Protect me

      Тяжело вздохнув и смахнув челку со лба, я снова попытался зажать тонкий провод у основания и поднести лазерный паяльник к месту спаивания. Эта трудоемкая работа начинала здорово злить. Чертов провод никак не поддавался, каждую секунду так и норовил выскользнуть из зажимов, чтобы хлестнуть меня по носу. Я провозился с ненавистной микросхемой памяти около пятнадцати минут в надежде вернуть к жизни системный блок голографического стола. Получалось из рук вон плохо. Черт меня дернул взяться за это. Весь свободный вечер, а подобными вечерами не так уж богата насыщенная жизнь особы королевских кровей, я был вынужден потратить на исправление некорректной работы голографического изображения и продолжительности загрузки интерфейса. И все потому, что кто-то чрезвычайно чувствительный внял страждущим речам Хомураби об анахронизме использования обычных раскладных карт. Я совершенно безнадежен. Можно было спокойно, без спешки, разобрать корпус, извлечь микросхему и совершенно свободно заниматься ее отладкой за рабочим столом, но нет. Это слишком просто! Лучше, конечно, провести несколько мучительных минут под столом, периодически стучась лбом о столешницу и чертыхаясь. А теперь это уже дело принципа – закончить начатое во что бы то ни стало. Иногда мне кажется, мое упрямство в сравнении с упрямством Широгане имеет все основания называться ослиным.       Харуми, восседая на бильярдном столе, болтала без умолку. И я был чертовски ей благодарен за веселый беззаботный тон. Пусть даже я не особо вникал в смысл ее рассказов. Но они отвлекали от собственных мрачных мыслей. Тревога тяжелым камнем залегла на сердце, и ощущал я себя сейчас крайне неуверенно, находясь на грани полного краха в подвешенном состоянии. Хотелось бы верить, что Харуми ни о чем не подозревает.       Из ее монолога, изредка прерываемого моим одобрительным мычанием, я почерпнул для себя много информации, ценность которой была весьма сомнительна. Пересуды и сплетни всегда сопровождали и будут сопровождать частную жизнь высокопоставленных лиц. Я относился к подобным явлениям спокойно ровно до той поры, пока они не коснулись лично меня. Тогда я ощутил всю прелесть жизни публичного человека. И это мне, мягко говоря, не понравилось. Особенно не нравилось, когда слухи преподносились под соусом великого благодеяния со стороны доносившего. А доносы, как оказалось, даже в столь сбалансированном мире дело обычное. Кто-то хотел получить повышение, кого-то устроил бы статус «информатора», кого-то сильно раздражал конкурент. Первое время я страдал от приступов благородной ярости, пока Широгане меня не образумил, строго-настрого запретив идти на поводу у собственных чувств. Для вопросов государственной безопасности есть министерство внутренних дел и разведка. Для слухов и сплетен – только беруши и умение отделять зерна от плевел. Но поскольку для второго нужен личный немалый опыт, Широгане, давая совет, ограничился первым.       По истечении получаса я располагал следующими полевыми разведданными. Шисуи накануне провел совместный ужин с Арисой. Гм, и что? В конце концов, в мире Баланса никто не отменял чувств и эмоций. Советник по финансам устроил знатную перепалку с заведующим по кухне из-за неисправности складского оборудования. Девушка из архива сетовала на смелые взгляды со стороны Хомураби. А вот последний пункт меня заинтересовал несказанно. Что делал Хомураби в архиве Светлого дворца? Кто допустил? К каким документам? Харуми, пожав плечами, пояснила, что девушка из архива ужасно впечатлительна и частенько сама ищет повод для встречи. И тем не менее ситуация странная. Я это просто так не оставлю.       Порой меня поражала интуиция Широгане в вопросе подбора персонала. Из всех возможных претендентов на второе «дитя» Света он настоял именно на кандидатуре Харуми. За всей ее внешней болтливостью и детской непосредственностью скрывались поразительная наблюдательность и невероятная женская хитрость. Воистину это редкий дар – найти подход к каждому, втереться в доверие, вызнать информацию и выложить ее мне как на духу с чувством выполненного долга. Харуми умудрилась даже найти общий язык с Ирэн. С той самой Ирэн, которая мало с кем ладит, держится особняком и давно уже воспринимается как инструмент Широгане. Послушная и предсказуемая как самая настоящая тень, неизменно сопровождающая своего короля. Иронизируя, Хомураби как-то раз очень точно назвал ее предвестником.       Харуми же из всех знакомых выделяла Ирэн по-особенному. Была в ее неконтролируемых речах какая-то восторженность, увлеченность, завуалированная теплота. И порой, забываясь и отключаясь от житейских проблем, я узнавал в этой восторженной девчонке себя. Это смущало, раздражало, злило, в конце концов. Но я смирился. В том числе и с тем, что испытываю к Широгане отнюдь не самые невинные и быстро исчезающие в калейдоскопе дней, месяцев и лет чувства. Что-то чуть меньшее, чем восторг, что-то чуть большее, чем дружба. — И, кстати, Широгане-сама преподнес Ирэн подарок.       Вот это новости! У меня неосознанно вырвалось совсем не королевское «чего», и в следующий момент я снова потирал многострадальный лоб. Чтобы Широгане просто так решил расщедриться? Да никогда. Для Широгане, как короля, подарок имел особенное значение и преподносился исключительно по случаю. Личным симпатиям не было и нет места в профессиональных отношениях, а Широгане относился весьма серьезно к традициям и нормам придворного этикета. По крайней мере, ничего вопиюще невежественного он себе никогда не позволял. И тут подарок! Для Ирэн. От Широгане. Я уже говорил, что эту парочку связывают странные отношения?       И все-таки я сделал этот провод. Черт, да я победитель! — Откуда такая информация?       Спросив, я выбрался из-под стола и взял металлический корпус с отверткой. — Гравировка на шпаге. — Ну, я слышал, что Ирэн занималась спортивным фехтованием, будучи человеком. Быстро она доросла до личного оружия.       Харуми только фыркнула и провокационно протянула: — Да ладно тебе! Подарок от короля! Такая вещь дорогого стоит.       Ох, знала бы Харуми, как она права и как меня это бесит! — Широгане просто так ничего не делает. Тем более не дарит оружие с королевской гравировкой. Больше похоже на получение определенного статуса.       Потому что только этим еще можно объяснить данную ситуацию. Оружие с королевской гравировкой, как правило, вручалось лицам особо приближенным, ответственным за безопасность короля, за исполнение особых поручений. Иными словами, за неполные два года Широгане полностью убедился в преданности Ирэн. Странно. Это совершенно не в его духе – доверять кому-либо до такой степени. — Твоя логика как всегда безупречна, мой король, — заискивающе до фальши объявила Харуми. — Терпеть не могу, когда ты так делаешь. — Знаю. Извини. Просто захотелось поделиться. Ирэн действительно получила статус особо приближенной. Обогнала даже опытного Чарльза.       Досадно крайне, ничего не скажешь. Для Широгане это присуждение и подарок – лишний повод позлить Ирэн. Для Ирэн – лишний повод возненавидеть Широгане еще больше. Но, глядя на этот занятный тандем, я все больше убеждаюсь в том, что им суждено было встретиться на нелегком жизненном пути. Ирэн, весь карьерный рост которой строился по принципу «превозмогай», не могла не воспользоваться предоставленными Широгане возможностями. А Широгане, который привык требовать от подчиненных, казалось, невыполнимого, нашел идеальный вариант для своих дидактических вложений. Если кто-то мне скажет, что это простая случайность, тому я рассмеюсь в лицо. — Отлично. Теперь Широгане будет таскать ее за собой повсюду, — раздраженно обронил я.       Харуми же истолковала мои эмоции по-своему: — Ты считаешь, она этого не заслуживает? — Я не о том совершенно. По традиции статус приближенного должен был получить Чарльз. — Ну конечно. «It`s a man`s world». И мир Баланса погряз в тех же предрассудках. — О, Свет, при чем здесь сексизм? – возмутился я, забираясь под стол. — А при чем тут Чарльз? Из него организатор никакой, откровенно говоря.       Я зафиксировал корпус над микросхемой и обреченно выдохнул: с Харуми не поспоришь. Чарльз – отличный финансист, как говорил Широгане, но совершенно отвратительный руководитель. Для продуктивной работы ему нужна была полная свобода действий и гибкий график. При жизни человеком Чарльз, кажется, успешно работал брокером в нью-йоркской штаб-квартире AMEX. Семьи не имел, подружку менял традиционно раз в месяц и воплощал в себе черты героя нашего времени американского разлива. Богатого, успешного и сорокалетнего холостяка в полном расцвете сил. А потом резко по нисходящей: алкоголь, наркотики, разбитая машина, кома и… могла бы быть смерть. Но Широгане успел. Контракт был заключен. И Чарльз, похоже, обрел новый смысл жизни. Еще бы! Нечасто правитель доверяет новичку заботу о бюджетной сфере королевства. И даже регулярные конфликты на профессиональной почве не смущали ни одного, ни другого. В общем, чего Широгане терпеть не мог, так это посредственности. А все отрицательные моменты личного взаимодействия казались ему обычными разногласиями и недопониманием. Надо сказать, тут он снова был прав. А вот я Чарльзу не нравился совершенно. И это было взаимно. Широгане говорил что-то о том, что Чарльз – заложник человеческих предрассудков. Возможно, он принимал меня за эдакого вундеркинда, сумевшего в шестнадцать лет занять престол, и старался держаться подальше. Не знаю, мне же он не нравился интуитивно. Слишком скользкий и наглый тип. Но, вероятно, именно это Широгане в нем и устраивало.       К счастью, я видел Чарльза слишком редко для того, чтобы окончательно возненавидеть. Но по первенству обращения он имел все основания получить статус особо приближенного. — Ладно, в любом случае это решение Широгане. И насколько оно целесообразное, знает только он.       Вытерев руки и швырнув тряпку на пол, рядом с инструментами, я встал на колени и попытался включить изображение стола. Желтые лучи неспешно потянулись вверх, искривились, дернусь, исчезли на мгновение, чтобы вернуться вновь, образовав мельчайшую сетку. Появился объем, форма. И через некоторое время я с улыбкой узнал на изображении географический ландшафт Светлого королевства.       Харуми спрыгнула с бильярдного стола и осторожно подошла ко мне, остановившись за спиной. — Он и в самом деле работает, — потрясенно прошептала она, как будто боялась спугнуть нестабильную картинку. — Я же говорил.       Изображение запаздывало за движением руки. Выстраивалось и зависало. Текстуры кое-где слетали. Загрузка занимала слишком много времени. В общем, проблем было еще предостаточно, но ситуация казалась уже не такой безнадежной, как еще часа два назад. — Реанимация прошла успешно. Состояние пациента удовлетворительное, — с улыбкой сказала Харуми, едва коснувшись подбородком моего плеча. — Ну, можно сказать и так, полагаю.       Я повернул голову, и легкое дыхание Харуми коснулось щеки. — Это надо отпраздновать, — тихо предложила она. — Надо, — согласился я.       А потом случилось то самое неприятное «внезапно», которое роковым образом меняет до неузнаваемости любую интимную атмосферу. Дверь бесцеремонно распахнулась, и в комнату царственно прошагал Ко. Меня несколько удивило то, что я не смог вовремя почувствовать его приближение. Случайность? Едва ли. Если только я чего-то не знаю о каких-нибудь других его сверхспособностях. Да ты просто кладезь талантов, Ко! — Вот вы где! Свидание в комнате отдыха? А ты молодец, Аки!       Он предсказуем до невозможности, этот Ко.       Резко выпрямившись, Харуми развернулась и с гордым видом объявила: — Для того, кто настолько проницателен, ты слишком беспардонен. — Да ладно тебе, Хару. К основному блюду вы даже не приблизились.       Я ожидал чего угодно, только не этого. Харуми не смутилась, смутился как раз я. Она не залилась театрально краской, а совершенно спокойно и уверенно завернула в адрес Ко следующее: — Животное начало в тебе никогда не дремлет, я смотрю.       Ко ослепительно улыбнулся. Но в глубине глаз скользнуло что-то совершенно звериное. Как бывало только в те моменты, когда он получал от Широгане очередной словесный удар под дых. Харуми же демонстративно сложила на груди руки и вопросительно уставилась на Ко. Знакомая история. Сейчас он снова отпустит скабрезную шуточку, а Харуми отправит в моральный нокаут его гордость напоминанием об Ирэн. Этого нельзя было допустить. Мной двигала мужская солидарность, и я, поднявшись с колен, поспешно вмешался: — Кстати о блюде. Харуми, распорядись насчет ужина на троих в малой столовой, пожалуйста.       Ослушаться приказа она не могла. Но и уйти без спецэффектов, конечно же, тоже было не в ее правилах. Вернувшись к бильярдному столу, Харуми покатала ладонью красный шар и одним движением отправила его аккурат в лунку на противоположном краю. Не велика заслуга для бойца, отличающегося высокой точностью своих атак. Но входить в режим язвы и напоминать ей об этом как-то не хотелось. Поэтому я, сложив на груди руки, только стоически проводил ее фигуру взглядом.       Предлог с ужином, конечно, был весьма неубедителен. Но любопытство Харуми заканчивалось там, где начиналось мое раздражение. И она подчинилась. Когда дверь за ее спиной закрылась, я выключил изображение и нетерпеливо спросил: — Ну? Что ты выяснил?       Рухнув в кресло у электрокамина с парогенератором, Ко развел руками и задумался на какое-то время. А я вдруг поймал себя на мысли, что Широгане наверняка пришел бы в ярость от столь непочтительного жеста со стороны подчиненного – сидеть в присутствии стоящего короля. И, по всей видимости, Ко догадался о природе моего замешательства, потому что за какие-то доли секунды на его лице хаотично сменилось несколько эмоций. Недоумение, удивление, растерянность, неловкость… Раньше я не обратил бы на расхлябанное поведение Ко никакого внимания. Что же изменилось сейчас?       Ко поспешно и неуклюже попытался подняться, и, пожалуй, все стало только хуже. Потому что теперь неловкость ощущал я. Ситуация, прямо скажем, несвойственная для людей, которых связывает дружба. Решительным жестом я остановил его и сам опустился в соседнее кресло. — Я... – начал Ко неуверенно.       Вот только извинений мне сейчас не хватало. — Не бери в голову. Что там с участком?       За что я всегда любил Ко, так это за тонкое умение не развивать неловкую ситуацию до состояния, обратного катарсису. И секунду спустя Ко удалось создать впечатление, будто он уже совершенно обо всем забыл. — Откровенно говоря, когда ты отправлял меня на участок днем, я думал, что вы с Широгане окончательно заигрались в свои около дворцовые интриги. Однако увиденное на семьдесят девятом заставило меня изменить мнение. — Не тяни. — Я не знаю, запечатывал ли Широгане тьму на участке, никаких следов этого я там не обнаружил. И, что характерно, разрыв только увеличился. — Выводы?       Ко откинулся на спинку кресла и, емко ругнувшись, подвел итог. — Да черт его знает.       И вдруг вспомнил: – И еще. Я совсем не ожидал почуять на участке посторонний запах. Незнакомый. Я попытался взять след, но он терялся ровно на границе между миром людей и этим миром. Ты знаешь, Аки, я, может, и не блещу интеллектом, но подозреваю, что ситуация отвратительная.       В точку, Ко.       Один нюанс меня все же смутил. Незнакомый запах. Ко не почуял членов Совета? Или это был совсем не Совет? — Человеческий запах? Или… — Именно «или», — перебил меня Ко и нахмурился, — Он несет в себе отголоски запахов нескольких… существ. Среди которых ясно ощущается твой. — Разрыв впитал энергию фактора. Ничего удивительного, что там остались следы моего присутствия.       Сейчас мне хотелось только одного – скорее закончить этот разговор. Существовал немалый риск того, что Ко, воспользовавшись ситуацией, попробует выведать у меня информацию. А я не хотел провоцировать разлад и панику во дворце. Потому что дела правителей Светлого королевства складывались настолько отвратительно, насколько это только возможно. Шисуи не доверяли. И это было понятно. Король, предавший собственный народ и трусливо скрывшийся в человеческом мире, доверия, мягко говоря, не вызывает. Ко мне же относились скептически. Из-за возраста, из-за абсолютной личностной непохожести на Рюуко, из-за неверия в ритуалы перерождения и воскрешения. Кроме того, во дворце явно присутствовали реи, способные встать на сторону Совета. В Темном государстве положение было симметрично шаткое: некогда диктаторский режим Хомураби и внезапно вернувшийся из изгнания Широгане. Но и к самому Совету возникало много вопросов. А посему не время паниковать.       Я поднялся и, пройдя к столу, взял белую накидку. До слуха донеслось тихое: — Может, ты и прав.       Что бы Ко ни говорил о своем интеллекте, дураком он точно не был. Я вздохнул и, опустив накидку на плечи, щелкнул застежкой. — Идем в столовую, Ко. Я приглашаю. — Аки, — он замялся, запустив руку в волосы на затылке. – Не знаю, что ты задумал, но… я с тобой. До конца.       И это особенно ценно. Спасибо. — Будем надеяться, конец нескоро, — улыбнулся я.       Ответив добродушной улыбкой, Ко ловко поднялся. И мы, покинув комнату отдыха, спустились к ужину.       Только аппетита не было совершенно, и я мысленно радовался, что проницательный Широгане за столом не присутствует. Изображать же вовлеченного в беседу мне труда не составляло. Короткие «да», «безусловно», «я понимаю» избавили от необходимости мучительно обдумывать ответ на вопрос, который я мог не расслышать.       Ко принес скверные вести. Безусловно, сомнений в том, что Широгане использовал технику темной печати на участке, у меня не возникало. В данном вопросе я доверял полностью его профессионализму. И, если существовала хоть малейшая вероятность того, что разрыв использовался как портал, Широгане, недолго думая, поспешил бы от него избавиться. Однако кто-то весьма умелый ухитрился снять печать – одну из самых сложных и могущественных техник мира Баланса. И если этот Совет так силен, то у нас огромные проблемы. По крайней мере, Широгане всеми силами пытается перевести стрелки именно на Совет. И никто не знает точно – живы его члены или нет. Какой-то мифический Совет, который каким-то мифическим образом влияет на баланс сил в мире. Широгане хоть представляет, как это выглядит со стороны? Борьба с ветряными мельницами и только. Но факт остается фактом. Ко подтвердил, что мы имеем дело с третьей стороной, численность, силы и способности которой нам неизвестны. И при чем тут мой запах? Да, наследил я там, на участке, знатно, но едва ли это так радикально повлияло на разрыв. Единственная, кто хранит в себе часть моей генетической структуры, — это Харуми. Но уж ее-то на семьдесят девятом точно не было.       Я лениво поковырял вилкой лосось под соусом и вздохнул. Никогда бы не подумал, что моя нервная система настолько уязвима. У Ко и Харуми проблем с аппетитом сейчас точно не наблюдалось. И их настроение ничем омрачено не было. Блажен, кто не ведает. Они беззаботно переговаривались, а я за последние двадцать минут разглядел до мельчайших деталей тонкое кружево узора на белоснежной скатерти.       За широкими окнами уже зажглись вечерние фонари, посеребрив пыльцу дождя. Морось – это все, что осталось от устроенного мной дневного ливня. Из-за мерзопакостной погоды сумерки окутали Светлый дворец неприлично рано.       Ко затеял давнишний спор о тактике виртуальных поединков. Харуми с ее внушительным игровым опытом не могла не принять брошенный Ко вызов. Ожесточенные бои за столом были преисполнены пафосом, лозунгами и яростным наступлением боевых машин пехоты. Ко красочно разорялся о бесспорном превосходстве авиации. Харуми вещала о грамотной комбинации атак, в том числе и воздушной артиллерии. И вместе им удалось втянуть меня в эту бестолковую дискуссию, которая могла быть завершена только бесчеловечным применением ядерного оружия. Что я и сделал, вызвав гневные и обиженные замечания типа «с тобой каши не сваришь». А потом, следуя какими-то волшебными логическими тропами, мы вышли к обсуждению политической системы мира Баланса. Я и не заметил, как взъярился, когда Ко с просветленным лицом бросился рассуждать о Гармонии. Хорошо же здешняя система промывает подданным мозги. — Весь этот гармонический пантеон был создан только для заключения постоянного мира между Светлой и Темной стороной. Когда-то, Ко, и эта цивилизация строилась на крови. И то, что со временем Рюуко и Широгане пришли к единому мнению, здорово упростило жизнь во всей Вселенной.       Ко встретил мое возмущение удивленным: — Ты прочитал «Сказание о Свете»? — Давно. Сейчас я просто пришел к выводу, что в нем слишком много мифов, похожих на правду. — Идея о единоличном правлении Широгане в дремучие времена мне кажется смешной, — парировал он. — Тьма дала жизнь Свету. И это уже не миф, а научный факт. Ты знал, к примеру, что Вселенная на девяносто пять процентов состоит из материи и энергии Темного происхождения?       Ко замер, перестав жевать, и уставился на меня, внимательно изучая. Даже Харуми, заметив его реакцию, удивленно глянула в мою сторону. — Что? – спросил я, чувствуя неладное в этой затянувшейся паузе. — Да нет, — протянул Ко. – Ничего. Просто меня внезапно посетило чувство дежавю.       Воцарилось неловкое молчание. Меня уже порядком начинала раздражать эта траурная тишина при любом не ко времени оброненном упоминании о Рюуко. Даже если его имя не звучало, то события, связанные с ним, постоянно всплывали в умах поданных и королей.       Почувствовав на себе пристальный взгляд Харуми, я пожал плечами и поднял на нее глаза. — А мне кажется, Акира прав, — поддержала она.       Решивший было, что спор выигран, Ко недовольно поерзал на стуле и перехватил приборы в руках поудобнее. — Ну, допустим. Я все равно не понимаю, с какой стати Широгане так просто согласился с тем, чтобы все забыли о его первичности. — Потому что таково основное условие Гармонии, — пояснил я. – Одномоментное рождение констант. Нет базовой материи, есть священное равенство и братство. — Вряд ли Широгане способен на такое благородство. — Широгане на многое способен. И Гармония его вполне устраивала. То, что впоследствии развился культ Света, и Тьму низвели до уровня обыкновенной Тени, вряд ли ему понравилось. Причем сам Рюуко, заметь, никогда не называл Широгане своей Тенью. Даже мне не сразу хватило ума не принимать навязанные условия игры. — Извини, Аки, но это мало похоже на правду. — Почему же, – гордо вмешалась Харуми. — Земные мужчины тысячелетиями доказывали женщинам свое божественное происхождение. А женщины это молча терпели. Да и сейчас все еще прощают мужчинам их желание самоутвердиться за счет физически слабого. Хотя учеными уже давно доказано, что женский пол базовый.       Харуми села на любимого конька. А я едва не подавился отправленным в рот куском холодного лосося. Ко был старше Харуми, опытнее, в некоторых вопросах, возможно, мудрее. И одно дело говорить об эмансипации женщин со мной, а другое… Черт! Вмешаюсь – прослыву шовинистом. Не вмешаюсь – окажусь не мужчиной, а тряпкой и подкаблучником. Так, Акира, сохраняй здравомыслие и холодную логику.       Я пожал плечами и, прожевав, ответил: — Ну, это не совсем точный пример. Широгане все-таки полностью сохранил за собой права Темного короля. Но отчасти ситуация схожая.       Да! Это верх дипломатии! Блестяще, Ваше Величество.       Звякнули приборы о края тарелки, и Ко, подперев рукой подбородок, посмотрел на Харуми. — И откуда в современных женщинах такое стремление к независимости? – завел он старую шарманку. — А может, оттого, что современные женщины, наконец, поняли, что вполне самостоятельны и способны прожить без вашего рокового вмешательства? — Слова истинной феминистки, — сдался Ко и принялся доедать свой ужин. — Как будто это что-то плохое, — проворчала она.       И до десерта скользких тем Гармонии и феминизма мы больше не касались. А после ужина я распорядился, чтобы в комнате отдыха ничего не трогали, и благополучно отправился в свои покои. С работой голографического стола я разберусь завтра. Видимо, придется оттащить его в лабораторию и основательно поковыряться в системе. Это было в какой-то степени удивительно – руки помнили то, чему разум не всегда мог найти объяснение. А, следовательно, я использую возможности мозга в минимальном объеме. Что-то ограничивает не только доступ к воспоминаниям, но и к целым пластам научных знаний. Наверное, об этом и говорил Широгане. Рюуко пытался скорректировать мою личность и потенциал. И, если я проявлял любопытство, выходящее за допустимые рамки, заключенное во мне зверье начинало яростно метаться, выть и бросаться на стены. Это всегда действовало безотказно. Я пугался и отступал.       Занятия с Широгане помогли мне избавиться от панического страха, и сейчас я все чаще подходил к клетке вплотную и сжимал руками прутья решетки. Но сам зверь никогда не показывался на свет, только таращился на меня из угла прищуренными ярко-красными глазами. Иногда, скорее даже редко, меня мучили головные боли. И, когда было уже совсем невмоготу, я звал Шисуи. Он слушал, кивал и отмалчивался, а потом подолгу о чем-то беседовал с Широгане. Раньше я и подумать не мог, что происходящее как-то связано с моим не совсем обычным генетическим содержанием. Но теперь знаю точно, и это знание не делает меня счастливым.       Рабочий стол отреагировал на движение руки и, активировав голограмму, вывел на столешницу изображение клавиатуры. Регистратор почты негромко шумел, анализируя полученные письма. Я опустился в кресло и коснулся пальцами клавиш. Система вывела на экран аналитику за последние пять часов и предложила ознакомиться с входящей корреспонденцией. С пометкой «срочно» было одно письмо от Шисуи. Он настаивал, чтобы я просмотрел прикрепленный файл и сделал наброски предложений к завтрашнему обсуждению законопроекта о создании антикризисного фонда. А это значит, что утром мне предстоит выслушивать увещевания советника по экономике. И он будет за любезной улыбкой тщетно скрывать раздражение и усталость, когда я в очередной раз откажусь ставить подпись под его почеркушками. С молодостью старики редко считаются. И каждый из них мнит себя экспертом в той или иной области.       Спустя два с лишним часа я закончил с текущими делами, отправил Шисуи файл с предложениями и пролистал почту с пометкой «важно». Здесь был и протокол патрульной службы, отправленный Хомураби. Вообще, конечно, странно. Нет, это не протокола касается, скорее, всей ситуации. Мир Баланса привык к строгому делению на два королевства, две нации, два подданства. Так было всегда, испокон веков. И тут появляется нечто, казалось бы, понятное для всех, но в тоже время абсолютно нелогичное. Реи, не имеющие подданства Светлого королевства. Нонсенс! И потом… Членов Совета я не помнил. Ни лиц, ни имен, ни происхождения, ни рода деятельности – ничего из этого. То есть умело наплети мне Широгане о подкроватных монстрах, я бы и в них поверил?       В центральном архиве информации о Совете не сохранилось. А вот в базе нормативных актов должно было остаться хоть одно ничтожное упоминание. Открыв окно программы, я ввел один запрос, потом другой, потом третий. «Не обнаружено», — сухо твердил мне электронный голос. Ладно. А так?        «Реи. Чистая кровь».       Доступ к персональным данным закрыт согласно приказу Темного короля номер такой-то от девятнадцатого декабря такого-то года. Чудно. Номер приказа начинается с единицы. Значит, приказ подписан Широгане.       У меня закрались определенные сомнения еще задолго до событий на участке. Не могло быть все так просто. Не из каких-то там моральных побуждений Рюуко откорректировал собственную память. Не из любви к экспериментам Широгане протащил меня сквозь все это дерьмо и усадил на Светлый трон. Ситуация явно была гораздо серьезнее. Похоже, я столкнулся лицом к лицу с тайной достаточно мрачной и тяжелой, не предназначенной для моего понимания. И, черт, как же я ненавидел подобные истории. Это может показаться романтичным только в шпионских сагах о суперуспешных секретных агентах, но не в жизни. На деле же оказывается, что за всеми тайнами государственной важности кроется громаднейший пласт грязи, лжи и лицемерия. И теперь мне, как правителю, предлагается играть по заведенным правилам. Всем наплевать, что я сам об этом думаю. Я король, у королей свобода выбора ограничена их способностями изворачиваться и подыгрывать системе, творя в кулуарах такое, что и вслух-то сказать никто не осмелится. Ибо ничто не должно угрожать священной монархии.       Я никогда не был убежденным моралистом. Но, мне думается, любой случайно оказавшийся замешанным в такой скверной истории человек поразится тому, что на самом деле таит за собой большая политика. Впрочем, ладно, не в этом суть. Рано или поздно я сам стану носителем тайн. Тайн архиважных и чрезвычайно опасных в масштабах этого мира и, вероятно, Вселенной. Участь незавидная, и выбирать не приходится. Широгане тоже выбирать особенно не приходится, но, когда все рушится, ситуация накалена до предела и политики не стесняются в выражениях и средствах воздействия, он себя чувствует как рыба в воде. Да, он консервативен донельзя, но хорошая государственная встряска еще никогда не заставляла его опускать руки. И вообще…       Произошедшее сегодняшним утром здорово подорвало мое моральное состояние. Я впервые за все время нашего с Широгане знакомства так… переволновался, что ли. Когда-то мы сражались спина к спине с кокучи, противостояли Хомураби, опасность всегда преследовала нас по пятам на территории границ, наконец. Но только сейчас я всерьез задумался о том, что Широгане, при всей бесконечности его жизни, все-таки достаточно уязвим. И, черт возьми, ему на протяжении последних лет удавалось создавать впечатление какой-то совершенной незыблемости и надежности. С Широгане ничего не могло случиться, потому что он – Широгане. И потому что он умудрился втравить меня в дичайшую авантюру со Светлым престолом. Я вряд ли буду ему за это когда-нибудь благодарен, но, однако… Сегодня, оглядываясь на все свои действия еще недельной давности, я ощущаю только стыд, яростный и обжигающий. Разве можно быть еще большим кретином? Самонадеянным, наглым, бесцеремонным дураком, каковым я себя выставил? Это чертово глупое подростковое увлечение! Хватать Широгане, целовать его, игнорировать его вполне объяснимые эмоции и действия, как будто он не равная мне личность, а какая-то вещица. Все заполонил только этот стремящийся к обладанию эгоизм мальчишки пубертатного возраста. Мне, правда, стыдно. Я вел себя прескверно и совсем недостойно. Рюуко себе такого никогда бы не позволил. Но Рюуко никогда и не был подростком.       Я постоянно говорю об уважении, о том, чтобы меня признали равным, но ни разу не продемонстрировал качества, за которые меня действительно можно было бы признать достойным правителем, напарником, партнером. Хорошо я научился только думать и трепаться. И это вряд ли достойно уважения. Только сей безрадостный самоанализ проведен не для того, чтобы пожалеть себя. И уж точно не для того, чтобы нестись сломя голову и после извиняться перед Широгане. Да, я виноват, но его это ни в коей мере не делает образцом добродетели. Я вел себя как последний придурок, а Широгане этим благополучно пользовался. Глупо, должно быть, извиняться за предоставленную возможность. И все же… Для чего я так неистово сокрушался? Предположим, я решил кое-что изменить в своем поведении. На протяжении слишком долгого времени стыд был моим постоянным спутником.       Я закрыл программу просмотра документов и потянулся. Усталость лениво разлилась по телу. К черту все. С королевскими обязанностями на сегодня покончено, с политологией и стратегическим планированием я разберусь завтра. Решено.       Внезапно в левом верхнем углу экрана замигал значок напротив номера абонентского пункта в покоях Широгане. Вот уж, действительно, кого не смущает ни усталость, ни позднее время, ни собственное самочувствие! Его и, судя по всему, Хомураби. Последний был доступен для обмена документами и сообщениями с момента моего подключения. Махровые трудоголики.       Некоторое время я решался, но потом все же открыл обмен оперативными сообщениями и написал короткое: «Как ты»? Надеюсь, Широгане простит мне такое фамильярное общение без протокола. Не думаю, что их личная переписка с Рюуко была всегда строго официальна. Да и черт знает, как Широгане вообще отреагирует на столь живой интерес к его персоне. Может и проигнорировать, не обратить внимания… Ага, чтобы Широгане и не обратил внимания? Я успокаивал себя только тем, что ничего из ряда вон выходящего не написал. Самый обычный вопрос. Имею же я, в конце концов, право просто узнать о его самочувствии после того, что произошло на совещании. Это жест вежливости, только и всего. Какого черта я так нервничаю? Не нужно было ничего писать. Если Широгане подключился к защищенной сети, значит, явно собрался работать. И, стало быть, самочувствие у него вполне неплохое. Когда я, наконец, научусь думать?       На экране появилось уведомление о полученном сообщении. Широгане ответил. Так. Все отлично. Худшее уже позади, надо только вздохнуть поглубже и нажать «Открыть».        «Уверен, что гораздо лучше, чем ты сейчас. Но спасибо».       Иди к черту, Широгане!       В сердцах я гневно стукнул по кнопке выключения экрана и поднялся. Вот оно, хваленое идеально сбалансированное дворцовое воспитание! Широгане в принципе может обойтись без своего дражайшего сарказма, истинные тонкость и меткость которого понятны исключительно ему самому? Иногда я всерьез задумываюсь над тем, что он получает определенно садистское удовольствие от произведенного им впечатления. Эдакая игра, постоянная, нескончаемая, каждодневная. Как он не устает от собственного маскарада?       Поостыв, я махнул рукой на ставшее уже привычным поведение Широгане и улыбнулся. По крайней мере, он снова в строю и снова не упускает возможности меня задеть, а это верный показатель его прекрасного самочувствия и безоблачного настроения.       Единственное, Широгане… И для каких таких игр ты истощил все свои энергетические запасы? И когда ты собираешься снова воспользоваться моими способностями?

* * *

      Легкий шорох простыней нарушил ленивую вечернюю тишину в спальне. Тени послушно отступили, и приглушенный свет мягко очертил две обнаженные фигуры на широкой кровати. Блеснуло серебро на фоне черного. Бледная рука уверенно скользнула по смуглой коже. Небрежно спустилась вдоль ребер, коснулась рельефного живота, переместилась на бедро и вдруг остановилась. — Ты слишком напряжен. Так у меня вряд ли что-нибудь получится, — заключил Широгане и со вздохом устало прикрыл глаза. — Да… прости. Голова совсем другим занята.       Широгане опустился на подушку рядом и задумчиво устремил взгляд в расписной потолок. — Я заметил. Иногда мне кажется, ты спишь не со мной, а со своими экспериментами.       Снова эти привычные, тонко завуалированные под раздражение нотки уязвленного самолюбия. Рюуко мягко улыбнулся и повернул голову, чтобы взглянуть на Широгане. Уж сколько времени прошло, а его замечания и укоры не меняются. Могут меняться интонация, способ подачи, мимика и жесты, но не основной посыл. Посыл оставался неизменным всегда, что бы между Рюуко и Широгане ни происходило за стенами этой комнаты. Как бы они ни ругались, ни спорили, ни отстаивали интересы своей державы, исполняя подчас роли непримиримых государственных оппонентов. Смысл всегда был один: не стоит пренебрегать моим правилом. Правило несло в себе простую истину: если дело доходило до секса, о политике и прочих нюансах профессиональной деятельности оба забывали. Когда у Широгане случалось настроение расслабиться, тогда все должно было идти исключительно по его сценарию. Мнение другой стороны учитывалось, но это не значило, что оно принималось во внимание безоговорочно. — Подчас, чтобы эксперимент закончился удачно, надо провести с ним не одну ночь.       Широгане отстраненно кивнул и покосился на Рюуко. — Не хочешь мне ничего рассказать?       Чутье Широгане тоже обмануть было непросто. С годами и опытом оно стало не просто звериным, а каким-то совершенно демоническим. Ум, хватка, циничность и изворотливость сделали бы из Широгане отличного серого кардинала, но он не умел постоянно держаться в тени. Парадоксально, но факт: свою публичность он принимал и играл по основным правилам придворного этикета, олицетворяя собой образчик мудрого и достойного самодержца. Разумеется, до тех пор, пока эти правила не противоречили его далеко не всегда добропорядочным целям. И, как мастер интриг, Широгане терпеть не мог, когда от него что-то скрывали. Еще больше он раздражался, когда подобное делал Рюуко. — Это касается последнего проекта, — на выдохе признался Рюуко и прикрыл глаза. – Я потратил на него более шести десятилетий, но по-прежнему не уверен, что учел все до мелочей. — Что, например? — А что тебя интересует? – подначил его Рюуко. — Прекрати, — улыбнулся Широгане. – Я спрашивал: что, например, ты мог не учесть в своем совершенном детище?       Рюуко помрачнел и, основательно задумавшись, уставился в потолок. — Его личность. Едва ли я смогу контролировать ее развитие и становление. — Ты боишься собственного творения? – удивился Широгане, взглянув на Рюуко с недоверием. — Я боюсь не творения, я опасаюсь не успеть. Опасаюсь последствий. Это совершенно уникальное существо, Широгане. Баланс может отнестись к нему враждебно. — Что ж. Спасибо за честность. Хорошо, что я узнаю об этом сейчас, а не в момент его рождения.       Рюуко хорошо понимал, что означает такой тон Широгане, прохладный, недоверчивый, отстраненный. Он, Широгане, что-то упустил, стал беспечным, потерял контроль. А это недопустимо для того, кто привык знать и контролировать все на своей территории. — И если я не успею, последние приготовления должен будет провести Шисуи. У нас не так много времени осталось.       Широгане молчал, и Рюуко делалось все больше не по себе. Внутри тугой спиралью скручивалась тревога. Виток за витком. Медленно, осторожно и плотно, еще плотнее. Да так, что дышать становилось нечем в ожидании. Однако откладывать разговор на более благоприятное время было уже невозможно. Будет ли у Рюуко это время? Он не знал и очень сомневался. Широгане не мог вечно отмалчиваться. Он должен был, наконец, заговорить о грядущем. А Рюуко… возможно, он боялся дурного исхода еще больше. Но не смерть его страшила. — Не так много времени до чего? – как будто нехотя спросил Широгане и тревожно замер.       Печально улыбнувшись, Рюуко протянул руку и коснулся пальцами лица Широгане. — Ты знаешь. Мое время уходит, Широгане. И куда стремительнее, чем раньше, — он вздохнул. – Для Баланса важен ты, как основа основ, базовая материя. Нельзя допустить, чтобы сокрушительный удар противника был направлен на тебя.       Подушечки пальцев очертили скулы и вскоре замерли у подбородка. Рюуко осторожно повернул лицо Широгане к себе. — Я об этом позабочусь.       Недобрая улыбка растянула губы Широгане. Он сильно сжал ладонью руку Рюуко и грубо отнял ее от лица. — Я сам о себе в состоянии позаботиться. Не надо держать меня за форменного глупца и успокаивать сладкими речами. Я прекрасно понимаю, что происходит. Позаботься лучше о себе, чтобы мне не пришлось вытаскивать тебя с того света.       Грубость Широгане означала только одно: разговор окончен. И совсем не так, как на то рассчитывал Рюуко. Матрас мягко прогнулся. Зашелестели простыни. И Рюуко, повернувшись, навис над рассерженным Широгане. — Не надо быть таким грубым. Тебе не придется, — солгал Рюуко, склонившись для поцелуя.       И это была та ложь, в которую ему самому хотелось верить. — Ну, больно же, в самом деле, Широгане! Ты с меня так скальп снимешь. Отпусти волосы. — Просто заткнись, Рюуко… пожалуйста.