешиваясь с горячей водой. Закрыв личико ладошками, она всхлипнула, съезжая по стенке вниз. Уткнувшись себе в колени, тихо заплакала, вздрагивая, не в силах унять дрожь в теле. Сколько прошло времени, она не знала, но когда выплакалась – стало легче. Вылезя из ванной, укуталась в небольшое полотенце и, прежде чем выйти, взглянула в сторону зеркала. Запотело. Сейчас глядеть на свое лицо – это последнее, чего хотела Вова, поэтому, выжимая кисточку на хвосте, на нетвердых ногах выползла из ванной комнаты. И тут же застыла в проходе, широко распахнутыми глазами уставившись в сторону окна, возле которого стоял Виктор, допивая последнюю вчерашнюю бутылку пива, видимо, проснувшись почти сразу же, как хвостатая скрылась в ванной. На нем были лишь одни штаны. Серый взгляд непроизвольно приковался к обнаженной мужской груди. – Что, тоже хочешь? – криво усмехнулся мужчина, заметив, как Вова смотрит на него. Тут же быстро отрицательно замотав головой, она сделала шаг назад, не выпуская хвост из рук. Тоненькое влажное полотенце, не поддерживаемое ничем, съехало до пояса. Девушка подхватить его не успела, залилась краской, пытаясь одной рукой закрыть обнаженную грудь, а второй – удержать полотенце хотя бы на бедрах. Виктор весело фыркнул. – Не суетись. Все, что ты сейчас пытаешься закрыть, я уже видел. Эти слова заставили Вову буквально пошатнуться, навалиться спиной на стену и снова молча заплакать, на этот раз от стыда. Если еще десять минут назад она пыталась пихать в себя ложные надежды по поводу того, что кровь эта не ее, и прошлая ночь не несла в себе ничего с ней связанного, то сейчас все эти надежды разбились в пух и прах. О сексе, как таковом, она знала, но никогда не думала. Любопытство родилось вперед нее, забив еще где-то в колыбели логику и чувство самосохранения, поэтому, переживая как раз тот период, когда дети расспрашивают родителей об окружающем мире, начиная от того, почему осенью листья желтеют, и заканчивая тем, почему днем на небе солнышко, а ночью – луна, она ненавязчиво поинтересовалась, откуда берутся дети. Талия же, не зная, как доступно все объяснить, при условии, что вещать об аистах и капусте было нечестно по отношению к семнадцатилетней дочери, вынуждена была звать на помощь Ромула. Тот не видел в данном вопросе ничего такого страшного, поэтому объяснил все дочери вполне доступно и прямо, пусть и несколько заковыристым научным языком. В общем и целом уловив смысл, Вова оставила эту тему и больше не возвращалась к ней. Такое волнение и смущение своей матери она не поняла, да и к самому понятию секса отнеслась вполне равнодушно. Отложив просто в памяти тот факт, что мужчина и женщина спят вместе только будучи женатыми и любящими друг друга, взяв в довольно весомый пример своих родителей, она успокоилась и забыла. Но сейчас поняла, как сильно ошибалась. Страх и чувство стыда просто поедали ее изнутри. Она не знала, по каким именно причинам люди понимают, что любят друг друга, но четко знала, что подобного чувства к Виктору не испытывает. Ей было спокойно с ним, комфортно, она не чувствовала себя непонятой и брошенной. Но вместе с этим мужчина пугал ее, был непредсказуем и очень вспыльчив, вчерашняя проба удушения – тому пример. Осознания того, что он прикасался к ней, что видел все изгибы ее тела не получая никакого сопротивления, просто одурманивали... И самое страшное, что Вова даже не могла вспомнить, какого это было... Было ли это приятно, или же совсем наоборот?.. Но зверь внутри сознания, не желая пока показывать нос, мурчала от удовольствия – это Вова буквально нутром чуяла, отчего становилось еще страшнее. – Что теперь будет?.. – тихо спросила девушка, не решаясь вытереть с щек слезы. Саблезубый, косо взглянув на нее, поставил пустую бутылку на столик, и пожал плечами. – Ничего. Это был просто секс, хвостатая. Признаваться друг другу в любви, жениться и плодить кучу детей мы не будем, - Виктор сказал это слишком равнодушно, словно проходил через такое ни один раз. Возможно, так это и было. Опустив глаза, девушка прижала дрожащими руками полотенце к груди, держась из последних сил, чтобы окончательно не расплакаться. Она и не рассчитывала на какие-то теплые слова после произошедшего, но то, что сказал Виктор, просто резануло ее по сердцу. Значит, для него это действительно был просто секс. Ничего больше. Совсем ничего. – Не реви. Не трону я больше твою шейку. Захочешь уйти – уйдешь, убивать тебя не собираюсь. Не знал он, что вызваны слезы девушки вовсе не этим. Да, Вова не помнила прошлую ночь, но зато хорошо прощупывала собственные эмоции после нее. К огромному сожалению, ее память и память черноглазого зверя были разделены, но хвостатая уже давно научилась распознавать эмоции, которые испытывала зверь, раз уж ее воспоминания были закрытыми. И Вова не чувствовала страха, злости или ненависти. Только легкий трепет, сладкую истому и желание. По коже непроизвольно пробежала приятная волна дрожи. Она не могла решиться поднять глаза на мужчину, продолжая все так же, прижавшись к стене, стоять с опущенной головой, словно провинившееся школьница. Теперь она сама не знала, чего хотела: уйти или остаться. Эти два чувства просто разрывали сознание на части. – Ты просто ждал случая, чтобы переспать со мной?.. – всхлипнув, спросила Вова, не успев даже обдумать свои слова – они слетели с языка быстрее. Она и так поняла, что сморозила глупость, особенно когда увидела взгляд Виктора, но отступать было уже поздно. – Если бы я хотел просто трахнуть тебя, то не ждал бы полторы недели. Не завышай себе цену, хвостатая. Ко всему прочему, бревна меня не интересуют. Обида подступила к горлу, вызывая новую порцию слез. За первую ночь, которую она даже не помнит, ее нарекли бревном, причем сделали это так, словно данные слова – само собой разумеющийся факт. Стало так тошно, обидно до глубины души, что она, мысленно посылая чувство самосохранения, все еще придерживая рукой полотенце, твердым шагом направилась точно в сторону мужчины. Остановившись в шаге от него, со всего размаху влепила пощечину, полными слез глазами глядя на него снизу вверх. Ладошка горела. На щеке Виктора выступило красное пятно с отчетливо виднеющимися следами от тонких пальчиков девушки. Медленно повернув голову в сторону Вовы, он прорычал: – А вот это ты зря сделала... Она даже моргнуть не успела, как Саблезубый точным ударом своей лапы опрокинул ее на пол. Ударившись плечом и коленом, застонав, она перевернулась на живот, пытаясь подняться, но вдруг визгнула, ибо Крид схватил ее за хвост, резко поднимая, грубо загибая раком. Рвануть вперед не получалось – хвост все так же был зажат в руке мужчины. – Закричишь – пожалеешь. - Но слушать Вова его не собиралась. Эти слова послужили сигналом, она вскрикнула, но на нее тут же навалились и зажали рот, почти не давая дышать. Мыча в руку Виктору, дергалась всем телом, пытаясь вырваться. - Я тебя предупреждал. Острая боль пронзила спину. Потом снова, и снова. Сквозь слезы боли, девушка почувствовала, как что-то теплое стекает по бокам, тяжелыми вязкими каплями падая на пол. Вся спина горела огнем, словно к ней приложили кусок раскаленного металла. Вова плакала и мычала в чужую ладонь, выгибалась, стараясь даже не думать о том, на что сейчас похожа кожа на спине. Но это было ровно до того момента, пока она не почувствовала влажные от слюны пальцы Крида у себя между ног. Хвост оказался свободен, но черные когти основательно впились в щеку и кожу под глазом, давая понять, что малейшее неверное движение, и с лица снимут скальп. Ей было противно и мерзко, но страх настолько сковал душу, что она не решилась даже попытаться сбежать. – Стой спокойно, - предупредил Виктор, отпуская лицо Вовы, этой же рукой надавливая ей сзади на шею, заставляя опуститься на локти. Рыдая, пришлось повиноваться. Как же громко она закричала в тот момент, когда возбужденный член резко и сразу на всю длину толкнулся в ее полусухое лоно. Дернувшись, снова получила за непослушание когтями по спине, на которой уже не было живого места – все в рваных кровавых ранах. Плача, дрожа, охрипшим голосом умоляла прекратить все это, чувствуя, как Саблезубый буквально разрывает ее изнутри, насилуя почти на сухую. Слезы и мольбы были проигнорированы. Девушка продолжала тихонько плакать, до боли сжимая пальчиками влажное полотенце под собой, умоляя остановиться, не теряя надежды вернуть ясность мыслям мужчины. У нее болела каждая клеточка тела, каждую косточку словно ломали и дробили, при этом получая откровенное наслаждение. Насильник не обращал ни малейшего внимания на плачь, делал вид, что не слышит охрипшего и тихого голоса. Он взял ее на полу, словно она не заслуживала даже грязной кровати. Дико. По-животному. Девушка тихо плакала, до крови прокусывала собственные губы, охрипшим голосом молила о благоразумии, но все было проигнорировано. Вскоре умолять она перестала, продолжала плакать, стараясь сосредоточиться на боли в спине, которая была, страшно даже подумать, на что похожа. Кровь тяжелыми алыми струями продолжала стекать на пол, разливаясь вязкой лужей. Вскоре она потеряла сознание, в глубине души надеясь, что в себя уже не придет никогда.