Охота, покорившая зверя

Руки в крови. Виктор, хмурясь сам себе, делал последние петли, закончив по новой зашивать развороченную спину хвостатой. Он делал это уже второй раз, ибо несколько петель повылазили, что могло понести за собой занесение инфекции и заражение. Девушка была без сознания больше суток – ничего не чувствовала, поэтому зашивание проходило без лишних воплей и дерганей. Из мотеля он вывез ее вечером, укутав в простыни, но охранник все равно докопался. Пришлось уложить его, не сильно, но почти насмерть. Ехать и искать другой мотель Криду было влом, поэтому, проведя больше шести часов за рулем, вернулся в свой старый дом, находившийся почти в самом лесу, куда уж точно не забредет зевака. На особняк не походил, но и избушкой не являлся. Он давно не был здесь, минимум полгода, да и если бы не данные обстоятельства, то не появился бы здесь еще столько же. Но ехать больше было некуда, а это единственное место, в котором можно остаться на неопределенный срок, по крайней мере, времени для того, чтобы девчонка оклемалась, хватит. Данный дом мужчина купил давно, сам толком не помнил когда именно, раз в год появлялся и платил охраннику и экономке, чтобы те приглядывали за имуществом. Они приехали туда поздней ночью, поэтому единственная обитательница дома, естественно, спала. Будить ее не было никакого желания, поэтому Виктор, вытащив с заднего сидения хвостатую, все еще укутанную в окровавленную простынь, понес ее в дом. Уложив в гостиной на узкий диванчик, развернул простынь и нахмурился. Нитки расползлись. Придется подшивать заново. Оставив раненную на диванчике, сходил за необходимыми инструментами. Его не было минут десять, может, пятнадцать. Девушка лежала точно в такой же позе, как ее оставили, словно и вовсе не живая, но по слабому дыханию и тяжелому сердцебиению Крид догадался, что умирать хвостатая не собирается. Он и сам не мог объяснить, зачем и почему помогает ей, латает, привез сюда, в этот дом, который является его пристанищем и о котором никто не знает. Как бы там ни было, а некое чувство вины тихонько грызло блондина изнутри, ведь это именно по его вине девушка находится в таком состоянии. И повезло еще, что не началась гангрена... Тогда девчонку было бы не спасти. Срезал растрепанные нитки, вытащил. Разбавив спирт, не экономя, стал поливать спину девушки прямо из бутылки. Промыв раны от крови и грязи, вынул из кармана зажигалку. Несколько раз медленно провел средних размеров изогнутой хирургической сшивающей иглой, которая завалялась еще со старых и не очень хороших времен, над пламенем, а затем, толком не дав игле остыть, принялся зашивать. Швов наложить пришлось не много, всего семь штук, но помимо этого были еще десятки царапин и синяков. Зашивать Виктор умел, поэтому каждый стежок был ровненький и аккуратный, умелый хирург не смог бы сделать лучше. Закончив, он бросил инструменты на столик, и резко повернулся к лестнице, услышав тихие шаги. Тут же закатил глаза, цокнув языком. У подножья лестницы стояла невысокая и взбитая кареглазая женщина лет за пятьдесят, держа в руках кочергу. На ней была коричневая сорочка шедшая в пол, а поверх – теплый халат. Правая часть лица была ужасно изуродована – последствия пожара в молодости. Увидев Виктора, она облегченно выдохнула, поставила кочергу на пол и облокотилась на нее, словно на спасательную трость. – Мистер Крид, как же вы меня напугали. Я подумала, воры забрались и... Ох, - ахнула женщина, увидев руки мужчины, которые были едва ли не по самый локоть в крови. Экономка знала, что блондин мутант и что имеет способность к быстрому самоисцелению, поэтому не особо испугалась крови. Скорее ее удивил тот факт, что она вообще была. – Жанна, будь добра, пригляди за девчонкой и убери инструменты, - тоном, не терпящим возражений, сказал Виктор, проходя в кухню. Женщина нахмурилась, ничего не понимая, отложила кочергу и на нетвердых ногах прошла в середину комнаты. На диванчике, без сознания, лежала девушка. Обнаженная, с окровавленной изрезанной спиной, зашитой умелыми руками мутанта. Если бы не хвост, то Жанна бы и не догадалась, что она тоже мутант. – Совсем еще девочка, - ахнула экономка, убирая пряди темных волос с лица незнакомки. Та не пошевелилась. Женщина, пробежав взглядом по спине девочки, обратила внимание, что под новыми рубцами были еще и старые, которым уже был не один год. Вся спина девушки с хвостом была исполосована старыми и новыми порезами от шеи до самого копчика. – И кто же ее так? – риторически спросила она, имея в виду новые раны. – Я. Жанна перевела ошарашенный взгляд на кухню, но ничего не сказала. Она работала на Саблезубого давно, почти два десятка лет, поэтому знала о том, кто он, чем занимается и как живет. Пугало ли ее это? Да. Первые пять лет. Потом просто привыкла. Она видела его редко, особенно в последнее время, платил за содержание дома в чистоте и порядке хорошо, даже очень хорошо. С чистой совестью стоит сказать, что устроилась женщина очень даже неплохо, главное не злить Виктора понапрасну, и работать у него можно. К тому же, со своей изуродованной внешностью она старалась как можно реже появляться на людях, а здесь, в глуши, со всеми удобствами, в тишине и покое ей жилось прекрасно. Немного погодя, Виктор перенес хвостатую в одну из спален наверху. Жанна еще раз хорошо промыла раны, после чего укутала девушку, так как ту стал бить озноб. Поднялась температура. До самого рассвета женщина провела с ней, пытаясь сбить жар. Виктор уехал куда-то спустя час. Следующие сутки девочка в себя так и не пришла. Крид вернулся под вечер, привез кое-какие продукты по просьбе экономки, запчасти для машины, а так же женскую одежду. Что ж, раз старые тряпки своего Хвоста он бросил в мотеле, не ходить же ей голой. Павда, Жанна отчитала и пофыркала на мужчину, упрекнув в том, что эта одежда скорее на нее, ибо девочка в нее трижды обернуться сможет. На что Крид ответил, что в бабских шмотках он не разбирается и купил то, что первое под руку попалось. Женщина, качая головой, села за нитки и иголку, перешивая абсолютно все купленные вещи. О самой девочке и факте ее появления она у Виктора не спрашивала. Захочет – сам расскажет, а на «нет» и суда нет. К концу второго дня Жанна осторожно переворачивала девушку с живота на бок, как поступала каждые два-три часа, чтобы не допустить пролежней и затекания, и качала головой. Девочка побледнела, еще сильнее ослабла, хоть жара и не было. Раны, на удивление экономки, уже покрылись тоненькой корочкой и стали постепенно затягиваться. Если так пойдет и дальше, то швы можно будет снять уже через пару суток. В голову прокралась мысль, что, быть может, у девочки тоже есть, пусть и слабая, но регенерация... Хотя пока это была просто теория. Недолго думая, женщина позвала Виктора, чтобы тот помог и поддержал девочку за плечи, пока она попробует напоить ее. О том, что ей нужно еще и кушать, Жанна решила умолчать, а пока решила просто не дать подопечной умереть от жажды. Виктор, ругаясь себе под нос, все же присел на кровать, перетаскивая хвостатую к себе на руки. – Глотает, - констатировала Жанна, продолжая осторожно поить девочку. – Значит, не все потеряно. Виктор промолчал, внимательно наблюдая, как Вова инстинктивно мелкими глотками пьет теплую кипяченную воду. Эти два дня он старался не подходить к ней, только ночью тихо заглядывал в комнату, убедившись, что экономка задремала в кресле, подходил к хвостатой и робко касался рукой ее щеки. Стоял несколько секунд, не сводя взгляда с ее лица, а затем уходил. Спускался на кухню и напивался до беспамятства, наутро делая вид, что все отлично. Он не мог дать адекватное объяснение своему поступку. Зачем привез ее сюда, зачем пытается поставить на ноги, зачем, в конце концов, повесил на себя заботу о ней? Совесть? Виктор усмехнулся. Совести у него не было, как сострадания и милосердия, они издохли еще где-то в темном подвале, в котором держал мальчика его родной отец-садист. Который, само собой, потом поплатился за все, но это уже совсем другая история, имеющая далеко не самый счастливый конец. Сейчас, сидя на краю кровати и придерживая девушку за плечи, он прокручивал в голове последние сутки перед вчерашним днем. Зверь, которая всегда была дерзкой и решительной, в ту ночь, в те мгновения, предстала перед ним в совершенно ином свете: покорная, робкая. Хрупкая и чертовски сексуальная, особенно выражая свое игривое сопротивление. Устоять было просто невозможно. Девчонка и сама не знала, как сильно привлекала к себе внимание, разгуливая в одном халатике по номеру, или же в старой, пропитанной кровью майке без лифчика под ней. Слишком наивна, слишком неопытная и любопытная во всем. Самый настоящий ребенок. И сейчас этот ребенок, который жестоко поплатился за свое поведение, безвольно положила свою голову на плечо Виктора, пока экономка мягкой салфеткой вытирала пролитую на нее шею воду. А Крид молчал, слабо сжимая пальцами ее тонкие руки, внимательно слушая тихие, но твердые удары сердца. Мысли все еще были наполнены событиями той ночи, теми мгновениями, теми жаркими стонами. Он действительно пожалел, что дал слабину, позволил гневу взять вверх над разумом. В любой другой ситуации он не стал бы думать и минуты о содеянном, но сейчас все было иначе. Виктор привязался к этой наглой маленькой девчонке, знал, что она не призирает его, что, ничего не говоря, понимает. Переведя туманный взгляд на бледное лицо хвостатой, коснулся ладонью правой руки ее лба, шепнув на самое ухо, надеясь, что она услышит: «Мой непокорный маленький Хвост». Всю ночь и весь следующий день в сознание девушка не приходила. Жанна стала волноваться, ибо организм подопечной был истощен, и если в ближайшее время она не очнется или не получит медицинского осмотра, то, скорее всего, умрет. Крид отмалчивался, он вообще за эти трое суток почти не говорил. Везти ее в больницу не хотел, знал, как там относятся к мутантам. Еще вколют какую-нибудь смертоносную хрень, и ищи потом виноватых. Но и понимал, что если так будет продолжаться и дальше, то девушка просто умрет от обезвоживания, ибо пила с каждым разом она все хуже и хуже. Правда, проблема растворилась сама собой, когда к концу третьего дня, дремля в широком кресле в гостиной, краем уха слушая, как возиться на кухне Жанна, закрыв дверь, чтобы не мешать, услышал неуверенные шаги, доносившиеся со стороны лестницы. Зевнув, не до конца осознавая, кто это может быть, повернул голову. И тут же застыл, распахнув глаза. Хвостатая, ослабевшими руками хватаясь за перила, пыталась стоять на трясущихся ногах, не сводила взгляда с мужчины. Телесного цвета ночнушка, которую на нее с горем пополам надела Жанна, перекрутилась, и была откровенна велика. Черные глаза впились в блондина, любопытны и злы. Она явно не понимала где находится, и готова была разорвать Виктора в клочья. Тот, поднявшись с кресла, прищурился. – Зачем встала? Живо ляг. – Где я? – Марш на место, я сказал! – рявкнул Крид, обнажая клыки, пытаясь таким образом напугать хвостатую и заставить повиноваться, на что та, состроив взаправду равнодушное лицо, медленно высунула язык. Саблезубый ощетинился. – Да я тебя сейчас!.. – Что? – спокойно перебила его девушка. – Что ты мне сделаешь? Изобьешь? Изнасилуешь? Снова раздерешь спину? Ох, сколько же нецензурной брани пришлось проглотить Виктору, до хруста пальцев сжав собственные кулаки. В бессознательном состоянии она нравилась ему куда больше. В какую-то секунду захотелось наплевать на труд этих дней и просто свернуть девчонке шею за длинный острый язычок, но это было до того момента, пока она, простонав, повисла на перилах, скалясь от боли. – Дура, - хмыкнул мужчина, подойдя к девушке и подставляя ей предплечье. Зверь упрямиться не стала, покорно приняла помощь, поднимая черно-серый взгляд на Виктора. Тот молча глядел на нее в ответ. – Ты почти убил ее, Вик, - тихо и твердо сказала Вова, словно речь шла вовсе не о ней, а о совершенно другом человеке. Спустя всего мгновение, выражение лица девицы сменилось на более беспечное, она пожала острыми плечиками. – Ты едва не убил нас не только физически, но и морально... Хотя с ней более конкретно. Она подавлена, разбита. Ты даже не представляешь, какая это мука, когда такая боль съедает тебя изнутри. Она не хочет бороться, совершенно не хочет жить, и если бы не звериное сознание, то организм бы не выдержал. – Чего же ты от меня хочешь? Извинений? В ногах валяться я у тебя не буду. Язык нужно держать за зубами. – А кто обозвал меня бревном?! – А кто хотел кинуть меня и свалить?! – Да не собиралась я тебя кидать, ворчливая ты тушка! – Это я-то ворчл... – И старая! – Что?! – А еще ты мурчишь по ночам! В шею мне уткнулся и в самое ухо всю ночь мурчал! – Женщина, кончай молоть всякую чушь! – не зная, злиться или нет, выпалил Виктор, растерявшись. Зверь, тяжело дыша, рыкнула и показала ему язык. Это и стало последней каплей. Резко выдохнув воздух носом, Саблезубый схватил Вову за талию и, стараясь не касаться ее спины, закинул себе на плечо. Визги и проклятия о четвертовании были проигнорированы, а слабые удары кулачками по широкой спине и вовсе не чувствовались. Утащив свою Хвост обратно в спальню, приказал немедленно поесть. Грубо отказали. Жанна впервые в жизни видела, чтобы Виктор пытался кормить кого-то с ложки.