Хроники молодого Арчибальда

      Светало. Небесный свод соизволил сменить опостылевшую черноту насыщенным чернильно-синим цветом. Было по-прежнему довольно темно, но пусть это вас не обманывает. Синева небосвода являла собой бесспорное следствие победы утра над ночью и теперь уже не за горами рассвет.       Членвочкок - могучий военный вождь племени охотников Чинга-Гука, больше похожего, правда, на секту, чем на племя, пребывал в хорошем расположении духа. Гортанно напевая песнь войны, он правил повозкой, лишь изредка подхлестывая гамуля, если ему чудилось, что зверина совсем обленилась. По его расчету он въедет на территорию лагеря примерно через полчаса; к этому времени уже должно было рассветать.       Канин сидела в дальнем конце повозки, забившись в угол и обхватив колени руками, дабы хоть чуточку согреться. С мрачным видом она порой бросала косые взгляды на отрезанную голову краббера, лежащую в другом углу. Когда юная охотница впервые увидала ее, то была столь шокирована, что потеряла сознание и провалялась без памяти несколько часов. Такую излишнюю робость можно объяснить чрезмерно насыщенным днем, полным смертельных опасностей, хотя храбростью она, впрочем, никогда и не отличалась. Теперь уже уродливая башка не пугала её, а лишь вызывала отвращение и легкую дурноту своим тошнотворным смрадом гниения - так жутко пахло из пасти этой твари. Пару раз повозка, налетев на бугорок, накренилась, и Канин пришлось отфутболивать покатившуюся на неё отчлененную черепушку, как какой-нибудь кочан.       Остекленевшие круглые глазища краббера тускло блеснули во мраке. Канин, поджав губы, отвернулась; ей всё мерещилось, что голова живет без туловища своей жизнью и вот-вот заговорит с ней. Глупость, конечно, но всё-таки неприятно. Несмотря на то, что сон чуть восстановил ей силы, но вместе с тем он вернул ей и холодность рассудка, в определенной степени. И вот рассудок призывал полностью покориться ситуации, как единственно верному решению. Зато сердцем Канин не считала хорошей идеей ехать в стойбище охотников Чинга-Гука, а ведь само собой именно туда вез ее вождь, тут не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять это. Тем не менее, она была слишком истощена физически, а дух сломлен, чтоб противиться судьбе. Ей почему-то казалось, будто совсем уж плохо с ней обращаться не будут. Эти ощущения были лишены какой-либо основы: просто она привыкла, что с ней все возились и во всем обслуживали, а потому было особенно трудно свыкнуться с мыслью, дескать, и она попадет в положение раба, как и многие женщины с Третьего, чье положение мало чем отличалось от рабского. Сплошная работа с утра до вечера, а еще и детей надо воспитывать...       Невольно представив себе похотливые размалеванные рожи диких охотников, в очередь стоявших, чтобы зажать ее, Канин вся затряслась. Нет, это может произойти с кем угодно, но только не с ней! Ну, пожа-а-луйста-а, великий дух...       А Членвочкок тем временем въехал в стойбище с ликующим кличем победителя. От своих собратьев по племени девушка знала, что чингагуковцы проворно меняли место дислокации лагеря каждые два или три месяца, отчего все попытки выследить их редко увенчивались успехом. Это всё равно, сейчас она даже не знала, где точно находится.       Вождя давно ожидали, но никто не откликнулся на его вопль приветствия. Впрочем, он не обратил на это никакого внимания, поскольку вовсе не ждал, что его встретят с триумфом; громко заявить о своём возвращении было его привычкой. Членвочкок спрыгнул с повозки и подошёл к Сайгелде. Злобный Ящер оказался единственным, кто ничем не занимался, а именно стоял и дожидался военного вождя, сложив на груди жилистые заскорузлые руки. На лице охотника по-прежнему сверкал неизменный жестокий оскал, лишь по пронзительно холодному взгляду можно было понять его яростный настрой. Половина сайгелдового уха отсутствовала и на обрубке запеклась бурая кровь. Если помните, в ходе битвы в пустоши ему оторвало часть уха арбалетным болтом.       Из треугольных палаток типи, обтянутых шкурами, доносились приглушенные женские завывания. Это матери, сестры, жены и дочери оплакивали мужчин, погибших в ходе налёта на караван. В знак скорби они разрывали осколком кремня себе кожу вдоль пробора, отчего по их лицам струилась кровь. Мужчины-охотники с мрачными лицами готовили погребальные жерди для своих покойников. Делалось это следующим образом: несколько длинных жердей вкапывалось близ палатки погибшего, на них на высоте навешивалась шкура какого-нибудь крупного зверя, вроде лошабака, а уж в неё заворачивалось тело усопшего. Канин слышала об обычаях чингагуковцев и они ей представлялись излишне варварскими, вычурными и как будто какими-то искусственными... Так по сути и есть, ведь всё это придумал хитроумный сагамор Чинга-Гук. И почему бы просто не сжечь мертвых вместе с их оружием?       Членвочкок разминаясь поиграл плечами, под бронзового цвета кожей заходили бугристые мышцы. - Мой брат Членвочкок пришел позднее всех, - издалека начал Сайгелда. - Мы устали ждать. - Моя преследовать трусливый Урдалак, но его сбегать от моя топор! Зато моя отрубать башка вонючий трупоед Томатор, моя теперь доминировай над краббер! Моя зато захватывать жанщина! - Членвочкок рубанул воздух крупной ладонью, самой чем-то похожей на топор. - Мой брат не говорил нам о готовящемся нападении крабберов. Много храбрых мужчин отправится в страну вечной охоты. Много тяжело раненных - среди них также будут жертвы. Многие больше никогда не смогут сражаться из-за полученных увечий. - Твоя ведь забирать тела мёртвый охотники, твоя не оставить их лежать на поле? - быстро спросил вождь, хмуря насупленные брови. Покатый, почти скошенный лоб делал его похожим на неандертальца.       Злобный Ящер неторопливо кивнул. - Наших было значительно больше: мы уничтожили воинов Урдалака и смогли увести все их повозки. Мы обдурили тупых крабберов и утащили тела погибших, чтобы никто не смог надругаться над ними. - Очень-очень хорошо есть это, - энергично закивал Членвочкок. - Минипуты жалкие трусливые жанщины, моя их проучиль! - Нет. Мой брат не прав, - с нажимом произнес Злобный Ящер, к нему тут же подошло несколько охотников, вооруженных каменными палицами. - Мой брат подвел нас. Ему известно, что военный вождь ответственен перед народом за большие потери в бою?       И без того черные как уголь глаза Членвочкока от гнева потемнели пуще. - Что твоя моя говориль?! - Твои ошибки делают тебя недостойным звания военного вождя. Я беру на себя командование! - с этими словами Сайгелда потянулся к набедренному поясу и схватился за нож, но Членвочкок оказался ловчее и уже выхватил свою знаменитую палицу с шипами и каменный томагавк. - Твоя только попробовать, Сайгелда, и моя раскалывать твоя череп!       Прищурив глаза, Злобный Ящер молча стоял напротив Членвочкока, поигрывая пальцами на роговой рукоятке ножа, который так и не решился вытащить. Он не был трусом, но понимал, что в одиночку с Членвочкоком ему не справиться, а подговоренные им воины замешкались и теперь уже не были уверены правильно ли поступают помогая Сайгелде. Так они и стояли несколько напряженных секунд, пока Сайгелда обдумывал свои дальнейшие действия. - Что тут у вас происходит? - раздался откуда-то со стороны по-старчески слабый, но все еще властный голос.       Членвочкок и Сайгелда одновременно оглянулись на голос. К ним приближались три старика, укутанных по шею в цветастые одеяла. Сразу бросалось в глаза: от молодых воинов их отличали черные как смоль волосы, длинные путаные пряди которых частично прикрывали лица, тогда как вся молодежь обривала череп наголо, оставляя лишь прядь.       Мужчина из троицы, что шел посередине, издалека мог показаться моложавым; но стоило приблизиться, как на его орехового цвета лице появлялась сеть многочисленных старческих морщин.       Это был сам Чинга-Гук - сагамор племени; по бокам от него шли сгорбленные кацики - еще живые старики из числа тех боевых товарищей, кого он много лун тому назад увел из племени.       Из уважения к старейшинам беспредельщик Сайгелда приосанился, Членвочкок заткнул оружие за пояс. - Вы меня огорчаете, дети мои, - прошелестел старик сурово. - Был ли повод поднять друг на друга оружие? - Сайгелда сомневаться моя есть великий вождь! - Членвочкок хвастливо грохнул могучим кулаком себе в грудь. - Неужели? Не думаю, что он справился бы лучше, - с каменным выражением лица медленно, смакуя каждый слог, произнес сагамор и повернулся к Злобному Ящеру. - Какова наша добыча? - Захвачены все минипутские фургоны с товаром, однако и мы потеряли много охотников. Взяты в плен трое гвардейцев, пока не придумали, что с ними делать. - Хорошо! Что Членвочкок может сказать в свое оправдание? - также невозмутимо поинтересовался сагамор. - Членвочкок ничего не станет говорить в свой оправданий! Членвочкок есть вождь племени! Он хитрый вождь, он убивай сегодня Томатора, - высоким голосом проорал "хитрый вождь" и потряс башкой краббера перед носом отца. Для минипута все крабберы на одну морду. Они и впрямь очень похожи, но наблюдательные охотники, жившие разведкой, могли даже по незначительным пятнышкам на карапаксе отличить одного краббера от другого. Ну и конечно же любой из них узнал бы голову Томатора. - О-о, Членвочкок великий воин! Теперь голова Томатора будет сохнуть на шесте у его типи. Томатор был невозможно силён, он нас всех вертел бы. Крабберы теперь, наверняка, изберут вождем Сорокопута или Монтазая, но без Томатора они вдвое не так опасны. - Зато он упустил Урдалака, - мстительно вставил Сайгелда, страшно завидуя успеху старшего брата. Чинга-Гук всегда уделял первенцу больше внимания. - Урдалак - жалкий сопляк! Хлыщ! Моя разделаться с ним следующий раз. Зато моя захватывать его жанщина! - Членвочкок грузно прошагал к повозке и знаком велел Канин вылезать. Та, ссутулив худые плечи, робко показалась на свет. - Ты уверен, что это его скво, сын мой? Вряд ли Урдалак взял бы себе в жены охотницу. - Жанщина говорил ее муж большой шишка! Хо! - Это еще ничего не значит, нужны доказательства, - злорадно рассмеялся Сайгелда. - Если они есть, то мы их добудем, - самодовольно кивнул сагамор. - Привести пленников!       Несколько охотников, забитых татуировками до ногтей, ушли и через минуту, подталкивая палицами в спины, привели пленных гвардейцев; руки им сзади связали лыком. Минипутов заставили встать на колени перед вождями. Голова одного из воинов была черна от засохшей крови. Во время битвы в Хавиле-Нагиле ему в лицо угодил пущенный из пращи камень. Снаряд оглушил его и выбил из седла, после чего неподвижное тело еще долго волочилось по каменистой земле верблядью, пока стражника не взяли в полон чингагуковцы.       Сагамор решил лично провести допрос и начать с самой Канин. Девушка едва заметно дрожала, хотя солнце уже вышло, и первые лучи приятно грели, но даже им не под силу развеять её озноб. - Кто ты? - в лоб спросил у нее старый вождь. - Меня зовут Канин. Я - охотница знатного происхождения с Третьего континента, - выпалила она единым духом.       Сайгелда презрительно фыркнул, его всегда смешило это деление на знать и чернь, существующее на Третьем. - Мы и так видим, кто ты есть. Ты не могла не слышать наш разговор, а значит, понимаешь, о чем речь. Нас интересует, кто ты для минипутского лорда Урдалака. Канин несколько тяжких секунд молчала, пребывая в замешательстве. Девушка не знала последствий своего ответа. Тут главное не навредить бы еще больше. - Никто, - наконец тихо ответила она и сама подивилась, как легко это признание для неё прозвучало. В самом деле... никто... И ведь не солгала, с некоторой точки зрения...       Чинга-Гук и его свита, безусловно, не могли уловить двусмысленности ответа, зато тут же почуяли иной подвох. Престарелый сагамор обратился к связанным гвардейцам. - А вам есть, что сказать нам, настоящим мужчинам? Кто эта девушка?       Двое стражников опустили головы и напряженно кусали губы, лишь солдат с почерневшим от крови лицом с вызовом глядел на Чинга-Гука горящим взором. - Ещё на костях ваших спляшем и споём, - процедил он сквозь зубы. - Сайгелда! - повысил голос Чинга-Гук. Злобный Ящер, отозвавшись на призыв, молниеносно выхватил из-за пояса нож и столь же быстро вогнал клинок в шею задиристому гвардейцу; для верности, вдобавок, смачно провернул оружие в ране, вдрызг раскорежевав бедолаге горло. Тело храбреца лицом рухнуло в пыль, и под ним стремительно разлилась лужа крови. Стражники стыдливо отвели взгляд, на их щеках забродили желваки.       Прикончив солдата, Злобный Ящер невозмутимо опустился на колено перед трупом и стал один за другим срезать у него пальцы на руках; по всей видимости, чтобы сделать из них себе ожерелье. - А вы что молчите, холуи? Воды в рот набрали? Сайгелда, я вижу, во время драки тебе повредили ухо. Так поквитайся с ними, отрежь каждому по уху! Может это сделает их разговорчивее.       Злобный Ящер с готовностью шагнул вперед, держа перед собой окровавленный нож, но гвардейцы, уже перепуганные нешуточной угрозой, наперебой сбивчиво загалдели. - Постойте, не надо! - Чего вы хотите услышать от нас?       Чинга-Гук легким движением ладони приказал Сайгелде остановиться и терпеливо повторил стражникам свой вопрос, хотя по обыкновению не имел привычки повторять дважды: как и всякий охотник он глубоко уважал своё слово. - Эта девушка и в самом деле невеста лорда Урдалака, - подтвердил гвардеец, чувствуя себя предателем. Очень уж не хотелось лишиться уха: он был храбр в сражении, но в плену мужество изменило ему. - Вчера они совершили свадебный обряд на территории Третьего, но официально она станет его супругой только после свадьбы на Первом, - добавил второй пленник, чтобы не оставаться в стороне. Пропадать так вдвоем. - Хо-хо! Членвочкок развлекаться всю ночь с жанщина Урдалака! Хо-хо! - радостно захлопал в ладоши великовозрастный вождь-дебил. - Нет, сын мой, ты пальцем её не тронешь. Как и никто из наших мужчин, - огорошил его сагамор. - Как?! - визгливо воскликнул Членвочкок. - Батя! Она есть по праву мой добыча!       Чинга-Гук вежливо пояснил, так и так, её можно использовать в особых целях, которые принесут пользу всему племени; не исключено, что Урдалак готов будет задорого выкупить девушку, а если Канин сейчас кто-то лишит невинности, то Урдалак де точно не станет даже торговаться, поскольку обесчещенная невеста для него позор.       Членвочкок поворчал, но делать нечего, пойти против отцовского слова он не мог. Впрочем, его хоть немного утешили обещания, если Урдалак не согласится обменять Канин, то он, мол, Членвочкок, может делать с ней, что ему вздумается. - А гвардейцев мы тоже менять? - спросил военный вождь, ткнув жирным как сарделька пальцем в сторону связанных стражников, и широко улыбнулся собственным мыслям, представив уже, как Канин будет его ублажать. - Нет. Сейчас у нас траур по погибшим, но завтра мы устроим праздник в честь их славной гибели, где вспомним подвиги каждого. Негоже, если мы не проводим души наших воинов в страну вечной охоты, как подобает мужчинам. Эти ничтожные болтуны минипуты умрут у столба пыток в тот же день. Они десять раз пожалеют, что не погибли вчера.       Сагамор произнес жестокий приговор и пошёл прочь. Побледневших гвардейцев тоже увели, их привязали к двум столбам, у которых и должна была свершиться казнь.       Членвочкок грубо схватил Канин за предплечье и куда-то потащил за собой. Она едва успела прихватить свою котомку с личными вещами. - Мне больно! Пусти, я сама пойду, - вскрикнула юная охотница, когда здоровенный амбал рванул её за руку; он разве что только не волок девушку по земле. Однако Членвочкок был глух к мольбам. Булькнув в ответ что-то невнятное, он дотащил Канин до небольшого каменного строения. Ну, как сказать строения: по сути, глыба камня с выдолбленными в ней пещерами. Всего один этаж; очень примитивно, куда уж до высокого гордого «убежища» на Третьем.       Тут только вождь отпустил Канин, он уж собирался затолкать девушку в комнатку-пещерку через грубо сработанную деревянную дверь, но тут заметил в её руке котомку и прищурился. - Что есть эта черт не знай? - Членвочкок вырвал из рук Канин сумку и вытряхнул содержимое на землю. Всё оказалось в пыли: и платье, и одеяло, и платки, и украшения и даже средства личной женской гигиены. Да-да, и у охотников они были, правда, не у чингагуковцев, а потому сразу заинтересовали не в меру любопытного Членвочкока. - Что эта? - Членвочкок поднял с земли стопку тонко выделанных мягких лепестков нежного светло-зеленого цвета. Канин почувствовала, как вся зарделась. - Будто сам не знаешь, - вполголоса буркнула она и опустила глаза, чтобы избежать черных допытывающих глаз Членвочкока. - Твоя не спрашивай, а отвечай, жанщина! - завизжал хитрый вождь, и Канин в который раз нашла, что голос у него просто отвратительный. - Прокладки мои это, понятно? И тампоны, а теперь верни их мне. Нельзя мне без них, понимаешь? - сдавленным голосом выговорила она уже ни на что не надеясь. - О-о? Прокладки? Хо-хо! Теперь Членвочкок иметь прокладки! Хо, а что эта прокладки? Их можно есть? - и, не дожидаясь ответа, он тут же сунул половину стопки себе в пасть и начал жевать. - Тьфу, бяка! - закашлявшись, охотник выплюнул наземь клочья прокладок, на которых остались явственные следы зубов.       Канин закатила глаза, если бы это не было так грустно, то она бы очень смеялась. Членвочкок сунул ей первую попавшуюся ему под руки шаль, выпавшую из котомки, и сильно толкнул в спину. Канин от толчка непроизвольно пробежала вперед и оказалась в пещерке. То, что она первым делом увидела там, заставило её попятиться в ужасе назад, но, наткнувшись спиной на могучую грудь Членвочкока, она остановилась; прижала к груди шаль и нервно затеребила тонкими пальчиками бахрому платка, ибо было, отчего пугаться.       Посреди тусклой комнаты, свет в которую попадал через небольшую дырку в потолке да через дверную щель, на постеленной жухлой траве сидел огромный младенец. Огромный в смысле очень, просто чудовищный младенец. Своими габаритами он превосходил даже Членвочкока, а ведь вождь был самым большим и накаченным среди собратьев. У ребёнка была непропорционально большая голова с жидкими светлыми волосёнками; черты лица по сравнению с размером головы очень мелкие. Что сразу необычное бросалось в глаза - так это щетина на дряблых щёках, но младенческие черты лица верно выдавали возраст. Он сидел, растопырив в стороны ноги, а захоти подняться, то уперся бы макушкой в потолок. Волосы имелись также и на груди, делавшие его еще уродливее. Из одежды на младенце был лишь подгузник, сшитый сразу из нескольких листьев - такой большой, что накинь его сверху на Канин, то накрыл бы её целиком.       Увидев Членвочкока и Канин ребенок тут же оживился. Он радостно разинул красный беззубый рот и протянул к вошедшим пухленькие младенческие ручонки, оканчивающиеся толстенькими сардельками-пальцами. - Агу! Агу! - проорало подобно грому это мерзкое существо и на четвереньках поползло к ним, когда поняло, что ручищами достать не может. - Моя сынка! - произнес Членвочкок; в голосе вождя Канин отчетливо услыхала гордость. «Кто же еще мог родиться у такого урода» - мелькнула в голове охотницы мысль.       Вслух она её естественно никогда произнести бы не посмела при обычных обстоятельствах.       Она сделала попытку убежать от этого монстра, но проход занял своей тушей Членвочкок, а младенец-монстр занимал слишком много пространства. - Гу-гу-гу, - пуская изо рта пузыри, весело лопотало чудище, надвигаясь на девушку. Канин взвизгнула и попыталась увернуться, но тщетно: дитё легко поймало её короткими пальцами и шутя оторвало от пола. - Поставь меня немедленно на землю! Скажи ему, чтобы переста-а-а-л-л! - истошно верещала Канин, когда младенец бешено затряс её в воздухе; при этом он безумно хохотал, как умеют хохотать одни лишь младенцы, радуясь непонятно чему. Однако Членвочкок напротив: и сам вторил своему сыну и прям-таки заливался смехом, аж слезы выступили. - Хо-хо! Хо-хо! Молодец сынка! Так сынка!       Канин ненавидела детей, особенно младенцев, особенно шумных. А этот еще был сильным и огромным - просто воплощение кошмарного сна. Младенец приблизил её к своему лицу, и Канин в малейших деталях разглядела отвратительную склизкую зеленую соплю, стекавшую из левой ноздри младенца, а также размазанные по подбородку слюни. От него невкусно пахло, и девушку замутило.       Канин принялась шарить свой фамильный ножик, припрятанный под юбкой, но, к своему удивлению, ничего не обнаружила. А тут всё просто, не мог же Членвочкок пустить девку к своему сыну с оружием, верно? Когда она лежала в фургоне, находясь в бессознательном состоянии, он просто облапал ее и обнаружил нож, заодно и подаренную Урдалаком подвеску с шеи содрал. - Да пусти же... ты! - с усилием выдохнув, она резко выбросила вперед ладошку и ударила в малюсенький младенческий носик. Дитё оторопело, широко распахнуло голубые чистые глаза; на лице возникло выражение крайней растерянности. Канин услышала за спиной яростный вопль Членвочкока, в этот момент физиономию ребёнка исказила судорога и он, разинув беззубую пасть, заверещал, пуская ручьями слезы. - У-а-а! У-а-а!! - надрывался красномордый щетинистый младенец и злобно отшвырнул от себя Канин, точно надоедливую игрушку. Она отлетела к стене, пребольно ударившись спиной, и распласталась на полу в неловкой позе. От острой боли на ресницах возникли слезы. Над ней нависла тень; подняв глаза, она увидела над собой мощную фигуру Членвочкока, стоявшего руки в боки. - Никогда не сметь ударять моя сынка ты жанщина! Не то моя убивай тебя черт не знай! - он обернулся к младенцу и показал к верху большой палец. - Молодца сынка, давай всегда сдача!       Членвочкок грузно зашагал к выходу. Напоследок он поворотился, бросив полный нежности взгляд на утихомирившегося младенца, и сказал: «Нате, играйтеся теперь вместе!» после чего вышел вон, хлопнул дверью и с шумом задвинул тяжелый засов (впрочем, и этот засов едва ли удержал бы дитя, вздумай оно бежать).       У самого выхода вождя поймал один охотник, несший ему урдалаковский высокий головной убор главнокомандующего. Во время битвы в Хавиле-Нагиле Сайгелда сбил камнем роскошную бархатную шапку с чела Урдалака, отчего на боку шляпы отпечаталась заметная вмятина. Как и всегда: кто-то теряет, а кто-то находит. Урдалак посеял, а Зеленый Слоник подобрал. - Кто тута? Зеленый Слоник? Что твоя моя принести? - спросил вождь, с интересом рассматривая поданный ему головной убор. - О-о! Теперь моя есть полковник! И Членвочкок с пафосом водрузил себе на репу расшитую серебром шапку Урдалака. Сразу отвлечёмся и скажем, к чему это привело: целый день вождь ходил, напыжившись точно индюк, и горланил, будто он полковник, заставляя любого попавшегося на глаза охотника козырять ему. Он до того всем надоел, что мужики стремились поскорее спрятаться от него. Впрочем, к вечеру шляпа надоела Членвочкоку, и он выкинул её в канаву – новая игрушка быстро наскучила.       Канин слышала удаляющиеся шаги вождя охотников. Сперва она хотела умоляюще крикнуть, чтобы тот не оставлял её наедине с этим... чудовищем, однако острая боль в спине, помутившая взор, заставила забыть на время обо всём, а когда она толику оклемалась, вождь уже усвистал.       Канин забилась в угол на грязную подстилку и зажмурилась. Она представила, как младенец сейчас будет её трепать, лизать, нюхать, слюнявить, елозить по ней сопельками; вполне возможно даже немножко жевать, и благо, что зубов у него в наличии не имелось, а то тут бы ей и конец.       К горлу опять подступила тошнота от таких фантазий, и девушка с трудом удержала рвотные позывы, хотя с другой стороны была бы рада от души блевануть на это мерзкое членвочкоково отродье. Она молилась великому духу, чтобы помереть поскорее, только бы не терпеть долго издевательств ужасного младенца. - Да ушел он, ушел, - раздался где-то поблизости незнакомый хриплый голос. Говоривший немного шепелявил.       Канин разлепила глаза и настороженно заозиралась по сторонам, но увидела только жуткого ребёнка, остервенело теребящего под собой пожухлую траву. - Да я это сказал, хватит мотать башкой, - вдруг вполне отчетливо выговорил младенец тем же хриплым, немного невнятным голосом.       Глаза Канин цвета морской волны должно быть округлились от удивления, раз младенец не сдержал ухмылки. - Чего таращишься? Ишь зенки-то вылупила, того гляди выскочат да по земле покатятся... Скажи уж чего-нибудь, будь добра. - А...э...у... - только и вырвалось у Канин, похоже язык отказывался произносить членораздельное, да и мозг видимо тоже ушел ненадолго погулять. - Что такое? Неужто полоумную подсунули? - ухмылка сошла с лица младенца и заменилась озадаченным выражением. - Этого еще мне не хватало! Жить с неразумной дурою бок о бок! Ну вообще, свезло так свезло! А мне показалось, она может говорить...       Канин немного пришла в себя, хотя все еще решительно ничего не понимала. - Я...я... Я умею говорить! - выкрикнула она и замолчала, тупо глядя перед собою, после чего через пару секунд спокойно добавила. - Сам дурак. На красномордом лике ребенка возникло выражение неподдельного любопытства. - Вот как заговорила, значит? Так-так, а ведь это не очень-то вежливо, так выражаться с тем, кого видишь первый раз. Так не знакомятся. Я ведь могу тебя посадить на одну ладонь, другой прихлопнуть - только мокренько будет! - Не очень вежливо - это при знакомстве швырять девушек о каменные стены! - осмелев, произнесла Канин.       Ребёнок внезапно полностью с ней согласился. - Извини. Я не хотел сделать тебе больно, просто мне нужно поддерживать образ, а я иногда заигрываюсь. Не хочу, чтобы меня раскусили. Это притворство уже не приносит такую бурю восторга как прежде, но уж лучше притворяться, чем... - Да кто ты такой вообще? - перебила его юная охотница, всё ещё полная подозрений; уж не подсадной ли этот младенчик?       Младенец с чувством харкнул на пол. - Говори тише только, нас все еще могут услышать, учти это, - он оглянулся на дверь и подполз к ней. Девушка автоматически отстранилась дальше вдоль стенки. - Не приближайся... - Как скажешь, - вздохнул волосатый пупс. - Кто я? А ты разве не слышала? Мой отец - военный вождь племени Членвочкок. - Он и в самом деле твой отец?! - Не ерунди, - фыркнул младенец, вытирая куском травы сопли и брезгливо отбрасывая в сторону. - Разве он хоть чем похож на меня? Кто его знает, кто на деле мой отец, но точно не этот перекаченный придурок с одной извилиной в башке! - Похоже, ты о нём не очень высокого мнения... - Еще бы! Одни дебилы кругом! Я рассчитал время своего рождения, сопоставил его с известными мне фактами и пришел к логичному закономерному выводу, что я вот даже приблизительно не могу быть сыном Членвочкока, поскольку он на тот момент уже был кастрат. - Что? - в голове Канин как будто что-то щелкнуло. - Как ты сказал? - Ты всё верно услышала. Вопрос в другом: неужто ты не знала? - младенец иронично изогнул едва пробившуюся белесую бровь и ядовито улыбнулся. - Да... пожалуй, что знала... Как только могла забыть? - Канин со стоном прикрыла лицо руками.       В самом деле, как она могла забыть, ведь это знают все! Все угрозы Членвочкока были несостоятельны, поскольку он уж давненько лишился своего детородного органа. В лагере, правда, и без него оставалось много похотливых охотников, но зато сколько страху она пережила в момент первой встречи с ним! Имя Членвочкок переводилась с диалекта охотников как Куцый Дрын: оно как бы говорило само за себя. Впрочем, все настолько привыкли, что давно перестали обращать внимание на смысл, которое несло имя. Однако так было не всегда. Членвочкок приходился Чинга-Гуку первородным сыном и по традиции носил имя отца с рождения, которое, как вы, может быть, помните, переводилось как «Большой Шланг», и он полностью оправдывал своё имя, поскольку от природы обладал чудовищными по размеру гениталиями. Про таких русский народ говорит в шутку: хер до колена. Яблоко от яблони недалеко падает - вот и сын пошел в отца. Нет, отцовских подвигов он повторить все-таки не смог (тот был и вовсе большой снохач: умудрялся спать даже с женами и дочерьми своих многочисленных детей и вообще затрахал всё племя в прямом и переносном смысле), но все равно был большой безобразник, очень уж охоч до женского пола. Пока Членвочкок находился в лагере, а не, скажем, на охоте или в военном походе, все скво от мала до велика старались сидеть в палатках и не попадаться вождю на глаза, зная его буйный нрав сластолюбца.       Иногда всё же случались эксцессы. Порой он случайно натыкался в лагере на кого-нибудь из молодух, вышедших похлопать белье. Молодуха, округлившимися от страха глазами, наблюдала, как стремительно вздымается у вождя в штанах кол, и с визгом начинала от него удирать. Членвочкок хохоча кричал свое неизменное «жанщина спи сюда со мной!» и преследовал её. Вообще ему обычно не составляло труда кого-либо догнать, поскольку он был силен и проворен, но со вздыбленной к верху шишкой это было не очень-то удобно - при каждом шаге её мотало из стороны в сторону, что заметно добавляло неудобств. Потенциальные жертвы ненасытного охотника притом активно петляли по стойбищу, а там всегда имелось много врытых в землю резных столбиков-тотемов, об которые Членвочкок по неловкости с размаху налетал своей штукой и, шипя от боли, частенько бросал преследование.       Так бы он и развлекался, но однажды нашла коса на камень. Военный вождь находился в разведке с отрядом воинов, как вдруг они наткнулись на нескольких серолицых солдат в черных доспехах непонятного рода-племени. Членвочкок ничего не придумал умнее, чем напасть на них. Застигнутые врасплох солдаты ожесточённо оборонялись, но их было слишком мало и все они полегли в этой стычке. Все да не все: среди них оказалась молодая женщина-воин, которую удалось взять живьём, хотя она и порывалась покончить с собой во избежание позора. Молодой Чинга-Гук сын Чинга-Гука старшего привел пленницу в свою палатку типи, где рассчитывал с ней приятно провести время. Однако он не знал, что у воительницы в сапоге был припрятан небольшой, но чрезвычайно острый тесак, по недоразумению никем не обнаруженный, когда у неё отбирали прочее оружие.       И только славный героический вождь собрался пристроится к пленнице сзади, как она выхватила тесак и ловким взмахом убелила его - голубя сизокрылого!       Истекающий кровью оскоплённый вождь храбро справился с шоком и, схватив томагавк, не менее ловким ударом раскроил воительнице череп. И все-таки дело было сделано, и теперь ему уже было не порезвиться с дамами традиционным мужским способом. С тех пор он и сменил имя на «Членвочкок», то есть Куцый Дрын... - Вот оно значит что... - задумчиво выговорила Канин, вперив взгляд в потолок. - А я-то всё гадала, отчего у него такой писклявый голос... - Можно подумать, у тебя нет, - рассмеялся этот малолетний насмешник в подгузнике. - Ну, я же все-таки девушка, - неопределенно повела Канин плечом. - Кстати, а как тебя зовут? - Имя? - он смешно, совсем по-взрослому, нахмурил брови и почесал лапищей щетину. - Ты думаешь, хоть одному из этих балбесов пришло в голову дать мне имя? У них ведь его надо еще заслужить: все юноши живут без боевых имен, до тех пор, пока не совершат подвиг. Чего уж говорить обо мне, если я никогда не выхожу отсюда. - Так нельзя, малыш. У тебя должно быть имя. В нашем племени воины тоже носят военные имена, но каждому при рождении всё равно дается личное имя. Как насчет...э-э, Крохом? Хочешь, я буду тебя так звать? - А что? Пожалуй, звучит, - одобрительно хмыкнул детина. - И что же означает это слово? - Ну-у-у, - на мгновение замялась Канин, - на нашем диалекте это означает малютка, крошка и тому подобное.       Рот гигантского младенца расплылся в широкой сардонической усмешке, так необычно видеть такое выражение на лице ребенка. - О, да! Я ведь такой крохотный и маленький! - утробно захихикал он. - Итак, раз теперь я обзавёлся позывным с твоей легкой руки, может мы отметим это событие, как считаешь? Ты куришь кинникинник? - Случается, - призналась Канин; ей и в самом деле при одном упоминании курева страсть как захотелось покурить.       Новоназванный Крохом самодовольно кивнул и рывком отбросил свою громадную тушу в другой угол комнаты, там он отшвырнул в сторону часть травяной подстилки и стал рыть яму. - Есть тут в лагере один охотник... Зеленым Слоником кличут... - приговаривал он с перерывами между рытьем, - Вот он единственный знает мою тайну... Я сам ему сказал; вижу, что не из болтливых... Он мне иногда приносит курево... И трубку мне подарил... Я, признаться откровенно, люблю порой курнуть... главное, не слишком часто - не то засекут по запаху... А если Слоник проговорится, то ему все равно никто не поверит...       Канин внезапно для самой себя испытала к этому уродцу жалость. Крохом ей даже начал немножко нравиться. - Бедненький, тебе же, наверно, очень скучно в этом каменном мешке... Вот ты и ищешь компании.       Крохом, наконец, вырыл, что хотел: два мешочка; в одном - две продолговатые трубки для курения, в другом - смесь кинникинника. В ответ на сочувственную тираду Канин он лишь фыркнул. - Ты несешь чистейшую дичь. Если бы я искал общества, то не устраивал каждый раз эти представления перед охотниками. Вот узнает батя, что я могу соображать, так сразу выдаст топор и палицу, заставит работать и упражняться в воинском искусстве... Оно мне надо? Нет, увольте. Лучше притворяться неразумным, лежишь себе и только и делаешь, что ничего не делаешь. Пожрать, попить - принесут, оправлюсь - фекалии вынесут. Красота, а не жизнь! - Но так ведь нельзя! Это противоестественно! Такое существование оскорбляет и унижает достоинство разумных существ, - энергично накинулась Канин с упреками и тут осеклась. Она поняла, что не так уж сильно ее жизнь на Третьем отличалась от жизни Крохома. Она и в самом деле почти ничего не делала, разве что книжки могла читать и только. А Крохом вона какой умный, ему и книжек не надо никаких. - Отчего же противоестественно? - игриво отвечал пупсик-верзила, набивая трубки зельем. - Я так живу уже пятьсот лун и не сказал бы, что деградировал. Напротив, я умнее всех этих охотников вместе взятых. Они лишь тупеют от своей охоты. Ты видела Сайгелду? Тот еще отморозок! - Пятьсот лун? - изумилась она. - Но ты все еще выглядишь новорожденным, тогда как обычно дети уже в сто лун ходят и худо-бедно разговаривают. - Должно быть какая-то редкая мутация, - равнодушно пожал плечами Крохом и скрипуче почесал волосатую мясистую грудь. - Я ж говорю: не знаю, кто мой настоящий отец. И пофиг вообще. Знаю только, будто бы мать моя была самка хомяка... На, держи трубку!       И он протянул ей свою огромную лопатообразную ладонь, на которой лежала длинная трубка с чашечкой из красной глины; на его ладони трубка казалось детской игрушкой. Канин, проигнорировав заявление о «хомячьей самке», взяла изящную трубку, и она показалась ей смутно знакомой. Пару секунд девушка с интересом вглядывалась в нее и тут, резко побледнев, выронила ее. - Откуда у тебя это?! ОТВЕЧАЙ!! - дурным, не своим голосом закричала она, узнав трубку своего отца. - Тише-тише, да не ори! Отец же заругает! - Крохом испуганно заозирался по сторонам. - Ну, что ты орешь? Вот бестолковая, всю смесь рассыпала! Ай, хорошо хоть трубка не разбилась. - Ошибки быть не может, эта трубка принадлежала моему отцу! Я сама помогала матери делать ее. Откуда она у тебя? Крохом толстыми пальчиками не без труда подцепил трубку и снова начал ее набивать очередной порцией смеси из мешка. - Ах вот оно как... Ты ведь не первая, кого ко мне подсадили. Сидел недолго какое-то время назад тут до тебя один старик. Несколько дней всего. Нормальный мужик, мы с ним здорово разговорились. Он поведал о том, как охотился на лошабаков со своим сыном, но вдруг на них напали наши воины: его сына убили, самого взяли в плен, а потом... - Что потом?! - срывающимся от напряжения голосом вскричала Канин, чувствуя, что от ответа многое зависит; ее сердце прямо-таки выпрыгивало из груди. - А потом его сожгли у столба пыток, - тяжело вздохнул Крохом. - Ты действительно хочешь знать подробности?       Она кивнула, глубоко пораженная услышанным. - Сначала они воткнули в его тело щепки, вымазанные смолой, и подожгли их, чтобы испытать силу воли, но старик не дрогнул, как бы наши не старались. Тогда подожгли хворост и заживо спалили его на костре. Говорят, он не издал ни звука за всё время пыток. Такой выдержки чингагуковцы еще не видели и были им восхищены. Ты можешь гордиться мужеством своего отца, он умер героем. Вот он-то трубку свою мне и оставил в подарок...       Канин долго молчала. Она ушла в себя и с отсутствующим видом смотрела в пол, будто что-то там внимательно разглядывала; вернее, в пол она на деле не смотрела, но со стороны казалось именно так. Крохом сочувственно поглядывал на нее и боялся нарушить затянувшееся молчание первым. - А он... - севшим голосом вдруг спросила она, запинаясь, - ...он не говорил о своей дочери? - На моей памяти никогда, а вот сына часто упоминал, - уверенно сказал Крохом и вздрогнул от запоздавшего осознания. - Ой, это ведь ты... себя имела в виду, да? Мне не следовало, наверное, говорить тебе об этом. Прости. - Нет, это ничего. Спасибо за откровенность, - дрожащим голосом поблагодарила девушка и тихонько добавила про себя сокрушенно. - Эх, папа-папа, ты меня совсем не любил... - Ладно, дело давнее. Не кисни. Вот, на-ка, лучше выкури, - Крохом подал ей заново набитую отцову трубку и достал откуда-то осколок кремня. Канин отрешенно проводила взглядом, как он подпалил люльку, на автомате взяла ее в ладони, ничего не чувствуя. - Ну, что же ты? - гигантский младенец сделал приглашающий жест и, подавая пример, первым затянулся из своей трубки, подаренной ему Зеленым Слоником. Канин лениво последовала приглашению, ощущая внутри себя чудовищную опустошенность. После того как она, вяло затянувшись, выдохнула пару колец дыма, то почувствовала себя немного веселее - сказывалось опьяняющее действие кинникинника. На щеках даже появился легкий румянец, впрочем, который все равно не был заметен из-за размазанной по лицу красной краски, буквально еще вчера изображавшей ритуальный свадебный узор.       После нескольких затяжек с делом было покончено. Канин пришла в себя окончательно. Она и не думала, что тайна исчезновения отца когда-нибудь станет ей известна. А вот оно как оказалось, судьба-шутница сама преподнесла ответ, да еще так неожиданно. Канин явно была не готова к таким известиям; утешало лишь то, что отец погиб героической смертью... если младенец, конечно, не солгал. - Не ведаю, чем тебя еще развлечь. Или разве игрушки мои хочешь посмотреть? - с кривой язвительной ухмылочкой спросил Крохом, зарыв в ямке мешочки с зельем и трубками (они договорились, если Канин останется здесь надолго, то будет всегда пользоваться отцовской трубкою). - О, давай, а то твой папка... э-э, то есть, Членвочкок отжал у меня все вещи, кроме одной шали. Уж не знаю, почему эту тряпку мне оставил. - Считай это свадебным подарком, - пошутил мега-карапуз, но завидя, как поползли вверх брови юной охотницы, примирительно прибавил. - Да шутю я, ой, в смысле, шучу.       Крохом, вновь порывшись в земле (сколько сокровищ он там скрывал?), вытянул оттуда деревянную дощечку, изображавшую сидящих в профиль друг напротив друга: минипута с бородой и лошабака. В руках они держали молоточки, а разделяла их наковальня. - Вот такая есть игралька, - он почесал затылок лапищей. - Чего только делать с ней ума не приложу. - Да это же «кузнецы»! - рассмеялась Канин и, взяв дощечку, стала тянуть деревянные штырьки, торчащие из нее, в разные стороны, отчего фигурки попеременно начали колотить молоточками по наковальне. Крохом наблюдал за сим действом с любопытством, положив грязный указательный палец в рот. - А вот еще у меня есть, погодь-ка, - через секунду он выудил деревянный сундучок-шкатулку. - Знаешь, как тут надо играть? Канин открыла шкатулку, она оказалась полна крохотных деревянных миниатюр мебели и посуды: стулья, чашечки, плошки, лесенки и прочее и прочее. Девушка улыбнулась одними уголками губ. - Это бирюльки. Минипутская выдумка. Но только тебе с твоими пухлыми пальчиками играть будет очень сложно или совсем невозможно... Откуда у тебя? - Сайгелда подарил, и много притом хвалился пред охотниками. Какой-то раз он со своими сорвиголовами напал на мирную группу тутатамских вакеро, пасущих гамулей, и всех их перебил. Среди них был маленький мальчик, который прижимал этот сундучок к груди. Сайгелда хотел выдернуть его, но ребенок вцепился в него со всей силой, и тогда Злобный Ящер заколол паренька ножом в сердце и вытащил сундук из мертвых рук. Гляди, там на нем даже засохшая кровь еще осталась... Канин непроизвольно разжала пальцы; шкатулка со стуком опустилась на землю, рассыпав по ней фигурки...

***

      Тревожный колокол, находящийся на городской площади столицы минипутов зазвенел в неурочный час и поднял жителей на ноги посреди ночи. Минипуты, как и мы, имели обыкновение спать по ночам, и лишь немногие ночью работали. Кто-то должен был по долгу службы, а кто-то потому что хотел и не более. Спросонок многие не понимали, чего происходит и, вглядываясь во тьму своих жилищ с тревожно сжимающимся сердцем, слушали непонятно откуда взявшийся резкий пугающий звон, агрессивно бьющий по их чувствительным ушам.       В принципе находились и те, кто бодрствовал этой ночью и почти сразу кинулся на зов колокола. Первыми прибежали так называемые Братья Орехи - Курган и Гараллен, так как жили не так уж далеко от площади. После того как дом обвалился прямиком на голову Гараллену, поэт-самородок перебрался жить к старшему брату. Причем днем он дрых, протянув ноги и мирно посапывая в две дырочки ноздрей, временами повизгивая и постанывая во сне от беспокойства да ворочаясь, а по ночам он начинал творить, чем не давал спать Кургану. В итоге Кургану приходилось теперь работать и днем и ночью, лишь иногда прерываясь на краткий сон, что уже негативно начинало сказываться на его работе. Вот и в эту ночь: Гараллен сочинял за столом очередные унылые никому не нужные вирши, а Курган ковал наконечники боевых стрел.       Веня Пильверпоц и Ди Винчи тоже не спали в эту ночь, но для них это обычная история. Забыв о времени, они на пару работали в столярных мастерских над очередным инженерным изыском. Этим кадрам, походу, вообще все равно было когда и где работать; времени для них будто и не существовало.       Прискакал, растряскивая жир и матерясь, страдавший одышкой и ожирением учитель Щепка.       Проснулся капрал Эль Кайман. Он так торопился вскочить на ноги, что запутался в одеяле и свалился, гремя костями, на пол; затем, перепутав мундир с брюками, сунул руки в штаны и безнадежно порвал их на «крупе». - Эх, такое галифе испортил! Новое-преновое галифе! Ни разу на жопе еще не бывало, - досадовал незадачливый вояка.       Ну, а поскольку нищенское жалованье капрала не позволяло ему такую роскошь как купля второй пары брюк единовременно, то он так и побежал в труселях: в мундире, но без штанов. Однако сперва капрал придумал наведаться к своему начальнику полковнику Багамуту, дабы прояснить ситуацию, благо, что жили они рядом.       Дверь полковника оказалась заперта изнутри, и на стук он не отзывался. В молодости полковник участвовал в войне с кузнечиками и научился чуткому сну: он даже спал с открытыми глазами и умел просыпаться от малейшего шороха. Тогда эти умения неоднократно спасали ему жизнь и жизнь его товарищей, но теперь лишь мешали ему на старости лет, поскольку спал он очень худо. Поэтому полковник засовывал себе в уши на ночь беруши. Эль Кайман знал об этом, посему рискнул влезть в дом через окно. Вбежав в спальню, он увидел на кровати лежащего в пижаме Багамута с открытыми глазами и затряс командира за плечо.       Полковник моментально очнулся, выхватил из-под подушки нож и, повалив капрала, приставил к горлу клинок. - Что?! Эль Кукуй, чего тебе нужно у меня дома? - Меня зовут Эль Кайман, - прохрипел капрал, с опаской косясь на приставленный нож. Ледяная сталь клинка жгла ему шею, а судя по легкому щиплющему жжению, лезвие ножа его даже чуть оцарапало.       Узнав что к чему, полковник накинул поверх пижамы длиннополый плащ и вместе с капралом вышел из дома. Внешне Багамут, к слову сказать, напоминал отдаленно советского и российского актера театра и кино Бориса «египетская сила» Клюева, хотя на тот момент этот замечательный актер еще не появился на свет, а также был он чуть похож на Луи де Фюнеса, коему тогда шел второй год или что-то вроде того.       На верхних уровнях города, где невозможно было услышать колокол сбора, подговоренные начальством королевские гвардейцы стучали в гонг и громадные барабаны, привлекая внимание подданных. Подбегающих к ним встревоженных минипутов стражники без лишних слов отсылали на главную площадь.       Появились и многие другие, но пуще того большинство с непривычки не могло проснуться и заставить себя подняться ночью.       Очнулись и Олд Шеттерхэнд с Сэмом Хокинсом. Разбудив Карлззона и Арчибальда, они поспешили узнать причину шума. Когда вся компания явились на площадь, там уже образовалась небольшая толпа, которая как ни странно хранила ледяное молчание, будто провожала почтенного покойника. Еще издали люди услыхали раскатистый голос Урдалака, сквозивший жесткими нотками.       Тут явился и бонго Трез; точно вырос из земли. Вместе они слились с толпой. Народу оказалось пока немного и им не пришлось активно работать локтями, чтобы все разглядеть, а слышно Урдалака и так было за версту. - Что тут происходит? - деловито спросил Чарли у одного гвардейца в толпе, но тот, не оглядываясь, раздраженно шикнул на него и продолжил сосредоточенно следить за гнетущей фигурой Урдалака.       В измятых, потемневших от сажи и комьев земли доспехах, Урдалак яростно декламировал, рубя воздух руками. Дословно передавать содержание его речи, пожалуй, надобности нет, поэтому вкратце скажем, что он поносил, не стесняясь выражений, чингагуковцев и крабберов, проклинал их коварство и злобу. Он в негодовании, сделавшем честь мегаломаньяку, говорил, что единственный выход избежать повторения такой трагедии это уничтожить раз навсегда и крабберов и чингагуковцев. Он намекал, что был совершенно прав в своем стремлении создать регулярную армию, а те, кто ему не верили, теперь пожалеют. Он утверждал, будто бы для него все ясно и он не видит препятствий к созыву ополчения, а также призывал готовиться к войне. По его словам выходило: враг хитер и безжалостен и должен быть стерт в порошок во имя мира и дальнейшей безопасности. - Вы хотите войны на уничтожение? Я спрашиваю вас, хотите ли вы тотальной войны до победного конца?! - находясь в состоянии исступленного безумия, надрывался и пенился Урдалак, после каждого слова неистово вскидывая над головой сжатую в кулак руку. - Не мы! Они первыми начали! Враги дорого заплатят за наших, за каждую пролитую каплю крови мы заставим их захлебываться литрами своей! Мы вихрем пронесемся и опустошим их земли, а захватив - присоединим к нашей империи! - Для ощипанного петушка он кукарекает слишком громко, хи-хи-хи, - захихикал старый Сэм, но все были слишком поглощены выступлением Урдалака и ничего из его слов не услышали. - Ну и горазд же этот болтун драть глотку. Кто бы мог подумать, луженая она у него что ли?       Остервеневший Урдалак с каждым предложением все более входил в раж и не думал останавливаться. - Они убили наших братьев, также они будут готовы убить и всех нас - без жалости и цели. Они надругаются над нашими телами! Я не желаю этого для вас, потому призываю храбро сражаться с врагом до самой смерти, как это делаю и буду делать я! Сегодня я схлестнулся с неумолимой ордой и собственноручно изрубил пять... нет десять...пятнадцать охотников! - Well, бьюсь об заклад уже завтра он будет горланить и надсаживаться о том, как в одиночку опрокинул целое войско, - усмехнулся Чарли. - Они разорвали в клочья храброго Сальвина, убили достойного маркитанта Доку, лишили жизни несчастного всеми любимого и почитаемого пасечника Жухрая (даже тут Урдалак умудрился неправильно назвать Щукаря)! Отомстите им, если дорог вам родной дом, ведь если не вы, то никто не сделает этого за вас. Так убейте же их скорей, так убейте хоть одного! Сколько увидите их - столько и убейте, ибо помните, что с ними невозможно жить в мире и нельзя договориться! - Ибо взнуздан уже конь бледный, и на нем всадник по имени Смерть вложил ногу в стремя, - вольно цитировал Сэм Хокинс откровение Иоанна Богослова, удачно вкрапляя для пафоса строки из апокалипсиса между припадочными выкриками Урдалака.       Среди толпы к этому времени некоторые выкрикивали нечто вроде «мы с тобой до конца Урдалак!» и всячески поддакивали, повторяя вслух каждое его слово. Точно неизвестно, были ли то наймиты запевалы, либо же особо внушаемые товарищи. - Мне как-то не по себе от его речей, - поежился Арчибальд. – Однако, должен признать, говорит он убедительно: мне уже хочется раскрошить кому-нибудь череп и переломить надвое позвоночник. - На то и весь расчет, дорогой Арчибальд, - хмыкнул Чарли, - посмотрите, насколько бледны и сосредоточены окружающие нас минипуты: ни кровинки на лицах, а как нервно они кусают губы, дрожат от гнева и сжимают до боли кулаки. Еще чуть-чуть и они сделают все, что Урдалак прикажет им. Чего добивается всякий оратор-манипулятор? Управления вниманием толпы. И этот молодой рыцарь с задачей пока успешно справляется, должно быть долго тренировался; да и потрепанный вид его говорит сам за себя. То, что произошло со свитой каравана, безусловно, ужасно, но пользоваться общим горем в единоличных сомнительных целях, пожалуй, не менее гнусно. Своей желчной риторикой он точно из податливой глины лепит их в тупых и свирепых исполнителей. - Прерву-ка я вас, Шеттерхэнд, мне тут в голову пришло: возможно кому-то из стражников тоже удалось вырваться из окружения и они следуют сюда. Что если нам подняться на поверхность и попытаться их высмотреть? – шепнул Хокинс. Олд Шеттерхэнду идея пришлась по душе, и он спросил у Треза, не может ли тот вытащить их на поверхность. Юный бонго довольно закивал. - Это возможно. Я и сам подумывал, но никак не ожидал, что вы сами предложите. - Одну минуту, - вестмен подозвал к себе Арчибальда и Карлззона. – Друзья, оставайтесь здесь и слушайте внимательно, я хочу, чтобы вы запомнили, о чем Урдалак будет говорить и потом пересказали нам. Это очень важно, поверьте. - Вы как будто куда-то собираетесь, Чарли? - О да, Трез проводит нас с Сэмом на поверхность поискать выживших. Что у вас так лихорадочно глаза заблестели? - Я могу с вами? - В другой раз, друг Сюшо. Мы далеко не пойдем, не извольте беспокоиться.       Трез повел вестменов к вратам, ведущим к тоннелю до поверхности. По словам матасалая выходило так, что окромя основного пути, коим пользовались все и постоянно, существовал и иной путь - исключительно на поверхность; к тому же очень краткий, но пользовались им крайне мало, поскольку ход больше походил на нору, притом весьма тесную и осклизлую. Передвигаться по нему можно было лишь пешим ходом, да еще и пригнувшись; добавьте сюда кромешную темноту и всё сразу складывается в единую картину. Об этом секретном пути юный бонго также узнал от своих собратьев. Правда, он тут же предупредил вестменов, что примерно на середине пути тоннель разветвляется - и вот тут главное во тьме не перепутать направление, иначе можно уйти совсем не туда и оказаться на муравьиной ферме, где те разводили тлей, а муравьи не терпели вмешательств и с чужаками поступали очень дерзко.       На подступах к воротам выяснилось неладное: на посту отсутствует часовой. Сэм, сильно ставший брюзгой к старости, тут же стал сетовать на это. - Я вам замечу, господа, что это решительно безобразие! Чтоб мне лопнуть, такое опасное время для данного города, а на главных воротах нет стражи. Если я не ошибаюсь, то тут должен дежурить некто по имени Такташ? - На самом деле не Такташ, а Сальвин, но они, пользуясь одинаковой внешностью, часто меняются. Вот и сейчас вместо Такташа с караваном уехал Сальвин и погиб в бою. Наверняка Такташ сейчас на площади. Он, между прочим, был первым кто узнал ужасные новости, - отозвался Трез, как бы оправдывая ушедшего в самоволку минипута.       Старик Хокинс сурово сдвинул брови, отчего его нелепая физиономия только прибавила в несуразности. - Ах, я старый енот! Да какая разница? Какое бы худо его не постигло, нельзя же ставить свои интересы выше общественных, а что если прямо сейчас на них нападут? Вместо того чтобы ставить оголтелое мужичье под ружье этому самодовольному засранцу Урдалаку стоило бы лучше подбирать кадры для своей гвардии. Впрочем, какой лидер - такая и свита, хи-хи-хи. Верно ли говорю? - Вы правы всецело, дорогой Сэм, - Олд Шеттерхэнд могучим рывком отворил тяжелый засов и нажал на створки ворот, которые со скрипом поддались вперед. - А вот гринхорн Сюшо нам однозначно возразил бы, в этом я точно не ошибаюсь, хи-хи-хи! Так и вижу перед собой его недовольное лицо, чтоб мне лопнуть! Он сказал бы примерно так: «я категорически не согласен; мне кажется, вы сильно преувеличиваете недостатки командующего королевской гвардией. Может лорд Урдалак и не во всем прав, тут еще время покажет, но он, по крайней мере, делает то, что, по его мнению, должно». - Да, видно мне придется еще раз поговорить с ним и устроить нахлобучку как следует… - задумался Шеттерхэнд на мгновенье. - А пока вперед! Ведите нас, Трез, к этому вашему секретному ходу. - Стоять! – рявкнул старина Хокинс. – Чтоб мне лопнуть, неужели мы так и собираемся оставить врата отворенными? Как это вы говорите, Шеттерхэнд: разве это поступок достойного христианина? - Еще как оставим, пусть это будет им жестоким уроком, - подмигнул старику Чарли (сам, впрочем, не особо молодой). – Да, касательно христиан – достойных и не очень. Эти минипуты хоть и не христиане, но чертиков, бесов и нечистого поминать тихим злым словом им сей факт не мешает. Я не устаю удивляться, насколько могут быть схожи религиозные верования самых непохожих народов мира… Так, давайте створки хоть прикроем чуть-чуть. - Чуть-чуть не считается, - проворчал старый Хокинс, но вынужден был согласиться.       Сказано – сделано; ворота лишь прикрыли, дабы не так явственен был факт их незапертости.       Матасалай показал, где находится лаз, и последующие полчаса троица смельчаков пробиралась по тоннелю наверх. Земля под ногами тут была влажная и очень мягкая, почти жидкая, а воздух до тошноты приторно сладкий, причем природа этого запаха для людей так и осталась неизвестна. Трез, шедший первым, вытолкнул деревянную крышечку вверх, выдрав ее с куском дерна, тоннель тут же залило лунным серебром.       Пока Чарли и Сэм осматривались на поверхности, Трез оторвался от них десятка на два шагов и вдруг как подкошенный рухнул лицом в землю.       Хокинс грязно выругался и стремительно залег, Олд Шеттерхэнд почти одновременно последовал за ним - оба вестмена распластались на земле. - Вот тебе и на... - растерянно пробормотал старик, напряженно всматриваясь в неподвижную фигуру бонго матасалая. – Это я называю: держись за воздух - земля обманет... Как думаете, Шеттерхэнд, что с ним? Неужто подстрелили? - Вот сейчас и узнаем, - прошептал Чарли, держа перед собой кольт. - Я ползу слева, вы справа. За дело.       Вестмены ловко подобрались к телу матасалаю с разных сторон. - Вы слышите нас, Трез? - шепотом спросил Сэм.       Негр кивнул, но и только. - Так какого дьявола вы с нами играться вздумали? - разозлился старик. - Мы уж решили, вам конец! - Там, - негр указал пальцем куда-то вперед. - Кто-то идет. - Гм, слишком темно, - с нескрываемой досадой в голосе произнес Чарли, напрасно напрягая зрение. - Глаза уже не те, что прежде. - Да и я, признаться, только... А погодите-ка, там и в самом деле какое-то темное пятно впереди. Ну и зрения у вас, Трез! - с восторгом отозвался старый Хокинс. - Он высок. Две руки и ноги. Есть голова, - отрывисто отвечал бонго матасалай с перерывами, по-прежнему терпеливо вглядываясь во тьму. - Well, значит гуманоид. Теперь вопрос, друг он нам или враг? - Чтоб мне лопнуть! Если я не ошибаюсь, он мог видеть нас, так? - По крайней мере, было бы крайне опрометчиво полагать, будто бы раз мы его заметили, то он нас не видел. Что если это кто-то из уцелевших гвардейцев? Тогда важно не спугнуть его. Я предлагаю следующее: мы с вами, Сэм, встанет во весь рост и будем дожидаться бродягу, а Трез пущай спрячется незаметно в те заросли. На всякий случай.       Матасалай без лишних слов уже полз в сторону зарослей, тем самым признавая верховенство Олд Шеттерхэнда над собой. Однако на полпути он видимо припомнил нечто важное и, обернувшись, не слишком громко предупредил: - Главный выход на поверхность, которым пользуются все обозы, находится в десяти метрах от этого тоннеля. Если там чужак, то возможно не стоит возвращаться обратно этим лазом.       Тем временем незнакомец все приближался, и чем становился он ближе, тем меньше нравился Чарли и Сэму: слишком самонадеянно-спокойно он двигался, как человек, ощущающий себя господином вселенной. Уже был виден устрашающий тяжелый меч с необычной рукоятью, который чужак нес, взвалив на плечо; уже запросто можно было разглядеть уродливый ржавого цвета сплошной доспех с многочисленными шипами, выглядевший так, словно его создатель был извращенный изувер. Внешний облик пришельца не оставлял сомнений касательно его личности, и вестмены, ни разу не видевшие его прежде, догадались, кого дожидаются. Тут уж даже ё-ё-о-жику стало бы ясно.       Великан в костяной броне, не скрываясь, надвигался прямо на них. - Стоять. Иначе пеняйте на себя, - громко, но спокойным тоном сказал Олд Шеттерхэнд, когда незнакомец приблизился к ним ближе чем на сорок шагов. Великан шагнул вперед и резко остановился, словно пораженный, что эти двое посмели ему указывать. С другой стороны, его повиновение было хорошим признаком. Старый Хокинс и Олд Шеттерхэнд приблизились к чужаку. Из узкой щели шлема на них сверху вниз презрительно глядели фиолетовые холодные глаза. - Ваше имя? – поинтересовался Чарли; больше из вежливости, чем из надобности. Незнакомец чуть дернулся и не спешил с ответом, наконец, из-под шлема раздался тихий смешок, будто именно этого вопроса он ожидал менее всего и теперь сомневался в адекватности тех, кто догадался задать его ему. - Сорокопут, – все-таки соизволил ответить. - Так-так, - только и сказал Сэм. - Well, и чего же вам надо? - У меня разговор к полномочным представителям вашего континента. Я не намерен обсуждать важную информацию с простыми разведчиками. - Боюсь, вы ошиблись на наш счет, господин Сорокопут. Мы не минипуты вовсе, а люди с поверхности. Для большинства понять это ничего не стоило, судя хотя бы по нашей одежде, а вот вы опростоволосились.       Взгляд из шлема сменился с презрительного на заинтересованный. В нем даже проскользила толика уважения. - Признаю свою ошибку. В любом случае, мне надо поговорить с Урдалаком. - Надо полагать, это будет продолжение разговора, начатого вами в Хавиле-Нагиле? Учтите, мы в курсе о произошедшем. - Нет. Я, как и он, сейчас не в том состоянии, чтобы сражаться. - То есть вы признаете, что напали на караван минипутов? - Да. - И вы сговорились с охотниками? - Нет, их нападение было для нас такой же внезапностью, как и для минипутов. - Well, люблю честность. Нельзя ли, быть может, нам узнать причины вашего нападения на мирную процессию минипутов? - Они наши враги. - Неужели? Мне вообще-то казалось, что среди них только один бузотер и злоязычник, у которого бицепсы проросли в череп. Вот он жаждет воевать, а остальные как-то не очень. - Я служу крабберам, но я за них не ответчик. Если для них минипуты враги, то и для меня они враги, но с Урдалаком у меня свои счеты. - Что же это за незрелая позиция? А своего мнения у вас нету? Говорят, вы настоящий изверг, господин Сорокопут, насаживаете живьем на колья. Это как понимать прикажете? - Как хотите, так и понимайте, – с раздражением отбрил поток вопросов Сорокопут, - только проведите меня к полномочным лицам. И довольно с меня этого допроса, человек. - И пришли вы сюда тоже, конечно же, в одиночку и пешком? – усмехнулся Чарли.       Сорокопут издал звук, похожий на вздох – он повернулся к Сэму и Чарли спиной и что-то просвистел трелью. Тут же заросли вдалеке зашевелились, и оттуда, клацая клешнями, один за другим вышли крабберы. Их было трое. - Отвали моя черешня! - Сэм тихонько охнул. Ему пришлось многое повидать на своем веку, но даже он не был готов к тому, насколько кошмарно выглядели эти бестии.       Олд Шеттерхэнд представил, как впряженные в волокуши крабберы тащат Сорокопута, и его лицо на мгновенье озарилось улыбкой, но он тут же напустил на себя солидный вид. - Гхм, вполне возможно у вас и в самом деле имеется важная информация… Что ж, пожалуй, я проведу вас к минипутам на правах парламентера, но при условии, что ваши крабберы останутся дожидаться здесь, к тому же вы оставите здесь оружие. - Только если вы гарантируете мне полнейшую неприкосновенность. - Well, уверен, вы можете на меня рассчитывать. Вряд ли минипуты нарушат слово, данное их гостем. Передайте вашим крабберам, чтобы не думали дёргаться. Не смотрите, что мой спутник такой старый и маленький, этой длинной палкой в руках, верите или нет, он шутя способен убить любого из ваших воинов на расстоянии. Это великий волшебник. Учли?       Сорокопут косо окинул Сэма взглядом и медленно кивнул. Он, разумеется, не поверил ни единому слову, да и внешний облик старины Хокинса являл собою скорее посмешище, нежели реальную угрозу, но сейчас ему надо было добиться своего и пришлось идти на уступки - пусть даже и позорные для него. Сорокопут неторопливо, дабы не вспугнуть людей подозрениями, снял с плеча двуручный меч и вогнал его в землю, рядом швырнул второй клинок - для одной руки; со сложным корзинчатым эфесом. - В таком случае, давайте не будем страдать придурью и, экономя ваше и мое время, пойдем тем лазом, которым вы пришли сюда, - прорычал Сорокопут, насмешливо поглядывая на людей. - Это откуда же такие познания? – едко усмехнулся Чарли. – Ладно, раз вы такой осведомленный господин, то проявим уважение и не станем вас обманывать.       Сэм и укрывшийся на «всякий пожарный» в зарослях Трез остались караулить крабберов, а Олд Шеттерхэнд пустил вперед через подземный ход Сорокопута. Тому пришлось идти весь путь согнувшись, и Чарли поразился выдержке чужака – за довольно длительное время тот даже не сбавил шаг; также как не проронил ни слова.       Лишь когда Чарли подвел посетителя к центральным воротам и толкнул их, отчего те со скрипом разъехались, Сорокопут не выдержал: - Знал бы, какая тут безопасность, то в одиночку взял бы вас всех клешнями за задницу! – в негодовании прорычал он. - Не могу сказать, будто сочувствую вашему незнанию, - пошутил Шеттерхэнд, с интересом наблюдая за реакцией врага. – Однако не думайте, что ваш замысел выйдет вам в следующий раз. -Учту.       После демонстрации осведомленности чужака о скрытом лазе Чарли не удивился бы теперь, если Сорокопут показал и отличное знание местности, а так оно и вышло. Вестмен даже пустил его вперед с целью проверить свои подозрения: крабберов посланник довольно уверенно взял направление, стоило только Чарли заикнуться, что они идут на площадь. «Должно быть крабберы не так просты и вероятно имеют лазутчиков среди минипутов… » - подумал вестмен.       На пути им никто не попался, если не считать одного заспанного мужичонку, пробежавшего мимо и даже не взглянувшего на них, до того ему было лень как следует разлепить веки. Все прочие, кто не был прикован к постели болезнью и был в состоянии подняться ночью с кроватки, уже верно присутствовали на площади.       Толпа к тому часу увеличилась по меньшей мере в пять раз. Какие-то умники приволокли гамуля, на спину которого поднялся Урдалак, чтобы его было лучше видно. Говорил лидер гвардейцев примерно всё о том же; всё так же без устали трясся и орал, изливая желчь и ненависть на впечатлительные умы королевских подданных. Похоже, чем больше он горячился, тем пуще возбуждался и черпал энергию. Так или иначе, но настрой его не перегорел.       Пробраться к нему не представлялось возможности, и Чарли для привлечения внимания несколько раз выстрелил из револьвера в воздух. Народ понемногу стал оборачиваться и первым делом увидал высокую жуткую фигуру Сорокопута. Наиболее впечатлительные, преимущественно женщины, тут же со страху потеряли сознание и осели наземь, другие же решили, что подверглись нападению и с воплями попытались убежать; третьи, кто вообще не видел в чем там дело, всё поняли через задницу и запаниковав образовали давку, в которой неминуемо не обошлось бы без затоптанных и раздавленных жертв, коли вовремя не подскочили бы королевские гвардейцы. Следуя указаниям Урдалака, они утихомирили разгоряченную толпу. - Тихо! Он один! – рявкнул Урдалак и стал продвигаться через расступающихся перед ним минипутов. – Вы только поглядите, кто сюда заявился! Вот это да! Великому и ужасному Сорокопуту хватило наглости… или все-таки глупости, чтобы явиться без оружия и охраны! Каков удалец, а? - Я пришел говорить, - мрачно процедил пришелец в ответ на надменные речи Урдалака. - Да? А мне какое дело, зачем ты пришел, мерзкое отродье? – немного подрагивающим от возбуждения голосом ехидно выговорил Урдалак, лихорадочно сверкая глазами. – Я прикажу вздернуть тебя на веревке за преступления против моего народа! Стража, взять гадину!       С четырех сторон Сорокопута и Олд Шеттерхэнда обступили гвардейцы, вооруженные копьями. - Сэки-Лата, будьте любезны, отойдите в сторонку. Не ровен час поранитесь, - широко осклабился Урдалак, предвкушая скорую расправу с обидчиком. Он до того обрадовался, что и подумать не успел, причем здесь вообще Шеттерхэнд и как он здесь оказался. В эту минуту его занимал только заклятый враг народа, стоявший перед ним в окружении опытных воинов.       Сорокопут не двинулся с места, даже не моргнул, когда острие копья нацелилось ему в горло. Возможно он полагался на Шеттерхэнда, хотя это и было довольно наивно с его стороны, а может он просто имел хорошее самообладание, коим знамениты были крабберы. - Этот человек обещал мне неприкосновенность, - металлическим голосом сказал Сорокопут, указывая на Чарли. - Что?! Это правда? – тут только Урдалак опомнился и недоумевающее поглядел на Олд Шеттерхэнда, - О чем этот бормочет? - Всё так и есть, - спокойно подтвердил вестмен, похоже и не собираясь выходить из окружения. – Мы обнаружили его на поверхности, он говорил о якобы важных сведениях, которые должны вас заинтересовать. Я пообещал ему защиту и посредничество.       Толпа позади негодующе зароптала, до нее кое-что стало доходить. Зато у Урдалака видок был очень растерянный, еще минуту назад он злорадно скалил зубы и собирался расквитаться, а теперь какие-то непонятные уговоры стали ему препятствием. - Ничего не понимаю! Какая защита? Кто это «мы»! – раздраженно бросался он словами, потряхивая со злости подбородком. – Сэки-Лата, этот презренный негодяй и мошенник ввел вас в заблуждение. Это сам Сорокопут – прихвостень и подчищала ублюдочных крабберов. - Под словом «мы» я понимал своего друга Сэма Хокинса и бонго матасалая Треза, - хладнокровно отвечал Олд Шеттерхэнд. – А насчет личности этого господина у меня изначально не было никаких сомнений. Он представился нам.       Толпа снова всколыхнулась. С каждой секундой положение становилось все более щекотливым. Урдалак мог вспылить в любой момент и тут без кровопролития бы не обошлось. - Так… Так вы сознательно пообещали защиту моему заклятому врагу? – побагровел Урдалак, не сразу нашедшись со словами. – Это не имеет значения! Я никаких обещаний этому убийце не давал и мне не о чем с ним разговаривать! С дороги – я лично прикончу его! - Лорд минипутов очень храбр, когда вокруг него полно охранников, а враг не имеет для обороны даже ножа, зато он поджав хвост удирает, бросая своих соплеменников на произвол судьбы, когда сражение складывается не в его пользу, - громким, полным яда голосом, ужалил Сорокопут и громогласно презрительно рассмеялся. Шлем усилил смех, обратив его в какой-то жуткий нечеловеческий клёкот. - Не слушайте его, он все лжет! – завизжал вне себя от ненависти Урдалак и выхватил из ножен стоявшего рядом гвардейца меч. Обвинения особенно пришлись по цели, поскольку Урдалак знал их справедливость. Он сильно переживал, что бросил в пустоши воинов и теперь страстно жаждал утолить чувство вины убийством того, кого считал в ответе за все беды и прегрешения. Однако путь ему преградил Чарли. - И вы позволите свершиться такому бессовестному убийству? – воззвал старый вестмен к чести минипутов. – Чем вы лучше своих врагов, если поступаете столь же жестоко как они? К вам пришел посланник, надеясь на ваше благородство и честность, а вы точно дикие звери хотите разодрать его на куски!       Искренний призыв Шеттерхэнда устыдил многих минипутов, и они согласно закивали. Кое-кто уже выкрикивал, дескать, надо бы и в самом деле выслушать Сорокопута. - Прочь с дороги! Не суйтесь не в свои дела, наземники! Вы бы так не говорили, если б знали сколько зла нам принесла тварь, которую вы так рьяно защищаете! Вы настраиваете против меня мой народ! Вы предатель и шпион! – срывающимся голосом хрипел Урдалак; его рука, сжимающая рукоять меча, опасно дрожала – еще чуть-чуть и он кинулся бы с клинком на Шеттерхэнда.       Чарли не дрогнул, ему не в первой слушать угрозы и несправедливые упреки со стороны ополоумевших от бешенства людей. Урдалаку явно было чего опасаться, раз он так затыкал рот Сорокопуту, боясь огласки. В таком столь агрессивном состоянии он был готов на многое, в том числе на убийство. - Думаю, ваш народ и сам способен за себя говорить, а если нет, то у вас есть действующий король, - уел Чарли Урдалака.       Народ минипутов зашевелился, загалдел, заоглядывался. Они так привыкли во всех важных вопросах ориентироваться на чье-либо авторитетное мнение, что в самом деле забыли про короля, и тут вот Чарли им вовремя про него напомнил. «Король! Короля сюда! Да здравствует Максиминианус Свистокрыл де Стрелобарб из рода Матрадоя!» - повсюду послышались восклицания.       Король к всеобщему удивлению оказался тут же в толпе, так что далеко за ним посылать не пришлось, хотя вообще удивительно как его не приметили прежде. Свистокрыл откашлялся и хоть не слишком громко, но твердо высказал мысль - посланца следует выслушать. На этом спор был исчерпан, и Урдалаку пришлось отступить, поскольку теперь уже большинство было не за ним. Сорокопуту, наконец, дали слово, хотя на него по-прежнему поглядывали исподлобья и с ненавистью.       Пришелец оказался немногословен и перешел к делу, что называется, с места в карьер; ни словом больше нужного: - Во время битвы в Хавиле-Нагиле лорд Урдалак досрочно покинул сражение, оставив на поле боя не только фургоны с товаром, но и нескольких своих бойцов, всё еще продолжавших бороться… - Лжец! Гадкий обманщик! У тебя во рту сто языков и ни один не говорит правды! Вы слышали? Он во всем сознался: убейте его! – тут же перебил Урдалак, но его сразу осадили и оттеснили в толпу. Тут же кто-то вложил ему в руку холодный металлический предмет, он поднес вещицу к глазам – это оказался люгер, подаренный (фактически выклянченный) ему Арчибальдом. Урдалак быстро обернулся, разыскивая в толпе неизвестного доброхота. Ему показалось, что он увидал среди многочисленных минипутских рож стремительно удаляющийся бритый затылок Моргана, но полной уверенности на этот счет не было.       А Сорокопут тем временем продолжал, и слушали его теперь очень внимательно. - Я бился с ним на мечах, но он сбежал и бросил воинов. Почти все они погибли, но троих захватили в плен охотники Чинга-Гука. Они наверняка расправятся с пленниками у столба пыток… - Кого вы слушаете, бестолковые?! – надрывался Урдалак. – Вы верите мне или этому… этому… кровопийце и палачу?! - Я преследовал Урдалака в пустоши по следам копыт его вербляди, но наткнулся на обезглавленное тело нашего вождя Томатора… - Так вам и надо! Ха-ха-ха! – и тут не удержался Урдалак, совсем ведя себя как мальчишка. - А еще охотники захватили одну девушку… - выразительно подчеркнул Сорокопут последнее слово.       Минипуты зашептались и среди шепота можно было четко услыхать имя «Канин». На мгновенье разноцветные глаза Урдалака встретились с жестоким фиолетовым взглядом Сорокопута. Это было выше сил Урдалака, и он отвел взгляд. - Там же я обнаружил следы вождя Членвочкока. Должно быть там он убил Томатора и увез с собой девушку.       Урдалаку пришлось прикусить язык. Его охватило редкостное беспокойство, он привык быть хозяином положения, и теперь, когда его «скинули с горы», он очень остро принял «публичное унижение» на свой счет и нервничал все больше и больше, мечтая только об одном, как бы навсегда заткнуть глотку Сорокопуту. Хоть и не без стыда для себя, но Урдалак уж было решил, будто с Канин всё кончено и она не выберется из Хавилы-Нагилы, а теперь получается, что она в плену - и как бы он теперь не поступил, но его честь зажата в железном кулаке подлого врага. Либо Канин обесчестят охотники, и он получит назад порченую нелюбимую девицу, которую и деть-то некуда будет, и все будут насмехаться над ним до скончания веков, либо он позорно признает, что нарочно бросил ее в пустыне и вызволять из лап врагов не собирается - и тут уж все без исключения выкажут ему свое глубочайшее презрение. От него отвернется народ, даже распоследний бродяга в глазах минипутов будет стоять выше его. О, Богиня Леса, до чего мир неустойчив и шаток: вчера у меня было всё, а сегодня я могу потерять даже больше чем имею! Богатство можно нажить, а как быть с потерянным уважением?       «Проклятая девка, и почему же ты не сдохла в той мертвенной пустыне?! Зачем позволила себя схватить? Если бы у тебя только хватило духу прикончить себя!» – вне себя от горя сокрушался Урдалак, совершенно раздавленный нахлынувшими ему на ум нелестными перспективами.       Чего только он не напророчил и не напридумывал себе за эти секунды. Ему и слова никто не сказал, а он вовсю гадал, кто первым предаст его. «Этот отброс пришел шантажировтаь меня, как иначе? Кто может поручиться, что он не лжет. А если он сам удерживает Канин, а на охотников наговаривает для отвода глаз? Какой кошмар, что же делать?! Проще всего, конечно, убить уродца, но и это не выход из положения… Они заподозрят, они всё раскопают… Поймут мой обман и разоблачат… Все пропало!! что же делать, а?!» - И вы пришли только затем, чтобы сообщить это? Свежо преданье, а верится с трудом, – недоверчиво прищурился Шеттерхэнд. – Позвольте не поверить. - Да. Если Урдалак хочет спасти своих солдат и женщину, которая, как я понял, приходится ему невестой, пускай поторопится. Он достаточно умен, чтобы понять, чему промедление ему сулит. - Без понятия, что вам за дело до минипутов и какую коварную игру ведёте, мистер, но если вы сказали нам правду и больше ничего сказать не желаете, то лучше бы вам поскорее убраться отсюда, пока разозленный народ не захотел посмотреть какого цвета ваша кровь. - Я говорю правду. Будь у Урдалака хоть крохи совести, он признал бы мою правоту, но у него нет ни нравственности, ни благородства - никогда ему не сделать подобного шага. Мы крабберы свирепы и дики, но знаем не понаслышке о чести и верности. Всего хорошего! Я самостоятельно найду дорогу обратно. … Арчибальд Сюшо и Лукке Карлззон с момента ухода их товарищей на поверхность четко выполняли заланные инструкции и слушали речи Урдалака, которые можно было описать коротко таким тезисом: «слова разные – смысл один». Именно поэтому неожиданное появление Сорокопута особенно подействовало на Арчибальда, уже успевшего заскучать. Последующее поведение Урдалака в некой мере покоробило его циничностью, а также полнейшим нежеланием пойти на уступки, но все-таки добрый Сюшо нашел ему оправдание снова: уж очень вызывающе вел себя странный гость. Тут любой бы завёлся.       Как только Сорокопут повернулся уходить, Арчибальд обратился было к Карлззону с каким-то вопросом, как случилось событие, привлекшее его внимание целиком…       Внезапно раздался сухой хлопок выстрела. Арчибальд резко повернулся на каблуках, высматривая стрелявшего. На глаза ему тут же попался Урдалак, державший в ладони тот самый пистолет, что он же давеча ему и презентовал. Однако очевидно стрелял не он. Пальцы командующего гвардией разжались, и пистолет звякнул о землю. С искаженным мукой лицом Урдалак схватился за окровавленную ладонь и бестолково попытался остановить кровь. Всюду кругом раздавались удивленные окрики; Арчибальд чуть сместил взгляд в сторону и увидал еще дымящийся ствол кольта, который держал Олд Шеттерхэнд.       Сорокопут мельком остановил взор на болезненной фигуре Урдалака, затем перевел на вестмена и едва заметно кивнул ему, после чего пошел прочь, в этот раз не оборачиваясь. Никто не посмел преградить ему путь. «Урдалак хотел предательски застрелить Сорокопута в спину, но Чарли заметил это и помешал ему, прострелив кисть! - дошло, наконец, до Сюшо. – Зачем, зачем Урдалаку понадобилась так подло поступать?» - Мне искренне жаль, что до этого дошло. Сожалею, но, по-видимому, таков исход был неизбежен с самого дня, как мы появились в вашем мире, - Чарли заткнул пушку за пояс и обратился к Арчибальду с просьбой. – Мистер Сюшо, можно вас попросить, так сказать, возвратить статус-кво: подберите ту вещицу, что лежит у ног командующего королевской гвардией, по-моему, ей здесь не место, не находите?       Уши Арчибальда запылали как на горячей сковородке, до него в полной мере дошла ирония Шеттерхэнда, граничившая с обвинением. И действительно, если бы он не оказался столь податлив, позволив Урдалаку выпросить у него оружие, то ничего из этого попросту не произошло.       Несчастный грешник Сюшо на не совсем твердых ногах подобрался к одиноко стоявшему с потерянным видом Урдалаку и, стараясь не смотреть на него, подобрал с земли парабеллум, испытывая притом смешанные чувства.       На какую-то долю секунды они столкнулись взглядом и одновременно его отвели: Арчибальд от стыда за себя и Урдалака, Урдалак - от бессильной злобы, переполнявшей и терзавшей его. О, как бы он сейчас хотел изничтожить этих людишек-наземников! Изрубить их в куски на глазах у публики, чтоб другим неповадно было. От этих злобных мыслей по нему гарантированно ударит очередной выброс желчи, но уже все равно - лишь бы хоть на минуту предаться вволю ненависти и помечтать… а что еще остается делать?       Мина раздражения тут же сменилась очередной гримасой боли и последовавшим за ней выражением совершенной обескураженности и беспокойства. В измятых и замызганных доспехах, с грязным порезанным лицом и с красной от крови рукой он являл собой крайне жалкое зрелище. Ему и невдомёк, какой прискорбно-горестный и даже убитый вид он имел со стороны. - Я…я чувствую себя никудышно… Мне надо в госпиталь, - тихо пробормотал, скорее для себя, чем для окружающих Урдалак и, все еще убаюкивая продырявленную ладонь, поспешил удалиться. Народ минипутов от греха подальше расступился перед своим «героем».       Так или иначе, но на этом веселье не закончилось. Среди скопления минипутов нашлась группа фанатичных сторонников Урдалака, которая не смирилась с тем, как обошлись с их идолом, и решила выступить. Вернее, они решили постоять для массовки, а выступил один лишь Морган, коего, конечно, ну ника-а-а-к нельзя было заподозрить в лояльности Урдалаку. - Не будьте глупцами, наземники! Это же совершенная ловушка, тут и думать нечего. Только мы поднимем на поверхность спасательную экспедицию, как крабберы нападут на нас. Я уверен, они оставили где-то поблизости большой отряд и только и ждут как ворваться в город и разорвать стариков, женщин и детей! Целесообразно ли рисковать жизнями многих воинов из-за трех минипутов? – заявил Морган; вообще он всегда был излишне смурным, но видимо когда хотел, то мог быть и чрезвычайно болтливым. - Сорокопут действительно пришел сюда не один, наверху осталось трое крабберов. Если их на самом деле больше, то Трез и Сэм наверняка уже выяснили. В любом случае, мы не можем игнорировать поступившую информацию. Урдалак и сам признал, что не видел гибели своей невесты, кто знает, может он еще чего-либо не доглядел или умолчал? - Думай, кого обвиняешь, человек! Вам здесь не рады! – Морган состроил наиболее суровую гримасу, на которую был только способен, не переигрывая. - Впредь будем знать, - спокойно парировал Чарли. – А то праздники устраиваете разные… Даже как-то нечестно с вашей стороны.       Сразу же нашлось множество тех, кто сердечно опроверг слова Моргана, причем самого Моргана в довольно резких выражениях попросили удалиться. Тот усмехнулся, шагнул назад и растворился в толпе. Без него урдалаковские прихвостни и блюдолизы, лишенные иного сильного оратора, быстренько ретировались, пока им не досталось на орехи. - Вы убеждаете нас в дружбе, но почему-то не хотите помочь собственным сородичам, - увещевал народ Чарли. – Урдалак призывал вас мстить за погибших, вместо того чтобы помочь выжившим. Я вижу в толпе полковника Багамута и капрала Эль Каймана, вижу Пейсаха, хотя он и прячется за своей огромной панамой. Щукарь и Дока были вашими товарищами, неужто вы хотите, чтобы и с другими соплеменниками случилось такое несчастье? - Гхм! Сердце мое с вами всецело, но здравый глас рассудка сообщает, что не слишком разумно доверяться информации из сомнительного источника. Это была бы стратегическая ошибка, но если окажется, что я неправ, то потом буду жалеть, - отчеканил Багамут, задумчиво покуривая трубку. Фактически это означал отказ в помощи, да и едва ли он чего мог предложить; у него армии никакой не было. - Ну а ты, Пейсах? - Мне стыдно, - ответил Пейсах и, густо покраснев, пуще того натянул на лицо свою несуразную панаму. – Но Доку жалко…       Тут какой-то удалец выкрикнул в толпе: - Как? Так Доку подлеца тоже замочили? В самом деле? Вот горе-то, этот гад мне много добра задолжал, а теперь не вернет! Сам уж давно поднялся на барышах, а все жмотит для приятелей.       Вторил и другой весьма громко: - А мне продал верблядь, надутую соломинкой через задний проход! Я иду с рынка такой довольный, понимаешь, а позади вдруг какой-то треск: оборачиваюсь – верблядь сдувается в старую клячу прямо на глазах! - Точно-точно! А у меня мошенник такой увел гамуля и не признавался. Мужики, давайте возьмем причитающееся нам. Пойдем да лавчонку его растащим! – предложил кто-то третий натуральный грабеж.       Чарли неодобрительно покачал головой и устало вздохнул, глядя на то, как минипуты под тем или иным предлогом расходятся. Вестмену удалось переиграть Урдалака, но в итоге народ все равно не поверил словам Сорокопута и предпочел разойтись. С другой стороны, если бы Урдалаку удалось запудрить им мозги, быть может, они уже перетачивали бы свои косы и серпы на оружие. - Well, раз вы так… если найдутся желающие поучаствовать в спасении пленников, то встречаемся у королевского дворца, я и Арчибальд будем вас ждать!

***

      В комнате Олд Шеттерхэнда собрались желающие поучаствовать в спасательной операции. Здесь было тесно и некоторым пришлось стоять прислонившись к стенам. Помимо непосредственно самого хозяина со стороны людей здесь находились Арчибальд, старый Сэм Хокинс, бонго матасалай Трез и даже Карлззон, хотя тот сразу сообщил, что «просто присутствует» и не собирается никуда ехать и никого спасать. Минипутов представляли сторож-гомосексуалист Шрак, Курган кузнец и плотник Веня Пильверпоц. - Well, это все или кого еще ждём? - спросил у присутствующих Шеттерхэнд. - Изя Артиллерист тоже собирался, но его могли по пути задержать стражники. Его всегда неохотно отпускают за пределы Первого, уж очень большой специалист. Думаю можно начинать, - подал голос Веня. - Хорошо, сим объявляю совет открытым, - Чарли шутейно хлопнул в ладоши. - Итак, поскольку я и мои друзья не знаем географию вашего мира, то сначала мы готовы выслушать имеющиеся предложения.       Тут раздался стук в дверь. - Изя припёрся, - мрачно молвил Курган; ему не очень нравился Изя за свои торговые замашки и дружбу с маркитантом Докой. - Да-да, войдите, - пригласил Арчибальд.       Дверь отворилась, и в келью втиснулись двое. Вид их оказался столь необычен, что все люди в первую секунду обалдели. Даже Трез, хотя этот-то, казалось, ко всему должен быть готов.       Первый вошедший был невысокого роста. В черном длиннополом плаще из толстой кожи и в огромных широких сапогах; на левом глазу черная повязка как у пирата, но самое интересное - на лицо это был антропоморфный лис. Ну да, рыжий лис с частично поседевшим мехом и частичными проплешинами. В зубах лис держал изогнутую курительную люльку. Он чуть сутулился и опирался на изящную трость. Совершенно дикое и нелепое зрелище.       Второй - заметно выше и шире в плечах. Это был антропоморфный енот в жилетке и штанах. Он напротив, держался прямо, выпятив грудь. Лапы - что бревна: левая заложена за спину, правая заткнута за борт жилетки. С одной щеки на другую енот с ленивым видом перекатывал лист жевательного табака. Рыжий лис демонстративно откашлялся и гордо задрал остроносую мордочку: - Мое почтение, господа. Вы не знаете, кто мы, зато мы всё про вас знаем. Позвольте представиться: адмирал Анчар Каннабис - глава службы внешней разведки Первого континента. А это со мною Кропаль Дурманович, мой... - Денщик? Ординарец? - перебил Веня. - Сам ты денщик! Я подпоручик! - огрызнулся енот и презрительно сплюнул на пол темную от табака слюну. - Где же ваш флот, адмирал? - с усмешкой поинтересовался Олд Шеттерхэнд.       Лис озадачился заданным вопросом: он даже нахмурился и пожевал губами (ну или что там у животных). - Извините? Кажется, я неправильно понял... - Вы назвались адмиралом. Адмиралы командуют флотом. Где же ваши корабли? Каннабис даже обиделся. - Вы мне такие вопросы не задавайте, пожалуйста, попрошу вас очень. Давайте по существу: мы слышали, что вы хотите спасти пленных, так? Вот и мы потому здесь. - Well, у вас есть план, адмирал?       Разговор о плане почему-то несказанно оживил «флотоводца»: его крохотный черный глаз-бусинка засветился счастьем. - Как нет? Конечно же есть план! Очень, очень-очень хороший план. С плантаций Селенюха. Я, каюсь, грешен, иногда беру побаловаться, - и, порывшись в кармане пальто, Каннабис подал Олд Шеттерхэнду скрутки с травой. - Да нет, не о том речь моя. Уберите свои косяки. Я о спасении пленных: что вы имеете нам предложить?       Адмирал явно не торопился с ответом; в этот момент он запыхтел трубкой, и всю комнату заволокло едким серым дымом. За него сказал угрюмый Кропаль. - Мы имеем вам предложить то, что нужно. Наши разведчики вычислили местонахождение лагеря Чинга-Гука. Охотники постоянно кочуют, но от нас никто никогда не убегал: мы их неизменно обнаруживаем раз за разом. В принципе, если вы готовы, то можем выдвигаться прямо сейчас. Даже лучше, если сейчас, пока Урдалак не вздумал нам помешать. Ему ваша инициатива, судя по всему, не пришлась по душе. - Что это значит, чтоб мне лопнуть? - прищурился старый Сэм. - Разве не Урдалак послал вас к нам?       Лис и енот быстро переглянулись, и их звериные морды - рыжая остроносая и тупорылая буро-серая - скорчились от смеха. - Ну не-е-т, - сквозь смех хрюкнул адмирал Анчар. - Наша служба этому долговязому хлыщу не подведомственна. У нас полнейшая автономия. Он, разумеется, и рад бы присоединить нас к своей гвардии; и уже даже пытался, а когда не получилось, потому как король встал на нашу сторону, то решил расформировать - вот это же успешнее. Фактически мы работаем нелегально и притом на чистом энтузиазме. Хорошо ещё Курган да Веня нам подсобляют: в свободное время оружие и снаряжение ремонтируют, да стрелы куют. - Только пусть это останется между нами, - предупредительно погрозил пальцем кузнец и прислушался, не подслушивает ли их кто за дверью. Каннабис дружелюбно всплеснул лапами: - Так здесь все свои! Свои - сочтемся! Людям я доверяю, словами они сегодня доказали нам свою дружбу, а вот Шрак и вовсе у нас служил в прошлом, пока не выгнали, узнав о его позорных наклонностях. Верно, Шрак?       Бородатый сторож зоопарка покраснел и, стыдливо понурив взгляд, промолчал. - Он не знал от чьих услуг отказывается, этот Урдалак! По сути, мы одно название, что служба, а на деле так - просто отдел. В моем распоряжении два десятка отборных молодцев; мои скауты мастера на все руки, но из-за этого молокососа нас осталось так мало... - башка адмирала задергалась мелкой дрожью от гнева. - Злом он нам отплатил, а ведь его отец был одним из лучших разведчиков. Более того, стоял у истоков организации службы разведки. - А я думал, что его отец также был гвардейцем, как и сын, - удивился Арчибальд.       Анчар повёл усами. - С чего бы это? Откуда взяли? Он всю жизнь был скаутом, ибо ростом не вышел. Крест на фамильной службе в гвардии. Это Урдалак в деда такой дылда, а не в папку. Папка-покойник славный был мужик, жаль саранча до него добралась во время той стычки…       Чарли решился прервать милую беседу: - Хватит болтать, господа! Время поджимает, кто знает, что в этот момент творят охотники с пленниками? - Тысяча чертей! Гром и молния, вы абсолютно правы, друг мой! - Каннабис в запале хватил кулаком по столу. - Нельзя терять ни минуты. Я готов в сию секунду предоставить вам всех своих скаутов и пауков в качестве транспорта, но разработку операции по спасению мы поручаем ВАМ! Скажу только одно: с вашим оружием и людскими неведомыми знаниями у нас есть шанс. Я, конечно, не видел лично, как работают в деле эти револьверы и ружья, но в городе чего только не говорят... Потому мы готовы рискнуть. С вас, люди, требуется только согласие. - Мы согласны! - не договариваясь хором ответили Шеттерхэнд, Сюшо, Хокинс и Трез. - Отлично, - хищно щелкнул мелкими острыми зубками Каннабис и распахнув полы плаща вытащил откуда-то из его недр тонкий стилет и некую склянку. Первое и второе он передал вестмену.       Чарли успел разглядеть, что под толстым плащом тело Анчара довольно тощее, стянутое для чего-то множеством ремней. - Почто нам? - Чарли повертел в руках склянку, стилет оставил без внимания - с ним и так всё ясно. - А вот. Как будете приближаться к их лагерю, то смажьте клинок содержимым склянки. Ежели столкнетесь с Членвочкоком лицом к лицу, то постарайтесь его ударить этим. Достаточно только поцарапать: яд из корня мандрагоры сразу попадёт в кровь и разольется по телу. Вождю крышка. Чарли молча обратно сунул оружие и отраву в облезлую лапу Анчара. - Я не сделаю этого. Это подлость. - Вы, люди, все такие чистоплюи? - единственный глаз Анчара гневно сверкнул. - Вы говорите это так, будто в этом есть что-то плохое, - вклинился в беседу Арчибальд. - А то. Членвочкок на вашем месте не сомневался бы ни секунды! Дабы совладать с превосходящим силой противником - нет объективных причин отказываться от военной хитрости. - Военная хитрость, говорите? Какой осторожный эвфемизм, однако! - бывалый вестмен коротко рассмеялся. - Well, я не называю хладнокровное расчетливое убийство военной хитростью. Если придется, буду драться с ним лично, но ни я, ни один из моих друзей не сделает того, чего вы просите, любезный адмирал. Арчибальд, Сэм и Трез кивнули в знак солидарности. - Все-таки чистоплюи. Хорошо, я могу приказать и Кропалю. А теперь на выход, нужно поскорее покинуть континент, пока Урдалак не послал за нами своих амбалов!