Его лучший экспонат

Кейтлин и сама не знает, что ищет больше: пропавшего Хартли или залегшего на дно Флэша. Разница не так уж велика, учитывая, что риск не вернуться из этих поисков одинаково велик в обоих случаях. Сноу понятия не имеет, как теперь общаться с Циско, как заставить себя приходить в СТАРлабс... Черт, этого идиота Рэтэуэя нет всего ничего, а она уже понимает, как много он на самом деле делал для них. Рамон выглядит еще более потерянным, и все, что остается Кейтлин - хлопнуть дверью и пойти по запутанным следам Хартли. - Зачем вы пришли, мисс Сноу? - устало интересуется офицер полиции. Его фамилию Кейтлин не запоминает, а называть по имени - "Эдди" - как-то слишком неформально для первой встречи. - Я уже объяснила причины своего визита. Офицер смотрит на нее пристально, чуть дольше, чем то позволяют приличия, но, как ни странно, дискомфорта при этом Кейтлин не испытывает. Просто рядом с ней хороший парень, который выглядит, как и положено хорошим парням - без вкрадчивого тона и злых смешинок в глазах, но с ощущением, что боль уже коснулась его лба ладонью, оставив глубокую черточку меж бровей. Те, кто играют за "команду добра", редко обходятся без отметин. Только у дьяволов вроде Флэша гладкая кожа, милая улыбка и дар разрушать все, к чему они прикасаются. Кейтлин вертит в руках ручку, взятую со стола офицера, и думает, что сравнивать каждого нового знакомого с Флэшем - не самый здоровый признак. Впрочем, и отрицать то, что она отравлена им, и пораженные ткани стремительно разрастаются, тоже глупо. Сноу чувствует себя безнадежно больной, но рассчитывает, что все-таки сумеет уничтожить источник заразы. - Полиция не вмешивается в дела мета. - Я не стану и просить о таком. Слишком много людей погибнет... - Кейтлин прикусывает губу, чтобы не сказать "если еще и вы станете путаться под ногами". Не хочет выказывать нечто, даже отдаленно смахивающее на пренебрежение. Но полицейский все равно успевает трактовать ее заминку по-своему. - Люди умирают из-за нашей беспомощности, вы это хотите сказать? Черт, - офицер сжимает кулаки так, что костяшки белеют. Его ярость, бессильную и бессмысленную, Кейтлин ощущает повышением температуры в комнате на пару градусов. - Я знаю это... вы даже не представляете, насколько хорошо знаю. Приходить и тыкать в это носом... - Не надо обвинять меня. Думаете, если я мета - то не могу быть беспомощной? Не могу потерять близких? - Моя девушка погибла из-за этого.. Флэша. Считала себя крутым журналистом, а что толку?.. Неловкое молчание - неизбежный третий участник подобных бесед. Не так уж много времени потребовалось после взрыва ускорителя, чтобы общество сформировало негласные правила. Мета - лучше обычных людей. Мета не просят и не получают помощи от людей. В разборки мета никто не влезает. Кейтлин частенько думает, что если бы число изменившихся оказалось больше - ситуация стала критической, возможно, грянула бы гражданская война. Сейчас же на таких как она просто закрывают глаза. С самой Сноу смиряются, как с досадным, но неискоренимым явлением. В героини ее никто записывать не собирается. Возможно, будь в живых Ронни, все сложилось бы иначе. Он сумел, нашел бы способ изменить отношение жителей Централ-Сити к ним. Он мог стать героем... Все, что остается Кейтлин - продолжать их борьбу, не надеясь на признание. В конце концов, единственный человек, ради которого она это делает, все равно не сможет оценить ее стараний. - Мой жених тоже погиб. - От рук мета? - понимающе кивает офицер. Раздражение в его взгляде сменяется сочувствием... надо же, как мало оказалось нужно, чтобы завоевать его расположение. Всего ничего - поломанная жизнь за плечами и безнадежно разбитое сердце. Кейтлин невесело усмехается и опускает глаза в пол. - В каком-то смысле, - не собирается она расцарапывать собственные шрамы и вдаваться в подробности. - Вам чем-то помочь, мисс? Офицер Тоун, очевидно, не справляется, - к ним подходит мужчина, в котором Сноу мгновенно узнает капитана полиции. Тот глазами скользит по ней, и девушка кожей ощущает это сдержанное презрение, которое позволяют себе только очень воспитанные люди. Такие люди, которые смогут подсыпать тебе цианида в чай, но никогда не скажут в лицо, как ты их раздражаешь. От такой псевдо-корректности Кейтлин тошнит. - Благодарю, офицер Тоун, - зато фамилию вспоминать не пришлось, - мне уже помог. - В таком случае, всего доброго, - капитан Сингх кивает и будто бы случайно делает шаг в сторону, освобождая дорогу к выходу. Тонкий намек на то, что Сноу будут гораздо больше рады, когда она окажется по ту сторону дверей. Собственно, Кейтлин почти что готова уйти, когда кто-то вкладывает в ее пальцы прямоугольную бумажку. - Я освобожусь через пару часов, позвоните, и мы... обсудим сложившуюся ситуацию. Офицер Эдди Тоун слабо улыбается, продолжая касаться ее руки. В его взгляде нет ни намека на неприязнь или страх - или он их очень хорошо скрывает. Впрочем, второе маловероятно - Сноу научилась неплохо читать чужие лица. Она уходит, несколько сбитая с толку, чувствуя, как тоска по какой-то другой, более человечной и нормальной жизни скребется внутри, жалобно поскуливая. Кейтлин думает, что офицер Тоун похож на голубоглазого пса-хаски, слишком смелого, несмотря на десятки отметин чужих зубов на своей шкуре, все еще виляющего хвостом тому, кого считает "хорошим". Она знает, что не придет на встречу с ним. Полиция не вмешивается в дела мета-людей, а хороших полицейских не стоит в них вмешивать и подавно. Кейтлин думает, что хороших парней этот город и так потерял достаточно. Один из них - ее личная болевая точка, ее тотальный проигрыш и... боже, как нелепо, но честно - ее главная дурная привычка. Любовь, которая все время сдирает коросту с ссадин, заставляет ощупывать место, откуда вырвано что-то жизненно важное. Когда ты ногтями проводишь по незаживающим язвам, можно ли подбирать к этому громкие красивые слова в качестве определения? Кейтлин все больше убеждается, что чувства к Ронни становятся ее слабостью, местом надлома, по которому достаточно лишь слегка стукнуть, и... Кейтлин со всей беспристрастностью доктора признает: в любви к мертвецу нет ничего светлого, очистительного или способного сделать ее лучше. В любви, выродившейся в такую стадию, нет ничего, кроме безграничного, ломающего разум и тело, мазохизма. Кейтлин со всей свойственной ей хладнокровностью признает это. У нее - излом на изломе, одна рана, перекрывающая другую. У Флэша, кажется, вовсе нет слабостей, нет ничего, роднившего его с человеческим существом, а не жестоким своевольным божеством. Но даже, если все перечисленное означает ее проигрыш - Кейтлин все равно попытается сражаться. Со всем своим хладнокровием в качестве брони. Пока Циско возится с ее костюмом, бормоча что-то неубедительное о том, как эти усовершенствования сумеют переломить ход сражения, Сноу отстранено подсчитывает обратную взаимосвязь между уходящим временем и шансами найти Рэтэуэя живым. Через час ее пальцы на автомате набирают сообщение, текст которого давным-давно отпечатался в голове, потому что в глубине души Кейтлин готова к такому развитию событий. С того самого момента, как она выжила после изменения, она научилась быть готовой к тому, что может умереть в любой момент. Подспудное осознание, что лед, на котором танцуешь, слишком тонок и может лопнуть мгновение спустя. Разумеется, у нее есть план - инструкция, если хотите - на случай своего провала. Но мобильник оживает в руках прежде, чем Кейтлин успевает отключить его и бросить в СТАРлабс. Она смотрит на него почти испуганно, но все-таки нажимает на кнопку приема. - Да? - она вслушивается в шорохи на том конце, опасливо замерев. Циско отвлекается и наблюдает за Сноу, прижавшей телефон к уху, как ребенок в попытке услышать шелест волн в обычной раковине. Голос звонящего Рамон, само собой, слышать не может, а реплики Кейтлин сводятся по большей части к угуканьям и полувопросительным восклицаниям. - Ладно, я... Спасибо, офицер, - она замолкает, прислушиваясь к собеседнику, - Хорошо, Эдди... Кейтлин выключает телефон, не удосужившись попрощаться, и зажмуривается так, словно пытается затолкать внутрь что-то, шипами рвущееся наружу. Циско пристально следит за тем, как Сноу с трудом выталкивает воздух из легких. Она встает на ноги, глядя прямо перед собой, потерянная и пугающе-сильная одновременно. - Куда ты? - беспомощно, почти жалобно спрашивает Циско ей в спину. Кейтлин дергает плечом, кажется, она и сама не уверена в том, куда и зачем идет. Но ответ все же следует. - В Айрон Хайтс. - Ты шутишь, да? - полуутвердительно-полувопросительно говорит Рамон. но в каждой напряженной мышце-струне Кейтлин читается, что чувство юмора ее организм вырабатывать не способен. Побочный эффект, выдаваемый омертвевшими сердечными тканями. Циско вздыхает: - К ужину тебя не ждать? - Садись, пять за проницательность, - неловкая попытка отшутиться заканчивается для обоих ощущением практически физического дискомфорта, и только теперь Циско и Кейтлин в полной мере осознают, как много для их разваливающейся компании делал Рэтэуэй. Сноу иногда чувствует себя так, будто беспардонно топчется по жизни Рамона на тоненьких, кинжалоподобных каблуках - как будто она и виновата перед ним, как будто это чувство вины обвивает внутренности колючей проволокой, а от этого до ненависти остается совсем ничего. И пожалуй, самое трагичное в том, что некогда близкий человек ощущает эти пульсации боли и отзывается на них эхом, но не с сочувствием - со страхом. Кейтлин убеждена, что сочувствия от Циско не заслуживает, и все же... - Возьми костюм хотя бы. Не зря же я с ним возился, - просит он, и оба понимают, что это лучшее пожелание удачи, какое может сейчас прозвучать. Сноу молча кивает и тянется к бледно-голубому свертку, пальцев Рамона она, конечно же, пытается не касаться. Впрочем этих миллиметров расстояния ему явно не хватает для сохранения собственного комфорта - Кейтлин видит это по убегающему в сторону взгляду и чувствует себя эдакой Медузой Горгоной. Слова вроде "спасибо" и "до встречи" пополняют ее галерею каменных немых скульптур, и уходит Кейтлин медленно, как будто тащит этот нелегкий груз на спине. Циско наблюдает за тем, как она идет ко дну, но не предпринимает ничего. Кейтлин с ожесточением отгоняет от себя это ощущение - которым пропиталось все в СТАРлабс, все ее окружение - чудовища, скребущего под полупрозрачной кожей, чудовища, которого она прощупывает злокачественной опухолью, о присутствии которого остальные прекрасно знают. Список людей, которые не боятся смотреть на монстра сквозь хрупкое стекло ее глаз - крошечный до неприличия. Учитывая, что один из них, похоже, хочет ее убить, а другой исчез... Все становится странным, даже по меркам Кейтлин, когда Эдди Тоун открывает перед ней дверь машины и, похоже, совсем не беспокоится от того, что их ладони в этот момент отделяет расстояние тоньше волоса. Она не спешит вносить его на третью строку своего топ-листа, пока что лишь настороженно присматривается, подозревая, что надо быть немного (или запредельно) безумным, чтобы не испытывать страха перед ее силами. Но Тоун выглядит таким отстранено-спокойным, словно каждый день подрабатывает водителем для мета-людей. А еще он то ли чертовски противоречит сам себе, то ли в стенах полицейского участка существуют негласные правила... Ну да, "полиция не вмешивается в дела мета". Кейтлин ловит себя на мысли, что в данный момент не столько пытается разобраться в мотивах Тоуна, сколько оценивает его по внешним признакам. Да, он довольно сексуален... с точки зрения генетики. Увы, в человеческой среде поведение диктуется не только программами, заложенными в ДНК, инстинктами и элементарными реакциями, так что данное замечание Сноу пытается отмести, как абсолютно бесполезную информацию. - Вы ведь знаете, кто я? - решает не искать окольных путей. Слишком уж ненормальным кажется тот факт, что Тоун с легкостью игнорирует голодные щупальца холода, тянущиеся через салон к нему. - Думаете, в Централ-Сити еще остались люди, не знающие о Киллер Фрост? - отвечать вопросом на вопрос... то, чего и следует ожидать в подобной ситуации. Кейтлин отвыкла от словесных танцев, и только сейчас задумалась, что в подобных ситуациях, когда рядом не друг, не враг, а некто с неясными мотивами - путанные фуэте речевых оборотов действительно могут помочь докопаться до сути. Если б она еще оказалась обучена этому виду искусства. Сноу морщится. - Всегда ненавидела газетчиков за любовь к пафосным наименованиям. - Предпочитаете, чтобы они печатали ваше настоящее имя и - ну не знаю - адрес с номером телефона, например? - А вы предпочитаете любую ситуацию гипотетически доводить до абсурда? Она ловит напряженный взгляд Тоуна в зеркале, слишком активно изображающий, что сосредоточен исключительно на дороге. Кейтлин почти верит... верила, если б не ощущение того, как офицер практически ощупывает ее лицо сквозь отражение. Странно, но Кейтлин даже почти не ощущает себя экспонатом пандемониума, когда эти глаза скользят по ней. А Тоун,очевидно, почти что лишен инстинкта самосохранения. Он отвечает без улыбки, хотя интонациями вроде и подразумевает нечто наподобие шутки: - Куда уж абсурднее, мисс Сноу... В этом с ним сложно не согласиться. Кейтлин наклоняется так, чтобы оказаться ближе к Тоуну - пугающий ее саму порыв, пусть между ней и мужчиной по-прежнему спинка водительского кресла. Шершавая искусственная кожа щекочет лоб, отчего Кейтлин хмурится еще сильнее. - Ради кого мы едем в Айрон Хайтс? - Ради человека, - включает Тоун "капитана очевидность", впрочем, скорее для отвода глаз. Сноу уже догадывается, что офицер на порядок умнее, чем пытается изображать, поэтому это показушничество порядком раздражает. Возможно, оно срабатывает с недалекими, пропитавшимися до мозга костей лицемерностью, полицейскими, но не с ней, улавливающей каждый сбой в работе горячего тревожного сердца. Температура в салоне за последние тридцать секунд довольно ощутимо снижается. Тоун на мгновение отпускает руль, признавая, что Сноу так просто не купить. - Генри Аллен. Он не станет разговаривать с полицией... Но от беседы с вам, думаю, не откажется. И я знаю - не спрашивайте, откуда - то, что он расскажет, может быть весьма полезным. - Я все же спрошу: откуда вы это узнали? Не имею привычки доверять всем информаторам подряд, - Кейтлин прикусывает язык. Ну конечно же, именно поэтому она сейчас в одной машине с человеком, все познания о котором уместятся на одной стороне полицейского жетона, едет в одну из самых защищенных тюрем страны. Тоун не создает впечатление человека столь наивного, что мог бы решить, будто обычная камера ее удержит. Так что на ловушку происходящее не смахивает. И все же, над своими принципами Кейтлин надругивается сейчас с особым пристрастием. У Эдди пульсирует жилка на виске, и на мгновение Сноу мерещится, что мужчина сейчас распахнет дверь и вытолкнет ее на шоссе, завершив таким образом их своеобразное сотрудничество. Она вцепляется ногтями в материал сидения, мысленно считая до десяти в ожидании удара об асфальт. Но ничего не происходит, у Тоуна даже голос не дрожит, хотя слова он выталкивает из себя медленно, осторожно, как будто пытается не пораниться о них. - Все, что я знаю, я знаю от моей девушки. Моей мертвой девушки, которая погибла из-за своего немереного любопытства к Флэшу. Кейтлин слушает его и понимает, что ошиблась. Дело не в том, что Тоун не боится ее конкретно или мета-людей вообще. То, что она приняла по началу за твердость и спокойствие - на деле просто ледяное омертвение, броня наоборот, разрастающийся внутри айсберг. Кто-кто, а Кейтлин отлично знает, как доходят до такого. Тоун не боится ничего, потому что знает: самое страшное с ним уже случилось. *** В комнатке для свиданий мрачно, одна-единственная лампочка не справляется со своими прямыми обязанностями абсолютно. О том, что у большинства людей слово "свидание" ассоциируется с чем-то более уютным, архитекторы Айрон Хайтс вряд ли задумывались. Кейтлин тяжеловато делать равномерные вдохи в таком сжатом пространстве: слишком много человеческого тепла на квадратный метр, слишком похожи на приступы клаустрофобии ее попытки отодвинуться как можно дальше в этом спичечном коробке. - Выйдите, - не просит, а приказывает она охранникам, и наблюдает краем глаза за тем, как кивает им Тоун, и как они неохотно, но подчиняются. Кейтлин практически уверена: Эдди просто дает им шанс сохранить остатки гордости - сделать что-то, якобы следуя приказу полицейского не так постыдно, как из-за страха превратиться в ледышку. А их страх Сноу чувствует каждым кусочком открытой кожи. - У вас пятнадцать минут! - пищит в дверную щель один из охранников - выглядит он не старше двадцати, форма сидит на тощей фигуре мешком, но пацан изо всех сил пыжится, чтобы никто и не подумал, что он струсил перед Киллер Фрост. Кейтлин хмыкает и щелчком пальцев заставляет дверь примерзнуть к проему. Судя по испуганно-облегченному восклицанию - нос парня чудом избежал обморожения третьей степени. - У меня не так много времени на торг или убеждение. Так что, если есть что рассказать о Флэше - говорите, - Сноу вглядывается в лучики-морщинок вокруг глаз своего собеседника. Наверное, он много улыбался раньше. В то, что хоть какая-то детать в Айрон Хайтс способна вызвать улыбку, не верится абсолютно, и Кейтлин добавляет, уже мягче: - Прошу вас. Генри смотрит так, как будто годы в заключении только и ждал возможности рассказать все именно этой девушке. - Флэш - мой сын, Бартоломью Генри Аллен. Но, кроме этого, я мало что могу рассказать... - Откуда вы знаете? - хмурится Кейтлин, - Хочу сказать... многие пробовали вычислить личность Флэша. Как вы, находясь здесь, смогли это понять? - Он пришел ко мне, сразу после того, как... - Генри пытается изобразить какой-то жест, но наручники мешают ему. - Как обрел мета-способности, - подсказывает Сноу. - Мне никогда не был по душе этот термин. Я врач и... Мне до сих пор иногда кажется, что более развитая медицина смогла бы помочь моему сыну. Доктор Кейтлин Сноу понимает, пожалуй, лучше всех, что он имеет в виду. Если чей-то дар и близок к мучительной хронической болезни - он выпал ей. А вот силы Флэша действительно куда больше смахивают на нечто сверхчеловеческое, доставшееся ему свыше. Зато содержимое его головы - нездоровый клубок садизма и абсолютного равнодушия - точно представляет интерес только для психиатрии. Странное дело, но до этой встречи Кейтлин и не рассматривала своего соперника в таком ключе - как чьего-то сына, как того, кто когда-то был всего лишь человеком, ребенком... Казалось, что он уже появился на свет таким, полным яда, не то злом во плоти, не то стихийным бедствием, нагло отвергающим людские принципы. Был ли когда-то маленький Барри Аллен чем-то другим? Чем больше рассказывает Генри, тем четче Кейтлин понимает: ей этого уже не узнать. Если когда-то личность Флэша и была иной, сейчас в ее изуродованных остатках не опознает этого даже лучший патологоанатом. Спасать там уже нечего. И все равно, слушать слова Аллена-старшего тяжело, Кейтлин кажется, будто прямо сейчас она препарирует кого-то на живую, всматривается в чужое расцветающее безумие так глубоко, что рискует сама в нем завязнуть. Она цепляется за жесткие конкретные вопросы, как за спасительные скобы, насильственно напоминает себе, что происходящее - скорее допрос, чем задушевная беседа. Помогает плохо, и Сноу чувствует, как сползает по ледяному туннелю куда-то все ниже, во тьму чужого искалеченного мира... Кейтлин не может сочувствовать Флэшу, потому что - каким бы ни было его прошлое - ничто не оправдывает то, в какое чудовище он переродился. Но какая-то ее частичка требует признать: сложись все немного иначе, и Сноу сама бы стала такой. Ее монстр спит подо льдами и просыпается, как акула от запаха крови, от вкуса чужого тепла. Кейтлин держит его на таком жестком поводке, что вот-вот задушит саму себя. Барри свой ошейник сбросил и, да, она может винить его за то, что он делал и делает. Но не за то, кем он стал, потому что как раз в этом у них обоих выбора никогда было. - Вы знаете, где он или куда мог отправиться? - Ему всегда нравилось возвращаться. Я... я могу предположить. Кейтлин внимательно слушает Генри и признает, что в его словах есть доля логики - той извращенной, странной логики, которой придерживается Флэш. Правда, как сама Сноу вписывается в эту схему, она все еще не понимает. Остается надеяться, что этот пробел не окажется той самой ахиллесовой пятой... Скомкано попрощавшись, Кейтлин выходит из комнаты, чуть ли не срывая замерзшую дверь с петель. С той стороны ее дожидается только Тоун - значит, есть надежда, что беседа получила статус конфиденциальной не только формально. Впрочем, останавливаться и благодарить Эдди Кейтлин не собирается. Стоило бы, но... слишком многое может за этим последовать из того, что допускать непозволительно. Хорошие полицейские не вмешиваются в дела мета. Мета, которые изо всех сил пытаются не быть монстрами - не впутывают в свои дела людей, особенно тех, что вроде Эдди. И если даже Тоун свое правило решил не соблюдать, Сноу постарается не следовать его примеру. Слово "спасибо" все еще в ее списке камней на шею, надевать его она не хочет. - Ты же понимаешь, что мы не напарники, Эдди? - устало спрашивает она. Беседа с Алленом вымотала куда больше, чем можно подумать. В некоторые истории не стоит погружаться слишком глубоко; проблема в том, что как раз в такой истории Кейтлин и завязла по уши. А благородно-возмущенный Тоун - нет. Тянуть его за собой, чтобы дно не казалось таким одиноким? Не в этой жизни. - Почему это? - хмурится офицер. Кейтлин думает, что должен существовать какой-то вселенский закон, запрещающий случаться тому, что заставляет по-настоящему хороших парней хмуриться вот так - с затаенным на дне зрачков беспомощным желанием помочь. Но вселенной плевать, и между бровей Тоуна пролегает глубокая морщинка, которая с годами будет становиться только темнее и четче. - Потому что сотрудничество с тобой оказалось бесполезным. Генри Аллен - всего лишь еще один преступник, у которого разум помрачился за годы в камере. А ты, Эдди, всего лишь человек. Мне ни к чему слабые "помощники", - это слово она выделяет особыми, звенящими от холода интонациями, - путающиеся под ногами. Врать оказалось гораздо легче, чем уходить по узкому, как трахея, коридору Айрон Хайтс, давя внутри малейшие попытки обернуться. Кейтлин чувствует взгляд Эдди, и думает, что помимо дыры в груди, у нее теперь еще одна, с обугленными краями и ошметками саднящей кожи - точно между лопаток, выжженная голубыми глазами одного хорошего парня. Слишком хорошего, чтобы повторять чужую судьбу.