Финишная прямая

Мишель прислонилась к стене корабля, чувствуя, как рокот двигателей вибрирует в ее теле. Ощущение странным образом успокаивало. До того как начались все эти злоключения, Мишель ни разу не бывала на космическом корабле. Но она начинала понимать, как притягательно это может быть… когда ты не скован, не заключен под стражу и не ожидаешь неизвестной участи. Ей хотелось бы хоть отдаленно представлять, сколько они будут тут торчать. Прошло уже несколько часов. Они никак не могли узнать наверняка, сколько времени утекло. Без способа вести счет времени, без Доктора, да даже вовсе без окон — они были полностью отрезаны от ощущения времени. Мишель вздохнула, принимая чуть более удобное положение. Мышцы, которые все еще болели, начинало сводить, и она попыталась вытянуться, насколько могла. Она бросила взгляд в другой конец комнаты на Розу и не смогла сдержать улыбки, глядя на свою подругу, которая, видимо, заснула. Не то чтобы самой Мишель не хотелось того же. Если бы они все еще были в тюрьме, сейчас была бы глубокая ночь, это точно. А день был длинным, работа — тяжелой. Мишель была вымотана работой, и борьбой, и бушевавшими эмоциями. Долгие часы в этой комнате, где ничего не происходило, только усилили ее усталость. Но ей казалось, что спать одновременно — плохая идея, а Розе сон был нужен больше, чем ей самой. Роза спала беспокойно с тех самых пор, как сны стали являться чаще. Ей нужно отдохнуть как можно лучше. Мишель не знала, что ждало их впереди, и не могла отрицать, что боялась. По привычке она сняла правый ботинок, заглянув под подкладку, чтобы проверить, на месте ли записки. Конечно, они были там. Мишель только надеялась изо всех сил, что ей никогда в жизни не придется ни передавать, ни читать их. Три записки. Мишель это знала. Одна — для нее, другая — для матери Розы, и третья — для Доктора. На всякий случай. Они написали эти записки около месяца назад, когда за одну неделю произошли два события, которые по-настоящему заставили их осознать тот факт, что они могут не выжить. Сначала переводящая схема отключилась на минуту, даже дольше. Мишель не так много знала о механизмах работы ТАРДИС, но Роза рассказала ей достаточно, чтобы сразу понять, что это было очень плохо. Значит, что-то ужасное случилось с Доктором, где бы он ни был. А потом, на той же неделе, Мишель подхватила болезнь, ходившую по тюрьме. Нечто вроде лихорадки, которая быстро и жестоко поразила многих сокамерников, безжалостно свалив их с ног. Больше сотни заключенных заболели этой лихорадкой. По меньшей мере тридцать, по словам осведомителя Розы, погибли. Заразилась и Мишель. Она мало помнила из того, что было в те дни. Никого не выпускали из камер в попытках ограничить распространение заразной болезни, но Мишель все же помнила глубокий ужас, который она испытала, когда поняла, что заболевает. У Розы не было вообще никаких признаков болезни. Она говорила что-то о том, что Доктор привил ее от большинства заболеваний, потому что они путешествовали во многие исторические времена и иммунитет Розы не справился бы со всеми инфекциями, которые они могли бы встретить. Но как бы то ни было, Розу эпидемия пощадила, и она ухаживала за Мишель, пока та была при смерти. Лихорадка исчезла так же быстро, как и появилась, и Мишель, преодолев кризис, пошла на поправку. Но она все равно помнила, каково это было, и это всколыхнуло в ней воспоминания о другой эпидемии, которая навсегда изменила ее жизнь. Два этих события, происшедших так сразу одно за другим, принесли им осознание того, что одна из них может не выжить. И хотя они не собиралась отчаиваться, им пришлось посмотреть фактам в лицо. И у обеих было что сказать — в случае чего. Итак, благодаря обмену, из-за которого они обе ходили голодными целых два дня, они получили несколько клочков бумаги и письменные принадлежности. Под покровом темноты каждая написала письма, которые другая должна была прочесть или передать в случае чего. Об этом было больно думать, но Мишель знала, что это предусмотрительно. Поэтому Мишель носила с собой письма Розы, а Роза — письма Мишель. Просто на всякий случай. Когда все это останется в прошлом, они с Розой обязательно сожгут письма, не читая. Она вздохнула и снова откинулась назад, думая о том, что ожидает их в конце пути. Ничего хорошего, в этом она не сомневалась. Но Мишель была твердо намерена воссоединить Розу и Доктора. Их история не должна закончиться вот так. Она видела Доктора, и Розу, и она знала, что все просто не может так закончиться. Нет, она хотела, чтобы Роза была счастлива и чтобы Доктор был счастлив. И было очевидно, что самое большое счастье для них — быть вместе. Мишель грустно улыбнулась, глядя на свою подругу и отчаянно надеясь, что все наладится. По своему обыкновению она представила, что Деннел сидит рядом, как раньше, разговаривая с ней, помогает во всем разобраться. Иногда она задумывалась, не сошла ли она вовсе с ума, раз ведет воображаемые беседы с погибшим другом. Но эти псевдоразговоры помогали ей жить дальше, да и к тому же она знала, что Роза тоже часто представляет, что Доктор рядом. Так что, если она и сошла с ума, то, по крайней мере, не одна. «Будь стойкой», — сказал бы ей Деннел, подавшись вперед и глядя прямо в глаза. — «Ты ничего не добьешься, если будешь сидеть и жалеть себя». «Знаю», — ответила бы она. «Просто не зевай и будь готова к бою». «Я готова». «Помнишь, что я всегда говорил?» Разве она могла забыть? «Найди то, за что можно бороться. То, за что можно держаться. Пусть это будет важно, пусть это будет то, ради чего ты захочешь жить и умереть. А когда выберешь это, будь готова сражаться. И никогда-никогда не отступайся от этого». Вот так он всегда говорил. Это было правило, по которому он жил, и по которому Мишель тоже пыталась жить. Если бы Деннел был здесь, он, наверное, винил бы и Доктора, и Розу за то, что они втянули Мишель во все это. Он часто делал поспешные выводы, особенно если дело касалось Мишель. Но Мишель не могла позволить себе винить кого-то из них, особенно Розу. Кроме них, у нее больше никого не осталось. И никто из них не желал того, что случилось. Мишель винила во всем только женщину и солдат. Они сделали это, вот и все. Если бы она сейчас могла поговорить с Деннелом, она бы рассмеялась. «Я никогда не понимала, что всегда, когда ты говорил мне, что нужно найти то, за что будешь бороться, — она сказала бы ему, — ты говорил обо мне». Она представила, как он улыбается своей редкой улыбкой. «Надо было тебе сказать», — представила она его слова. «Ты не виноват, — заверила она его, как заверила бы в реальности. — Я тоже ничего не говорила. Мы упустили свой шанс». Она посмотрела на Розу, и он мог бы проследить за ее взглядом. «Поэтому я и не хочу позволить им совершить ту же ошибку. Они заслуживают шанса, которого у нас никогда не было.» Роза пошевелилась во сне, и Мишель отвлеклась от своего внутреннего монолога, вернувшись к реальности. Лицо Розы внезапно исказилось от горя, и у Мишель сжалось сердце. Она отчаянно надеялась, что это просто обычный кошмар, но почему-то сомневалась в этом. Ей хотелось подойти к Розе, разбудить ее, но в то же время она знала, что сейчас это единственная возможная для Розы связь с Доктором. Если ей сейчас снился такой сон и если эти сны на самом деле отражали реальность (два больших «если»), как могла она лишить Розу единственной связи с человеком, которого та любила? Роза сжалась в комочек еще сильнее, а потом вдруг резко проснулась, ахнув и широко распахнув глаза. Мишель подошла к ней, и Роза медленно села. — Так, если теперь это начнет случаться каждый раз, когда я засыпаю, — пробормотала она, — то скоро надоест. Мишель не хотела спрашивать, что Розе снилось. Это ее не касалось. Но Роза продолжила: — Я… Я слышала ее. — Что? Насколько Мишель помнила, в тех редких случаях, когда Розе снились голоса, они обычно были незнакомыми: наверное, кого-то из солдат, охранников или палачей. Она не помнила, чтобы когда-то до этого Роза слышала голос женщины. — Там… — Новая решимость и сила отразились на лице Розы, и она глубоко вздохнула. — Там не было столько боли, как прежде. Но был страх. И… о, такая усталость, — она сжала кулаки. — Ты разобрала что-нибудь из того, что женщина сказала? — «Поспи немного», — ответила Роза. — Только это. Мишель поняла, что теперь они обе считают эти сны не чем иным, как реальностью. Это была их единственная ниточка, и им нужно было в нее верить. — Не могу перестать вспоминать, — добавила Роза. — То, что она сказала мне. В ночь перед тем… перед тем, как вы с Доктором прибыли, в ту ночь, когда я дала ей понять, как я отношусь к Доктору, она оставила меня в покое. Когда она уходила, то сказала: «Лучше поспи немного, Роза. Завтра у нас важный день». Мишель медленно кивнула. Звучало правда похоже на то, что Роза слышала во сне. И, если их везли туда, где находятся Доктор и та женщина, эти слова были понятны. — Он слабеет, — тихо сказала Роза. — Сначала… в нем было больше ярости. Больше сопротивления и упорства. Мишель это помнила. — Но теперь… — Роза вся напряглась, будто собиралась с силами, будто готовилась к битве. И это, как думалось Мишель, было недалеко от истины. — Боль, и страх, и темнота… он не борется… — она выдохнула. — Мы должны быть сильными ради него. — Мы сильные, — твердо сказала Мишель. — Ты сильная. Прежде чем Роза смогла ответить, помещение накренилось, и Мишель почувствовала, как сердце забилось чаще, когда она заметила изменение в звуке двигателя. Один взгляд на Розу подтвердил ее догадку. Они шли на посадку. — Вот и все, — Мишель взяла Розу за руки. Роза сжала ее пальцы в ответ, встретившись с ней взглядом, волнение в ее взгляде было мгновенно вытеснено упрямой силой и готовностью действовать. — Мы идем за тобой, Доктор, — добавила Роза. «Я приведу ее к тебе», — безмолвно пообещала ему Мишель. — «Клянусь». Они обе почувствовали толчок, когда корабль приземлился. — Готова? — спросила Роза. — Не совсем, — призналась Мишель. — Но готова, насколько это вообще возможно. — Я тоже, — ответила та. Они обе обернулись, когда дверь их тюрьмы с грохотом распахнулась. — Привет! — Роза поприветствовала солдат, стоявших в дверях. Показная беззаботность в ее голосе звучала совсем как у Доктора. — Я так понимаю, мы приземлились? — Вставай, — приказал один, и они обе повиновались. Их под конвоем вывели из багажного отсека, превращенного в тюрьму, и, к удивлению Мишель, они вышли в помещение, в котором находилось несколько других небольших кораблей. Взглянув наверх, она увидела, как потолок сомкнулся над их головами. Очевидно, он открывался, позволяя кораблям приземляться прямо внутри здания. Это было удобно для солдат, но досадно для Мишель и Розы, которым не удалось составить ни малейшего представления о местонахождении этого здания, что они могли бы сделать, если бы взглянули на него снаружи. Однако Мишель некогда было оглядываться по сторонам. Потому что было ясно, что их здесь ожидали. Мужчина, который выглядел почти как человек, если не считать его ярких красных глаз, стоял, окруженный несколькими солдатами в форме. Хотя солдат было меньше, чем Мишель ожидала, учитывая ситуацию. Не сказать, чтобы была разница. Те, что стояли здесь, были вооружены до зубов, и хватило бы всего одной пули, чтобы убить ее или Розу. Некоторые подняли оружие, когда Розу и Мишель подвели к их главному. Он долго их изучал, и Мишель бросила на него сердитый взгляд, недовольная тем, как он смотрел на них. Но в то же время она с неловкостью осознала, какими они с Розой, наверное, были грязными и растрепанными. В тюрьме, в окружении одних только охранников и сокамерников, никто не обращал внимания на внешность, и все выглядели одинаково. Но здесь Мишель вдруг почувствовала себя маленькой и немытой, до сих пор одетой в тюремную робу, и ей было противно это чувство. Роза переступила с ноги на ногу, хотя она тоже продолжала вызывающе смотреть на него. — Отведите их привести себя в порядок, — наконец сказал человек. — Убедитесь, что они… относительно… прилично выглядят, прежде чем вести их к ней. — Да, сэр, — кивнули солдаты, и их обеих препроводили из большой комнаты вдоль по узкому коридору. Мишель поймала взгляд Розы и поняла, что подруга думает о том же, о чем и она. Под «ней» солдаты могли подразумевать только одну женщину. И если женщина была здесь, почти наверняка тут был и Доктор. Но, если у них и был хоть какой-то шанс увидеть его, сначала они должны снова встретиться с женщиной. Мишель сжала кулаки, собирая все свое мужество и шепча слова, которые она сказала Таро там, в тюрьме. «Давай-давай».