Список жизни

      На рынке Асгарда всегда было полно народу. Простой люд, посыльные, слуги с царского двора, мальчишки, решившие срезать путь и пробежать сквозь ряды выставленных палаток, мелкие воришки, пытающиеся стянуть товар или пару золотых. Вспомнив о возможности воровства, я крепче прижала к себе тряпичную сумку, перекинутую через плечо, и нащупала у себя в кармане горсть монет. Это все, что у меня было, и я не могла позволить себе потерять хоть один денарий. Протискиваюсь сквозь толпу асов ближе к прилавкам, приглядываясь к выставленным товарам. Здесь друг на дружке лежали узорчатые ковры самых различных цветов и форм. Продавец в забавной широкополой шляпе, улыбаясь во все тридцать два зуба с половиной золотых, размахивал руками, зазывая покупателей и протягивая всем и каждому попробовать один из ковров на ощупь. Несмело протягиваю руку и, получив одобрительный кивок с улыбкой от торговца, касаюсь пальцами темно-синего покрытия. Ворс очень мягкий и приятно щекочет кожу - хочется зарыться обеими руками, а еще лучше - в нем полежать… – Будешь брать, девочка? – подмигивает мне продавец, но я только легонько качаю головой и убираю руку. Тот нисколько не расстраивается и протягивает коврик на пробу следующему прохожему. Мне на такой ковер никогда в жизни денег не хватит…       Дальше были платья, вышитые нитью и бисером, к которым я, было, потянулась, но женщина за прилавком с силой хлестанула меня по руке и чуть замахнулась, пробурчав: – Куда ручки тянешь, чернавка!       Я поспешно отошла подальше и остановилась у стойки с благовониями и свечами, у которой на маленьком трехногом стульчике сидела щупленькая старушонка в платке. В воздухе так сладко пахло травами и ягодами, что я невольно зажмурилась и заулыбалась. Продавщица, увидев мою реакцию, тихонько засмеялась и протянула мне одну тоненькую свечку, от которой веяло мятой. Я замахала руками и замотала головой, но старушка только чуть громче рассмеялась, настойчиво вложила мне свечу в ладонь и согнула мне пальцы в кулак, пару раз кивнув и легонько постучав по руке. Я благодарно кивнула и пошла дальше, попутно убирая подарок в сумку к лежащей рядом книге. Вот вход в оружейную лавку, откуда слышались удары кузнеца о наковальню, дальше палатка с драгоценными украшениями, которую я тут же миновала, боясь еще одного нагоняя от высокопоставленной особы. Вот пекарня, откуда заманчиво тянуло свежим хлебом, но я еще не доела ту черствую буханку, которую принесла на прошлой неделе, мясная лавка с развешенными колбасами и лежащими кусками говядины, от которых продавец отгонял мух. Отовсюду был слышен гул и крики продавцов, заманивающих к себе посетителей, время от времени в толпе проходили стражники, гремя доспехами, или с цоканьем копыт по мостовой проезжали конники. Наконец с высоты своего маленького роста я разглядела бакалейную лавку и двинулась к цели чуть быстрее. Пробираясь сквозь толпу и старательно пытаясь никого не задеть, я в итоге всё равно незадачливо натолкнулась на кого-то, неприятно стукнувшись о прохожего лбом. – Простите! – Осторожнее, дитя, – мягко отозвалась незнакомая женщина с полупустой, скрытой полотенцем корзиной, ласково потрепав меня по голове.       Рассеянно и с непривычки как-то до нелепости неловко улыбнувшись в ответ, я, поспешно протиснувшись между двумя взрослыми, оказалась у самого носа толстого лысого продавца, улыбающегося одними губами так, что все лицо, включая глаза, превращается в упругие, морщинистые складки кожи. Вокруг были разложены мешки, сосуды, подносы, забитые таким количеством съестного, что я невольно облизнулась: орехи в меде и кунжуте, фрукты в сиропе или шоколаде, печеные яблоки, крупы, ягоды, в воздухе аппетитно пахло корицей и острыми специями, а на разлитое в несколько амфор вино налетели осы, раздражающе жужжащие над ухом. – Простите, господин, а сколько стоят яблоки? – Печеные, простые? – все с той же улыбкой до ушей услужливо уточнил торговец. – Простые. – По денарию за штуку, деточка.       Быстро нырнув рукою в карман, я с досадой нащупала всего пять монет… Это, что же, мне хватит всего на пять яблок? Отведя взгляд от румяного, морщинистого лица, я, понурившись, отошла от прилавка. Нужно поискать другую лавку, может, смогу найти дешевле. Иду дальше, в более бедный район, осматриваясь по сторонам: горшки ручной работы, рыба, цветы – всё не то! Чем дальше я шла, тем меньше было народу: даже дышать стало чуть легче. Но надежды найти еще одну бакалейную лавку таяли с каждой секундой. Когда я уже совсем отчаялась, а день сменился предзакатным вечером, мне удалось наткунться на маленькую лавчонку, завешанную сверху порванным балдахином, свисавшим бордовыми клочьями. За прилавком стоял загорелый темноволосый мальчик чуть младше меня (на вид лет девять), одетый в грубую рубаху, подпоясанную темным длинным поясом, и широкие перепачканные штаны. – Девушка! Фрукты, ягоды! Сам на плантации собирал!       Я робким шагом подошла к лавке, оглядывая ассортимент, пока взгляд не упал на зеленые крупные яблоки, стоявшие в большом холщовом мешке. – За сколько? – киваю в их сторону. – По денарию за пять штук.       Довольно улыбаюсь и говорю, доставая из кармана монеты: – Тогда мне два десятка.       По одной кладу четыре монетки на стойку, наблюдая, как мальчик радостно отсчитывает мне яблоки из мешка, время от времени морщась, откладывая в сторону те, что мелкие или потемнели, подбирая получше и передавая мне в руки. Сложив все фрукты в сумку, я достала последнюю монетку с темным пятнышком на ободке и начала перекатывать ее между пальцев, размышляя, куда бы ее потратить. Оторвав взгляд от прилавка и переведя его на мальчика, я увидела, что он неотрывно следит за моими манипуляциями с восторженной улыбкой. Улыбнувшись в ответ, я пододвинула руку ближе, чтобы он мог видеть, и игралась с монетой, то подкидывая ее в воздух, то прокручивая в ладони, то катая ее по костяшкам пальцев. Таким фокусам я долго училась перед тем, как начать заниматься магией, оттачивая ловкость рук, и теперь такой трюк проворачивала на раз-два. Еще пару раз подкинув монету и достав ее из-за уха маленького продавца, я спрятала ее в карман и отошла на пару шагов от палатки.       Мальчик разочарованно вздохнул и, посмотрев на постепенно алеющий горизонт, пододвинул к себе свечу на подставке, зажигая ее от одиноко горевшей в углу лучинки. Я тоже взглянула на запад, наблюдая за медленно спускающимся багряным диском солнца. – Скоро сядет… - тихо говорю я. – Да, госпожа, – тут же отвечает мальчик, протирая взявшиеся из ниоткуда стаканы тряпкой. – Какая я тебе госпожа? – праведно изумляюсь я, чуть повышая тон. Ас удивленно смотрит на меня, отставляя стакан в сторону. Я мягко улыбаюсь и спрашиваю: – Как тебя зовут? – Алеб, – грустно отзывается мальчик. – Алеб? – повторяю я, подходя обратно к прилавку и пододвигая свечу к себе поближе. Маленький продавец пару раз кивает, следя за моими движениями. – Хочешь, еще фокус покажу?       Ясно-голубые глаза мальчика тут же зажигаются, и Алеб с улыбкой отчаянно трясет головой.       Я опускаю взгляд на черную фигуру, падающую от свечи, и ставлю два пальца по бокам от полупрозрачной тени пламени. Потом закрываю глаза и глубоко вдыхаю, пытаясь сосредоточиться и заставить ток внутри потечь из сердца к рукам. Когда кончики пальцев начинают покалывать, я открываю глаза и смыкаю пальцы на тени – пламя свечи, настоящее пламя, тут же гаснет, а рука резко нагревается. Подождав еще немного, обращаю процесс вспять: медленно размыкаю пальцы, отдавая накопившееся тепло, и на деревянной поверхности вновь появляется тень, а затем снова загорается свеча.       Вздохнув, я в предвкушении смотрю на Алеба, ожидая увидеть его улыбку, но мальчик не улыбался, а в ужасе распахнул глаза и отходил от меня шаг за шагом к занавешенному выходу из палатки, не отводя от меня испуганного взгляда. Я уже было подняла руки ладонями вперед, собираясь сказать, что ничего страшного не произошло, но Алеб только тихо вскрикнул и убежал за занавеску. Ну, почему он так меня испугался? Папа говорил мне, когда я была совсем маленькой, что нельзя пользоваться магией на людях, потому что асы ее не жалуют. Я все время отмахивалась, говорила, что в ней нет ничего страшного, а он продолжал твердить мне, что я должна быть очень осторожна. Это еще было до того, как он… Больно щипаю себя за руку, запрещая вспоминать то, что не положено, но пара картинок лежащего на кровати отца все равно всплывают в сознании, вызывая пелену из слез. Смаргиваю их, позволяя соленым каплям стечь по щекам, шмыгаю носом и сжимаю ладонь в кулак, не давая магии сорваться с рук. Почему нас так боятся?! Я понимаю, что в Асгарде едва ли наберется с два десятка магов, которые в состоянии хотя бы сдвинуть камень с места (я пока не умею, но скоро точно научусь!), и большинство из них – провидцы и ведуны, сошедшие с ума, но нельзя шарахаться от них, как от огня!       Разочарованная и приунывшая, я простояла у лавки еще пару минут и, решив, что пора возвращаться домой, развернулась и пошла по пыльной дороге обратно. Но не успела я пройти и десяти шагов, как за моей спиной послышался громкий топот, и из-за занавески выглянул мужчина с черной бородой и яростно блестящими глазами. Найдя меня взглядом, он свирепо рыкнул и, сметая всё, что стояло на прилавке, двинулся ко мне, крича во все горло: – Ты! Ведьма!       Страх сковал тело, и я несколько секунд просто стояла и смотрела, как на меня надвигается этот грузный ас, а сзади маячит перепуганный Алеб. Потом внутри что-то щелкнуло, и я рванулась в сторону в попытке сбежать, но меня уже крепко схватили за локоть. Я взвизгнула и дернулась в сторону от прикосновения, стараясь вырваться, но в итоге меня только хорошенько встряхнули, отвесив пощечину. Щеку обожгло огнем, и я тихо всхлипнула, борясь с подступившими слезами. Нельзя. Пока нельзя. Я еще раз взбрыкнула, заставляя мужчину применить вторую руку для удержания меня на месте. В этот момент я чуть присела и впилась зубами в предплечье аса. Тот взвыл, со всей силы отпихивая меня от себя и хватаясь за прокусанную руку. Отлетев на несколько метров и, разумеется, не удержав равновесия, я шлепнулась спиной на дорогу, стукнувшись при этом затылком. В глазах чуть помутнело, но я все-таки смогла приподняться на локтях и отползти подальше от орущего бородача. Перестав смотреть на кровоточащую руку, он перевел взгляд на меня, и я поняла, что своим сопротивлением умудрилась разозлить его еще сильнее.        В отчаянной попытке избежать расправы я начала отползать назад, не отводя широко распахнутых глаз от искаженного гневом красного лица, но не успела даже приподняться, как мужчина уже намотал мои волосы себе на кулак и рывком поставил меня на ноги, заставляя закричать во все горло от дикой боли. – Пожалуйста… Не надо, – выдавливаю слова из горла сквозь стиснутые зубы, пытаясь руками ослабить хватку аса. – Какую хворь ты напустила моему сыну?! – рявкнул торговец, брызгая мне в лицо слюной. – Никакую… Я… Я ничего ему не сделала, – еле слышно цежу я, цепляясь руками за его предплечье. – Не ври! Что ты наворожила?! – Ничего… – Лгунья! – возопил во все горло ас, пару раз тряхнув рукой, которой держал меня за волосы, и уже замахиваясь второй, готовясь нанести еще один удар. Я уже в ужасе зажмурилась в ожидании боли, как до нас донесся чей-то возглас: – Остановись!       Я открыла глаза и посмотрела в сторону, натыкаясь взглядом на мальчика в темной одежде, стоявшего от нас в пяти метрах и сложившего руки на груди. – Отпусти ее, – холодным тоном приказал он, кивая в мою сторону.       Ас в ступоре замер, сжав поднятую руку в кулак, и переводил взгляд то на меня, то на говорившего. Наконец он, облизнув пересохшие губы, выпустил мои волосы, чуть рыкнув от досады. Потом торговец поклонился мальчику и направился обратно к палатке, напоследок обернувшись и посмотрев на меня: – Еще раз увижу у своей лавки – шею сверну, – выплюнул он мне в лицо, покрутив в воздухе руками, показывая, как конкретно будет ее сворачивать. – Ведьма, – со злобой добавил ас, с силой пиная мою сумку, которая упала с плеча еще перед тем, как я его укусила. Котомка пролетела несколько метров, и из нее выкатились на пыльную дорогу купленные зеленые яблоки, свечка и раскрывшаяся книга, приземлившаяся на песок вверх переплетом. Сплюнув в мою сторону, мужчина удалился, уводя с собой Алеба.       Только сейчас я поняла, что задержала дыхание, и легкие уже начинало жечь. Я спокойно выдохнула и, решив взглянуть повнимательней на своего спасителя, повернула голову и тут же отшатнулась, потому как мальчик уже стоял в метре от меня. Когда он успел подойти? – Ты в порядке? – спросил он, подавая мне руку. Я недоверчиво покосилась на протянутую ладонь, но в итоге помощь приняла и поднялась на ноги, пробормотав: – Все хорошо. Спасибо.       Мальчик кивнул и окинул взглядом царивший вокруг беспорядок. Я, вспомнив о своих покупках, бросилась подбирать раскиданные фрукты и складывать их в сумку. Среди пыли я обнаружила и мятную свечу, которую я ласково отряхнула от песчинок и убрала к себе в карман… Пустой карман… Где?! Где еще одна монетка? Я заерзала на месте, испуганно оглядываясь вокруг себя и вороша руками дорожную пыль, но, кажется, денарий был потерян бесследно. Я разочарованно выдохнула и посмотрела на мальчика, о котором на время забыла. А зря: он стоял в паре шагов от меня, держа в руках… мою книгу! И не просто держа, а читая со сосредоточенным выражением лица. Я вскочила с места, привлекая его внимание. Мальчик захлопнул книгу и протянул мне ее со словами: – Не это ищешь?       Я кивнула и поспешно забрала книгу у него из рук, осторожно смахивая пыль с обложки и убирая ее в сумку. – Я думал, что этот ас всё выдумал, а ты, и вправду, магией балуешься…       Я пристыженно опустила взгляд себе под ноги, придумывая оправдание содержанию книги, пока до меня не дошло, что сказана обвинительная фраза была со смехом в голосе. Я робко взглянула на черноволосого мальчика, который уже во всю мне улыбался, прищурив темно-зеленые глаза. Увидев мою реакцию, он засмеялся, прикрывая рот рукой. Смех у него был звонкий и очень заразный, поэтому уже через пару секунд на моем лице тоже сияла улыбка, и я против воли рассмеялась. – Как твое имя? – спросил он у меня, когда успокоился.       Я на секунду застопорилась, решая, выдавать свое имя или нет. Решив, что всё-таки не стоит, я проговорила: – Ориана.       Мальчик недовольно поморщился, окидывая меня взглядом с ног до головы. Я замялась, но решила продолжить разговор, прочистив горло: – А твое? – Бальдр.       Я изумленно распахиваю глаза. Что-то в его интонации было не то… – Это ненастоящее имя, – произношу себе под нос. – Твое тоже ненастоящее, – изогнув бровь дугой, с иронией отвечает псевдо-Бальдр, невинно улыбнувшись краем губ. Я тихо прыснула от смеха, заглядывая в изумрудные глаза напротив. – А как ты узнал? – с любопытством, проскальзывающем в голосе, спрашиваю я. Мальчик легко пожал плечами. – Вижу, когда мне говорят неправду. Так как тебя зовут? – Эрида, – отзываюсь я, сдерживая улыбку. Тут мою голову озаряет запоздавшая мысль: «Бальдр» меня, вообще-то, спас. За такое благодарить принято. Пару раз кашлянув в кулак, я неуверенно начинаю: – Спасибо, что остановил продавца. Я… я не знаю, как мне тебя… – Никак, – прерывает меня мальчик. – Думаю, этот ас сочинил больше половины истории. Банального «спасибо» было достаточно.       Я киваю и поджимаю губы, пытаясь удержать волнующий меня вопрос за зубами, но язык нагло отказался слушаться логику, наплевав на принципы приличия: – Продавец сразу тебя послушался. Наверное, твои родители живут при дворе? – тихо спрашиваю, невольно пробежавшись взглядом по его дорогому камзолу и посмотрев на свои потрепанные шаровары (невероятно удобные, чтобы убегать от воришек или стражи) и некогда бежевую льняную рубаху без рукавов, приобретшую сероватый оттенок. – Да, можно и так сказать, – ухмыльнувшись и нисколько не смутившись вопроса, ответил мальчик, качнувшись с пятки на носок. – Уже поздно, – продолжил он, поглядывая на алеющий за моей спиной закат. – Тебе не пора домой?       Я отрицательно качаю головой. – Я живу совсем рядом. К тому же я смогу добраться дотуда хоть ночью. – А семья волноваться не будет?       Опускаю взгляд и сжимаю руки в кулаки. Сердце начинает противно, отчаянно-горько ныть, будто что-то тревожно, навязчиво скулит в груди. Мальчик, видимо, растолковал мой жест неверно и, хмыкнув, предположил: – Так, значит, будет?       Мотаю головой, сдерживая слезы и закусывая нижнюю губу. – Просто волноваться некому, – тихо говорю я, снова смотря на собеседника. Улыбка с его лица тут же спала, а плечи опустились. Кажется, он собирался что-то сказать, но нас прервала прибежавшая стража, громыхнувшая доспехами. Что это они здесь забыли? Я уже приготовилась дернуть мальчика за руку и бежать отсюда, пока не поздно, как один из стражей заговорил, приложив руку к сердцу: – Ваше Высочество, Вас искал Ваш брат. Вам пора возвращаться во дворец.       Мой собеседник кивнул и, сказав, что подойдет через пару минут, велел им идти. Я лицезрела эту сцену, плотно сомкнув губы, чтобы не отвисла челюсть. Ваш… кхм…Ваше Высочество? Так это… один из наследников трона Асгарда? Принц повернулся ко мне лицом, пытаясь поймать мой взгляд, но я упорно смотрела в пол, опустив голову на грудь и перебирая в уме, что мне можно, точнее нужно, в данной ситуации делать. В принципе, мне даже находиться здесь не положено, и разговаривать с коронованной особой я не имею права. Но скомкано попрощаться и уйти – это просто глупо. Продолжить беседовать, как ни в чем не бывало? Еще нелепее варианта с побегом. И что мне с ним теперь делать?       Прикинув в уме еще парочку вариантов и осознав, что чем больше я думаю, тем глупее становятся предположения, я решила действовать по стандарту. То есть, так и не поднимая взгляда на принца, встала на одно колено, приложив к сердцу правую руку, сложенную в кулак. Вышло как-то неуклюже, потому что с плеча при этом свисала довольно-таки тяжелая сумка, но что есть, то есть. Некоторое время мы простояли (кто на ногах, кто на коленях) в гробовой тишине: принц молчал, а я разглядывала трещинки на дорожных камнях, боясь подняться или сказать хоть слово. С каждой новой тихой секундой, мне становилось все страшнее, а к горлу подступал ком. По идее, он должен разрешить мне встать. Если должен. Если разрешит. Если встать, а не стукнуться лбом о землю. Звезды, я запуталась…       Наконец сверху донесся какой-то звук, который я просто не смогла разобрать. Потом повторился. Такое чувство, будто он… прыснул от смеха? Робко поднимаю испуганный взгляд на наследника, прижимающего кулак к губам, пытаясь подавить улыбку. Когда я смогла поймать его взгляд, то он откровенно расхохотался, отворачиваясь от меня в сторону. Чего это он… пхех… смеется? – Почему Вы смеетесь? Это отнюдь не см.., – мой голос задрожал, – ешно…       Я смыкала губы, кусала язык, крепче сжимала кулак, борясь с приступами хохота, рождавшихся в грудной клетке. Принц развернулся ко мне лицом, все еще прикрывая рот рукой. Потом, сглотнув, с напускной серьезностью сложил руки за спиной и, чуть наклонив голову, пропел: – Вы так считаете, миледи?       Я не выдержала и захохотала, уткнувшись носом в сгиб локтя. – Ваше Высочество! Ваш брат выражает крайнюю степень нетерпения, – раздалось справа. «Бальдр» тяжело вздохнул и, чуть поморщившись, собирался что-то ответить, но стражник тут же его прервал: – Крайнюю степень, Ваше Высочество. Он говорит, что Вы нужны ему срочно. Мне велели лично Вас сопроводить.       Принц отходит в сторону стражника, бросив на меня прощальный взгляд. Я поспешно встаю на ноги, провожая мальчика взглядом. Жаль, что больше не увидимся: с ним было бы интересно, но общаться с кем-то из представителей дворцового круга мне не положено по статусу. Вздыхаю и разворачиваюсь в направлении дома, как сзади меня окликает озорной голос: – Эй, Эрида!       Я оборачиваюсь и вижу, как «Бальдр» кидает что-то, блеснувшее закатным светом, в мою сторону. Предугадав, куда примерно прилетит предмет, вскидываю руку и ловлю пальцами брошенную монету с темным пятном на ободе… Это же мой денарий! Поднимаю голову и вижу, как мальчик подмигивает мне и убегает за отошедшим стражником.       Вдруг монетка начинает нагреваться, и одна из ее сторон вспыхивает зеленым светом. Магия? Подношу ее ближе к лицу, разглядывая, как на золотой поверхности начинают проявляться символы. Когда они складываются в слова, на моих губах уже играет улыбка. Быть может, мы еще встретимся. Тихо смеюсь и пару раз подкидываю монету, ловя ее и перекатывая между пальцев, всматриваясь в выжженную надпись: «Локи. Приятно познакомиться»       Вдруг прямо над моим ухом раздался неприятный, монотонный, пиликающий звук. Образы замелькали перед глазами, смываясь в единое пятно. Буквы на монете поплыли, меняясь местами и складываясь в полную неразбериху. Стоп… Что? Где? Изображение пошло рябью, и… я проснулась.       Рядом на прикроватной тумбочке продолжал надрываться будильник, который я вчера забыла отключить. Я лениво приоткрыла один глаз и глянула на светящееся табло: 6:30. Невнятно буркнув пару проклятий, я снова зажмурилась и потянулась к надоедливым часам вслепую. Ох, зря я так. Не нащупав агрегат на предполагаемом месте, я поползла рукой дальше и, неверно рассчитав расстояние до края кровати, шлепнулась на пол, ударившись неудобно выгнутой рукой. Блин, синяк будет. Будильник все еще настойчиво орал с тумбочки. Чтобы его достать, необходимо сначала встать с пола. Боги, как же лень! Как же хочется спать! Разрываясь между желанием заткнуть визжащую аппаратуру, которая уже начинала действовать на нервы, и нежеланием подниматься с пола, я не заметила, что книга, которую я читала вчера вечером, опасно свесилась с тумбочки, грозя рухнуть прямо мне на голову. Промычав всё, что я думаю о мидгардской технике, я снова потянула руку к будильнику, надеясь на успех. В итоге задела вышеупомянутую книгу, которая грандиозно свалилась мне на голову, больно ударив при этом углом переплета. Я зашипела, но руку в этот раз не убрала, пока не нащупала кнопочку на панели и не заткнула это… Хельмово отродье.       Когда наконец наступила тишина, я стянула свесившееся с постели одеяло и укуталась в него, как в кокон, оставаясь лежать на жесткой поверхности. Через десять минут бесплодных попыток я поняла, что не могу заснуть. Проклятье! Застонав от безысходности и закрыв лицо руками, я полежала на нагретом местечке еще пару минут и медленно встала, откидывая одеяло обратно на кровать. Встреча только в полдвенадцатого, идти до башни Старка мне от силы минут двадцать. Звезды, за что?! Нет, ну… есть, конечно, за что, и причин достаточно много… Но почему сейчас?       В зеркало в ванной я решила даже не заглядывать, пока не приведу себя в относительный порядок. Расчесав растрепанные волосы и умывшись холодной водой, чуть прояснившей разум, я направилась на кухню, по привычке нажимая на кнопку включения кофемашины и подходя к окну. Перед глазами еще стояли картинки из недавнего сна. Хотя это даже не сон был, а красочное воспоминание, но с чего бы сознание решило мне вдруг напомнить нашу первую встречу с Локи, я не имею не малейшего понятия. Ох, боги…       Я тяжело вздохнула и, опершись руками на подоконник, опустила голову, прикрывая глаза. Когда меня, наконец, отпустит мое собственное прошлое? С каждым плохим или хорошим воспоминанием, с каждым ночным кошмаром, от которого я просыпаюсь в холодном поту, и с каждой приятной мечтой, коих практически не осталось, потому что мне мало о чем было мечтать, я все больше убеждалась, что завязла в своей биографии, как в трясине. Я могла бы забыть все, что угодно: Асгард, свои силы (которых все равно очень не хватало), всю свою жизнь, которую особо не за что было ценить и помнить, но чертового бога коварства я забыть не в состоянии. Без него я, скорее всего, умерла бы еще в детстве, и никто не узнал бы о моем существовании…       Чуть было не срываюсь с уступа, за который зацепилась, но вовремя хватаюсь за какой-то обрывок красной ткани, свисающий грязными огрызками. Похоже, что когда-то это был герб. Расслабленно выдыхаю, поправляя одной рукой висевшую на плече сумку, и собираюсь карабкаться по стене дальше, но замечаю, как старый, потертый, частично дырявый материал начинает предостерегающе трещать у меня в руке и разъезжаться по швам в полуметре от моих рук. Я испуганно вскрикиваю и прыгаю в сторону, хватаясь обеими руками за попавшийся подоконник и против воли смотря вниз, на землю, с высоты добрых пяти этажей. Хвала Звездам, подоконник меня выдержал. Поболтав в воздухе ногами, нащупываю новую опору и частично переношу вес с уставших рук. Поднявшись еще на этаж, я нахожу знакомое окно с выбитым стеклом и забираюсь внутрь, стараясь не поцарапаться об острые края. Проползаю под тяжелой пыльной шторой, которой закрывался проход, и оказываюсь в просторной темной комнате, в которой сейчас весьма прохладно, несмотря на мои жалкие попытки сохранить тепло внутри, занавесив выход на улицу. Холодный деревянный пол, скрипящий при каждом шаге; кровать из нескольких слоев шерстяной ткани, служащей и подстилкой, и одеялом, и подушкой; обугленные стены; пара низких столов с разбросанными перьями и листами пожелтевшего пергамента; высокое зеркало, покрытое темными пятнами, с огромной трещиной, паутинкой расползающейся из центра по всей поверхности – вот и все мое жилище. Печальное зрелище. А когда-то это был чистый, опрятный дом, где царил уют и спокойствие. И я не знаю, что по-настоящему его разрушило: пожар, сжегший дерево, или смерть отца, сжегшая мне душу.       Вздохнув, снимаю сумку с плеча и подхожу к столу, вынимая на ходу книгу и зажигая магией свечи, расставленные на полу по периметру комнаты и на нескольких не занятых стульях. Еды сегодня добыть не удалось – придется ложиться спать голодной. Желудок недовольно заурчал на мои мысли, и из-за спазма я невольно согнулась, прижав руку к животу. Демоны! У меня завтра бой, а я обессилела от голода. Великолепно!       Пробормотав пару ругательств, для того, чтобы хоть немного успокоиться, открываю книгу на последней изученной мной странице и пробегаю взглядом по строчкам. Так. Я остановилась на-а-а…Веду пальцем по затейливым строчкам из рун… Вот. «Похищение тени». Позволяет магу украсть у человека его тень и принимать его облик до тех пор, пока жертва не заметит пропажу. Удобная вещь: асы редко обращают внимание на такую чепуху, как собственная тень. Гораздо тяжелее в этом плане с детьми: они замечают ее отсутствие практически сразу же. Полезно, но в драке вряд ли пригодится. Пролистываю книгу, время от времени останавливаясь на случайно попадавшейся странице и быстро просматривая суть заклинания. Через пятнадцать минут безрезультатного поиска я начала отчаиваться: заклятия были или непригодны для ведения боя, или же переплетения рун были такими сложными, что у меня волосы вставали дыбом. Я устало выдохнула и захлопнула фолиант, подняв при этом столп пыли. Частицы полезли в нос и противно защекотали горло, заставляя закашляться и помахать перед лицом рукой, разгоняя удушливое облако.       Еще слегка покашливая и щурясь, я пошла к углу комнаты, где стоял старый, но все еще крепкий металлический сундук. Встав на колени, я приподняла крышку ящика и заглянула внутрь, доставая оттуда угольно-черный кожаный костюм. Когда-то он принадлежал моему отцу, и достался мне по наследству. Разумеется, сшит он был не на мою фигуру (да что там, даже не на женскую!), и мне пришлось его перешивать, чтобы он не болтался на мне мешком. Подношу одежду к лицу, жадно вдыхая запах выделанной кожи. Он мне всегда нравился и приносил с собой частичку детства, которое продлилось совсем недолго. Не знаю, что стало причиной: смерть родителей, бродяжническая жизнь или суровость мира вокруг – неважно. Факт остается фактом. Кто бы меня ни встречал, все говорили единогласно: я слишком быстро повзрослела. И хотя, заглядывая в зеркало, я видела там девушку семнадцати лет с еще не сложившимися, подростково-угловатыми чертами лица, от ребенка во мне не так уж много. Во мне еще жило любопытство (иногда складывается чувство, что оно меня вообще никогда не покинет), неподчинение правилам (хотя и взрослые такие бывают), и, я бы даже сказала, озорство. Но наивность, вера и надежда, свойственные детям, из меня исчезли. Причем исчезли отнюдь не резко, внезапно или неожиданно. Нет! Они постепенно искоренялись из моего сердца с каждой прожитой ложью, сказанной мне в лицо самым честным тоном, каким только может быть; с каждой жестокостью, которую я видела по отношению к другим, да и к самой себе; с каждой несправедливостью, преследовавшей меня по пятам и не дававшей жить спокойно.       Я судорожно вздыхаю, отмечая, что не дышала уже полминуты. В груди тягучим, вязким комом осели все неприятные мысли, накопленные за день и, смешавшись, теперь сидели в грудной клетке тревогой, нервозностью и страхом. Вдруг завтра у меня ничего не получится? Что будет тогда? Буду жить в этом разрушенном доме до конца жизни? Выметать у какого-то богатого купца полы, наживая себе на хлеб? Когда отец еще был жив, он говорил, что у меня есть потенциал, задатки, как воина, так и мага, и он всеми силами старался их развить. Хотел, чтобы в будущем я стала валькирией, несмотря на все предрассудки, что женщина не может быть воином. Он в меня верил. Искренне и беспрекословно. А я его подвожу… Даже сейчас…       В этот момент я почувствовала, как что-то резко начало нагреваться у меня на груди. Очнувшись от печальных мыслей, я потянула рукой за цепочку, висевшую у меня на шее, и вытащила из-под рубашки теплую монету. Это тот самый денарий с пятном на ободе, который я чуть не потеряла в день, когда познакомилась с Локи семь лет назад. С тех пор монеты – это что-то вроде нашего средства общения. Обычно мы пользуемся ими, когда хотим договориться о встрече… Денарий чуть осветился зеленым светом, и на нем начали проявляться слова: «У тебя всё получится»       Я легко улыбнулась, повертев монетку в руках. Как ни странно, но такие простые слова придают гораздо больше уверенности, чем самые логичные и убедительные аргументы. Дело просто в том, кто эти слова произносит. Услышать их от Локи было приятной неожиданностью, потому что говорит он нечто подобное крайне редко. Вообще, общаться с младшим принцем Асгарда временами бывает трудно. По большей части, из-за его скрытности, недоверчивости и упрямства. Но я не могу его винить: сама такая же. Не единожды мы злились друг на друга, не желали принимать чужую точку зрения и потом поочередно сверлили оппонента ненавистным взглядом. Но все эти стычки прекращались так же быстро, как и начинались. Прерывались легкой улыбкой или правильно сказанным словом.       Спор затянулся один единственный раз, когда кто-то из служанок заметил Локи с «уличной оборванкой» и доложил обо всем Одину. С тех пор о встречах мы договариваемся заранее, назначая время и место с помощью монет. К тому же, в последнее время Локи стал всерьез увлекаться магией и боевым искусством, и приходил вечером на место встречи усталый и изможденный. Как у него только хватало сил на общение со мной, я не понимала. В один день я предложила оставить эту затею. И пожалела о своих словах через секунду. Лицо юноши исказилось и замерло в выражении тревоги, досады и недоумения с щепоткой страха, небрежно насыпанной поверх всего остального. Эмоции сменялись одна за другой, пока Локи не покачал головой и не спросил: «Не хочешь меня видеть?» Поняв, ЧТО только что сморозила без всяких комментариев, я запротестовала и сказала, что не это имела в виду (пусть и прозвучало банально и отштамповано). Потом разъяснила собственные слова более подробно: запреты со стороны Одина, его усталость, то, что я элементарно отнимала у него время. Под конец, уже более сконфуженно и неуклюже, упомянула разницу в социальном положении. К слову об общественном статусе, мы ни разу не обсуждали с Локи ни мое происхождение, ни место обитания. Я не хотела рассказывать - он и не спрашивал. Весь мой монолог Одинсон прослушал, не перебивая и чуть нахмурив брови. Когда я закончила, он посмотрел мне в глаза еще несколько секунд и пробормотал: «И кто тебе это сказал?» Я уже собиралась было ответить, что никто, как Локи меня перебил: «Потому что сама ты не могла додуматься до такой глупости…» Разговор тогда был долгий и выворачивающий душу наизнанку, но в итоге мы расставили всё по своим местам. Локи говорил долго, тихо и не поднимая взгляда, находя противовес любому приведенному мной аргументу. Он действительно уставал за день, но вечером, как выяснилось, общаясь со мной, он отдыхал. На запрет Одина ему было глубоко наплевать с астрономической башни. На эти слова я заулыбалась: наплевательское отношение к правилам – это наша общая черта. Как и любопытство, в принципе. Эти две составляющие обеспечили нам тягу к местам, где быть не положено, поступкам, которых делать нельзя, и впоследствии нескончаемым бедам на наши головы (да и не только на эту часть тела).       Я тихо засмеялась, вспоминая тот вечер, и осторожно провела рукой по краю монеты, активируя заклинание. Денарий нагрелся у меня в руке и засветился ровным, тускловатым светом. Я поднесла его поближе к лицу и прошептала: «Спасибо». Сияние стало чуть ярче и через мгновение померкло.       Спрятав монету под рубашку, я подошла к своему подобию постели и, скинув сапоги, легла на нее, кутаясь в шерстяную ткань в попытке согреться. Послание Одинсона меня взбодрило и даже придало немного сил: тревога улеглась и теперь плескалась где-то на донышке, не вызывая беспокойства. Свечи я решила не тушить, а вместо этого магией пододвинула их поближе к кровати: может, будет хоть капельку теплее. Переводя взгляд с одного пламени на другое, я заметила единственную не горевшую свечку из зеленоватого воска. Я ее зажигала очень редко, но все равно за семь лет от травяной свечи осталась только пара сантиметров. Вытащив руку из-под покрывала, я щелкнула пальцами, и на обуглившемся фитиле заиграл желтый огонек. Я так и заснула, глядя на колеблющееся пламя, вдыхая терпкий запах мяты, и думая, что привязалась к Локи сильнее, чем положено.       Раздался громкий щелчок – кофе готов. Открываю глаза, сбрасывая с себя оцепенение, и сажусь вместе с чашкой за стол. Напиток был горячий и обжигал горло, но я не обращала ни на горечь, ни на температуру ровным счетом никакого внимания. Пусть жжет, зато сбрасывает наваждение собственной памяти. Это воспоминание…       На следующее утро должен был состояться отбор воительниц в армию Асгарда. Организовывался турнир среди всех девушек, желавших попытать счастье стать валькирией. Отбиралась одна. А вы как думали, почему среди асов так мало женщин-воинов? Мечтающих о подобном – толпы, только не всем позволят. Драться я умела. Временами грязновато, временами применяя магию, но умела. Иначе выжить на улице не представлялось возможным. Первых своих соперниц я одолела быстро: это были дочери членов Совета. В большинстве своем изнеженные особы, которые не могли меня даже ударить, не поморщившись от боли в руке. Бой продолжался до тех пор, пока твой противник не окажется на лопатках, поэтому с ними я не слишком церемонилась: при первом возможном случае ставила подножку и садилась сверху, придавив коленями их локти, чтобы не дергались. Грубо, но действенно. Я даже не особо запоминала, как дралась. Единственный бой, впечатавшийся мне в память, - финальный. Его я не забуду никогда…       Колени подкашиваются, руки уже с трудом удерживают подобие меча. Вдох, блок, удар, выдох, уклон. Отступаю на шаг назад и оглядываю соперницу - злится. Страшно злится. Темные глаза полыхают яростным огнем, золотистые волосы растрепались, хотя изначально и были собраны в хвост. Сиф тяжело дышит и едва ли не скрипит зубами. Она устала, дико устала, как, впрочем, и я, но отступать не собирается. Толпа негодует: слишком долго длится бой, а победитель всё никак не ясен. С нескольких сторон летят подбадривающие крики, и большинство - для Сиф. Вдох, блок, удар, выдох, уклон… Громче всех кричит старший принц Асгарда и трое воинов, стоящих рядом с ним. Я впервые сегодня увидела Тора и уже готова признать, что Локи не преувеличивал, когда описывал его. Локи… Мелко оглядываюсь по сторонам, пока мы с Сиф нарезаем круги, и разочарованно выдыхаю. Так и не пришел. Не скажу, что мне обидно, но… неприятно.       Чуть было не пропускаю удар мечом, но вовремя уклоняюсь и отвожу меч соперницы в сторону. Нужно с этим заканчивать… Я долго прятала в рукаве свой козырь, но, думаю, пора показать собравшейся толпе, что я самый настоящий шулер.       Останавливаю свою ходьбу по кругу и сосредотачиваюсь на бушующем токе в венах. Внутри разливается тепло, кончики пальцев колет, сердце в разы ускоряет ритм. Сконцентрироваться…       Глубокий вдох… Наступаю и делаю пару ударов мечом, которые девушка отводит в сторону. Сиф замахивается в ответ и приближается ко мне вплотную. Выставляю блок… Меч блондинки пригибается к земле, заставляя своего обладателя согнуться вслед за ним. Наклоняюсь и свободной рукой бросаю горсть песка Сиф в лицо. Она кашляет и жмурится, отходя от меня на несколько шагов, и, все еще щурясь, делает несколько ударов по мне вслепую. Уклоняюсь и делаю кувырок в сторону, прокатываясь под ее рукой. Шепчу заклинание, буквально чувствуя, как искры касаются пальцев, а магия рвется наружу, стуча в ритме сумасшедшего сердца за клеткой из ребер. Касаюсь ладонью тени Сиф, опуская горящую магией руку на песок арены, и с криком вонзаю меч в черную фигуру на земле. Силы тут же мне изменяют, начинает кружиться голова, и резко холодеют ладони. Перед глазами появляются темные пятна, а сознание окутывает дымка. Такое чувство, что я сейчас отключусь… Щипаю себя за руку, запрещая рассудку покидать меня в самый неподходящий момент, и смотрю на Сиф. На лице появляется ухмылка: у меня получилось.       Девушка стояла на месте мраморной статуей не в силах пошевелиться. Я сковала ее тень, тем самым отняв у нее возможность двигаться. Она не могла даже говорить, не то, чтобы драться или хотя бы опустить поднятый меч. И тут я замечаю один удручающий факт… Вся толпа замолчала. Оглядываюсь вокруг себя и вижу изумленных, напуганных асов, в шоке переводящих взгляд то на меня, то на застывшую Сиф. Черт. Нужно разряжать обстановку. В гробовой, гнетущей тишине подхожу к Йотунхеймской ледышке и пару раз щелкаю пальцами прямо у нее перед носом. Раздаются робкие смешки со стороны трибун. Наклоняюсь прямо к лицу соперницы и высовываю язык, забавно скорчив рожу. Ох, как она, должно быть, сейчас злится! Вокруг меня слышится задорный смех и неуверенные аплодисменты. Я наигранно кланяюсь, прижимая правую руку к сердцу, чем вызываю пару одобрительных свистов, потом вынимаю меч из цепкой хватки Сиф и откидываю его подальше в сторону. Еще раз отвесив шутливый поклон публике, выдергиваю из земли собственное оружие и резко приставляю его к шее вышедшей из оцепенения девушке. Асы зааплодировали, и я уже готова была убрать меч, как Сиф чуть ли не прокричала: – Требую реванша!       Улыбка тут же слетела с моего лица, а гул трибун притих. – Я требую нового боя! И чтобы она… – Сиф указала на меня пальцем, – не использовала магию!       Я замерла и перевела взгляд на старейшин, наблюдавших за боем. Те переговаривались между собой, обдумывая требование. Я всё держала клинок у шеи блондинки на случай, если ее протест отклонят. И молилась Звездам, чтобы это было так. Еще один бой с таким противником я просто не переживу: я вымоталась как в физическом, так и в магическом плане и продолжать драться уже не в силах. Сиф, видимо, надоело ждать, и она недовольно повторила: – Я требую реванша!       Внезапно сзади раздался холодный, но очень знакомый голос: – На каком основании?       Поспешно обернувшись, не отнимая меча от тела девушки, я с тихим, ликующим облегчением увидела спускающегося на арену Локи, скептически скрестившего руки на груди. – Еще один колдун… – неожиданно грубо прошипела Сиф. – С чего вдруг такой неожиданный визит?       Не знала, что у этих двоих такие напряженные отношения… Локи поджал губы, но всё же ответил: – Я наблюдал за боем с самого начала. То, что ты меня не видела, Сиф, не значит, что меня здесь не было.       На последних словах Одинсон повернулся ко мне и легко кивнул головой. Я улыбнулась краем губ и в ответном жесте приветственно-благодарно склонила голову: я в нем не ошиблась. – Так с чего ты взяла, что тебе позволят драться еще раз? – изогнув бровь дугой, спросил Локи, вновь обращаясь к неотрывно и слегка недоуменно наблюдавшей за нами девушке.       Она уже открыла рот, чтобы ответить, но ее перебил подошедший советник: – Боюсь, что она права, Ваше Высочество. У леди Сиф нет магических способностей, потому бой был признан несправедливым. Будет проведен еще один поединок. В этот раз соперница леди Сиф, – старец кивнул в мою сторону, – будет лишена своего преимущества.       Я скрипнула зубами от бессилия и с досадным рычанием опустила меч, наблюдая, как член Совета возвращается на свое место. Страшно. Больно. Обидно… Этот бой я не выиграю – у меня нет на него сил. Но гораздо сильнее задело обращение советника ко мне: «соперница леди Сиф». Не более того. Он даже не удосужился назвать меня по имени, хотя знал его, но тут же забыл, не считая меня достаточно стоящей его памяти. Изначально было известно, что валькирией станет именно Сиф: она тренировалась при дворе, являлась дочерью военачальника и, самое главное, долгое время была подругой Тора. Поговаривают, что ей предназначалось в будущем стать невесткой старшего принца, но это были только слухи. Никто не сомневался, что девушка займет законное место при дворе, и иные варианты просто не рассматривались: всех своих предыдущих соперниц Сиф одолела играючи. Все они были ей не ровня, и она это прекрасно знала. А сейчас появилось препятствие в лице меня. Замарашки, неожиданно настойчиво преградившей ей дорогу в чертоги Златого дворца. Препятствия обычно перешагивают, чего у нее не получилось, или разрушают… Выхода не было: я проиграла. Прости меня, отец.       Ко мне подошла пара стражников с ларцом в руках и всё тот же советник. Остановившись возле меня, он достал из сундука два металлических наруча, лежавших на красной бархатной подушке, и защелкнул их у меня на запястьях. По телу прокатилась короткая вспышка боли, и я чуть не рухнула на землю, едва устояв на ногах. Магию словно закрыли на замок, скомкав ее в комок где-то в области сердца и сцепив решеткой. Я попыталась вызвать магию хоть на секунду, но грудную клетку будто ошпарили кипятком, и я резко остановилась. Черт, это было больно. Во всем теле выла волком изнуряющая усталость, и я с трудом взяла в руки поданный меч.       Бой длился недолго: через пару минут Сиф поранила мне ладонь. Я закричала и выронила меч из рук, позволяя ухмыляющейся девушке приставить клинок к моей шее. Ладонь нестерпимо жгло, а в месте пореза больно пульсировала кровь, пытающаяся выудить из невидимой клетки хоть капельку магии на лечение, но та только билась вместе с сердцем, угрожая разорвать мое тело на несколько частей. Краем глаза я заметила, как один из советников подошел к нам, отнял меч от моей шеи и воскликнул, подняв руку моей соперницы в воздух: – Леди Сиф отныне валькирия и бравая воительница Асгарда!       Асы радостно закричали, по трибунам пролетел грохочущий рокот. Гремели аплодисменты, слышался оглушающий свист и радостные вопли со стороны Тора и троицы воинов. А руку продолжало жечь, а внутренности продолжало выворачивать наизнанку… Проиграла… Все попытки оказались тщетны, мечты – эгоистичны и малодушны, а надежды – глупы и пусты. Это несправедливо! Душу буквально разрывало на части, и я никак не могла понять: мне, действительно, физически больно, или это просто иллюзия? Боль, которую я выдумала сама? Никогда не любила быть слабой. Слабость – это самообман: любое разочарование известно и предугадано заранее, а любое терзание – лишь плод воображения. Все наши душевные тревоги мы придумываем самостоятельно, стараясь немного польстить собственному эго. Согласитесь, ведь часто мы идем на рискованные поступки, зная, что нас может постигнуть неудача? Причем болезненная? Но мы продолжаем идти по заданной дорожке и, когда напарываемся на предполагаемое препятствие, бьемся об него, сдираем руки в кровь, удовлетворенно про себя замечаем: «Ну, я же знал! Ну, я же говорил!». Я всеми силами стараюсь избегать подобной лжи самой себе, тем самым огородив себя от любой душевной боли. Я не пыталась себя обмануть: я знала, что Сиф может победить. Тогда почему больно?! Почему обида и ярость грызут изнутри?! Да потому, что это нечестно!       Когда хлопки и крики смолкли, народ начал расходиться, а четверо советников ушли с помоста возле арены, Сиф развернулась в мою сторону с торжествующим видом и оглянула меня, стиснувшую руки в кулаки и сжавшую челюсть, чтобы не закричать. Победоносное выражение лица девушки сменилось презрением, и она прошипела, выплевывая ненавидимое слово мне в лицо: – Чернавка…       Новоиспеченная валькирия в последний раз пробежалась по мне взглядом и пошла прочь, напоследок тряхнув золотой копной волос. Стало тошно и до остервенения противно, но я не подавала виду и просто прикрыла глаза, ожидая пока все разойдутся, и я смогу с чистой совестью убежать отсюда в какой-нибудь нелюдимый переулок на другом конце города и кое-как вылечить руку. Неожиданно мне на плечо легла чья-то прохладная рука, а за спиной раздался щелчок пальцев и злой, холодно-надменный голос, заставивший меня распахнуть глаза: – В следующий раз посмотрись в зеркало прежде, чем говорить подобное, бравая Сиф.       Валькирия пошатнулась, и чуть не поздоровалась с землей, будто кто-то невидимый с силой ударил ее по голове. Когда она выпрямилась, я увидела тому причину: волосы цвета спелой пшеницы медленно, но верно темнели от корней, будто по голове разливалась иссиня-черная краска. Когда преображение закончилось, Сиф в ужасе пропустила волосы цвета вороньего крыла сквозь пальцы, в шоке распахнув глаза. Я невольно заулыбалась, глядя на ее реакцию, но в полной мере мне насладиться трюком не дали. Локи (а это был несомненно он) сильнее сжал мое плечо, потянув за собой и уводя меня с арены.       Схватив меня за здоровую руку, младший принц куда-то целенаправленно меня вел, блуждая по затейливым перекресткам. До меня запоздало дошло, что мы идем по направлению к дворцу. Рука сильно саднила, магия продолжала рваться наружу, причиняя ноющую, разрывающую боль в груди. Я попыталась вывернуться, но Одинсон не позволил мне отойти ни на шаг и продолжил молча меня тащить в неизвестном направлении. В итоге мы набрели на какой-то полузаброшенный сад, и Локи резко остановился, сажая меня на первую попавшуюся каменную скамейку. Наконец мне выпал шанс посмотреть на его лицо, и то, что я увидела, меня поразило. Никогда не видела его настолько рассерженным. Не знаю, кто злился сильнее: Сиф во время боя или он сейчас. Зеленые глаза блистали недобрым блеском, а за изумрудной радужкой из края в край плескалась магия; губы сжались в тонкую полоску, брови были сведены к переносице. Никому не пожелала бы стать причиной гнева младшего принца, потому что его ярость никогда не проходила бесследно и всегда приводила к необратимым последствиям. И сейчас причиной стала я. Мне не было страшно: Локи я не боялась ни при каких обстоятельствах. Но было досадно оттого, что я его разочаровала: других причин его злости я не видела.       Неожиданно Одинсон присел на корточки напротив меня и попытался взять меня за раненую руку. Я отдернула конечность, избегая лишней боли, и посмотрела на принца, собираясь вежливо попросить его не трогать. Но не смогла… На лице Локи застыло отчаяние, перемешанное с испугом, которое было тщательно скрыто под кожей и практически незаметно проглядывало в уголках глаз и губ. Не знала бы его – даже не заметила бы. Он еще раз потянулся за моей рукой, в этот раз гораздо медленнее, словно боялся меня спугнуть. Я неохотно подала ему руку, невольно напрягаясь. Аккуратно взяв меня за запястье, Локи перевернул кисть ладонью вверх, невесомо касаясь холодными пальцами пореза. Я сморщилась от чувства жжения на коже и прикусила язык, закупоривая крик в горле. Одинсон заметил мои движения и отнял пальцы от ранки, на секунду подняв на меня неопределенный взгляд, и снова посмотрел на ладонь, тихо, с гневом прошептав: – Мерзавка… Придушил бы Сиф, если б мог…       Я опешила, неверующе разглядывая сосредоточенное лицо аса. Сиф? Он зол на Сиф?       Локи осторожно прикоснулся рукой к моей ладони, читая заклинание, но когда закончил, ничего не произошло. Одинсон раздраженно шикнул и сорвал с меня наручи, блокирующие магию. Я глубоко, с удовольствием вдохнула свежий воздух, чувствуя, как становится легче дышать, а по венам заструилась магия. Локи еще раз прочитал заклинание, проведя большим пальцем по ладони, и длинный, кривой порез начал быстро затягиваться. Ладонь щипала, чесалась, но принц держал мою руку мертвой хваткой до тех пор, пока бордовая полоса не превратилась в едва различимую розоватую линию. Я расслабленно выдохнула, пару раз сомкнув и разомкнув руку и проведя по шраму второй рукой. – Думаю, окончательно затянется через неделю – две.       Я вскинула глаза на Одинсона, сосредоточенно разглядывавшего мою руку, и прошептала, пытаясь поймать его блуждающий взгляд: – Спасибо. Не только за руку, – я слегка пошевелила пальцами, разглядывая то, что осталось от раны, – ты за меня тогда заступился.       Локи покачал головой, прикрывая глаза: – Это было несправедливо. Валькирией должна была стать ты, а не Сиф. – Говоря откровенно, она права…       Ас резко посмотрел на меня, мрачно и недовольно вглядываясь в мое лицо. Стушевавшись, я неуютно поежилась, чувствуя себя исследуемым артефактом, но продолжила: – У меня, действительно, было преимущество. – А ее долгое обучение ведению боя ты преимуществом не считаешь? – Локи, – устало выдохнула я, отворачиваясь в сторону. Через пару мгновений мне на подбородок легла прохладная ладонь и аккуратно развернула лицо обратно, заставляя снова смотреть на младшего принца. – Рид, ты заслужила эту победу. Этот бой выиграла ты, а не она. Слышишь? – Это ничего не меняет. Честно - нечестно, выиграла - проиграла… Валькирией я уже не стану. Спасибо за помощь, Локи, – я неохотно встала со скамьи, с долей нервозности оправляя одежду. – Но я иду домой.       Напоследок кратко, натянуто улыбнувшись, я шагнула к предполагаемому выходу из сада, но обескураженно замерла через пару метров: – Домой? В то полусгоревшее пустое здание на юге города?       Я остановилась, как вкопанная, не веря своим ушам, и медленно, настороженно развернулась, изумленно рассматривая юношу, так и сидевшего недвижимо рядом со скамейкой. – Не удивляйся. Я однажды проследил за тобой, чтобы узнать, где ты живешь. На всякий случай.       Локи встал и подошел ко мне почти вплотную, не нарушая зрительного контакта. – Так и будешь там жить? – А что ты мне предлагаешь? – чересчур резко бросила я, сделав усилие над собой и вскинув подбородок, заставляя смело смотреть принцу в глаза (он был выше меня на голову, как ни как). – У меня разве есть выбор?       Одинсон на мгновение отвел взгляд, поджав губы, но тут же обернулся обратно. – Я хотел предложить… - растягивая гласные, протянул он с легкой улыбкой. – Так же как Сиф пророчили стать в свое время валькирией, меня в далеком будущем собираются назначить Повелителем магии Асгарда… И у меня должен быть помощник…       Локи цокнул языком и сделал еще один дразняще-мелкий шаг в мою сторону, пока я только неверующе смотрела на него широко распахнутыми глазами. Продолжать реплику ас не спешил, а только вглядывался мне в лицо в поисках неизвестных мне эмоций. Я, нервно сглотнув, тихо уточнила: – Ты хочешь сказать, что…       Локи вздернул бровь, якобы не понимая, о чем идет речь. Какой недогадливый, блин… – Что я…       Одинсон продолжал сверлить меня ничего не понимающим, абсолютно невинным взглядом, заведя руки за спину. – Могу стать твоим помощником? – Если доживем до этого времени, разумеется. А то с нашей тягой к неприятностям… – … Мы вряд ли отпразднуем Раскрытие имен! – закончила я за него, не в силах сдержать счастливую улыбку.       Локи не выдержал своей напускной серьезности и тоже заулыбался в ответ, потирая ладони друг о друга, из-за чего между ними замелькали зеленые вспышки. – Ну, так как насчет разнообразить серые, монотонные будни обитателей дворца?       Я также размяла руки, пуская по пальцам темные искорки, и проговорила: – Это был риторический вопрос…       Горячий кофе обжигает горло, и я вновь в сумбуре выбегаю из лабиринтов собственной памяти. Боги, как же надоело! Когда я, наконец, смогу дышать спокойно, не сравнивая при этом воздух Мидгарда с воздухом Асгарда? Колено непроизвольно дергалось, а пальцы настукивали о чашку незатейливый ритм. Пора уже с этим заканчивать. Пора принять положение, в которое я себя собственноручно загнала, и смириться с последствиями своих поступков. Трудно, больно, не мой стиль, но выбора у меня нет. Иначе я с ума сойду, вспоминая то, что было, или размышляя о том, что могло бы быть. Хватит.       Допиваю кофе одним глотком и, поставив чашку в раковину, возвращаюсь в спальню. Заправив постель и нацепив на себя первое, что выпало из гардероба, подхожу к тумбочке и выдвигаю нижний ящик, весь заваленный бумагами. Вытаскиваю из него все листы, исписанные рунами, местами зачеркнутые, местами с пометками или обведенные в кружок, и, потянув за цепочку, вытаскиваю со дна монету с пятном на ободе, рассматривая профиль Одина, выгравированный на денарии. Положив его в карман через несколько секунд разглядывания, я вышла в холл и пробежалась взглядом по комнате.       На стенах, под самым потолком, красовалось рунное плетение, тщательно выверенное и начертанное кровью. Да, я старалась: рассчитывала построение, исписав целые кипы бумаги, после, шатаясь на ломаной стремянке, рисовала повторяющиеся символы иголкой сколотой с пальца кровью. Я закончила плетение только этой ночью, сомкнув круг, обводивший всю квартиру. Если заклинание сработало правильно, то та теперь стала незрима для ока Хеймдалля. Тихо хмыкнув, я достала из зеркального шкафа кроссовки, пальто и, быстро собравшись, вышла из квартиры.       На улице было темно, – даже фонари еще не погасли, – прохладно и сыро. Ветер трепал волосы, забирался под ткань пальто, скользил по лицу, заставляя ежиться и обхватывать себя руками. Через пятнадцать минут ходьбы я вышла на набережную где-то в районе Клинтона, нью-йоркцам известного как «Адская Кухня». Примечательное название, хоть я ни разу не интересовалась его происхождением. Так и живу, надеясь, что меня никто не зажарит себе на обед, пока буду здесь проходить.       Подхожу к ограждению и опираюсь на перила, всматриваясь в темную воду Гудзона. За спиной время от времени слышится звук проезжающих по 12-ой авеню машин, впереди, через реку, мерцали огни Вихокена. Кажется, я начинаю привыкать к Нью-Йорку. К бешеному ритму жизни, к людям, с их недостатками и достоинствами, к законам и ограничениям этого мира, которые вскоре, готова поспорить, мне почти машинально захочется перешагнуть.       Глубоко вздыхаю, закрывая глаза и подставляя лицо ветру. Не скажу, что я полюбила Мидгард, но язык больше не повернется назвать его чуждым мне миром. А люди…Готова признать, в них есть что-то особенное. Что-то… недоступное другим, то, что другие расы не то что осуществить, а понять, зачастую, не в состоянии. Они суетятся, торопятся не для того, чтобы достигнуть цели: ведь они тут же поставят себе новую, еще более далекую, возможно, невыполнимую задачу, к которой будут идти напролом – нет! Они бегут для того, чтобы бежать и наслаждаться этим бегом. Этим изнурительным, непрерывным марафоном по пересеченной местности, который начинается с рождения и кончается смертью. И, стоя в паре метров от финишной черты, они с уверенностью в голосе скажут, что жили, чувствовали и жалеть ни о чем не будут.       Я легко, расслабленно улыбаюсь, наслаждаясь спокойствием раннего утра. Открываю глаза и снова вижу перед собой затейливо изогнутые перила, очертания зданий на противоположном берегу и реку, всю покрытую бликами от лучей восходящего солнца. Заметно посветлело. Еще минута, и солнце целиком покажется из-за горизонта. Ну что? Поступим символично: новый день – новая жизнь?       Достаю из кармана холодную монету и, напоследок повертев ею между пальцев, замахиваюсь и кидаю ее в сторону реки. Проследив, как денарий описал дугу и упал в воду, я разворачиваюсь и иду в сторону ближайшего магазина: думаю, нужно менять мое отношение к желе. Попытка номер два. *** POV Автор       Монета, поблескивая золотом, медленно опускалась на дно реки. Если бы девушка, сейчас все дальше удалявшаяся от пирса по 43-ей Вест Стрит, продержала бы денарий в руках дольше на несколько минут, то увидела бы как поверхность замерцала зеленым светом, распугав при этом косяк рыб, проплывавший мимо нагревшейся монеты. Еще секунда – и на поверхности начинают проявляться символы, складывающиеся в слова. Монета ударяется о дно, поднимая вокруг себя песок и не позволяя разглядеть выжженные буквы сквозь песчаное облако. «Эрида?»       Какая-то рыба подплывает к теплой монетке и пытается схватить ее ртом, но бедолагу отгоняет яркая зеленая вспышка. Денарий признавал только её руки… Надпись стирается, и на ее месте появляется другая… «Ответь…» Потом к ней добавляется еще пара слов… «Что угодно» Еще несколько напряженных, ужасных для кого-то минут… «Дай понять, что ты жива»       Чем больше проходит времени, тем быстрее сгорают в зеленом пламени только что полученные слова, тем бессвязнее становится шепот, активирующий заклинание откуда-то из другой ветви Иггдрасиля… «Рид, прошу…»       Монета дрожит от переполнившей ее магии, вода потеплела в радиусе метра вокруг… «Умоляю, хоть слово»       В один момент сияние гаснет, а вода опять холодеет. Денарий тускло загорается в последний раз и так и остается лежать на дне с выгравированным «Прости меня» на обороте с пятнышком на ободке.