***
Хриплый стон вырвался из груди вместе с очередным гранатовым потоком крови. Кукла на дрожащих ватных ногах ступала по тротуару, оставляя кровавые следы. Неоновые фонари освещали её беспросветную стезю навстречу к предсмертному закату луны, что таким же серпом висела на небе, как наполовину отклеившийся шрам на шее. Ноги онемели так же, как руки. Но она продолжала зажимать рану. Пуля застряла в предплечье. Она чувствовала как свинец передвигается по её плоти, и из красного рта хлынул кровавый кашель. Нервный, отчаянный смех вырвался вместе со слезами. — И все-таки зря я ввязалась во все это безумие, дядя Адзума. Кукла зашлась слезами, кровавыми руками ударив по лицу. Отойдя как можно дальше от проезжей части, наркоторговка рухнула на колени. — Какая ирония, вас погубила ваша сестра, а меня — … Силы полностью покинули тело, и стан наклонился вперед, Кукла ничком упала в объятьях тонко покрывшейся снежной пленкой асфальта. — Снова снег. Кукла протянула руку вперед, на которую падали снежинки. — Снег, снег, погаси красный огонь Дракона. Хлопья снега покрывали черную фигуру, вокруг которой ореолом образовалась кровавая колыбель, погружая в свой сон «злодейку» города. Легкий дымок от сигареты уходил в небо. Сделав очередную затяжку, Шизуо перешел дорогу, направляясь с работы. Непривычно холодная погода заставила даже городскую легенду поежиться от назойливых снежинок. В столь прекрасный снежный вечер в Икебукуро ничего не могло случиться. Ничего такого, что могло выйти за привычный ритм района. Даже истекающая в собственной крови фигура, что перекрывала тротуарную дорожку. Шизуо остановился, опешив на мгновение, но тут же преодолел расстояние, нахмурившись, как только наклонился над поглощённой мраком фигурой, из уголка рта которой стекала струйка крови. Хейваджима присел на корточки, аккуратно перевернув девушку и зажав сигарету меж зубами, удивленно взметнул бровями. Кукла Вуду. И что делать? Позвонить в скорую? Или еще и полицию? Шизуо потянулся уже за мобильником, когда любопытство заставило его потянуть руку к злополучным очкам, скрывающим истинную личину головной боли города Токио. Но хитро замысловатая конструкция оказалась не так проста. Повозившись с ней, Шизуо понял, что очки прикреплены к волосам, которые оказались всего лишь париком. Стянув их, бармен замер. Сигарета выпала из губ, упав на снег. — Ты ведь… — единственная удивленная фраза, вырвавшаяся из уст. Спешные шаги приближались к загадочной паре у тротуара, которую сомкнул полукруг якудза, что пришли по душу Куклы. — Эй, парень, это наша добыча. — Лучше тебе пойти домой и забыть то, что ты видел. Но на их слова не последовало никакой реакции. Хейваджима лишь выпрямился, размяв шею, от хруста которого мужчины вздрогнули, ведь они вспомнили о городской легенде… Снег продолжал окрашиваться в благородный алый под растрепанными каштановыми прядями, чьи кончики горели алыми язычками.***
"Что такое счастье?" — вопрос автоматом стучал в голове, отдаваясь феерическими вспышками-фейерверками, что каскадом застилали глаза. В висках пульсировало, по венам расходились микроскопические иголки, от которых на губах всплывала истерично-счастливая улыбка. — Счастье, хочешь его испытать вновь? — вторил голосом диктора давно забытый безликий наркодилер. Длинные наращённые алые ноготки впились в ткань чьего-то пиджака. — Сны — ты можешь получить свое счастье в снах. Тебе лишь нужно принять Хром. Неоновая вспышка перед глазами отдалась глухим свистом по барабанным перепонкам. Холодный пот стекал по бледному лбу, застревая в темных ресницах. И как только монотонно-деловитый голос диктора исчез, по телу разлилось приятное легкое чувство, наполняющее теплом. — Никки! — звонким колокольчиком зазвенел детский голос. Завеса из темных ресниц приоткрылась, черный зрачок максимально расширился на янтарных глазах. Ребенок, невинной чистой красоты, чьи сверкающие утренним рассветом глаза улыбались шире, чем покусанные губы. — Сестренка, пойдем играть! Зимний ветер откинул в сторону темно-каштановые волосы, вместе с белесым покровом на ветвях деревьев, и детская улыбка скрылась за локонами отдаляющегося ребенка, что мчался к недолепленному снеговику. Воздушные снежные хлопья опускались с ясного неба, покрывая уютный двор, где две миниатюрные девочки, похожие как две капли воды, лепили снеговика. Близнецы, которых не отличить порой даже самым близким людям. Девочки полностью копировали мимику, голоса, повадки и привычки друг друга, как запрограммированные роботы, они одновременно скатывали снежный шар и равняли его бока. Но одна девочка вздрогнула, когда услышала родной голос матери. — Никки, Мики, обед сейчас остынет. Девочка захлопала пушистыми ресницами, меж которых застревали снежинки. Женщина приближалась, неся на лице ласковую улыбку вульгарно красных губ, но почему-то девочка бледнела с каждым её шагом. С каждым её шагом она теряла свое счастье, несмотря на ласковые слова: — Никки, Мики, время принимать витаминки. И две синие таблетки на ладони заставили отдать глухие удары о грудную клетку. Отчаянно развернувшись, девочка прокричала имя сестры и кинулась к ней, но та стояла неподвижно в неестественной позе, запрокинув голову. Ветер унес улыбку так же, как кровавое зарево унесло утреннюю росу. С потрескавшихся губ сестры стекала кровавая линия, что тянулась с подбородка до грязного цемента. — Мама, — прохрипел в судорогах детский голос. — Не трогайте маму… Призрачно появившееся лезвие полоснуло по детскому горлу, открыв скалящуюся рану, откуда хлынул алый поток, брызнувший в глаза Никки. На шее зиял порез, из которого фонтаном хлестала алая струйка. Девочка кинулась к упавшей на снежный ковер сестре и зажала кровоточащую рану, из потресканных губ булькали кровавые пузыри. И хрупкое миниатюрное тело погрузилось в багряное озеро. Никки содрогалась над холодеющим с каждой секундой телом сестры, рухнув на колени, дрожащие руки зажимали зияющую серпом рану. Все погрязло в крови. — Мики! Мики! Не умирай! Пожалуйста! — Никки! — мужской голос, как отрезвляющая пощечина, заставил Никки вздрогнуть, она продолжала тщетные попытки остановить кровь, хрипя от слез. — Никки, очнись! — Я не хочу, верните меня обратно к сестре, к маме и папе! — детский плач вырвался из груди вместе с крупинками горьких слез. Но ледяной поток воды, что подобно лавине, обрушившейся с горы, заставил пальцы пройти сквозь шею сестры и зависнуть в пространстве. Хриплый стон вырвался из груди. Сознание в лице старухи-скряги выронило только что собранную чашу, что вновь разбилась на еще большее количество частичек. Никки продолжала хватать воздух пальцами, будто ища кровоточащую рану. Стеклянные глаза смотрели в никуда, а из груди вырывалось хриплое имя Мики. — Никки, посмотри на меня! Только после легкого удара по щеке юная Авакусу наконец смогла сфокусировать взгляд. Напротив сидел Акабаяши, крепко держащий её за руки, из-под ногтей кровоточили раны. Они находились уже не в клубе. Незнакомая комната, большая кровать, в углу на прикроватной тумбе стоял графин. Только сейчас племянница босса ощутила прилипшие локоны ко лбу — значит, содержимое графина пожертвовали на неё. В пересохшем рту стоял приторно-сладкий привкус, от которого скручивало все органы, игольчатая пульсация все еще терзала виски, не говоря уже о дрожи по всему телу. Никки вновь попыталась зажать пальцами все еще стоящую перед глазами рану, но от собственной беспомощности девушка заревела во весь голос. — Мики! Я не могу ей помочь! Она умирает! Акабаяши был искренне больно смотреть на эту картину. Эффект Хром, отнюдь, принес не только счастливый лепет, которым ворковала Никки первый час, пока он пытался привести её в чувство, и за это время доставил к себе на квартиру, но и жуткие кошмары. Обезумевшая девушка все еще не пришла в реальность, нечленораздельно охрипшим голосом зовя Мики. — Никки, посмотри на меня, — Алый Демон Авакусу заставил девушку повернуть голову в его сторону, но стеклянный потухший взгляд смотрел сквозь него. — Ты все еще спишь, но тебе нужно проснуться. Просто возвращайся в реальность, постарайся. — он провел большим пальцем по щеке, стирая очередную мокрую дорожку. — Кукла! Никки тут же смолкла, словно по переключателю. Акабаяши замер, слова застряли в горле, но все же, проскрипев зубами, как можно спокойнее он продолжил: — Вспомни о настоящем. О своем дяде, об Акане, тебе ведь нужно её завтра проводить на тренировку, я прав? Словно протрезвев, Никки тут же одними губами прошептала: «Отвести Акане на тренировку». Акабаяши понял, что ухватился за нужную ниточку. Возможно, для Никки Акане была параллелью Мики. — Да, Акане твоя сестра. Она очень расстроится, если ты не придешь завтра. Поэтому ты должна взять себя в руки ради неё. — Сестра, — повторила Никки. — Хром. Юная Авакусу наклонила голову набок к руке Акабаяши, мышцы рук расслабились, но Мизуки пока не спешил ослаблять хватку. — Почему она так с нами поступила? — глаза почти прояснились, но Никки все еще не пришла в себя до конца. — Пожалуйста… Никки всем станом подалась вперед и уткнулась лбом в плечо мужчины, содрогаясь всем телом. — Пожалуйста, на оставляйте меня сейчас одну. Мне так страшно. Мне страшно закрывать глаза. Если я усну… Акабаяши отпустил её руки, и приобнял одной руку, ласково проведя по влажным волосам. — Не волнуйся, дядюшка никуда не идет, — в шутливой манере ответил Акабаяши. — Спасибо. Никки вцепилась одной рукой за ворот рубашки, другой обняв мужчину, все еще сотрясаясь от слез и головокружения. Но попытки сохранить ясность не увенчались успехом, юная Авакусу потеряла сознание прямо в руках мужчины, обмякнув безвольной куклой. Алый Демон Авакусу уложил девушку на подушки, присев рядом. Рубашка была в клочья исцарапана и промочена слезами. Но мужчина, не обращая внимания на мелкие проблемы, сжимал кулаки. Неприкрытая, жуткая и опасная аура будто сочилась вокруг этого человека, горькая усмешка всплыла на губах. — Кукла, значит.***
Кишитани Шинра спешно собирал медицинские инструменты в чемоданчик первой помощи и, еще раз взглянув на пациентку, что тяжело дышала, сжимая в пальцах простыни, направился на выход, где столкнулся с Акабаяши, что только что отпустил всю охрану. — Как она? — Никки нужен сон и постельный режим как минимум еще три дня, но она должна прийти в себя в течение суток. Когда это произойдет, сразу вызовите меня. — Слова подпольному доктору давались с трудом, что говорило о том, что он явно не договаривал важную информацию. Встретившись с устрашающим взглядом и натянутой улыбкой, Кишитани нервно сглотнул и сконфуженно проговорил: — Я хотел сказать это лично Никки, но думаю, что и вы сможете передать. Ей не желательно принимать Хром еще раз. — К чему вы клоните? — Если она примет Хром еще один раз… — Шинра не знал, как сказать это как можно тактичнее. — То может умереть. — Вы хотите сказать, что она наркоманка? Кишитани нервно вздохнул, явно чувствуя себя так, словно балансировал на канате между жизнью и смертью. — Это будет слишком громкое заявление. Боюсь, что меня не простят за него. Но да, Хром она принимала уже не один раз. И сейчас её организм выработал привыкание. Если она продолжит приемы, всё может закончиться летальным исходом. Акабаяши казалось, что комната закружилась перед глазами. За один вечер столько информации, а самое главное — новых проблем. И создал их, казалось, самый что ни на есть невинный человек. Телефон Шинры зазвонил, и он, извинившись, поспешно ответил, пока Мизуки прошел в комнату, где в лихорадки грез Никки продолжала звать сестру. Из прихожей доносился голос Кишитани. — Алло, Шизуо? Что-то случилось? Понял. Сейчас подъеду. Ох и ночка, давно не было столько вызовов за один час. Акабаяши-сан, я заеду еще завтра проверить как Никки. — Да, конечно, — на автомате ответил якудза, проводив спешащего на помощь доктора. Густая ночь стояла над многоэтажным домом, в лифте которого поднимался подпольный доктор, доставая электронный ключ от двери, но, увы, тот ему не понадобился. Дверь квартиры оказалась открытой, но, даже заметно насторожившись, молодой врач не подал виду и спокойно прошел внутрь. У многих его пациентов были свои запасные ключи. Но он не помнил, чтобы давал ключ пациенту, которого увидел на пороге квартиры. Взъерошенный, немного потрепанной и непривычно строгий Шизуо, прижав к груди, держал истекающую кровью незнакомку, чье лицо полностью скрывали спешно наложенные бинты.