Финишная прямая

В нормальных обстоятельствах Роза была бы благодарна смене обстановки. В конце концов, семьдесят четыре дня она не видела ничего, кроме стен тюрьмы. Сейчас же за какой-то час их с Мишель провели по коридорам тюрьмы в комнату, в которой они были только один раз, по прибытии, а затем в место, явно предназначенное для посадки кораблей. Огромный космический корабль незнакомой модели ожидал их. Розу и Мишель, не церемонясь, загнали внутрь, в небольшое помещение, похожее на грузовой отсек, но защищённое, словно тюремная камера. Все происходило так быстро, что Роза не знала, что думать или как она должна себя чувствовать. Не то чтобы она могла что-то чувствовать. Все было слишком быстро. Она провела семьдесят четыре дня, желая выбраться из тюрьмы, и, как она вынуждена была признать, она ожидала чего-то более… важного. Большей пышности. Что их освобождение будет чем-то большим. В конце концов, они потратили все это время на то, чтобы обустроить свою жизнь в этой тюрьме. Конечно, её с трудом можно было назвать жизнью, но все-таки это была жизнь. И в один момент всё это ушло, кануло в никуда. Их просто выдернули с места, бывшего для них целым миром уже два с половиной месяца, и отправили, словно груз, на корабль. Словно все было как обычно, словно это не было главным событием в их жизнях за последнее время. Словно весь их мир не поменялся кардинально снова. Всё произошло настолько второпях, что Роза чувствовала себя как после удара плеткой. И никто не сказал им ничего — даже о том, куда их увозят. Несмотря на то, что они были внутри корабля, который, как она могла ощутить, взлетел и находился сейчас в полёте, Роза не могла не исследовать каждый дюйм грузового отсека, как только они оказались одни. Просто по привычке. Мишель присоединилась к ней, и они быстро установили, нимало не удивившись этому, что были целиком и полностью взаперти. Роза села на место, жалея о том, что её руки скованы. Она смогла по крайней мере вытянуть руки впереди себя, а не сзади, но от этого её положение мало улучшилось. Она закрыла глаза, размышляя. Вот и оно. Что-то происходило. Она не знала, что именно или куда они направлялись, но после семидесяти четырёх дней они наконец-то куда-то двигались. Но что собиралось произойти? Почему их сейчас забрали? Она не знала, и, честно говоря, не могла представить себе никакой достаточно хорошей причины для этого. Нельзя было расслабляться. Они наконец-то выйдут из этой тюрьмы. Она ждала этого, умирала от желания выбраться. Так что ей нужно постоянно быть начеку, чтобы попытаться найти способ развернуть эту ситуацию в их пользу. После того, как она столько времени была беспомощной, Роза очень желала найти способ дать кому-то сдачи… кому угодно. Особенно этой женщине. Увидят ли они Доктора? Этот вопрос продолжал всплывать в её мозгу, и, несмотря на усиленные попытки Розы подавить свои эмоции, отказывался уходить вглубь. Никто больше не знал, где они были. Ни у кого больше не было причины вытаскивать их из тюрьмы. Глубоко в сердце Роза понимала, что воссоединение с Доктором, возможно, не влечёт за собой ничего хорошего. Это будет означать, что они все трое снова окажутся в когтях этой женщины, а Роза знала, что единственное, что было для Доктора хуже, чем быть в её власти, это то, что в её власти окажутся Мишель с Розой. Не поэтому ли их забрали из тюрьмы? Роза не могла не вспомнить его слова, обращённые к ней тогда, кажется, вечность назад, когда они лежали в темноте в его комнате в ТАРДИС и он рассказывал ей о том, что с ним сделали: «Они поняли, что сделали всё возможное физически, но что если они хотят по-настоящему причинить мне боль, то они должны взяться за тебя. — Она вспомнила страх в его голосе. — Проделать это с тобой.» «Пожалуйста, пожалуйста, пусть это будет не так. Пожалуйста, не заставляй его наблюдать, как нам причиняют боль.» Роза не была уверена, к кому она обращает свою просьбу, но она продолжала умолять мысленно снова и снова. «Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.» Она не могла придумать ничего, из чего могло бы выйти что-то хорошее, и ей было больно чувствовать себя настолько подавленной. Нужно было сохранять оптимизм, ради Доктора. Потому что если судить по её снам и тому, что было в прошлом, ему нужно, чтобы она была сильной, хотя он и не будет её об этом просить. Ему было плохо. Она знала это, даже и без снов. Она была во власти этой женщины, видела, что та могла сделать и насколько она ненавидела Доктора. Она видела, что сделали с Доктором те мучители после всего лишь десяти дней. Эта женщина заказала те пытки, и судя по её словам, обращенным к Доктору, наблюдала за процессом. Она знала, как причинить ему боль. Она знала его. Схема перестала работать. На целую минуту и двадцать секунд связь Доктора с ТАРДИС была полностью разрушена. Единственный раз, когда подобное случилось прежде, было сразу после Игровой Станции, после регенерации, когда он лежал при смерти, в коме, у неё дома. Новый человек, новое лицо, и он был при смерти у неё на глазах. Она никогда прежде не видела Доктора таким уязвимым — как минимум до того, как она спасла его из того ужасного места несколько месяцев назад, избитого и сломленного до предела. Но даже это не нарушило его связь с ТАРДИС. Или если даже нарушило, Роза тогда была не в том состоянии, чтобы заметить это. Так что мысль о том, насколько сломлен он должен быть, чтобы эта связь оборвалась, была достаточной для того, чтобы Роза чуть было не разрыдалась прямо там же. И как насчёт его душевного состояния? Это беспокоило её сильнее всего, если честно. Она видела его после десяти дней, проведённых с теми людьми, видела, насколько он был потрясён и напуган и неуверен. А это было в сотни раз хуже. Эта женщина ненавидела Доктора с таким рвением, какого Роза никогда не встречала прежде, и он был полностью в её власти уже больше двух месяцев. Она знала его, и что хуже, знала, как причинить ему боль. Даже за то короткое время, что Роза видела их вдвоём, она поняла, что женщина знала, как пошатнуть Доктора эмоционально и психологически. Женщина настолько презирала его, притом что его ненависть к самому себе была и так достаточно сильна… что могло случиться, если он будет постоянно подвергаться влиянию того, кто был настолько убеждён в его злой природе? Роза не могла забыть слова, которые сопровождали её последний сон. Не считая угрожающего голоса. «Убийца, ничтожество, безнадежный.» Были ли это его мысли? Верил ли он в это? Доктор был сильным, но даже он не был неуязвимым. Даже его можно было сломить. И Роза искренне опасалась того, что они могли увидеть, если встретят его снова. Но она не собиралась давать волю своим эмоциям. Она не могла. Она не плакала всё это время, и не собиралась начинать сейчас. Потому что несмотря на всё, несмотря на её ужас перед тем, что предстоит, её боль, которую она испытывала за Доктора, зная, насколько он должен быть ранен и сломлен и несчастен, несмотря на страх увидеть то, что с ним могли сделать, она все ещё хотела увидеть его. Хотела этого до отчаяния. Хотела услышать его голос, увидеть его лицо, прикоснуться к нему, почувствовать его рядом. Они были в разлуке так долго. Она хотела снова быть рядом с ним, дать ему знать, что она рядом. Он нуждался в помощи. Он не должен был проходить через подобное в одиночку. Она знала, что они были сильны вместе. Те, о ком слагают легенды. И теперь, вместе с Мишель, они были командой даже больше, чем когда-либо раньше. У них будут неплохие шансы, если они все соберутся под одной крышей, — ей нужно в это верить. Но Роза хотела бы прогнать от себя страх того, что женщина тоже об этом знала. И была к этому готова. Роза взглянула на Мишель, которая не сказала почти ни слова с того момента, как их сюда привели. Она казалась погружённой в собственные мысли и сидела уставившись в пространство, ни на чем не концентрируясь. Сейчас, когда они были вдалеке от к несчастью привычного пространства тюрьмы, её поразило то, как изменилась Мишель внешне. Она похудела, что не было хорошо, так как Мишель и так не страдала от лишнего веса. Глаза казались больше и темнее, чем когда-либо. Лицо было в синяках после сегодняшней драки. Волосы были в беспорядке. Большинство женщин в тюрьме были коротко стриженными, так как возможность заботиться о волосах в тех условиях оставляла желать лучшего. Мишель договорилась о стрижке в первые же недели. Роза же упрямо отказалась стричься, вместо этого забирая волосы назад или заплетая их, чтобы они не лезли в лицо. Она знала, что её волосы были, скорее всего, в худшем состоянии, чем у Мишель, и её не прельщала идея предстать перед женщиной (потому что у неё было гнетущее чувство, что ещё одна встреча с женщиной была неотвратима) в таком виде. Мишель заметила её испытующий взгляд и приподняла бровь. — Ты и сама не в лучшей форме, знаешь ли, — сказала она. Роза рассмеялась, не удивившись тому, что Мишель догадалась о её мыслях. — Извини. Слова Мишель, казалось, открыли фигуральные ворота, и Роза обнаружила себя изливающей всё то беспокойство и страхи, что проносились в её голове в течение последнего часа. То, что, как она боялась, могло произойти, все бурные эмоции при мысли о том, что они увидят Доктора, её старание держаться оптимистично, все и всё. Мишель почти ничего не отвечала, позволяя Розе высказать это всё. Чувствуя, как и всегда, что Розе просто нужно было выговориться. В конце концов Роза выплеснула все свои мысли и волнения и замолчала. Мишель ничего не говорила в течение какого-то времени, и Роза обнаружила, что с волнением ждёт оценки ситуации от Мишель. Та была очень хороша в умении быстро оценить ситуацию, не приукрашивая то, что видела. А сейчас Розе нужно было честное мнение, каким бы болезненным оно ни было. Роза не могла прочесть Мишель по взгляду. Но, в конце концов, та заговорила. — У тебя записка с собой? — тихо спросила она. Роза задержала дыхание, и её сердце на мгновение замерло. — Как всегда, — ответила она, сглотнув. — А моя у тебя? — Конечно, — ответила Мишель, серьезно взглянув на Розу. — Я никогда не выпускаю их из вида. — Так ты… — Роза закрыла глаза. Она мысленно уже перебрала все возможные сценарии и понимала, что будущее не выглядело для них празднично. Но слышать это вслух… мысль о том, что кому-то из них придётся читать или передать эти записки… это придало дополнительную тяжесть их положению. Такую, отсутствие которой Роза не замечала до этого момента. Мысль о том, что Доктору придётся прочесть эту записку… — Ты думаешь, кому-нибудь из нас они понадобятся? — Я думаю, что всегда полезно быть готовыми к худшему, — призналась Мишель. — Это не выглядит хорошо, так ведь? — С ним все будет в порядке, — твёрдо сказала Мишель. — Он сам это сказал. Это не конец. Ваша история ещё не закончилась, я это чувствую. Мишель всегда так говорила. Она всегда была настолько уверена в том, что Роза и Доктор будут снова вместе. Но Роза обратила внимание на то, как именно Мишель сформулировала это. — Ты считаешь, что наша история не закончена, — сказала она, пристально глядя на Мишель. — А что насчёт твоей? Мишель пожала плечами. — Моя история, в общем-то, закончилась на Фраксе, — тихо произнесла она. — Ты и Доктор — это все, что у меня осталось. И ты ему нужна, чтобы выжить. — Мы ему нужны! — закричала Роза, придя в ярость от того, что Мишель так говорила. Как будто Роза была каким-то образом ценнее её. Просто потому, что Доктор знал её дольше, не означало, что Мишель была менее важной для него или для кого-то ещё. — Ты и я. — Роза, мы обе знаем, что его отношения с тобой намного глубже, чем его отношения со мной, — терпеливо произнесла Мишель. Теперь Роза по-настоящему разозлилась. — Не смей говорить так, словно ты не важна! — огрызнулась она. — Я так и не говорю! — ответила Мишель с долей своего темперамента. — Я просто рассуждаю здраво. Я знаю, что он беспокоится обо мне. Но мы были знакомы всего три дня, прежде чем расстаться. Ты же… Ты нужна ему. До отчаяния. И он нужен тебе. Я знаю, что это такое, и я знаю, каково потерять это! Роза удивилась. Мишель почти не упоминала Деннела вслух последнее время, хотя было очевидно, что она часто о нём думала. Роза рассказала Мишель об их последнем разговоре, и Мишель, казалось, была рада услышать, что сказал Деннел, хотя и не особо удивилась. Однако после этого она почти не упоминала его. Роза пыталась дать ей возможность высказаться, пыталась вытащить это из неё, но Мишель была упряма, а Роза не была уверена, имеет ли она право давить. — Это просто логично, Роза. Сказать правду не значит преуменьшить мою важность. И,. — добавила она, — будь я на твоём месте, я бы не стала говорить, что я очень важна. Сам факт, что ты ближе к Доктору, ставит тебя под удар. Роза не могла не признать, что в этом доводе был здравый смысл. — Все внимание будет на тебе. Если она собирается использовать нас против него, она знает, что он к тебе чувствует. — Это так, — была вынуждена признать Роза. — И она определённо знает, что я чувствую к нему. Больше всего на свете она жалела о том, что упомянула о своих чувствах к Доктору перед женщиной. Не то чтобы она сожалела о своём заявлении или о том, что произнесла те слова. Совсем нет. Но она сожалела о том, что не сказала этого сначала Доктору. Теперь женщина знала, что Роза любит его, а он не знал. Или если он и знал, то не услышал этого от неё. Мысль о том, что он услышал эти слова от женщины, о том, что та использовала эту информацию против него или же держала это в запасе… От этой мысли Розе стало плохо. — Я… я сказала ей. — О, Роза! — сказала Мишель, глядя на неё с тревогой. Роза сказала ей об этом в первый раз. — Да, — кивнула Роза. — Я не знала… Не знала, что все пойдёт ужасно не так. Не знала, что женщина получит неограниченный доступ к нему на месяцы. Не знала, что все обернётся таким образом. Она вспомнила эти слова, словно это было вчера. — Ты любишь его. — Да. — Ты на самом деле его любишь. — Да. Она вздохнула, закрыв лицо руками при воспоминании. — Так вот… — Мишель наконец продолжила свою предыдущую мысль, — то, что я не считаюсь важной, является моим преимуществом. — Или же это делает тебя расходным материалом. — Слова вырвались прежде, чем Роза смогла сдержать себя. Но это было правдой, которой нужно было посмотреть в глаза. — Возможно, — признала Мишель. — Но если она действительно считала, что я не имею ценности как заложница, она бы убила меня ещё на Фраксе. И все же её внимание будет, скорее всего, сосредоточено на тебе, и мы сможем использовать это в свою пользу. — Да, — неохотно согласилась Роза. — Просто… Мне не нравится, когда ты говоришь так, словно не ценишь собственную жизнь. — О, я намереваюсь выпутаться из этого вместе с тобой, честное слово, — заверила её Мишель. — Что касается моего мнения, то я от этого не отступлю. И ты тоже, и Доктор. — Да, — согласилась Роза, чувствуя прилив уверенности и храбрости, в которых она так нуждалась. — Мы сможем это преодолеть. — Да. Они немного помолчали. — К тому же, не все так плохо, — добавила Мишель. — Несмотря на всё остальное, ты, скорее всего, снова увидишь Доктора. А это больше, чем всё, что у нас было за эти месяцы. И, несмотря на страх, волнение и боль, Роза почувствовала, как её сердце забилось сильнее при этой мысли.