Давай расстанемся

— Хесу-я, я так скучал, моя девочка, — из сна меня вырывает низкий голос Чанёля, он проводит огромной ладонью по моему лицу. Я вздрагиваю и открываю глаза. Просыпаться мне совсем не хотелось, ведь сон — это своего рода побег от реальности, когда можно забыться и не думать о проблемах. Сначала Чанёль растоптал мой такой налаженный мирок, а теперь — ворвался в мой сон… Он тянется к моим губам и я не успеваю оглянуться, как его язык проникает ко мне в рот, а рука ложится на бедро. Почему у меня перед глазами Юна и те снимки? Он также ее целовал, его язык исследовал ее рот, а руки гладили ее тело. Оттолкнув Чанёля, я подскочила с дивана и метнулась к окну, сжимая кулаки, чтобы не кричать от боли, которая разрывала меня на куски. Словно Чанёль закинул в меня бомбу, и она взорвалась внутри, оставив ошмётки от моего сердца. — Давай расстанемся, — я смотрю в окно, повернувшись к жениху спиной. Мой голос звучит, словно чужой, я не узнаю себя. Как же мне хочется орать, бить Чанёля, разбить эти десятки рамок с фотографиями, которые так бессовестно кричат о том, как я была счастлива с ним? О том, как быстро я влюбилась в эти огромные озорные карие глаза, этот низкий хрипловатый голос и искреннюю улыбку? О том, как я сжимаю ночами его огромную ладонь, боясь, что он исчезнет? Я была тем буфером, который сдерживал его взрывной и непростой характер, его вспышки ревности и порой дурацкие выходки. Меня не волновало, что завтра в газетах может появиться заголовок: «Пак Чанёль, наследник Park Ent. и жених известной актрисы Чжи Хесу изменил ей.» Сейчас я лишь думала о том, что делать дальше. Без Ёля. Чжи Хесу — Первая Любовь Нации, любимица Кореи. Сейчас я чувствовала себя первой идиоткой нации. Об меня вытерли ноги на глазах у всех. — Что? — Чанёль не верит своим ушам, я слышу, что он делает шаг ко мне и становится у меня за спиной. Я чувствую его дыхание, он начинает злиться. — Ты слышал. Я ухожу, — он резко разворачивает меня к себе и его глаза оказываются в паре сантиметров от моего лица, яростно сверкая. Чанёль крепко сжимает мои плечи, впиваясь пальцами в кожу. — Ты нашла другого? — Чанёль легонько меня тряхнул, он в панике пытался прочитать ответ в моем взгляде. Я в последний раз рассматривала такое любимое до боли лицо: его огромные карие раскосые глаза, эти мягкие губы, волевой подбородок и крупный нос, длинные ресницы и черные волосы. Я любила каждый миллиметр этого лица, каждую улыбку, каждую ямочку на его щеках и этот до мурашек низкий хрипловатый голос. Я любила, когда он улыбался и смешно закусывал губу или морщил нос. Я сходила с ума, когда мы занимались любовью, он всегда любил вести, а я любила быть ведомой. Буду ли я скучать? Я буду сходить с ума, буду ждать, когда он утром скажет: «Девочка моя, просыпайся», и, как обычно, стянет трусики, проводя пальцами по моим бедрам. Ёль всегда повторял, что я его первая любовь, а нация может идти к черту. Ревность волнами накрывала его, порой доводя до проблем. Мне казалось, что моего терпения хватит на двоих. Я ошибалась. — Я видела фотографии из клуба, с Юной, — равнодушно говорю я, а внутри меня погибает та Хесу, которая полностью растворилась в Чанёле. Хесу медленно тонет, захлебываясь в собственной любви, легкие наполняются водой, а безысходность тянет ко дну, словно тяжелый камень. Прощай, Чанёль. Такое впечатление, что кто-то медленно сдавливает мое горло железными пальцами. Наверное, ты был моим воздухом, зачем мне так резко запретили дышать?! Чанель молчит. Скажи же что-нибудь, черт возьми! Скажи, что я не права, что это кошмарный сон. Он закрывает руками лицо и тяжело вздыхает. — Я напился так, что половины не помню, — Ёль пытается взять мою руку, но я вжимаюсь в подоконник. — Прости меня, Хесу. Я люблю только тебя, прости меня, прости… Я не могу выдавить и слова, а Чанёль пытается меня обнять, я вырываюсь, но он все же крепко сжимает меня в объятиях. Я носом утыкаюсь в его грудь. — Прости меня, — хрипит Ёль, его сердце бешено колотится в груди. — Я напился, я не знаю, как это произошло… Хесу, давай поговорим, я все объясню. Я не помню, что он говорил дальше. Единственное, что я поняла, что он все же переспал с ней. Пьяная ошибка? Простить и делать вид, что ничего не было? Есть вещи, которые можно простить, но нельзя забыть. — Давай расстанемся, — словно заведенная повторяю я, а он укачивает меня, как маленького ребенка, в своих объятиях. — Ты знаешь, Ёль, я тебя ненавижу. Я вырываюсь из его рук и толкаю парня, но он удерживается на ногах и хватает мое запястье. — Мы не расстанемся, — его пальцы мертвой хваткой сжимают мою руку. Мне больно. — Отпусти, — холодно говорю я, но Чанёль сжимает еще сильнее. Его и так темно-карие глаза кажутся совсем черными, мне становится не по себе: я узнаю этот взгляд. Чанёль привык, что последнее слово всегда за ним, он привык, что я — его собственность, что он и доказывал всем окружающим, ревнуя меня к каждому столбу. — Я ухожу, хочешь ты этого или нет. Все кончено, — я резко выдергиваю запястье и снимаю кольцо из белого золота с левой руки и швыряю на пол. — Все это просто мерзко, Пак Чанёль. Потрахался с той шлюхой в клубе, давай, Пак, отнеси ей кольцо, — мне не верится, что я говорю такие грубые вещи, ведь даже после этого легче не становится. — Уйди с дороги! Как хорошо, что чемодан собран, меньше мороки. Я толкнула Чанеля и быстро направилась к двери. Звук разбитого стекла: он с размаху бросил вазу с цветами об стену, заставив меня замереть от страха.