***
Этот наглый человек насильно заставил меня переодеться в чёрно-белое платье в полосочку, в котором я явилась к нему, кажется, в самый первый раз. Или второй, я уже не помню. «Ну, это, ну у тебя было такое, — бормотал магнат, махая руками, — простое такое, дешёвое!» Я достала его из недр чемодана и хвастливо показала горе-бизнесмену. «Да, оно!» — сказал он равнодушно и вышел из комнаты. Только после «смены образа» Уанслер сел в машину вместе со мной, и мы понеслись по улицам города. Джим ехал за нами следом на какой-то маленькой машинке, чтобы не привлекать внимание. Здание молла было не таким огромным, насколько грандиозным. Всё будто было сделано из золота и алмазов. Роскошь — это чистота. И много денег, конечно же. Мне кажется, только одна плиточка пола, по которому ходили люди, стоила больше, чем я смогла бы заработать за всю жизнь. Огромная люстра, висевшая в центре, напоминала гигантских размеров бриллиант, рассеивающий весь яркий и тёплый свет по зданию, чтобы никакой уголочек не был неосвещённым. Витрины магазинов, украшенные яркими названиями знаменитых дорогих брендов, были заставлены самыми красивыми товарами (одеждой, украшениями, обувью), на которые я бы никогда даже не взглянула, так как у меня нет столько денег. Несколько этажей дорогой фешенебельной одежды были бедны посетителями. А из решившихся что-то здесь купить были, конечно, богатые дамочки за тридцать, капризные дочери с отцами-олигархами и парочки, состоящие из еле двигающихся старичков и бегущих за ними (скорее, за их кошельками) молодых девиц, переигравших с ботоксом. Когда один из таких старичков посмотрел на меня поверх очков в золотой оправе, Уанслер тут же взял меня под руку и, ничего не сказав, молча уверенным шагом пошёл дальше. — Тут слишком много света, — сказала я, прищурившись. Уанслер, не снимавший с посадки самолёта очки, усмехнулся: — Тут так принято. — И куда же мы пойдём? Может, — я запнулась, потому что увидела цену на какую-то дешёвую на вид кофту, — не нужно мне это платье, а? — Всё должно быть бесподобно, — протянул Уанслер, мотая головой из стороны в сторону в поиске чего-то. — А Джим-то за нами зачем идёт? Мы что, не справимся с выбором платья? — спросила я, оглядываясь назад: Джим всё ещё шёл за нами, встречая на себе вопросительные взгляды. — Глупый вопрос, — Уанслер скривил натянутую улыбку и резко свернул направо. — Мистер Уанслер, я чувствую себя очень неловко, — призналась я, с ужасом смотря на позолоченные ценники. — Расслабься, — ответил Уанслер, и мы резко зашли в какой-то магазин. «Le Papillon», что с французского означает «бабочка», было именем места, куда мы пришли. Платья, длинные и короткие, яркие и пастельные, пышные и облегающие, все-все-все были здесь и красиво смотрелись на манекенах. Я старалась не рассматривать ценники, чтобы не испортить впечатления от рая, в который мечтала попасть в возрасте лет шести или семи. Но я так и не насладилась ароматом фиалок и волшебной идиллией, так как к нам тут же подлетела продавец-консультант, видимо, давно знакомая мистера Уанслера. Она начала говорить что-то на беглом французском, Уанслер только улыбался и кивал. Фейерверк эмоций, заставивший женщину засиять в радостной улыбке, был вызван, как мне показалось по интонации Уанслера, свободой цены. Женщина вихрем скрылась за стендом платьев, выставленных в порядке цвета радуги, и вернулась оттуда только через несколько минут, держа в руках несколько вешалок с кроваво-красными платьями. Я криво улыбнулась, показывая своё удовлетворение и чуть ли не под угрозой жизни отправилась в примерочную. Джим, только-только зашедший в магазин, устало опустился в кожаное кресло около входа и стал разглядывать какой-то женский журнал, лежавший на подлокотнике. Уанслер же пошёл следом за мной. Корсеты, ленты, банты, рюши… В одном, очень пышном платье, я даже шагу сделать не могла, хотя Милена (женщина-консультант) пыталась расхвалить меня. Другое же, в меру пышное платье, показалось мне слишком неудобным, и я даже не показала его мистеру Уанслеру. Третье было чересчур облегающим и тугим настолько, что я не смогла повернуться. А вот самое последнее платье мне почему-то показалось странным. Когда я его надела, то поняла, что не могла нормально дышать, хотя свободная юбка шла от пояса, а из-за простого декольте мне казалось, что оно вот-вот упадёт с меня. Но мне понравилось, как оно сидит на мне. Француженка взвизгнула от восторга, когда я согласилась надеть перчатки и туфли, которые, кстати, всё равно не было видно из-под ткани юбки. Только после этого Милена выпустила меня из примерочной. Я попыталась кокетливо улыбнуться мистеру Уанслеру, который явно был доволен моим видом, но только вовремя поджала губы. В общем, я бы никогда не купила это платье, если бы не обстоятельства. Оно стоило слишком дорого, слишком. У меня испортилось настроение, когда я вновь взглянула на ценник и на платиновую карту Уанслера, которую он протягивал Милене, чтобы получить товар. Джим сказал, что ему понравилось. Я только виновато улыбнулась и больше не говорила на эту тему, а только молча взяла в руки пакет. Когда я вернулась в отель, то магнат тут же отдал меня на растерзание салону красоты, который находился несколькими этажами ниже нашего номера. Причёска, маникюр, педикюр, макияж — всё это заставило меня почувствовать себя каким-то чудовищем, которое нужно было срочно привести в презентабельный вид. Одна милая визажистка предложила мне увеличить губы, и я с криком выскочила с кресла. Я слышала, как по бокам две напыщенные дамы обсуждали меня, пытаясь понять, кто же я такая, но я старалась их не слушать. В любом случае, все эти процедуры заняли уйму времени и, мне страшно представить, сколько денег.***
Вечер. Жизнь на центральной площади словно бы только начинается. Огни домов, фонарей, магазинных витрин — всё превращается в волшебный мир света и весёлого шума, поглощающего тебя с головой, полностью, пронизывая каждую клетку твоего тела уютным теплом городского быта. Но я понимала, что мне не суждено было слиться с этим чудесным морем впечатлений и не суждено было утонуть в радости бытия… Мне суждено было стоять у окна президентского номера, поправляя полы юбки дорогого и красивого платья, постоянно оглядываясь на себя в зеркало и не веря своим глазам. Будто там, по другую сторону зеркала, стояла совсем другая девушка, такая элегантная и богатая принцесса, говорящая на восьми языках и умеющая играть на арфе и фортепиано. Неприятное ощущение в области груди из-за смущения и неудобного декольте тянуло меня вниз. Мне было тяжело и страшно. Я совсем не хотела идти на очередной светский раут. Весь этот светский образ, который нацепили на меня за считанные часы, вдохновлял на более спокойное поведение. В конце концов, я здесь, и невозможно повернуть назад. Мы сели в чёрный лимузин и отправились куда-то дальше от центра города. — Да, я совсем забыл сказать, — начал вдруг мистер Уанслер. — Там будет пресса, возможно, новостные каналы. В общем, ничего не смей говорить. — А что же мне делать? — Ну, ты можешь аккуратно махнуть рукой, — сказал Уанслер и попытался изобразить этот жест. — Пресса обожает, когда её игнорируют. — Вовсе нет, — усмехнулась я и поправила платье. — Прессе нужна информация. Я учусь на журфаке, мистер Уанслер. Прессе нужна информация, — повторила я многозначительно. — Да. Но, согласись, будет гораздо интересней, если пресса не узнает, кто ты такая, а начнёт строить различные теории. — Это что, такая рекламная тактика? — усмехнулась я, хотя в глубине душе начала понимать, что это очень яркий ход для пиара. Мистер Уанслер замялся и ответил: — Нет, не совсем. Он хотел ещё что-то сказать, но лимузин остановился. Магнат быстро повторил, как мне правильно себя вести, и открыл дверь автомобиля. В салон ворвался звук вспышек камер и человеческие возгласы восторга. Уанслер протянул мне руку, чтобы помочь мне аккуратно и грациозно выйти из автомобиля. Я чуть не потеряла сознание в первую секунду, когда увидела толпу людей и многочисленные внезапные белоснежные вспыхивающие точки. Ковровая дорожка, яркий свет, швейцар, открывающий двери в огромный зал с гостями. Пытающиеся всё разведать журналисты, которые были готовы бросить микрофон в мистера Уанслера, только бы узнать, что это за загадочная молчаливая спутница рядом с ним. Я старалась не падать духом и приветливо улыбалась в камеры, но встречалась глазами с изголодавшимися по сенсациям журналистами и тут же смотрела в другую сторону. Уанслер ускорил шаг, из-за чего я чуть не упала, но продолжала держать спину ровно. Со всех сторон слышались вопросительные возгласы толпы, пока мы не скрылись за дверью. Зал, немного напоминающий по размерам зал мистера Уанслера, был словно отлит из золота. Стены, пол, столы и мебель сверкали ярким светом, а потолок был разукрашен рисунками в геометрическом стиле и усыпан драгоценными камнями. Но из-за всего этого помещение словно становилось меньше с каждой минутой, и было совсем не уютно. Я сильнее прижалась к мистеру Уанслеру, только бы не свалиться с ног от тут же нахлынувшего смущения и даже стыда. Он что-то пробубнил под нос и отправился на поиски хозяина приёма. Хавэль Дворжак — мужчина в самом рассвете сил, старающийся показывать какие-то эмоции на своём лице, что у него выходит с большим трудом. Его квадратное лицо, будто состоящее только из морщин, имеет воинственное выражение, а седые волосы с серебряным отливом и ястребиный прищур добавляют какой-то брутальности в образ. — О, мистер Уанслер! — воскликнул Дворжак без малейшего акцента, протягивая свою мускулистую руку для пожатия. Уанслер с явной неохотой пожал её и лестно сообщил, что намечается чудесный вечер. — Благодарю, мистер Уанслер. Знаете, сегодня должна прибыть сама мадемуазель Карлотта! Я так люблю её песни. — Вы пригласили её, правда? — говорил Уанслер очень-очень учтиво и вежливо, словно в тот момент вокруг него появилась аура искренней доброжелательности. — И она будет петь? У неё такой чудесный голос. — Да, это так. Вы слышали, что она разводится со своим мужем? Мне было так неудобно отправлять ей приглашение, — пауза, — однако она тут же приняла его. Сказала, что совсем не расстроена. Поэтому-то и обещала выйти в свет. — Звучит заманчиво, — проговорил Уанслер. — Развод? Хм-м-м, весьма печально. Сочувствую ей. — Да, — перебил магната чех. — Я бы никогда не пожелал ей пережить то, что пережил я во время развода. Но надеюсь, что она останется со своим мужем в тёплых отношениях. — Как можно остаться в тёплых отношениях с тем, кто тебе нагло изменил? — влезла в разговор какая-то картавая дама с высокой причёской. — Пг’аво, пг’остите, мсье Двог’жак, что влезаю в ваш г’азговог’, но я хог’ошо знала Каг’лотту и могу с увег’енностью сказать, что она никогда не пг’остит этого гадкого изменщика! Далее Уанслер ответил ей на французском, и у них завязался спор на этом языке. После каждого сказанного Уанслером слова у меня расширялись глаза, так как дама, видимо, сдавалась ему. «Это непг’авильно!» — добавила она и удалилась так же внезапно, как и появилась. — Сдаёте позиции, Уанслер, — сказал ласково Хавэль. — Раньше вы побеждали её в считанные секунды. — Всему причина отсутствие личной заинтересованности в деле, — пояснил магнат деловито. — Если бы дело касалось чего-то более интересного, чем постельные похождения супруга Карлотты, я бы даже и шанса ей не дал. — Отлично! — сказал Дворжак и хотел удалиться, но тут же добавил. — А вы уже здоровались с моей дочерью? И тут из ниоткуда возникла она. Та самая красивая девушка с первого раута с почти что белыми волосами и большими голубыми глазами, которая была в каком-то смысле причиной моего срочного отъезда из города. Она была всё так же прекрасна, как и в прошлый раз. Девушка подошла к своему отцу и, вручив ему один бокал шампанского, вежливо поздоровалась. Я невольно взглянула на Уанслера умоляющими глазами и с ужасом поняла, что он смотрит на дочь Дворжака восхищённым взглядом. Во мне вспыхнуло дикое желание наброситься на соперницу, но я вовремя опомнилась. — Оу, мистер Уанслер! — сказала она на ломаном английском. — Я так рада вас видеть. Её похотливый взгляд остановился на одном месте, и она улыбнулась. — Да, — Уанслер выглядел растерянным, — я тоже рад нашей встрече, Эмилия. Девушка смотрела на магната хищными глазами и в какой-то момент повернула голову в мою сторону. В секунду её довольное лицо сделалось странным и каким-то безжизненным. — О, Делла Браун! — воскликнула она и протянула мне руку, которую я с огромным нежеланием пожала. — Я вас помню. Вы были корреспондентом! Я видела ваш репортаж! Право, чудесно-чудесно! Мне очень понравилось! А где же ваш оператор? — и она начала мотать головой, пытаясь разглядеть камеры. Я хотела ответить на поставленный вопрос, но Уанслер опередил меня: — Нет-нет, Эмилия, сегодня она не будет исполнять свой журналистский долг, — сказал он вежливо и весь как-то напрягся. — Сегодня она просто моя спутница. Возникла неловкая пауза, и я старалась смотреть куда-нибудь в сторону задумчивым и романтическим взглядом, только бы не умереть от стыда. Эмилия смотрела на меня то ли равнодушно, то ли ненавистно. — Понятно, — вздохнул Хавэль и немного разочарованно добавил. — Пройдёмте же к столу. Я пригласил лучшего повара Франции, чтобы он удивил всех моих гостей своим искусством! И мы молча прошли за Хавэлем и его миленькой дочерью, на которую жадно смотрел Уанслер, будто каждую секунду боялся отвезти глаза. В какой-то момент я даже хотела одёрнуть его, но вовремя вспоминала, что «это вообще-то не моё дело». Исчез восторг. Исчезло ожидание чуда. Погрузившись с головой в то, что тебе так сильно понравилось впервые, ты теряешь к этому интерес и считаешь это чем-то недостойным твоего внимания. Исчезла та страсть, то волшебное влечение к происходящему перед моими глазами, когда я пришла на светский раут как полноправный гость, а не как корреспондент. Все эти лица с обложек, модели, знаменитости… не вызывали ни капельки восхищения. Шаблонные разговоры вокруг, одна и та же музыка, еда средней паршивости, которую все нахваливали. А самое страшное было то, что мистер Уанслер испытывал какой-то священный трепет перед всем этим, из-за чего мне пришлось ходить за ним тенью, поддакивая в разговорах и мило улыбаясь. Даже когда мне сделал комплимент какой-то хороший знакомый Уанслера, я только кивнула. Это была только светская вежливость. Когда стихла музыка и люди стали говорить громче, я потянула Уанслера в сторону балкона, потому что мне нужен был свежий воздух, так как в носу застыл едкий запах дорогих духов. На балконе уже расположилось несколько пар, которые тихо шептались и любовались видом всё ещё не затихающего города. Я облокотилась на мраморные перила и посмотрела на Уанслера довольно грустным взглядом. Он же выглядел раздражённым (из последних сил держался, чтобы не закатить глаза). — Зачем мы сюда пришли? — спросил Уанслер, испуганно оглядываясь на романтическую обстановку вокруг него. — Вашей спутнице очень скучно, — призналась я и отвернулась. — Вы даже и слова не даёте мне вставить! — А что ты можешь сказать? — проговорил магнат, слегка повысив голос. — Знаете, я могу в сотый раз спросить: «Зачем же вы меня звали?», но… — Я опять отвечу, что так надо, — закончил Уанслер уныло и продолжил. — И наш короткий разговор закончится на такой острой ноте. — Да, наверное, — призналась я. — Но знаете, я, конечно, безумно благодарна вам за ваше приглашение, но… понимаете… мне так неловко. Все смотрят на меня очень странно. И я не знаю, как правильно себя вести. Может, мне лучше сбежать через тайный ход? Или прыгнуть с балкона? — я демонстративно перегнулась через перила, но слишком большая высота заставила меня вернуться обратно. — Так, хорошо, — ответил мистер Уанслер после короткой паузы. — Тебе не нравится вечер? — Честно говоря, совсем не нравится. Разве плохо будет, если остаток этого вечера я проведу с Джимом в каком-нибудь чахлом ресторанчике на окраине улицы в бедном районе? — Я ценю твою искренность, Делла, хотя не могу смириться с тем, что ты периодически говоришь какие-то глупости, с которыми мне приходится соглашаться… Но сегодня ты, как мне кажется, не совсем права, ведь вечер получился на твёрдую четвёрку. — Возможно, — сказала я разочарованно. — Но вечер, который устраивали вы, был в разы интереснее. Как я говорила, слова лести заставляли мистера Уанслера улыбаться. — И всё-таки… Я бы хотела пойти домой. Я не смогу просидеть здесь ещё три часа, мистер Уанслер. Магнат попытался состроить на лице какую-то эмоцию, но только устало кивнул. «Хорошо, Делла, я провожу тебя до запасного выхода, чтобы тебя не заклевали журналисты», — сказал он и опять взял меня под руку. Как же я была рада, когда мы скрылись от бесконечного говора о политике и бизнесе в каком-то тёмном коридоре. «Джим стоит на парковке в дальнем ряду слева, — сказал магнат перед тем, как оставить меня одну на лестнице. — Очень жаль, что ты не хочешь провести остаток вечера со мной». Я сочла обязательным ещё раз поблагодарить Уанслера и начала спускаться. Хлопнула дверь, и я осталась наедине с полутёмным помещением и лестницей, которая вела в подвал и как раз проходила мимо запасного выхода. «Джентльмен хренов, мог бы и до самой двери проводить!» — думала я, постоянно придерживая полы юбки и с каким-то страхом оглядываясь назад. Дорогу по лестнице освещали слабые лампочки, висящие под потолком. Мне было так страшно, что дышать становилось труднее с каждой секундой. Но ещё больше давили на мой уставший мозг мысли о том, что Уанслер бросил меня здесь одну, остался наедине с этой Эмилией и, возможно, уже повёл её на балкон с бокалом шампанского в руках. Я остановилась на пару секунд, чтобы отдохнуть и отогнать эти ужасные мысли. «Когда ты уже скажешь ему! — подумала я про себя с упрёком и продолжила движение. — Нужно будет поговорить об этом с Джимом». От моих мрачных мыслей меня отвлёк какой-то странный звук. Он шёл откуда-то снизу, как мне показалось, из подвала. Что-то внутри меня забило сигнал тревоги. Я прошла мимо двери запасного выхода и продолжила бесшумно спускаться всё ниже и ниже, пока темнота не стала глотать ступеньки. Звук, похожий на странное кряканье, стал усиливаться. Я ускорила шаг и наткнулась на приоткрытую дверь подвала, в котором горел свет. Преодолев (с большим трудом, между прочим) лестницу, резко ведущую в низ, я оказалась в плохо освещённом сыром помещении, по потолку которого проходили трубы. Тут было ужасно страшно и ужасно жарко. Я, психанув, подобрала юбку почти до колен, и стала приближаться к источнику звука. В голове уже вырисовывалась отвратительная догадка о том, что могло издавать такой противный крякающе-пикающий звук. Мигающая точка, появившаяся перед глазами, заставила меня вздрогнуть. Я приблизилась и тут же отскочила: почти на уровне глаз висел небольшой таймер с красными цифрами, меняющимися с каждой секундой. 07:24 — гласил таймер. Бомба. Бомба на несущей стене. Я присмотрелась и поняла, что весь подвал оцеплен проводами, соединяющимися с таймером. В ужасе вскрикнув, я побежала обратно. Мне безумно хотелось разорвать на себе платье, чтобы оно не мешало движению. Дыхание опять сбилось, но присутствие страха за жизнь придало мне сил, поэтому я стала подниматься по лестнице обратно, в зал с гостями. В голове стали возникать различные сцены из фильмов, когда различные герои спасали всех, а потом эффектно выпрыгивали из взрывающегося здания. Но всё это мне казалось такой бессмыслицей, когда я уже приближалась к двери зала. Мгновение, и я уже в толпе ничего не понимающих богатых зевак. Кажется, я кому-то отдавила ногу и уронила чей-то бокал, но мне не хотелось залезать на стол и благим матом объявлять, что сейчас нас всех взорвёт к чертям собачьим. К величайшему счастью, я наткнулась на Хавэля, который мирно беседовал с Карлоттой. — Сэр! — крикнула я на него, хватая за плечи. — В подвале бомба! Тут из ниоткуда появился Уанслер, видимо, узнавший мой истерический голос. — Делла, что ты делаешь? — спросил он, ошарашенно уставившись на меня. — Там бомба! БОМБА! В ПОДВАЛЕ! НУЖНО ЭВАКУИРОВАТЬ ЛЮДЕЙ! — кричала я, тряся руку Хавэля Дворжака. — Мисс, а что вы делали в подвале? — удивился ничего не понимающий Хавэль. — КАКАЯ РАЗНИЦА! — верещала я, продолжая трясти руку чеха. — НУЖНО СПАСАТЬСЯ! У нас осталось не больше пяти-четырёх минут! Уанслер с силой отвёл меня в сторону, оставив Хавэля Дворжака и всех его окружавших в глубоком недоумении. Как ветер по листьям, пронёсся взволнованный шёпот. Магнат взял меня за плечи и попытался выяснить подробное объяснение. Я посмотрела в его небесно-голубые глаза с сожалением и стала умолять магната, чтобы он поверил мне. Он начал мотать головой, пытаясь что-то отрицать, но я, совсем потеряв контроль под влиянием страха за жизнь, схватила его руку мёртвой хваткой и рванула в сторону выхода, откуда недавно пришла. «Мисс Делла! Погодите! Стойте!» — услышала я голос Дворжака, но уже не могла остановиться. Уанслер пытался что-то сказать, но я только тянула его за собой. «Что ты творишь?» — гремело над ухом, что только придавало мне скорости. Сердце колотилось так сильно, что я боялась за его скорейшую остановку из-за одного неправильного движения. Единственное, что заставило меня просто так улыбнуться, — звук быстрых и массивных шагов за нами. Как я решила, принадлежащих человеку, которого послал Дворжак, чтоб разобраться. Но у меня не было времени для того, чтобы узнать это, так как я уже со всей силы толкала дверь запасного выхода. «Быстрее, быстрее, быстрее!» — чуть ли не кричала я, бешеными глазами ища нужный автомобиль. Когда мы подбежали к машине, я начала барабанить в стекло и кричать, чтобы Джим заводил грёбаную тачку. Через несколько минут мы были на безопасном расстоянии, когда здание стало рушиться. И я совсем не хотела знать, успел ли мистер Дворжак что-то предпринять за эти пять минут. В любом случае, я дышала спокойно, когда мы вернулись в отель.***
Уанслер не говорил со мной. Он закрылся в самой большой комнате и не выходил из неё. Я, стянув с себя платье и накинув белый халат из ванной комнаты, лежала на диване и смотрела телевизор. Почти по всем каналам на всех языках крутили репортажи с места происшествия. «ТЕРАКТ В ЦЕНТРЕ ПРАГИ! Тридцать два человека погибли, трое находятся в тяжёлом состоянии, шестьдесят восемь пострадали, остальные пока что считаются пропавшими без вести…» — успела я прочитать в бегущей строке и со страхом взглянула на картинку обломков и раненых людей, застывшую на экране на несколько мгновений. В голове пролетали неприятные мысли и матерные слова. — Что ты елозишься? — сказал внезапно Джим, кстати, тоже сидевший на диване. — Как ты сказал? О, нет, я нет, ты что, совсем нет… — продолжила я. — Просто я не верю в то, что оказалась в нужное время и в нужном месте. Или не в совсем нужное время… — Но ведь число погибших не так велико. Значит, — Джим запнулся. — Дворжак успел всех предупредить. — Это радует, — я фальшиво улыбнулась и переключила на другой канал. Там вела репортаж грузная афроамериканка, считающая своим долгом тыкать пальцем в обломки. — Господи, можно посмотреть хоть что-нибудь? — Ты, кажется, хочешь поговорить? — спросил Джим фамильярным тоном после недолгой паузы. — С чего ты взял? — я неестественно повысила голос. — Я учился на факультете психологии когда-то… Для меня все эмоции и чувства человека — как на ладони. — О-о-о, — протянула я, пытаясь засмеяться. — Какой ужас. — Да-да, — усмехнулся Джим. — Вот сейчас ты волнуешься из-за своего поступка. Не можешь решить, поступила ты правильно или же нет. Сама ты по натуре очень добрая и самокритичная. Это удваивает твою муку, так как погибли невинные люди. Это накладывается на ужасное впечатление от проведённого вечера. Плюс усталость от перелёта, дорога, стресс после покушения на твою жизнь и на жизнь этой Агаты. И всё это на фоне, — он остановился, но всё-таки не побоялся это сказать, — искренней влюблённости. Как ты ещё держишься? — Ого, — сказала я, оставшись под впечатлением. — Это простой психологический фокус, — проговорил Джим хвастливо. — Нужно просто быть более наблюдательным. — Хм-м-м, — я старалась выглядеть задумчивой. — Это не так уж и сложно! — до меня наконец дошло. — Ты же был со мной всё это время! Ты просто знаешь, что я это пережила. Это же элементарно, хотя и круто! — Да-да, спасибо, — ответил Джим. — И всё-таки, я чувствую, что ты хочешь поговорить. Я весь в твоём распоряжении. Тебе нужно подумать о чём-нибудь другом. Расслабься. — Что ж, эм, — я не знала, как начать. — Могу ли я тебе доверять? Я имею в виду, что ты ведь никому не скажешь? Джим сдержал смешок и кивнул. — Ладно, так и быть. Я никому об этом не говорила, — я бросила взгляд на дверь мистера Уанслера. — Возможно, это связано с моей влюбчивостью. Хотя, это мне не совсем понятно. Я как будто, не знаю, испытываю симпатию что ли, — я задержалась на мгновение перед тем, как раскрыть тайну своего сердца, — к мистеру Уанслеру. И я, как и любой человек во всём белом свете, боюсь, что когда я скажу ему, то чувства окажутся вовсе не взаимными. Или даже хуже. Я скажу так, что всегда была уверена в своих силах. У меня были парни, отношения, и этот барьер в «раскрытии чувств» я обычно как-то обходила стороной. Всё происходило само собой… А тут! Я ничего не понимаю. — Делла, я тебе скажу всё честно. Если у человека есть глаза и уши и он видел и слышал, как ты ведёшь себя в присутствии мистера Уанслера, то он может тут же подумать, что ты в него влюблена. Это видно. Серьёзно. Но, как мне кажется, это видят все, кроме самого мистера Уанслера. И я не могу тебе ничего посоветовать. Могу только сказать, что всё может произойти само собой. — Но я не знаю, что делать! — И не надо. Я вижу, что ты любимица Судьбы, раз за несколько суток спасла собственную шкуру дважды! Возможно, тебе не стоит усложнять свои отношения с этим слепым, — он остановился, — человеком. Я тебе советую положиться на волю божью. Я улыбнулась, стараясь не заплакать от нахлынувшего счастья понимания дружеского совета. Господи, у меня в голове стоял такой кавардак, что никакое литературное мастерство не сможет описать его. В какой-то момент мне стало казаться, что этот взрыв был подготовлен специально для мистера Уанслера, иначе таких совпадений просто не бывает. Я высказала эту теорию Джиму, и он только посмеялся над ней, сказав, что установивший бомбу мог преследовать смерть сразу нескольких лиц, просто ждал, пока они все соберутся под одной крышей. Но потом Джим предположил, что одним из преследуемых мог быть и мистер Уанслер. В общем, мы до поздней ночи просидели с Джимом, обсуждая всемирный заговор, выдвигая различные теории, щекочущие воображение, пытаясь строить планы по спасению человечества и критикуя правительства разных стран. — Что вы здесь делаете? — возник злой голос Уанслера где-то за спиной. — Идите спать, шумите же! — Мы же шёпотом, — хихикнула я, понизив голос. И Уанслер скрылся, громко хлопнув дверью. Я же только пожала плечами и вскоре сама отправилась спать, хотя спать мне совсем не хотелось. Хватит с меня этих светских раутов.