DIAURA — Todokanu Tegami (ver. piano)
Когда Шоя видит совместную деятельность Йо-ки и Юуки ему становится плохо. По-настоящему плохо, так, что хочется выпустить бас из рук прямо на концерте. Желательно, конечно, на голову одному из вокалистов, а впрочем… неважно. Он чувствует себя малолетней фанаткой верящей в эту игру взглядов между мужчин, их пошлые томные речи, обращённые друг к другу прямо со сцены. Он верит во всё безоговорочно, даже когда в очередной раз убеждается, что общение пары дальше совместной гримёрки не идёт. Для него они всё равно пара, и это слово больно впивается куда-то в подреберье, заставляя едва ли не скулить от безысходности, в попытке ещё выглядеть человеком для других. Он улыбается, а в мыслях роет себе же яму, понимая, что он никогда не станет таким как Юуки. Он вообще другой и ни в какое сравнение не идёт с черноволосым сосредоточением похоти и нежности, на фоне которого Йо-ка кажется ещё большим исчадием дьявольского холода. Страстного. Обжигающего. Но контролирующего себя и все свои действия до единого. Он смотрит на них и невольно вспоминает, что ровно неделю назад Йо-ка вновь оставался ночевать у него. И недели вроде бы достаточно, чтобы восстановить упадок сил после этого визита, но… эта пара. — Идём уже, — Кей приходит на выручку быстро, как только это вообще возможно, когда весь остаток грима оказывается смыт не только потом, но и более человеческими способами. Конечно, уборные внутри служебных помещений мало чем похожи на желанные душевые кабины, но воды в них вполне хватает, чтобы вокалисты залили всё вокруг, включая друг друга, коридор и случайных свидетелей. — Им не до тебя сейчас, видишь же. — Вижу, — совершенно спокойно соглашается Шоя с болезненной правдой и позволяет себя увести прочь из чужого хаоса, а попутно и из чужих жизней, наверное, слишком ярких, чтобы замечать соседствующий тусклый огонёк. — Если ты не прекратишь изводить себя, всё это закончится нервным срывом, — уже в собственной квартире замечает Кей, когда его предложение сбежать от основной компании музыкантов оказывается принято крайне нейтрально. Он уже дома достаёт из холодильника приятно остывшее пиво и насильно втискивает его в чужую руку. — И совсем не факт, что твои нервы потерпят поражение первыми. — А чьи же ещё, кроме как… — Мои! Мои, Шоя! — Кей в своём порыве едва не просыпает только заполненную до краёв чашку с чипсами, но спохватившись бережно прижимает её к себе, прежде чем разместить на куда более устойчивый кофейный столик неподалёку. — Ты-то тут причём? — Шоя осторожно подбирает слова, отпивая горьковатую пенку с самого горлышка, его мозг пытается вспомнить ещё хоть один случай, когда бы Кей был столь заметно встревожен чем-то. Это необычное поведение согруппника помогает забыть о собственном волнении, и новый глоток хмельного напитка становится более уверенным. — Наверное, не причём, — пожимает плечами Кей, но не смотрит на друга, уставившись в экран широченной плазмы он ищет подходящее нечто для фона и в итоге отдаёт предпочтение музыкальному каналу, возвращая внимание мужчине: — Но видеть, как поголовно все согруппники сходят с ума, знаешь ли… не очень приятно. Чувствуешь себя каким-то ущербным сразу и… — Одиноким? — подсказывает Шоя раньше, чем понимает, что ляпнул. Нужно бы извиниться за бестактность, но Кей согласно кивает. — Именно, — он хмыкает многозначно, уделяя долю внимания очередному клипу, что сменяет предыдущий поспешно, а после едва ли не насильно кормит гостя закуской, настаивая на том, что спиваться слишком быстро не стоит. И только потом проясняет уже серьёзно, заранее строя скорбную гримасу — зная, что его слова принесут боль: — У Йо-ки есть девушка, а ещё Юуки, компенсирующий всё то, что миловидная особа дать ему не может, а потому устраивает скандалы, о которых упомянутый жалуется мне. Татсуя тоже хорош — нашел себе самого упрямого музыканта для отношений, но таковые даже предложить не решается, и ты тут ещё на мою голову… безнадёжно влюблённый. Когда вы успеваете-то? Вам работы и покладистых партнёров не хватает? Шоя молчит какое-то время. Он должен бы обидеться, пожалуй, после такого вороха информации, где важное оказывается самым болезненным, но он даже не пытается концентрировать внимание на чём-то конкретном из услышанного, воспринимая всё разом. Лишь спустя пару тяжелых выдохов и затяжных глотков пива, он подаёт голос, решая ответить на вроде бы риторическое вопросительное заключение и всё же чуть перевести тему, осмысливая: — Любовь живёт и рождается вне времени. А нам остаётся лишь надеяться, что и умрёт она вне него. Или же хотя бы свой яд исчерпает. А вообще знаешь, мне теперь куда интересней, как так вышло, что самый невозмутимый участник группы имеет самые стабильные и самые скрытные в итоге отношения? — Дело в большом расстоянии, которое мешает закатывать истерики каждодневно, — Кей смеётся, а у Шои чуть отвисает челюсть от понимания: Кей. Смеётся. Не наиграно, не притворно, но несколько отдалённо, будто бы уходя в свои воспоминания большей частью. — А если серьёзно? — Шоя даже забывает про пиво в этот миг. — Я сама серьёзность, — невозмутимо утверждает Кей, хоть и продолжает посмеиваться и утирать проступившие в уголках глаз слёзы, но ровно до того момента, пока очередной музыкальный трек не заставляет его восторженно задержать дыхание. Всё происходит так быстро, что Шоя даже не чувствует подвоха, когда Кей намеренно перестаёт пялиться на экран, едва ли не силой призывая басиста играть в гляделки, почти гипнотизируя его своими карими-немигающими. — Порой расстояния лечат, порой сближают, порой разводят людей, которым и не суждено было быть вместе. Не будь мы так близки в связи с профессиональными особенностями, я бы посоветовал тебе хотя бы пару месяцев не видеть Йо-ку. Не травить себе душу. — Что ты нашел в своём… — наверное, не честно углубляться в чужое, стараясь отвлечь от своего, но Шоя вынуждено пользуется не самыми чистыми приёмами, когда Кей оказывается так чертовски прав, что и признать-то страшно. И так сложно сейчас сдержаться не переходя на, возможно, обидный делёж по принадлежности к той или иной стране, что музыкант прикусывает нижнюю губу, прежде чем продолжить, — в своём парне? Чем он лучше других? И на лице Кея вновь появляется улыбка. Нет, не её выученное картонное подобие, а настоящая гримаса счастья, от которой становиться тепло и приятно, как и должно быть. Он невольно бросает взгляд на экран и вновь отворачивается смущённо, боясь, что Шоя вот-вот повернёт голову к плазме и всё поймёт, а может, даже и чуть больше, чем всё. Кей ворчит на слишком уж быстро опустевшую бутылку и отставляет её на пол, направляясь на кухню за новой парой стеклянных спасительниц. Он бросает уже через плечо, почти скрывшись в коридоре: — Он движется, как бог. А спустя ещё несколько часов неспешного отдыха Шоя сам возвращается к болезненной теме, всё расспрашивая об этой девушке подробности. И о том, что связывает их вокалиста с чужим — действительно чужим мужчиной — тоже старается узнать. Кей отмалчивается, перебиваясь тихими односложными фразами, ему не до этого. Он полностью увлечён перепиской в интернете, и едва ли не с головой заныривает в ноутбук, набирая очередной длинный текст. И Шое не нужно спрашивать, чтобы быть уверенным с кем поддерживает общение Кей в этот миг, и хоть он не знает имени… уже так, достаточно. Когда набор очередного сообщения прерывается мелодиями скайпа, Шоя знает наверняка, что его сейчас выгонят из чужого дома, но Кей уходит сам, в спальню, бросая напоследок что-то о том, что с минуты на минуту должен прийти Татсуя. Появление последнего для Шои новость ещё та. Ему отчего-то стыдно представать перед ещё одним согруппником в таком виде: слегка нетрезвом, измятом, подавленном. Но всё же, он предпочитает не сбегать из чужой квартиры через окно, а послушно открывает дверь гостю, что и правда объявляется в скором времени. Он бодро приветствует, разувается и совсем по-свойски проходит на кухню, предпочитая заварить себе чай, да и Шое заодно. Не выпытывая положительного ответа. — Вы живёте вместе? — спрашивает самое очевидное мужчина, когда попросту устаёт удивляться степени освоенности Татсуи в чужом доме, на что тот отвечает непонимающим взглядом. — С чего ты взял? — робко интересуется он, доставая с верхних полок чашки с печеньем, ненадолго задерживается в холодильнике, но ничего съестного более не обнаруживает. — Я просто бываю тут часто, Кей ведь, в принципе, доброжелателен к гостям, когда один живёт. А это случается довольно часто из-за его… предпочтений. У Татсуи глаза хитрющие яркие-яркие, точно бы он специально показать хочет, что знает очень много. Хвастается. А Шоя себя ещё более подавленным чувствует и будто бы обманутым. Хотя и нет никакого обмана в помине, просто, когда он начинает видеть чуть дальше своего несравненного Йо-ки — конечно же, исключительно по причине отсутствия последнего — все успевает увидеть гораздо больше. Зорче, чем представляется это басисту. Он, словно бы ослеплённый ярким пламенем, слишком долгое время не знал происходящего вокруг. Не знал, к примеру, что Татсу мастерски готовит чудесный чай и смотреть умеет тепло, но ненавязчиво. — Чувствую себя самым непросвещенным олухом, — искренне признается Шоя после первого же глотка ароматного напитка, чувствуя, что атмосфера располагает к откровениям. — Это ведь и не плохо вовсе, — спешно возражает Татсуя, вгрызаясь в зажаристый бочок придирчиво выбранного им печенья, продолжая уже говорить вперемешку с шумным хрустом: — Мы так много знаем о чужой личной жизни, что в большинстве случаев забываем следить за своей. Обратная сторона медали, не так ли? — Полностью противоположная, — кивком подтверждает Шоя и решает показаться не совсем уж равнодушным к чужим делам человеком, вспоминая упомянутое Кеем. — Раз уж ты знаешь наверняка и о моих печалях, то, может быть, поделишься и своими? Для уравновешивания наших знаний. Шоя знает, что в случае чего всегда сможет списать свою смелость на алкоголь, и кому как ни Татсу, коротавшему время до этого в баре, знать о магических свойствах даже малых доз хмельного успокоительного. Он ждет ответа с улыбкой и не сразу замечает, как благодушие на лице Татсу сменяется поочерёдно недоумением, смущением и… страхом? — Если я спросил что-то лишнее, то… — Я просто знаю, что тебе не понравится ответ, — следующее печенье Татсу предпочитает утопить прямо в кружке с чаем, неотрывно следя за тем, как то постепенно темнеет, напитываясь горячей влагой. — Глупости, любой твой выбор будет принят мной, более чем положительно, — заверяет Шоя и, покосившись в сторону гостиной, добавляет понижая голос на тон до интимного полушепота. — Представить просто не могу, что меня удивит и шокирует больше, чем выбор нашего гитариста. — А если я скажу, что мне нравишься ты? Тоже одобришь? — и Татсуе бы спохватиться, сказать, что шутит… да только не шутит он ни черта. Забывает про размокшее напрочь печенье, что утопает в некогда идеальном чае, и так и продолжает смотреть за реакцией ошарашенного Шои. А тот молчит. Ещё не смеётся в лицо, что неплохо, но и не улыбается обнадёживающе, что прискорбно до жути. До желания провалиться сквозь пол и ещё парочку чужих этажей. — И сколько времени я слеп, если не тайна? — голос предательски срывается на хрип, точно бы невидимые лапы душат музыканта, предостерегая от лишних вопросов. Он даже проводит ладонью чуть выше ворота, чтобы снять стойкое наваждение, но тут же впивается обратно в кружку, лишь бы спрятать дрожащие пальцы, что выдают очевидное волнение так просто. Хотя Шоя и не понимает даже, почему так волнуется чужой ошибке. — Наверное, около года, — после непродолжительных раздумий признаётся драммер, понимая, что ему уже нечего терять, кроме призрачной надежды на что-то ответное. На что-то взаимное. Ему забавно наблюдать за тем, как округляются глаза друга, а с губ срывается изумлённый выдох. И он вдруг отчётливо чувствует страх — боится, что это удивление его перерастёт в неприязнь и тут же спешно добавляет: — Но я всё понимаю, и ничуть не хочу разубеждать тебя в твоих стремлениях. Йо-ка… Он музыкант, как и мы все. Творческий, а значит и непостоянный. Ветреный. И, кто знает, может быть, однажды его занесёт и в твои объятия. — Может быть, — Шоя теряет интерес к чаю, вслушиваясь в тембр чужого голоса, совсем не похожий на глубокие нотки вокалиста. Мягкий и изрядно сдобренный теплом, он даже убеждая, рушит последние надежды на подобную возможность. Йо-ка не придёт к нему в ином качестве, кроме как в качестве друга. Странного взбалмошного, но друга. — И всё же жаль, что ты так принципиально тактичен. Мог бы и попытаться, наверное. Шоя говорит нерешительно, потому как всем собой сейчас представляет одну сплошную неуверенность. И всё-таки остаётся в нём доля нелепой внезапно возникшей веры в то, что наличие противовеса Йо-ке, кого-то столь же мягкого и контрастного, как Татсу, могло бы что-то изменить. — А пошли прогуляемся немного? — Татсуя кажется таким же непредсказуемым как… Шоя пресекает всякие сравнения. Просто выкидывает из головы мысли, разъевшие душу и сердце, и кратко кивает в знак согласия. И уже на пороге, спохватившись бормочет что-то о надобности предупредить Кея об их уходе. Татсу ловит его за рукав быстро, не давая и шагу ступить, в глазах его всё тоже озорство и смешинки. — Ты разве не знаешь, до какой степени далеко может заходить общение по скайпу? — Но… — Боюсь, Кей не очень будет рад сейчас твоему присутствию. Они же с прошлой недели не общались, — Татсу смеётся и утягивает уже обувшегося мужчину в сторону двери. Он действительно знает больше, чем положено.II
10 октября 2015 г. в 17:12