Третий закон Ньютона (La Tercera Ley)

Иногда вокруг было слишком много шума, и Джон не мог нормально думать. Поэтому ему нравился кабинет в больнице, где он работал. Там на время ему удавалось убежать от собственных мыслей, ненадолго погрузиться в то состояние отрешенности, когда можно просто заниматься текущими делами и пить кофе. Он получил эту работу благодаря Молли, только с ней из старых знакомых Джон до сих пор поддерживал связь, хотя бы потому, что та звонила каждую неделю. Благодаря этой работе он встретил Мэри. Маленькую зеленоглазую блондинку. Эта девушка олицетворяла буквально все, что так не нравилось Джону в женщинах. Но в данном случае это почему-то действовало умиротворяюще. Она работала воспитательницей в детском саду; познакомились они тогда, когда Джон делал прививки некоторым детям из ее группы. Она была умной и приятной женщиной, хорошо ладила с детьми. Но Джон провел недели, пытаясь понять, что же именно привлекало в ней. Но так и не пришел ни к каким выводам. Ее смех? Цвет кожи? Или тот факт, что, спустя столько времени, она была первой женщиной, которая, кажется, заинтересовалась им? Да и, по правде говоря, первой женщиной, у которой вообще появилась возможность с ним познакомиться. Нет, ничего из вышеперечисленного не подходило... Но благодаря Мэри он впервые прожил день, не думая о Шерлоке. Когда он понял это, то плакал почти три часа, только потом сумев заснуть. Джон поставил стакан из-под кофе на край скамьи и стал наблюдать за людьми, которые все приходили и уходили. Часы показывали 7.20 утра, его смена закончилась двадцать минут назад, но он все равно оставался на месте. Он пребывал в благодушном состоянии, не думая ни о чем конкретном. Немного позже Мэри появилась в дверях, одетая в синее платье и с убранными в косы волосами. Джон не встал, даже не подал знак девушке, пользуясь возможностью полюбоваться ей, пока та безуспешно пыталась найти его в этом скоплении людей. Наконец они встретились глазами, и девушка улыбнулась, подходя к нему. И в этот момент в холле, полном болтающих мамаш и их ревущих, кричащих, носящихся детей, Джон понял, что любит Мэри за то, что она не похожа на Шерлока. Ватсон сделал то, что обычно делают люди, когда разрывают одни отношения и начинают другие: сравнил. Но вместо того, чтобы сравнить Мэри с бывшими девушками, доктор сравнивал ее с Шерлоком. Мэри была умна, но это не Шерлок с его гениальным интеллектом. Мэри улыбалась каждый раз, когда видела его, но ее улыбка не сравнится с полу-ухмылкой Шерлока, высказывающую степень одобрения и высокомерия, когда Джон сделает что-нибудь правильно. Мэри была исключительно хорошим человеком, но это не Шерлок с его хронической необходимостью постоянно указывать на всю глупость окружающего мира. Они могли говорить часами о разных вещах и всегда находить что-то новое в разговоре. Но это был не Шерлок с его молчанием, говорившим больше любых слов. Беседы были пустыми, ничего не значащими, как у обычных людей. Они говорили о погоде, детях, медицине, работе, кто какую музыку слушает, какой любимый цвет… Эти темы не были связаны с трупами, табачным пеплом, преступлениями, совершаемыми в мире, или сложными логическими выводами о том, что может рассказать о человеке шнурок его ботинка или его манера вытирать рот салфеткой. Мэри могла ускорить биение его сердца, просто находясь рядом, но это не Шерлок, который остановил его одним произнесенным "прощай". Джон старался не думать об этом. Сравнения всегда утомительны. И он знал, что, по сути, ничто из того, что могла предложить ему судьба, никогда не сравнится с его жизнью с Шерлоком. Но нужно было смириться. Решение уже было принято, и худшее уже произошло. Кошмарные первые месяцы после смерти Шерлока наконец-то закончились. Возвращение к нормальной жизни принесло массу забот, и думать о погибшем друге попросту не было времени. Чувство вины и гнева, которые съедали его изнутри, поутихли, и теперь Джон просто ощущал себя опустошенным. Поднявшись со скамейки, Джон подошел к Мэри. - Ты готов? Ты правда не устал? - Все в порядке. Джон вызвался помочь Мэри с поисками квартиры, потому что у той были проблемы с домовладелицей и потому что в своих прошлых поисках свободного жилья он сам уже обошел довольно много разных мест. Джон очень надеялся, что не вернется домой до ночи. Мэри понравились все квартиры и все комнаты, что они осмотрели. Она относилась к тому типу людей, для которых стакан был наполовину полон и которые приходят в эту жизнь, чтобы заботиться о других. Но потом Джон обращал внимание на что-нибудь, что оставалось незамеченным всеми остальными и, к его радости, они шли по следующему адресу. - Как тебе этот вариант? Квартирка небольшая, да и от центра недалеко. - Обрати внимание на потолок. Видишь вот этот небольшой кусочек штукатурки, он чуть светлее? Совсем чуть-чуть. Его положили недавно и, даже если присмотреться, по цвету он очень похож на старую штукатурку, что покрывает остальной потолок. Но гарантирую тебе, что тут будет жуткое пятно от сырости, которая сделает твою жизнь здесь просто невозможной. Другой вариант. - А это как тебе? Тут так светло… - Виолончель соседа сверху не даст тебе уснуть до четырех утра. - Но как ты понял? - По пальцам. Следующая квартира. - Что скажешь? - Дети сведут тебя с ума, – сказал Джон, разглядывая жирные отпечатки пальцев на уровне пояса. - Я люблю детей. - Страдающих ожирением и невоспитанных? – Скептически поинтересовался доктор, покачав головой. Последний вариант. - Осталась квартира на Бейкер-стрит 221. Джон ничего не сказал по этому поводу, он только крепко сцепил руки, сидя в такси, направляясь к улице, где в последний его визит его посещали разного рода суицидальные мысли. Миссис Хадсон обещала Джону, что не будет сдавать их квартиру хотя бы какое-то время. Очевидно, что это было большой потерей в плане денег. Но Ватсон хранил надежду, что старушка тоже хотела бы, чтобы там все и впредь оставалось как обычно. Но это не 221Б, которая сдается, а С с ее постоянной повышенной влажностью. Когда миссис Хадсон увидела его – она расплакалась и бросилась его обнимать. Они не виделись почти год. - Ты знаешь ее? – удивилась Мэри. - Я жил здесь некоторое время. - Тогда ты не мог бы попросить снизить цену на эту квартиру? – в шутку спросила Мэри, но Джон не понял юмора. Нет, он не мог просить о скидке у той, которая продолжала в память о его друге держать пустой квартиру, за которую могла бы получить двойную цену. - Нет, я не могу, это же квартира в самом центре, – сморщившись, сказал он. Пока Мэри бродила по квартире, к Джону подошла миссис Хадсон, взяла его за руку. - Когда же ты зайдешь ко мне на чай? - Простите, у меня было так много работы, что я не смог найти времени. Я обязательно приду к вам, как только смогу. - Все хорошо? - Да, – Джон лгал. - Она красивая, и любит тебя, это видно… - Кто-нибудь приходил? – очевидно, Джона интересовали явно не возможные арендаторы квартиры 221С. - Майкрофт заходил пару недель назад. Но не повидаться, просто взял пару вещей. - Как он? - Похудел, очень тяжело потерять родного брата. - Я могу просить вас об одолжении? - Конечно. - Вы не могли бы накинуть к той сумме, что собирались попросить за эту квартиру? По правде говоря, я не хочу приходить сюда каждый раз, когда мне захочется повидаться с Мэри. Конечно, эта просьба была несправедливой, и Джон знал, что миссис Хадсон нуждается в деньгах. - Все хорошо. После всего Майкрофт до сих пор платит мне за его квартиру. - Я предполагал нечто похожее. Милая старушка приложила палец к губам и улыбнулась. Затем пошла поговорить с Мэри. - Сумасшедшая, никто не будет платить за аренду на таких условиях, – сказала девушка, как только они оказались на улице. - Да, наверное, возраст уже сказывается, – рассеяно сказал доктор. - Я думаю, мне придется еще какое-то время пожить с подругами. - Я уверен, так будет лучше. Может быть, кофе? После истории с поиском квартиры Джон решил, что остаться рядом с Мэри было правильно, это отвлекало его и давало возможность хоть немного вернуться в реальный мир. В мир людей, которые дышали и работали под этим солнцем, которые оставили позади все плохое, все горестные воспоминания. «Мы все страдаем из-за чего-то, - думал Джон. – Все кого-то теряют, но находят силы, чтобы жить дальше, я знаю, я все это проходил». Ведь его некоторые друзья умирали в бою, а ему нужно было продолжать идти дальше, потому что иначе его собственная жизнь была бы в опасности. С Шерлоком было тоже самое. Он был его войной, и за его уходом последовала ужасная монотонность обыденности. Он боролся с этой проблемой в одиночку, пока не появилась Мэри. Между ними не было точки соприкосновения. Это было ни хорошо, ни плохо. С Мэри он провел самые тихие месяца своей жизни. Спокойные, нормальные, скучные, в хорошем смысле этого слова. Он помнил свою жизнь в родительском доме. Джон проводил вечера у телевизора или же за игрой в настольные игры. Но он покинул эту жизнь, уйдя в армию (убежав, если быть точнее, в то время война с Гарри была ожесточенной), а затем вернулся к нормальной жизни. А затем к Шерлоку, а затем к Мэри… Джон мог бы нарисовать график своей жизни, поставив координаты на нужных промежутках. На эти дни пришлась вторая годовщина смерти Шерлока, и у Джона было свидание с Мэри. Он проснулся рано, пошел на кладбище, пробыл там пару часов, разговаривая с надгробным камнем, а потом ушел. Цветы, которые Джон купил для Мэри, он оставил Шерлоку. Отношения стали более крепкими, чем Джон предполагал, за эти месяцы из простых свиданий они превратились во что-то более официальное. У них появились общие даты, события. Пара переехала поближе к Бейкер-Стрит. Настолько близко, насколько смог вынести Джон. Через пару недель Ватсон стал делать то, на что не решался долгое время. Он навестил миссис Хадсон и позвонил Молли (бедняжка расплакалась, стоило ей услышать голос друга в трубке), он начал делать те вещи, которые никогда не делал. Покупка новых штор, подушек, все для обустройства нового «дома». Хотя во всем этом было что-то знакомое - жить с кем-то - он не мог сказать, что это то же самое. Шерлока не интересовал цвет штор или из какого ворса сделан ковер. Все было по-другому за исключением маленькой детали, которая соединяла прошлое и настоящее, которая позволяла Джону оставаться самим собой, несмотря на все жизненные перемены: Джон продолжал посещать могилу Шерлока. Первую годовщину смерти детектива Джон провел на улице, прячась от всех. Окружающие были уверены, что он не в порядке, Лестрейд всерьез задумывался о том, чтобы посадить доктора на пару дней в камеру, лишь бы тот не сошел с ума. Но Джон заверил его, что, несмотря на то, что он безумно скучает, с ним все в порядке, и он не собирается покидать этот мир. Третья годовщина прошла чуть более весело, чем все остальные, если, конечно, вообще можно использовать это слово. Молли позвонила и предложила встретиться в Бартсе, туда же пришел и Лестрейд. Нормальные люди в таких ситуациях ходят в бар и пьют, поднимая тост за отсутствующего друга. Но они остались в морге. Молли и Лестрейд сошлись на том, что Шерлок хотел бы именно этого. Они провели вместе несколько часов, вспоминая и даже смеясь. Но Джон был вынужден вскоре покинуть их. Был человек, перед которым у него были обязательства. И хотя он с удовольствием пошел бы сейчас на Бейкер-стрит, чтобы там продолжить вспоминать, смеяться, пока не сорвется в слезы, а после обессиленно рухнуть на диван, как в те несколько раз, что он позволял себя ранее. Но он не мог. Теперь у него другие обязанности. Их с Мэри дни проходили с той естественностью и радостью пары, что только начала жить вместе. В них было место тем маленьким деталям, которые создавали моменты безграничного счастья: фильм, который нравился им обоим, или книга, или дни, когда она приходила к нему на работу, или когда вокруг Джона, зашедшего на работу к ней в школу, носились дети, которые уже узнавали его. Повседневная жизнь обычной счастливой пары. И ничего, что можно было записать в свой блог. Прошло два с половиной года. Весной Джон и Мэри поженились. На их свадьбе были все их друзья, Молли, Лестрейд, миссис Хадсон, даже Гарри со своей новой подругой. Наконец наступили дни, когда Джон думал о Шерлоке всего один раз после того, как гасил свет. Во снах Шерлок приходил снова и снова.