Психея

Кровать слишком жесткая. Мое тело уж больно тяжелое, голова еле отрывается от подушки, набитой, будто, камнями. Руки «приклеены» к простыне, одеяло слишком давит на грудь, не позволяя сделать вдох полной грудью. Пальцы неприятно хрустят при попытке сжать ладони в кулаки. Сухая глотка. Першение и легкое головокружение от тошноты и боли в висках. Мне приходится разомкнуть веки — какие-то опухшие, уставшие. Глаза долго привыкают к какому-то полумраку, хотя настольная лампа в моей комнате горит. В моей комнате? Моргаю, сильно сжимая веки, после чего мне удается побороть песок в глазах, и найти в себе силы присесть на кровати. Да, это моя комната. В особняке бабушки, но здесь всё как-то иначе. Нет, как должно быть. Как было когда-то. Новый чистый ковер на паркетном полу, белые шторы, за которыми скрыт вид на ночной сад и черное зимнее небо. Да, это было зимой. Прислушиваюсь, невольно позволяя теплоте проникнуть под кожу, аромат печенья и ягодного чая витает в воздухе. Такой тихий и родной вечер, что в груди начинает ныть боль от такой старой утраты, о которой я никогда прежде не задумывалась. Опускаю босые ноги на пол, удивленно разглядывая то, во что одета — белое, кружевное платье. Пальцами касаюсь шеи. Кружевной ворот. Длинные рукава. Точно. Это моя ночнушка. Я носила её в детстве. Борясь с чувством опасности и спокойствия, встаю, медленно шаркая по теплому полу к зеркалу, что стоит у двери. И мой взгляд замирает. Темные волосы убраны в аккуратный пучок, в такой, какой мне постоянно делала бабушка, белое платье скрывает длинные ноги, а на шее, принося неудобство, висит кулон-бабочка. И от одного его вида меня бросает в дрожь. Руки сами тянутся к шее, пытаясь нащупать кулон, но его нет. Только ворот. В отражении я четко его вижу. Опускаю взгляд на ключицы. Но его нет. Хмурю брови, пытаясь, наконец, осознать, что происходит: я, взрослая, стою в своей комнате, в своем детском платье. И этот день. Какой сегодня день? Поправляю упавший волос, убирая его за ухо, и перевожу нерешительный взгляд на фарфоровую куклу, сидящую на табурете возле моей кровати. Она одета в белое, практически подобное моему, платье, волосы уложены волнами на плечах, а карие глаза блестят на свету. И проблема в том, что у неё не одна голова. Их две. Совершенно идентичные лица, а самое странное, что я только сейчас вспоминаю, что это была моя кукла, что меня вовсе не смущало наличие двух голов вместо одной, а сейчас я смотрю на куклу с каким-то тихим страхом, ведь её стеклянные глаза, хоть и не шевелятся, но наблюдают за мной. Голоса. Я слышу, как их становится больше. Все они женские. Заполняют первый этаж, поэтому оборачиваюсь к распахнутой двери, через которую в комнату проникает мрак из коридора. Бреду к проему, поглаживая ключицы под красивой и легкой тканью, и переступаю порог, бросив взгляд в разные стороны. Не темно. Горят небольшие лампы у самого потолка. Женские голоса не стихают, и среди них я узнаю голос бабушки, поэтому с ужасом в груди шагаю в сторону лестницы, невольно прекращая дышать, ведь в горле ощущаю легкую боль. Подхожу к ступенькам, ведущим вниз, и замираю, вновь ощутив себя маленьким ребенком, который не способен совладать с эмоциями, ведь бабушка, в своем красивом, но строгом платье в пол, и с собранными волосами, встречает гостей у двери. Она гордо держит голову, не сутулится, сохраняя осанку, а руки держит у живота, с каким-то неодобрением провожая взглядом тех, кто явился в ночное время. А явились Они — женщины, девушки в черных костюмах, все как один с темными волосами и какими-то угольными глазами, совершенно без блеска в них. Я медленно шагаю по ступенькам лестницы, изучая взглядом с виду благородных особ, которые единым строем входят в зал, направляясь к двери, которая ведет в подвал. Одна из них держит свечу. По росту — это ребенок. Его лицо скрыто под черной мантией, поэтому не могу разглядеть черты, но девочка явно смотрит на меня, ведь её голова повернута в мою сторону. И у меня какие-то знакомые ощущения, будто мне удавалось раньше видеть её, но не могу понять, где и когда. Торможу лишь тогда, когда на мое плечо ложится тяжелая ладонь: — Малышка, — голос дедушки не вызывает дрожи, наоборот, я с трепетом смотрю в глаза пожилого мужчины, который не так строг, как его старая супруга. — Тебя просили не выходить, так? — тянет меня обратно, заставляя подняться на пару ступенек вверх. Вижу, как бабушка хмурит брови, замечая меня, но не подает виду до тех пор, пока все гостьи не исчезают за дверью. — Ронни, — бабушка поглядывает по сторонам, направляясь ко мне, и останавливается на ступеньках ниже, смотря мне прямо в глаза. — Я наказала тебе сидеть в комнате. В чем дело? — оборачивается, проверяя, никто ли не вышел из двери подвала, после чего вновь поворачивается ко мне, но смотрит на дедушку. — Сегодня это должно произойти, но, — вздыхает, поднимая руки к своей шее, и начинает дергать пальцами, будто расстегивая что-то, — ты знаешь, я не одобряю это. Мои глаза становятся шире, но не от страха, а от непонимания, ведь бабушка снимает с шеи цепочку, вытаскивая из-под высокого ворота кулон-бабочку, который впивается в мое лицо своими черными глазками-бусинками. Непроизвольный шаг назад. Упираюсь в грудь дедушки, который кивает головой: — Ты ничего не можешь предпринять? — с какой-то досадой в голосе спрашивает, и я уверена, что ответ ему известен, так что бабушка не дает его, протягивая руки ко мне. Замираю, вовсе не чувствую тела, когда ледяной кулон касается моей кожи. Женщина вешает мне его на шею — и я внезапно вспоминаю, насколько он тяжелый, с каким трудом его приходилось носить. И сейчас чувствую то же самое. Ту же тяжесть, когда застежка на цепочке щелкает, а кулон ложится мне на грудь. С хмурым лицом разглядываю его, не находя сил, чтобы говорить, ведь по сей день думала, что именно Джошуа вручил мне кулон, но, оказалось, всё не так. — Почему ты… — хочу задать вопрос, но, подняв головы, перед собой никого не вижу. В теплом светлом зале внезапно становится холодно и темно, вновь пахнет старостью и гарью, сыростью и чем-то тухлым. Будто пелена воспоминаний резко спадает с головы, возвращая меня в реальность, в наш день, в этот заброшенный, всеми забытый особняк. Пальцами тереблю кулон, взглядом исследуя зал перед собой. Прислушиваюсь и ощущаю, как ледяной ветер гуляет над поверхностью треснувшего пола, пролезая под подол платья. Шепот. Он врезается в мозг, и теперь в глотку вцепляется когтями страх. Сжимаю пальцами серебряную бабочку, сутуля плечи, и делаю шаг назад, всматриваясь в темноту перед собой. Голос, нет, мычание, оно глухое, глубокое, и звучит не только в моей голове. Оно повсюду. Эхом разносится по каждой комнате особняка, создавая впечатление того, что это сам дом. Сам дом издает такие звуки вместе с характерным для него трещанием. Продолжаю подниматься спиной вперед, при этом внимательно следя за обстановкой вокруг — любая мелочь заставляет меня реагировать учащенным сердцебиением, так что пытаюсь сохранить спокойствие. Это сон. Поднимаюсь на второй этаж, решая вернуться в свою комнату, ведь глупо верю, что возвращение к исходной точке поможет мне проснуться, но как только разворачиваюсь, так тут же попадаю невесть куда. В темный, длинный, будто вместо конца у него бездна, коридор. Судорожно вздыхаю, поворачивая голову в противоположную сторону. Лестницы нет. Зала нет. Есть лишь другой конец узкого коридора, конца которому не видать. И шепот. За спиной. Рядом. Совершенно. Кажется, я могу почувствовать шевеление воздуха, когда кто-то двигается за мной, продолжая тихо мычать. С моих дрожащих и холодных губ срывается тяжелый вздох. Он паром растворяется в воздухе, исчезая с глаз, которые мне еле удается не закрывать. Хмурю брови, сжимая ладони в кулаки, и с полной решимостью напасть первой на врага, разворачиваюсь, внезапно остановив собственную руку, которой желала нанести удар. Девочка с черными, волнами уложенными на плечи волосами, стоит в своем белом кружевном платье в шаге от меня с опущенной головой и продолжает тихо мычать. Нет, стонать. И так жалобно, отчего мое сердце разрывается, наполняясь кровью. Не двигаюсь, продолжая сверлить её макушку своим полным ледяного страха взглядом. Моя грудная клетка быстро поднимается и опускается, а давление в затылке головы скачет, принося боль. Девочка продолжает стоять напротив, а стены вокруг будто сужаются, лишая меня кислорода, поэтому откашливаюсь, через засевший в груди ужас протягиваю руку к ребенку, который прекращает мычать, когда мои пальцы касаются его плеча: — Ты в порядке? — шепчу, но мой голос звоном ударяется о стены, заставляя те трещать громче. Девочка резко поднимает голову, уставившись на меня своими глубокими карими глазами, а её тонкие пальцы впиваются в зашитые ниткой губы. Я отскакиваю назад, внезапно теряя равновесие, и падаю на спину, всё ещё слыша, как громко стонет девочка, но в следующую секунду мои веки сами сжимаются. И я не слышу мычания. Не слышу трещания стен. Не слышу ветра. С опаской приоткрываю глаза, тут же сощурившись от слабого, тусклого света. Свечи в подсвечниках горят, позволяя мне рассмотреть помещение с невысоким потолком и каменными стенами. Здесь пахнет сыростью, слышно, как капает с потолка вода. Это подвал. Женщины в темных одеяниях скрывают свои лица под мантиями. Склоняются надо мной, что-то произнося быстро, не могу разобрать слов. Кто-то начинает мычать, кто-то напевать мелодию. Я в ужасе начинаю дергать руками, но в запястья пальцами вцепились девушки. Они прижимают мое тело к какой-то доске, не позволяя шевелиться. Паника одолевает. Мой взгляд мечется по стенам, по мантиям, за которыми не видно лиц, но я вижу одно. Одно, родное. Бабушка стоит у двери, сложа руки на груди, и с особым недовольством наблюдая за процессом. Она хмурит брови, когда наши глаза встречаются, но тут же принимает невозмутимый вид, отворачивая голову в сторону. Хочу закричать. Хочу позвать её, хочу протянуть к ней руки. У меня маленькие, детские руки с тонкими пальцами. Я — ребенок. Взгляд вновь в безумном ужасе мечется по помещению, не в силах терпеть нарастающий шум вокруг. Останавливаюсь на девочке, чье лицо всё так же прикрыто мантией. Я её знаю. Я, черт возьми, точно её знаю! Она держит в руках какое-то блюдце, которое протягивает женщине постарше, и они обе кланяются друг другу, после чего незнакомка направляется ко мне. Сильнее дергаю ногами и руками, но безуспешно. Женщина подходит вплотную к столу, доске — не важно. Она поднимает голову, судя по движению её мантии, и смотрит на стоящих и нашептывающих что-то девушек, одна из которых наклоняется, грубо впивая пальцы в кожу моих щек. Сжимает подбородок, заставляя раскрыть рот. Чувствую, как края моих губ рвутся, поэтому начинаю стонать от боли, дергая головой, которую сдерживает уже другая девушка. Женщина с блюдцем что-то шепчет, пока наклоняется ко мне, поднося посуду к открытому рту, после чего горькая, с привкусом металла жидкость вливается мне в глотку. Чувствую, как мякоть скользит по глотке, так что начинаю давиться от рвотных приступов, но и это меня заставляют глотать вместе с вливаемой непонятной и отвратительной массой, от которой всё горло начинает жечь и щипать. Мои глаза давно наполнились горячими слезами, которые стекают по щекам, но никому нет дела до моих воплей и той боли, которую я испытываю. Мой взгляд скользит в сторону, когда женщина с кувшином делает шаг, открывая мне обзор на то, что происходит за её спиной. Девочка в мантии стоит у стола, на котором распоротым животом вверх лежит ребенок. Судя по длинным волосам — она тоже девочка. Её белое, кружевное платье с высоким воротом измазано в крови, карие, какие-то стеклянные глаза, уже неживые смотрят перед собой, а сухие синие губы зашиты черной ниткой. Я плачу, и голос мой детский. Девочка берет блюдце, вновь поворачиваясь к мертвой, и ножом что-то раздирает в её животе, после чего наполняет кувшин, протягивая его обратно женщине, которая возвращается ко мне. Я в безумии начинаю дергаться, извиваться, пытаться выбраться, но меня окружают несколько девушек, вновь сжимая, давя, не давая даже возможности пошевелиться. Холодные руки распахивают мой рот, когда женщина вновь подносит к моему лицу блюдце, и тогда в моем сознании внезапно проносится знакомый голос матери. Всего два слова, которые я слышала на протяжении нескольких лет: «Вас двое». Женщина льет жидкость мне в рот, а мои глаза закатываются от разрывающего отвращения и… И мой крик разносится по комнате. Громко, с болью в глотке продолжаю вопить, ерзая на полу в попытках сесть. В моем рту привкус металла, от которого вновь чувствую тошноту, поэтому плачу, давясь собственной слюной, когда в сознании вновь проносятся все увиденные картинки. Дверь в комнату распахивается, и мне не удается сосредоточить туманный взгляд на Дилане, который выглядит испуганным: — Ронни? — топчется на пороге, но перебарывает сомнения, бросившись ко мне. Я закрываю лицо ладонями, качаю головой, продолжая жалко реветь и стонать от боли. Меня передергивает, когда парень касается моих рук, пытаясь убрать их от моего лица: — Что произошло?! — он кричит, пытаясь быть услышанным. — Ронни! — дергает мои руки, но я умоляю его дрожащим голосом: — Прекрати говорить! Подожди! — глубоко и тяжело дышу, не унимая дрожь в коленках, которые прижимаю к груди. — Подожди, — скулю, опуская голову ниже, но вряд ли мой плач от этого становится тише. Шмыгаю носом, заикаясь от безумно скачущего сердца: — М-мне… Дай мне в-время, — вновь скулю, рыдая в голос, но Дилан не убирает свои руки с моих. Его горячие пальцы, действительно горячие, сжимают кожу запястий. Он ждет. Он дает время, но, могу поклясться, я слышу, как быстро он дышит. Убираю ладони от лица, пальцами касаясь засохшей на губах крови, и вновь чувствую, как готова опустошить желудок, поэтому сжимаю рот, прикладывая к ним руки. ОʼБрайен смотрит. На меня. Сейчас. Он давно так долго не одарял меня своим вниманием, при этом не хмурым, а именно напуганным, полным непонимания и какого-то легкого страха. Чувствую, как его рука ложится мне на плечо, начиная неуверенно поглаживать кожу. Успокаивает? Это не помогает мне прекратить лить горячие слезы, но дает понять, что я выбралась из кошмара. Из кошмара, который лишь больше запутал меня, заставив сделать несколько шагов назад, ведь появившиеся вопросы то и делают, что давят на голову, вынуждая ниже опускать её. — Что произошло? — Дилан повторяет попытку узнать, хмуро разглядывая мое лицо, после чего грубо касается большим пальцем щеки, пытаясь стереть с неё кровь. — Ронни! — ему не нравится, что я так тяну с ответом, но ничего не могу поделать. Моё тело всё ещё не отошло от шока, перед глазами продолжает всплывать образ девочки с зашитым ртом, которая явно хочет что-то мне сказать. Она просто не может. Прижимаю дрожащие пальцы к губам, смотря большими глазами в одну точку на полу. Колени сильнее прижимаю к груди, пытаясь восстановить дыхание и вернуть себе здравый смысл. Я не должна так поддаваться эмоциям, вот, почему бабушка учила меня держаться. Только сейчас я осознаю всю важность её уроков. Если хочешь выжить — не позволяй снять твою маску. Прикрываю веки, начиная покачиваться вперед-назад. Дилан придерживает меня за плечо, чтобы сильно не заваливалась в стороны, и продолжает ждать объяснений. Дышу быстро, глотаю, чувствуя боль. Смотрю на парня, что за своим хмурым выражением скрывает тревогу, которой я давно не видела. Мои зубы стучат, когда начинаю хрипеть не своим голосом: — Нам нужно обратно, — шепчу, прерываясь на кашель, а ОʼБрайен сильнее сводит брови к переносице, так же сильно пытаясь: — Что? — Нам нужно обратно, — собираю оставшиеся силы, — в особняк. Дилан смотрит на меня, как на умалишенную, но по мечущемуся взгляду видно, что он пытается сам что-то понять, правда, не выходит, поэтому он вновь поднимает глаза на меня, желая что-то спросить, вот только его перебивает вошедшая и запыхавшаяся Джейн: — Ребят, чего вы… — замолкает, замерев в дверях. — Что, черт возьми, произошло? — её напряженный взгляд встречается с моим. — Что с тобой?! — бросается ко мне, и я качаю головой, шепча охрипшим голосом: — Я… — замолкаю, когда щурю глаза, всматриваясь в парней, что заходят в комнату из коридора. Мой взгляд упирается в лицо одного из них, который так же уставился на меня, с каким-то испуганным удивлением. — Тайлер? — шепчу и тут же давлюсь, радуясь, что никто не способен разобрать моих слов, а вот Тайлер бледнеет на глазах, судорожно вздохнув. — Зачем ты опять его привела? — Дилан вне себя, поэтому говорит грубо. — А это кто? — он зло «гавкает» на Пози, который принимает его недовольство спокойно, ведь привык к такому с его стороны, а мне остается лишь сдержать новую волну эмоций. Шмыгаю носом, вытирая глаза руками: — Я в порядке, — выдыхаю. — Вроде, — добавляю тише, подняв глаза на Джейн. — Откуда ты… — поглядываю на Тайлера с Коди. — Что они здесь делают? — меняю вопрос, а девушка отмахивается, не слушая: — Что такое? Почему у тебя кровь? — хмуро смотрит на Дилана, держа меня за руки, а тот лишь ворчит, грубя: — Да без понятия я! — Ребят, — шепчу, откашливаясь, тем самым привлекая их внимание. — Джейн, зачем ты их привела? — смотрю, все ещё не веря глазам, на Тайлера, который напряженно глотает кислород, пытаясь выглядеть непосредственно. — Господи, — девушка прикрывает веки, словно собираясь с мыслями. — Они… — открывает, объясняя и при этом смотря то на меня, то на Дилана, который по-прежнему сдавливает пальцами мои плечи. — Они знают о Джошуа. — Что? — ОʼБрайен шепчет, будто это секрет, и бросает короткий взгляд на Коди, после чего Джейн вновь говорит: — Я хочу, чтобы вы выслушали их, но, — смотрит на меня с тревогой. — Тебя лучше отвести в больницу. Качаю головой: — Мне нужно в особняк, — говорю, и теперь подруга смотрит на меня, как на безумную. — Нужно кое-что забрать. — Ронни, — голос Рид полон беспокойства. Думает, я совсем рехнулась? — Моё время дорого стоит, — Коди улыбается, вдруг подавая голос, а Дилан бросает на него «я-прикончу-тебя-если-ещё-раз-откроешь-рот» взгляд, но парню явно по барабану. — Я могу уже перейти к делу, или вы ещё не закончили? — смотрит на меня, поэтому беру себя в руки, наконец, справляясь с дрожью в коленках. — Я принесу чай, а ты, — Дилан смотрит на Джейн, — помоги ей сесть на кровать, — парень касается моей щеки. — Ты холодная, — шепчет, поднимаясь с пола, но не смотрю на него. Дилан наверняка окидывает неодобрительным взглядом нежелательных гостей, перед тем, как выйти в коридор, а Рид помогает мне подняться на ноги, которые еле держат меня: — Что случилось? — девушка продолжает свои расспросы, но я лишь отмахиваюсь: — Сон… — исправляюсь. — Кошмар, — сажусь на край кровати, позволяя Джейн накрыть меня одеялом. Девушка садится рядом, начиная растирать мне плечи ладонями, а я наблюдаю за Коди и Тайлером. Первый из них осматривает комнату, а второй явно старается не так часто смотреть на меня. И я поступаю так же. ОʼБрайен возвращается с кружкой горячего чая, которым я полощу горло, проглатывая, чтобы избавиться от привкуса крови. Дилан садится с другой от меня стороны, проверяя, всё ли одеяло закрывает мою спину, а Рид вздыхает, качая головой: — Не самый подходящий момент, — переводит взгляд на Коди. — Но, — вновь обращается ко мне с Диланом. — Вы должны его выслушать. ОʼБрайен не горит желанием, но серьезность Джейн наводит его на размышления, и он сдается, вопросительно взглянув на меня, будто, если бы я отказалась, то он погнал бы всех к черту отсюда, но я киваю. Если Рид так напряжена, значит, дело серьезное. — Так, — Коди улыбается, и улыбку его я не могу назвать неприятной. Просто, она не исчезает с его лица. Даже сейчас. — Думаю, не буду ходить вокруг да около, а сразу перейду к делу, — он проходит немного вперед по комнате, потирая ладони, а Тайлер остается стоять на месте, и выглядит он немного потерянно. — Откуда ты знаешь о Джошуа? — Дилан с недоверием щурится, не пытаясь сделать тон голоса мягче. — Мой отец был полицейским. Он занимался делом, которое касалось сгоревшего приюта, — Коди спокойно реагирует на грубость со стороны собеседника. Его это совершенно не смущает. — Я уже пояснил Рид, что мой отец начал глубоко копать даже после того, как дело объявили закрытым, хотя никаких доказательств того, что это несчастный случай, не было. Нет, конечно, не выключенная плита — это мощно, но как, например, объяснить, что практически все двери и окна приюта были заперты во время пожара, так что дети погибли, а персонал каким-то образом выжил? Я не хочу вызывать у вас подозрения, поэтому говорю прямо, без прелюдий — проблема не просто в том, что детей убили, проблема в том, что их кости, после пожара, каким-то волшебным образом оказались в подвале дома миссис Добрев, — говорит о моей бабушки, а я хмурюсь, вспоминая те кости, которые были свалены в одну кучу на полу. — Зачем кому-то переносить чьи-то кости? — Дилан бубнит под нос, пытаясь сам найти ответ. — Знаете, что такое обряды на костях? — Коди растягивает губы. — На костях чистых и невинных детей. — О чем ты? — теперь вступает Джейн, и голос её напуган, хоть выражение лица сурово. — Я не могу быть уверен в информации, которую прочел в записях моего отца и его напарника, но они оба почему-то глубоко начали изучать мифологию. Да, это звучит безумно, но они то и делали, что описывали какие-то безумные обряды, не давая объяснения своим записям, будто сильно торопились, — Коди касается пальцами книги, лежавшей на столе. — Намекаешь, что тут замешаны какие-то сатанисты? — Дилану это кажется нелепым, но я слушаю внимательно, без намека на смех. — Я не знаю точно, — Коди качает головой. — Могу сказать только то, что у «них» есть цель, и для её достижения «они» погубили жизни детей, которые, в свою очередь, боролись ещё и с безумным Джошуа с манией вернуть себе семью. Мне уже успела всё выдать Карин, так что не особо удивляйтесь. При упоминании имени сестры, Дилан явно напрягся, но хорошо скрывает это: — Получается, она в курсе, что дело детей рано было закрывать? — Это уже не дело детей, нет, — Коди исправляется. — Это дело и не было их. Оно всегда касалось более глобальной проблемы. — Какой? — добивается ответа Джейн, ведь путается в словах парня. — Я не знаю, — тут Коди прекращает улыбаться и выглядит серьезно. — Я, правда, понятия не имею. Мой отец умер от остановки сердца первым, поэтому его записи обрываются на упоминании вашего города с координатами улицы, на которой находится особняк Добрев. А его напарник скончался через неделю, и его последняя запись состояла из трех заглавных букв «Д.О.Д.». — Это какая-то аббревиатура? — предполагаю, подав голос. — Скорее всего, — Коди, задумчиво вздыхает. — Вообще, не находите странным, что два мужика под тридцать лет скончались от остановки сердца? Они были крепкие, так что это даже больше, чем просто странно. — Ты хочешь сказать, что есть, допустим, какая-то сатанинская секта, которая принесла детей в жертву? — Дилан не верит. — Тогда, при чем здесь Джошуа и этот кулон, благодаря которому он мог существовать? Мы его уничтожили. — Его нельзя уничтожить, — от слов Джейн по спине бегут мурашки. Девушка поглаживает мое плечо, качнув головой, и смотрит на Дилана: — Этот кулон, если верить Кристиану, принадлежал женщине, которая жила пару веков назад. Её сожгли на костре, ведь считали ведьмой. — Пф, — ОʼБрайен усмехается. — Типичное средневековье. — Мой отец предполагал, что уже тогда эта якобы ведьма смогла узнать секрет бессмертия, который заключила в кулоне, — Коди явно сам не верит в то, что говорит, но ему приходится иметь с этим дело, ведь об этом писал его отец. — Это звучит безумно, но если подумать, то кулон спас Джошуа и помогал поддерживать жизнедеятельность за счет тебя, — смотрит на меня, — ведь его тело сильно пострадало при пожаре, да и слабым он был по сути. В этом уже есть какая-то логика. Я щурю веки, резко переведя взгляд в сторону Тайлера, который стискивает зубы, медленно коснувшись пальцами своей шеи и подняв на меня глаза. Мои губы приоткрываются, но молчу. Держу в себе. — Так, чего же эта «ведьма» не выжила? — Дилан до сих пор скептик. — Так ведь её раздели перед тем, как сжечь. Плюс вместе с ней все её вещи жгли, но кулон-то нельзя уничтожить, — Коди размышляет очень даже реально. — Следовательно, кто-то подобрал безделушку. Вопрос в том, был ли этот человек как-то связан с той самой «ведьмой», или это просто несчастный нищий, который захотел продать вещицу. — Но это не мог быть обычный прохожий, — я вступаю в разговор, привлекая внимание. — Это безумно — да, но если в наше время есть те, кто продолжает свои сатанинские обряды, то они могли быть и в то время. Что, если у этой женщины были своего рода ученики? — Последователи? — Дилан схватывает, но по-прежнему относится к этому разговору, как к пустому звуку. — Я не знаю, — в который раз повторяет Коди, сложив руки на груди. — И мне тяжело разобраться в этом, так что я вышел на Карин, а через неё узнал о вас. Мне бы хотелось дать вам больше информации, но я сам ещё не полностью разобрался в сумбурных записях отца. — Зачем ты стараешься? — Дилан хмурым взглядом изучает лицо Коди. — Хочу, чтобы вы мне доверились, — осматривает нас. — А с доверием у вас туго. — Погоди, — Джейн, которая до этого ушла в себя, вдруг вырвалась из мыслей. — Если, предположим, эти самые обряды продолжаются, то они ведь… С какой-то целью? — окидывает нас волнительным взглядом, но всё, чем мы можем ответить, это молчание. Коди пожимает плечами: — Я. Не. Знаю. Но, соглашусь. Просто так детей не убивают, и не перетаскивают их кости с места на место. Единственное, в чем я уверен, — смотрит на меня. — Твоя семья в этом явно замешена. Хмуро смотрю в ответ, чувствуя, как Дилан стучит пальцами по поверхности моей спины. Недоволен. Это точно. — И что ты от нас хочешь? — ОʼБрайен задает вопрос в лоб, но Коди не теряется, отвечая с легкостью: — Взаимопомощи. Вы уже, как я понял, влезли в это, а работать с теми, кто уже что-то знает, намного проще. — Бред, — ворчит Дилан, но Коди перебивает: — Думаешь, твой отец был сумасшедшим? — оба парня уставились друг на друга, и один из них, будто зверь, готовый разорвать врага. — Моего отца тоже считали поехавшим, так что мне ли не понимать тебя? — переводит взгляд на меня. — Так, не могла бы ты посодействовать и помочь нам всем не сойти с ума? А мне кто поможет? Опускаю взгляд на руки, в которых держу горячую кружку, и задумчиво щурю веки, вздохнув: — В детстве к нам в дом приходили женщины, но я не уверена, чем они занимались, так что… Мне нужно вернуться в особняк. Хочу кое-что проверить, — не поднимаю голову, чувствуя негодование со стороны Рид, которая кусает губы: — Тогда… — глотает ком в горле. — Идем вместе? — неуверенно спрашивает, взглянув на Дилана и Коди, которые продолжают сверлить друг друга взглядом. — Да, только Карин позвоню, — ОʼБрайен наверняка зол, что сестра скрывает от него, но уверена, та делает это, потому что видит, как тяжело Дилану адаптироваться. Встает с кровати, направляясь в коридор, а Коди трет плечи: — Джейн, вы не могли бы мне показать, где кофейку заварить? — он либо так талантлив в актерстве, либо просто пытается разрядить обстановку своим поведением. Рид поднимается: — Тебе что-нибудь нужно? — смотрит на меня с беспокойством, но я качаю головой. — Я быстро, — сжимает мое плечо, разворачивается и выходит в коридор, жестом зовя Кристиана за собой. А тот успевает бросить взгляд на меня и Тайлера, после чего выходит, оставив нас двоих. Нарочно? Пози топчется, поднимая на меня глаза, а я их и не отводила в сторону, поэтому хмурюсь, не вытерпев: — Как? — вопрос, который мучает меня всё это время. Просто, как? Каким образом? Мои глаза начинают гореть, но сдерживаю эмоции, щуря веки: — Он на тебе? Да? Тайлер переступает порог, проверяя, есть ли кто в коридоре, после чего поворачивается ко мне, вынув из-под ткани своей кофты кулон. Кулон-бабочку, которая, как и прежде, впивается своими глазками в меня, заставляя чувствовать дрожь в ногах. Молчу. Смотрю на парня, который выглядит виноватым: — Я не мог так всё оставить, — осторожно поглядывает на меня. — Понимаешь, я… — Ты теперь смертный, — шепчу. — Если раньше ты был всего лишь душой-иллюзией, то теперь ты настоящий, — невольно улыбаюсь, чем загоняю парня в тупик. — Ты настоящий, Тайлер, — поднимаюсь с кровати, еле удерживая равновесие, а Пози сжимает губы, так же нервно улыбаясь, когда подхожу к нему, обвив шею руками. Носом утыкаюсь в горячую, живую шею, прикрывая глаза, а парень обнимает меня за талию, согнувшись, и тяжко выдыхает. Я чувствую, как колотится его сердце. Сомнений нет. Отпрянула, с тревогой взглянув ему в глаза: — Но всё равно, как? Откуда? — поток вопросов не остановить. Тайлер с опаской оглядывается, шепча: — Кулон дал мне Коди. — Откуда он у него? Разве… Разве ему вообще можно доверять? — мне нужны ответы, голова разрывается. — Я не знаю, но… Он помог мне найти тело. — Что? — Чтобы вернуть меня к жизни, нужно было физическое тело, я ведь до этого был лишь астральным, и Коди помог мне, но этот тип явно преследует какие-то свои цели. — Погоди. Где вы взяли тело? — хочу отойти от Тайлера, но тот останавливает, говоря ещё тише: — Нам пришлось пробраться в морг, Ронни. Пришлось забрать одно тело. Это безумно, но он был прав. Я очнулся уже таким, я понятия не имею, откуда Коди мог это знать. Он постоянно читает дневники и записи своего отца, думаю, этот мужик знал намного больше, чем сегодня Коди нам рассказал. Я моргаю, начиная кое-что осознавать: — То есть… Тело физическое. Оно смертное, но, если провести параллель с Джошуа, то… — смотрю в глаза Пози. — Если тебя лишить кулона — ты умрешь, — вижу в его голосе испуганное понимание. — Навсегда. Ты умрешь, как нормальный человек, и уже не будет шанса вернуться. Ты понимаешь, как всё серьезно, что ты… — Я такой, как вы, — парень вдруг тепло улыбается, словно его переполняет счастье. — Я — человек, Ронни. В том же положении, что и все. Не могу не улыбнуться в ответ, хотя понимаю, в каком он положении: — Никому, — шепчу, качая головой. — Никому не показывай кулон, ясно? Знаю, это тяжело, ведь Дилан и Джейн — они не помнят тебя, но, поверь, у тебя есть шанс вновь стать частью их жизни. — Я знаю, — он кивает, и вновь обнимает меня, только ещё крепче, и я отвечаю тем же, прикрыв веки, ведь этого парня — Тайлера Пози — вот, кого действительно не хватало всё это время Дилану и Джейн. Да, они его не помнят, но… Этот человек сможет вновь войти и стать частью их повседневности. Я не сомневаюсь в этом. Стук по поверхности двери. Я отлипаю от Тайлера, взглянув на Дилана, который хмуро смотрит в спину парня: — Эй, — обращается, не скрывая грубость. — Имя твое? Пози оборачивается, предварительно оценив состояние ОʼБрайена. Точно, он ведь всё о нем знает. — Тайлер, — не протягивает руку, ведь знает, что Дилан никогда не пожмет её тому, кому не доверяет. — Тебя Кристиан зовет, — удивлена, что Дилан не коверкает фамилию второго типа. Пози кивает, ещё раз взглянув на меня с улыбкой, и потирает затылок ладонью, покидая комнату. Я чувствую настоящее душевное спокойствие и силу, что помогает мне взглянуть на ОʼБрайена, который держит в руках телефон: — Ты его знаешь? — В клубе, — лгу, — помогал мне как-то, — улыбаюсь, а вот Дилану явно не весело: — Зачем тебе в особняк? — решает оставить вопрос, касающийся Тайлера. Хмурю брови, нервно потирая холодные ладони: — Я хочу найти кое-что, — кусаю губы. — Одну куклу.