The Truth Beneath The Rose

В данный момент у Элион было лишь три желания: научиться повелевать временем, дабы ускорить самый долгий и нудный урок истории в ее жизни, хорошенько приложить чем-нибудь тяжелым зазнайку Джейн, которая весь урок шепотом донимала просьбами нарисовать ее портрет, и к которой она имела несчастье пересесть от Элкеми, и — самое главное — как можно быстрее оказаться дома. С Элкеми Браун не разговаривала уже несколько дней, с того момента, когда подруга, толком ничего не объяснив, прислала короткую SMS о том, что не сможет прийти. Да, конечно, у нее могли быть на то какие-то причины, однако в последнее время подобные причины находились подозрительно часто. И на вопросы о том, чем это вызвано, Элкеми отвечала лишь молчанием и потупленным взглядом. В конце концов, Элион это надоело. И она просто начала игнорировать подругу детства. Никогда раньше она даже подумать не могла, что дойдет до такого. Именно поэтому Элион и пересела от Элкеми, предпочтя ей общество самодовольной девчонки по имени Джейн, которая считала себя лучше всех и вся, даже несмотря на усыпавшие ее лицо прыщи. Хотя на самом деле просто больше некуда было пересесть. Впрочем, сейчас для Браун это все же был более предпочтительный вариант, чем деление одной парты с Элкеми. Оторвавшись от рисования уже десятой розы на листке бумаги, Элион все-таки не удержалась от искушения косо взглянуть в сторону теперь уже, наверное, бывшей подруги. Элкеми сидела на том же самом месте, что и всегда, а вот прежнее место Браун сегодня самым наглым образом заняла Вандом. Ее сосед по парте заболел, и потому она поспешила подсесть к Элкеми еще на биологии, вроде как для совместного выполнения лабораторной работы. А сейчас они обе хихикали, рассматривая забавные надписи на парте, сделанные предыдущими выпускниками этой школы, и напоминали старых-добрых подруг. От мгновенно закипевшей злости Элион сжала карандаш с такой силой, что он хрустнул, разломившись на две части у нее в руке. Раньше точно так же каждый урок над этими надписями вместе с Элкеми смеялась она, несмотря на то, что давно знала их все наизусть. — Элион, ну ты же художница! — вновь завела свою песню Джейн, тыкая пальцем в рисунок девушки. — Вон какие красивые розы нарисовала. Нарисуй и меня! Что тебе, сложно что ли? О, до чего же звонок, прозвучавший в этот самый момент, был подобен божественной музыке! — Извини, Джейн, но сегодня я не могу, — ответила Элион, поспешно укладывая свои принадлежности в сумку. — Давай в другой раз. И прежде чем новая соседка по парте успела раскрыть рот, Браун уже стрелой вылетела из кабинета в числе первых. К счастью, в этот день история была у их класса последним уроком, и теперь Элион оставалось лишь забрать некоторые вещи из своего шкафчика, а по дороге домой зайти в магазин, чтобы купить новый набор красок. Но сейчас очень важно было как можно скорее удрать от навязчивой Джейн, которая, вопреки своему вечному самодовольству, вдруг решила, что у нее появилась новая (и единственная) подруга в лице Браун. Из-за этого девушка торопилась так сильно, что не до конца застегнула сумку, и потому когда мимо нее промчался Урия со своими дружками, из нее посыпались листы с незаконченными рисунками. Чертыхнувшись, Элион быстро начала подбирать их, дабы со всех ног бегущие домой старшеклассники не растоптали ее творения. Но как назло, рисунки разлетелись едва ли не по всему коридору, и на то, чтобы собрать их все, у девушки ушло несколько минут. — Кажется, ты потеряла еще один, — краска прилила к щекам Элион, когда она увидела листок с теми самыми розами, которые рисовала на уроке, в руках у Мэтта Олсена. Однако парень этого не заметил и, дружелюбно улыбаясь, протянул девушке рисунок. В это мгновение Мэтт показался Элион еще красивее, чем обычно. — Спасибо, — едва не дрогнувшим от волнения голосом поблагодарила его Браун, принимая листок и стараясь не смотреть в глубокие темно-синие глаза юноши, которые ей всегда так нравились. — В следующий раз поаккуратнее, — все так же улыбаясь, произнес Мэтт, после чего направился в противоположную сторону. Элион облегченно выдохнула, однако тут же мысленно стукнула себя по лбу: какой же дурой она только что выставила себя перед парнем, который ей давно симпатичен! Взглянув на листок с розами, Элион тут же скомкала его и бросила в ближайшую урну. Возле шкафчиков она сразу же заметила Элкеми. Та, как и всё последнее время, была в компании Вилл, Ирмы, Тарани и Хай Лин, и сейчас девушки над чем-то очень громко хохотали. Элион нахмурилась:, а не она ли случайно стала причиной их веселья? Вдруг они видели ее с Мэттом? Однако Браун постаралась отбросить все эти мысли и заставила себя гордо прошагать мимо пятерых девчонок, даже не глядя в их сторону, и как ни в чем не бывало открыть свой шкафчик, назло, находившийся слишком близко к шкафчику Элкеми. — Элион… — начала было подруга, когда смех остальных девушек резко стих. Кажется, Элкеми опять, в очередной раз за эти несколько дней, пыталась завязать разговор и помириться. Ну уж нет! — Не хочу вам мешать, — быстро и резко бросила Элион, наспех запихнув свои учебники в сумку и на этот раз позаботившись, чтобы молния застегнулась до конца. Она даже не захотела обернуться, чтобы увидеть застывшее на лицах девушек удивление ее грубости и отразившуюся на лице бывшей подруги грусть. Подумать только: в этом городе столько людей, во всем мире — и вовсе бесчисленное множество, а она одинока! И почему же раньше она этого не замечала? Хотя, и так понятно, почему: раньше рядом всегда была жизнерадостная и энергичная Элкеми, умевшая всего за несколько секунд заразить своим оптимизмом на весь оставшийся день и поддержать в трудную минуту. А теперь все это в прошлом. У Элкеми появились новые, более схожие с ней по характеру подруги, а Элион осталась в одиночестве. И сейчас, идя по многолюдной улице через вечно оживленный центр города, она ощущала себя совершенно чужой и бесполезной в этом мире. Лишь зайдя в любимый магазин «Все для хобби», Элион почувствовала себя немного лучше. Все-таки была у нее в этой жизни еще одна радость. С удовольствием пройдясь мимо выставленных на витрину наборов для начинающих художников, Браун выбрала нужные ей краски и, расплатившись с продавцом, поспешила домой. Ей уже не терпелось вновь приступить к рисованию, которое она обожала всем сердцем, и которое уж точно никогда не могло подвести или предать ее. В отличие от некоторых… К тому же, за последние несколько дней она напрочь забыла о том, что ей еще нужно было раскрасить недавно нарисованную королеву. Образ женщины, которую Элион изобразила на этом портрете, возник в ее голове спонтанно, однако все равно казался смутно знакомым. Но разве могла Браун где-то ее видеть? Абсурд! И тем не менее, этот рисунок девушке очень нравился, и она даже показала его родителям. Вот только они почему-то отреагировали довольно странно, как-то неоднозначно переглянувшись между собой. Неужели им не понравилось?.. Быстро пролетевшая по дороге машина вывела Элион из раздумий, и только тогда она заметила, что на светофоре наконец-то загорелся зеленый свет. Поспешно перейдя дорогу, девушка уже собиралась повернуть направо, когда увидела новую вывеску прямо напротив только что пройденного пешеходного перехода. Сколько раз она ходила мимо этого здания, оно всегда пустовало, а теперь, похоже, нашелся человек, открывший здесь книжный магазин. Интересно, как давно? Недолго думая, Элион уже собралась было зайти внутрь, однако, взявшись за дверную ручку, с сожалением заметила надпись, согласно которой магазин закрылся всего лишь каких-то полчаса назад. «Ну ладно, завтра у меня на один урок меньше, и я обязательно сюда зайду, — решила Браун, теперь уже точно направившись домой. — Вдруг удастся найти здесь что-то новое и интересное?» *** — Едут, — пригнувшись, дабы его не было видно за густым кустарником, прошептал Олдерн. Калеб кивнул, хотя и сам уже слышал доносящиеся издали цокот копыт и голоса всадников. — Все готовы? — молодой повстанец обвел взглядом свой отряд, которому предстояло сегодня ограбить еще одного знатного рыцаря. Прошло уже два дня после окончания турнира, и многие рыцари, не дожидаясь официального окончания празднеств, уже начинали разъезжаться по домам. Поистине, это являлось настоящим счастьем для повстанцев: когда несостоявшиеся победители турнира отъезжали на приличное расстояние от города, Калеб и его друзья-мятежники могли без особого труда могли нападать на их обозы и добывать приличное количество оружия и пропитания, а после тайно делиться всем этим с бедными горожанами. На этот раз их действия были спланированы следующим образом: два гиганта, обладающие недюжинной физической силой и благодаря серо-зеленому цвету кожи незаметные среди лесной растительности, держали наготове два предварительно срубленных на небольшом расстоянии друг от друга дерева. Как только рыцарь со своими слугами и оруженосцами окажется в этой зоне, великаны сбросят стволы деревьев на дорогу, тем самым не оставляя этим людям ни единой возможности выбраться из уготовленной мятежниками западни. Остальные повстанцы по сигналу Калеба окружат рыцаря и его свиту, и уж тогда начнется битва. Пусть недолгая и небольшая, но все же битва. Тем временем всадники подъезжали все ближе и ближе. Теперь Калеб мог пересчитать их всех: один рыцарь, ехавший впереди всей своей свиты, трое оруженосцев, юных пареньков, примерно ровесников самого молодого повстанца, полтора десятка наемных солдат и пять невооруженных слуг, которых можно было даже не брать в расчет. Мятежников в отряде Калеба было может и не намного, но больше, и отобрал он для этой операции самых сильных, так что преимущество уже было на их стороне. К счастью, женщин и детей среди свиты рыцаря не было, а это означало, что Калебу и его людям не придется лишний раз проливать невинную кровь. Как только всадники и их обозы оказались между срубленными деревьями, гиганты, как и велел им юноша, с необычайной ловкостью скинули стволы на дорогу, так что оба пути, как вперед, так и назад, оказались для рыцаря и его людей закрыты. Они все одновременно резко остановили своих лошадей. Некоторые из попавших в засаду ловко спрыгнули на землю, обнажая мечи и опасливо оглядываясь по сторонам. — Что это за… — громко начал один из наемников, однако договорить ему помешал громкий клич повстанцев, по знаку Калеба выхвативших свое оружие и выбежавших из засады, окружив рыцаря и его свиту. — В атаку! — скомандовал Калеб, и мятежники, вторив его крику, кинулись на опешивших наемников. Однако нанятые рыцарем воины среагировали довольно быстро, и кровавая бойня началась буквально за долю секунды. Несмотря на численное преимущество, повстанцам все же не удавалось завершить битву так быстро, как они рассчитывали. По всей видимости, рыцарь, сейчас вступивший в схватку с Олдерном, был очень богат, раз ему удалось нанять таких профессиональных солдат. Калеб едва успел отбить удар одного из воинов, которого в тот же момент проткнул мечом насквозь вовремя подоспевший на подмогу Дрейк. Тем временем другой наемник выстрелил из арбалета в одного из гигантов, и тот, несколько раз качнувшись из стороны в сторону, рухнул на землю, задавив своим телом сразу семерых повстанцев. Калеб успел заметить это лишь краем глаза в тот момент, когда еще один солдат начал стремительно наступать на него, постепенно загоняя в угол. Дрейк вступил в сражение с другим воином, и теперь прийти на подмогу юноше было уже некому. Звон стали от ударов мечей друг о друга оглушал, и молодой повстанец начинал ощущать, как рука, которой он держал оружие, стала буквально наливаться свинцом от тяжести и напряжения, а наемнику, казалось, все было нипочем. Отбивая и нанося удары один за другим, при этом шаг за шагом отступая назад, Калеб видел ухмылку врага и азартный блеск в его глазах. Недаром говорили, что для наемника любая битва — удовольствие, не сравнимое ни с чем. Сделав еще один шаг назад, ибо все попытки оттеснить врага в другую сторону были тщетны, парень вдруг оступился и споткнулся о корень росшего позади дерева. На мгновение Калеб потерял равновесие, и это самое мгновение едва не стоило ему жизни. Схватившись свободной рукой за древесную кору, при этом содрав на ладони кожу, вождь повстанцев в последний момент успел поднять другую руку со своим мечом и отбить мощный вражеский удар, который мог бы прийтись по его голове. В то же самое мгновение Калеб сумел поставить подножку своему сопернику, и грузный наемник тотчас же свалился на землю. Не дожидаясь, пока тот поднимется на ноги, Калеб со всей силы вогнал меч в горло наемника. Сила есть сила, но ловкость и быстрота в сражении тоже играют немаловажную роль, всегда говорил ему отец. Повстанцам понадобилось еще несколько минут, чтобы расправиться с оставшимися наемниками. Оруженосцы и слуги были убиты еще в самом начале битвы, а вот рыцарь в последний момент вступил в схватку с Калебом и получил от него глубокую, однако не убившую его рану. Осев на землю и истекая кровью, мужчина поднял руки в знак того, что сдается на милость врага. Калеб подошел к нему ближе, держа наготове меч, а остальные повстанцы пристально наблюдали за ним, кто сдерживая перепуганных лошадей, а кто начиная понемногу обирать мертвых. — Твои последние слова, — твердым голосом произнес юноша. На самом деле, в данный момент Калеб чувствовал себя очень мерзко, смотря, как этот уже немолодой мужчина корчится в невыносимых муках. Он умрет в любом случае — через час, возможно, чуть позже. Даже если бы рыцарь и не был смертельно ранен, отпустить его означало бы навлечь гнев Фобоса на всех повстанцев, ведь мужчина непеременно бы вернулся в замок и доложил обо всем тирану. Поэтому несмотря ни на что парень понимал, что ему нужно сейчас убить этого человека. — Вы оказались сильнее, повстанцы, — сморщившись от боли и схватившись одной рукой за рану в животе, процедил рыцарь. — И хитрее… Что ж, теперь это все ваше, — он слегка повернул голову в сторону своих обозов. — Я-то все равно подохну, парень. Давай, добивай скорее, и покончим с этим, — последние слова мужчина едва внятно прохрипел, прежде чем закашлялся. Из его рта потекла тонкая струйка крови. Но Калеб медлил. Одно дело — убивать врага во время битвы, когда от каждого твоего действия зависит, станет следующее мгновение последним в твоей жизни или нет, и ты вовсе не задумываешься о том, что тот, с кем ты сражаешься, — тоже человек, который так же, как и ты сам, борется за выживание. Другое дело — когда этот самый враг, поверженный и ослабленный, смотрит на тебя снизу вверх, ожидая смерти от твоей руки. И пусть в его глазах нет ни капли страха, и он не молит о пощаде, от этого не менее тяжело на сердце. Да, Калебу уже доводилось убивать, и не единожды за всю свою жизнь, но всегда во время честной схватки или же ради спасения дорогих ему людей. Вот только никогда еще ему не доводилось убивать обезоруженного, даже во время грабежа. Да, то, что мятежники делали сейчас — самый обыкновенный грабеж, как бы ни пытались они придумать этому более благородное название, дабы очистить свою совесть. И не впервой за последние два дня они убивали знатных рыцарей и их слуг, дабы забрать провизию, оружие и ценные вещи. А с другой стороны, что же еще остается делать, когда каждый день видишь, как истощенные и измученные старики, женщины и дети, протянув руки, умоляют дать им хотя бы маленький кусочек хлеба или монету? Когда никому из правящей знати, развлекающейся на турнирах и балах, совершенно нет дела до бедствий и страданий прозябающего в нищете народа? И если все мольбы и поклоны остаются проигнорированными захватившим власть тираном? А город тем временем постепенно погибает. Но должен ведь хоть кто-то проявить заботу о его жителях, пусть и таким ужасным способом! Калеб вспомнил слова отца, которые тот однажды произнес, затачивая меч перед одним из набегов: «Дело повстанцев, Калеб — грязное дело, как ни крути. Порой приходится идти на ужасные вещи, которые влекут за собой смерть, а это едва ли возможно как-то оправдать. Но запомни на будущее: иногда нужно убить десятерых, чтобы спасти сотню.» Это он, собственно, и делал последние два дня. — Что, слабо, юнец? — несмотря на невыносимую боль, рыцарь все же нашел в себе силы усмехнуться. — Но других-то… ты… убивал… — говорить ему становилось все тяжелее и тяжелее, а сам он едва не сгинался пополам. Но в следующее мгновение Калеб быстро вогнал меч в грудь мужчины, чуть выше уже нанесенной раны. По бархатной ткани дорогого камзола стремительно начало расползаться еще одно темное кровавое пятно. Дернувшись всем телом в последний раз, рыцарь повалился на землю, и его глаза закрылись навсегда. — Всех мертвых обобрать, а тела сложить в один из обозов, — глухо приказал Калеб, хотя многие повстанцы начали делать это и не дожидаясь его указаний. — Похороним их там же, где и предыдущих. Дол, — он посмотрел на выжившего гиганта. — Понесешь своего сородича. И давайте делать все быстро, иначе и к вечеру не управимся. Юноша еще раз взглянул на убитого им рыцаря. Впервые в жизни ему пришлось убить человека не в бою, а после, когда тот и так уже был одной ногой в могиле. Калеб никогда особо не доверял Богам, но все же решил, что надо будет после сходить к главному алтарю Заветного города и помолиться. Не только за упокоение души этого мужчины, но и за всех тех, кого ему за эти дни пришлось убить. Возможно, Боги, если они справедливы, поймут, что он делает все это лишь потому, что другого выхода нет. И возможно, принеся горожанам ту еду и золото, которые они награбили, ему и его товарищам удастся хоть немного искупить свои грехи. — Калеб все-таки убить его! — кусты рядом громко зашуршали, и через секунду из них возникла зеленая голова Бланка, а вместе с ней и тошнотворная вонь. Хотя Калебу и без того было тошно и мерзко. — Пес Фобоса заслужить это! Калеб — герой! — Да катись ты к черту! — махнул в его сторону рукой Калеб. Проводник лишь пожал плечами и поспешил самым наглым образом залезть в один из обозов, надеясь найти там лакомство или подходящий для продажи товар. После освобождения из тюрьмы Бланк увязался за Калебом и его товарищами, решив, по всей видимости, что обрел новых друзей, и теперь постоянно околачивался рядом, если не был занят какими-то более «важными» делами. Само собой, ни в одной битве хитрое существо участия не принимало, однако все время пряталось в кустах, выжидая, пока мятежники перебьют рыцарей, дабы затем выкрасть что-нибудь ценное. Но сейчас Калебу вовсе не было до него никакого дела. Нагнувшись, повстанец поднял с земли меч рыцаря, который тот выронил за несколько минут до смерти. Красивый, дорогой, остро заточенный — сразу видно, что это оружие принадлежит знатному человеку. Вернее, принадлежало. Калеб сравнил его со своим — старым, грубым, тяжелым на подъем, но тем не менее оказавшимся на деле гораздо более сильным и полезным. Так какой же тогда прок во всей этой красоте и изяществе, если в битве она не значит совершенно ничего? Однако времени с каждой минутой становилось все меньше и меньше, а потому Калеб, отогнав от себя все эти мрачные мысли, нагнулся к мертвецу, дабы обобрать все ценное, что было на нем. Пошарив в карманах рыцаря, юноша обнаружил в одном небольшой, но довольно увесистый мешочек с золотом, а в другом — слегка помятую атласную ленту синего цвета, по всей видимости, оставшуюся от избранницы. Помимо этого повстанец снял с мужчины сапоги. Дорогие, из драконьей кожи — необычайная редкость даже для богачей. Можно было бы забрать еще и камзол, да только он насквозь пропитался кровью и был безнадежно испорчен самим же Калебом. А вот пояс с золотыми вставками был снят с теперь уже мертвого обладателя и спрятан в один из поднесенных товарищем мешков. — Ну, вроде все, — поднявшись на ноги, произнес Калеб. Ему уже не терпелось завершить эту грязную работу и смыть с себя кровь. Повстанец собрался было позвать нескольких мужчин, чтобы они забрали тело, но когда он слегка повернул голову, то его внимание привлек блеск, вспыхнувший на мгновение подобно искре в области шеи мертвого рыцаря. Похоже, на нем осталась еще какая-то незамеченная драгоценность. Дабы проверить это, Калеб вновь нагнулся над телом мужчины и расстегнул верхнюю пуговицу на его рубашке. Действительно, под ней юноша обнаружил золотую цепочку, которую сразу же снял. Это оказался кулон с одним-единственным темно-красным рубином, сделанным в форме треугольника. Увидев его, Калеб необычайно удивился — никогда еще ему не доводилось видеть драгоценные камни такого причудливого вида. Должно быть, эта вещица стоит целое состояние: на вырученные за нее деньги можно будет всех повстанцев накормить! Тогда, возможно, смерть рыцаря действительно стоила того… Парень поднял кулон на уровень своих глаз, рассматривая алые грани треугольника, так красиво переливавшиеся, когда рубин слегка покачивался. Было в этой вещице что-то необыкновенное… Вот только что именно, Калеб понять не мог. «Хм, а ведь красивый кулончик, — подумал он, слегка подкинув драгоценность в воздух и тут же поймав. — Заберу его. Но самое главное — спрятать от Бланка.» Рубин был очень холодным, словно бы никогда и не висел на шее живого человека, однако Калеб не придал этому никакого значения, положив кулон в карман плаща.