The Truth Beneath The Rose

— Я сказал: двадцать золотых. Больше не дам! — грубо ответил оружейник, повертев кинжал в руках и вернув его молодому повстанцу. — Двадцать пять, и разойдемся, — попытался настоять на своем Калеб, сбавив цену вместо требуемых сразу тридцати. На самом деле кинжал с серебряной рукоятью, снятый во время недели грабежей с какого-то убитого оруженосца, стоил гораздо больше. Однако парень знал, что такие барыги, как Юстэс, которому он сейчас пытался продать один из боевых трофеев, скорее переломятся, нежели заплатят настоящую цену. Поэтому Калеб сразу запросил двое меньше — надо же было хоть какие-то деньги на пропитание выручить! — Двадцать два — по старой дружбе. И точка, — отрезал Юстэс. — Если не согласен, иди лесом, парень. У меня и без тебя работы полно. — Ладно, согласен, — понимая, что дальнейший спор будет бесполезен, вздохнул Калеб, протягивая кинжал обратно оружейнику. — И все-таки ты жмот, — не переминул добавить он, пока мужчина отсчитывал монеты. — А еще друг называется. — Дружба дружбой, а налоги растут с каждым днем, — ворчливо отозвался Юстэс, выкладывая на стол последнюю монету. — А мне еще и семью из шести голодных ртов кормить. Будь на твоем месте кто-то другой, я бы и пятнадцати не заплатил, так что это еще по-божески. Все, иди, не мешай работать, — махнул он рукой. — Работай-работай, — усмехнулся Калеб, сгребая монеты в карман. — Только вот в следующий раз ни я, ни мои ребята тебе похищенное оружие не продадим. Посмотрим, что ты тогда будешь своим клиентам продавать. Оружейник лишь усмехнулся в ответ: — Когда-нибудь я сдам тебя Змею, парень. — Так он и тебя прикончит заодно, когда узнает, чем ты промышляешь. Не дожидаясь ответа, Калеб вышел из мастерской давнего знакомого. Такие перепалки между ним и оружейником происходили каждый раз, когда они начинали торговаться. Но юноша знал, что Юстэс, несмотря на все свои угрозы, никогда не сдаст его, потому что сам лет десять назад был одним из повстанцев, но ушел от них лишь из-за страха за свою семью. Тем не менее, настроение Калеба заметно поднялось, когда он, направившись по переулку, ощутил, как золотые монеты оттягивали карман его плаща — на двадцать две монеты тоже можно было наесться до отвала. Половину награбленного на прошлой неделе оружия они с товарищами продолжали распродавать, половину оставили себе для возможности сражаться с солдатами Фобоса, а еду раздали голодающим — в тот день в Заветном Городе был настоящий праздник. И все бы хорошо, да вот только осталась у Калеба еще одна вещица, которая никак не давала ему покоя… «Да что же это за кулон-то такой?» Район, в котором юноша сейчас находился, слыл одним из самых грязных и бедных в столице, однако это было ему только на руку — пожалуй, во всем городе вождь повстанцев мог преспокойно ходить днем только здесь, не опасаясь быть схваченным. Остановившись между двумя старыми домами и убедившись, что поблизости нет никого из местных, Калеб достал из того же кармана, куда сгреб монеты, холодный рубин на золотой цепочке и крепко сжал его в руке. Давно нужно было пойти к ювелиру, которого парень тоже знал еще с самого детства, и продать ему эту штуковину, что Калеб и собирался сделать еще в тот день, когда снял ее с убитого рыцаря… Вот только искушение надеть этот кулон один разок, которому он поддался несколько дней назад, теперь не давало ему осуществить задуманное. Впервые это произошло в тот день, когда они совершили свое последнее ограбление. Кулон был необычным — это было понятно даже по треугольной форме рубина, которую у драгоценных камней юноше никогда ранее не доводилось видеть. Еще более удивлял тот факт, что камень совершенно не нагревался и все время холодил кожу. Первые несколько секунд, когда Калеб надел кулон на шею, это ощущение было настолько неприятным, что юноша уже схватился было за цепочку, дабы снять с себя эту вещицу, когда оно прошло. И вот тогда началось самое странное. Калеб долго не мог понять, что произошло с его слухом — голоса праздновавших победу друзей в соседнем зале Заветного Города вдруг стали слышаться громче и четче, словно массивная каменная стена, разделявшая их, стала намного тоньше. Поразило юношу еще и то, что затем резко улучшилось его зрение — у него никогда не бывало проблем с глазами, однако раньше он не мог так четко разглядеть мелких букашек, проползавших под его ногами. Это насторожило вождя повстанцев, но когда он снял с себя рубиновый кулон, его зрение и слух стали прежними, словно бы ничего этого и не было. Подумав немного, в тот день парень решил, что продажа вещицы могла и подождать пару дней. Буквально через пару дней после этого им с Олдерном «повезло» столкнуться с несколькими лурденами, которые тут же, оскалившись и размахивая дубинами, бросились в погоню за юношами. Калебу пришлось разделиться с лучшим другом, однако сам он в результате оказался в тупике. На этот раз спасительного портала, ведущего на Землю, рядом не оказалось, и потому повстанец понимал, что сражаться с стремительно приближавшимися монстрами придется собственными усилиями. И как раз в этот момент он вспомнил о кулоне, который все это время носил в кармане. Быстро надев его на шею, вместе с ощущением прохлады парень почувствовал прилив сил и энергии, что побудило его буквально самому кинуться в бой. Он не знал точно, почему именно кулон так влиял на него, однако Калеб заметил, что помимо обострившихся органов чувств к его преимуществам добавились еще и необычайная быстрота и ловкость, коих у него, хотя и довольно неплохого воина, ранее все-таки никогда не бывало. Из той схватки он вышел победителем… И по этой причине не спешил теперь продавать кулон. — Эй, парень, может дашь пройти? Вздрогнув от неожиданности и крепче сжав в руке рубин, дабы скрыть его от чужих глаз, Калеб обернулся. Позади него стоял пожилой мужчина, держащий под уздцы запряженную в повозку лошадь. Расстояние между домами было не настолько большим, чтобы они двое могли разминуться. — Конечно, извините, — Калеб поспешно прошел вперед, надеясь, что старик не заметил кулон. Однако тому, по всей видимости, не было до этого никакого дела. Старик даже не взглянул второй раз в сторону Калеба, спокойно проведя мимо свою лошадь. Поспешно спрятав кулон обратно в карман, повстанец неспешно побрел по грязной узкой улочке, размышляя, что ему делать теперь с этой штуковиной. Может быть, отправиться на Землю и расспросить Ян Лин? Эта женщина много лет была стражницей Завесы и наверняка немало знала обо всех этих магических штучках. В том, что здесь была замешана магия, Калеб даже не сомневался. Или все-таки оставить рубин себе? Если он настолько улучшает реакцию и придает столько сил для ведения боя, то это просто незаменимая вещь для дальнейших сражений! Тогда он сможет победить в любой битве и одолеть даже самых сильных и опасных врагов! Вот в чем, собственно, и заключалось все то искушение, уже почти неделю терзающее Калеба и словно бы соединившее его с кулоном. Однако в душу юноши время от времени прокрадывалось сомнение: магия — это ведь вещь гораздо более опасная и непредсказуемая, нежели тысячи даже самых острых клинков. Кто знает, какие последствия могут возникнуть от частого ношения кулона? Вдруг это может убить его? К тому же, время от времени у юноши возникало ощущение, словно кулон сам буквально противился передаче в чужие руки. Конечно, это был полный бред, однако порой складывалось впечатление, будто бы эта вещь была живым существом… «А, черт с ним! Сейчас пойду к ювелиру и покажу ему наконец эту штуковину, — наконец решил Калеб. — Может быть, он знает, что за чары наложены на кулон.» Однако прежде чем направиться в нужную часть города, юноша снова надел кулон ради того, чтобы в случае опасности услышать стражников прежде, чем они доберутся до него. И чтобы в крайнем случае можно было быстрее от них сбежать. Калеб спрятал рубин под рубашку и, дабы его совсем не было видно, застегнул еще верхние пуговицы плаща. От соприкосновения холодного камня с грудью юноша на мгновение почувствовал себя так, словно только что вылез из ледяной воды, однако затем это ощущение как будто бы пропало вовсе. Калеб прислушался. Голоса людей, говоривших внутри дома, возле которого он сейчас остановился, теперь были хоть и не идеально, но все же слышны ему, при том, что поблизости не было ни одного окна. Так он точно сможет услышать лурденов, если те вдруг заметят его… Нужная ведь штуковина все-таки! Тем не менее, повстанец твердо решил разузнать, почему же этот кулон оказывал на него такое необычное действие, и не представляло ли это опасности для него. Калеб знал весь город как свои пять пальцев и потому быстро прикинул, что до лавки ювелира ему идти еще минут десять, не больше. По мере продвижения к намеченной цели юноша старался идти все медленнее и осторожнее и, замечая чей-либо силуэт впереди себя, тут же поспешно опускал голову — с каждым шагом он приближался к центральному району, а здесь нужно было быть начеку: центр столицы постоянно кишел королевскими гвардейцами и лурденами. Однако к ювелирной лавке Калеб, как всегда, подошел со стороны заднего входа, которым пользовался лишь хозяин — ну не таким же дураком юноша был, чтобы лишний раз попадаться на глаза верным псам Фобоса! Как и предполагалось, деревянная дверь была крепко заперта. Однако Калеб знал секретный знак, благодаря которому ему и всем остальным повстанцам всегда открывали регулярно сотрудничавшие с ними торговцы, коих в столице было немало. Выбив по гладкой деревянной поверхности определенный ритм, юноша стал ждать, когда же хозяин откроет, и услышал ли он его вообще. Буквально через несколько секунд слух парня, намного улучшившийся благодаря кулону, уловил тяжелые шаги внутри магазина, а затем дверь перед повстанцем слегка приоткрылась. — Калеб? — выглянувший из-за нее полысевший мужчина озадаченно нахмурил темные брови — он явно не ожидал увидеть юношу. — Какими судьбами? Что, можешь предложить какой-то товар? — Не совсем, — уклончиво ответил парень — на самом деле, он уже и не знал точно, хочет ли продавать этот кулон. Однако показать его стоило в любом случае. — Впусти внутрь, Уотт, тогда все расскажу. — Ладно, заходи. Открыв дверь пошире, ювелир впустил Калеба в свою лавку, после чего закрыл задний вход на массивный железный замок. Вслед за мужчиной повстанец прошел по небольшому тесному коридору, освещаемому одной лишь догоравшей свечой. Свернув направо, они вышли в светлое просторное помещение, где из широких окон открывался вид на городскую площадь. Через них он заметил две широкие спины стоявших снаружи орков — Уотт тщательно берег свой товар и для защиты магазина от ограблений всегда нанимал охранников. Калеб постарался встать так, чтобы его через эти же самые окна не было видно — мало ли, кто мог заметить его с улицы и опознать! Оглядевшись по сторонам, повстанец не заметил совершенно ничего нового. Обстановка в этой лавке была все такой же, как и каждый раз, когда он сюда приходил: все тщательно вымыто, вычищено, и нигде невозможно сыскать ни пылинки. Взор юноши сразу привлекли несколько стоявших у стены деревянных шкафов со стеклянными дверцами. Внутри на каждой полке лежали небольшие бархатные подушечки, на которых идеально ровно были разложены прекраснейшие драгоценности, дразнящие своим блеском и роскошью. — Если нет хотя бы тысячи золотых, то тебе ни одна из этих вещиц не по карману, парень, — заметив его пристальный взгляд, усмехнулся Уотт. Встав возле стола, мужчина достал из кармана особое приспособление из стекла — такое же носила Тарани, и она пояснила Калебу, что эта штука на Земле называлась очки и предназначена была для людей с плохим зрением. Похоже, проводники неплохо на них наживались. — Ладно, что ты там хотел мне показать? — спросил Уотт, протерев очки и надев их. Калеб замешкался. С каждой секундой ему все меньше и меньше хотелось показывать кулон ювелиру, хотя именно ради этого он сюда и пришел. У повстанца вновь возникло чувство, будто бы сам кулон - какой же это бред! - сопротивлялся его намерениям. Юноша пребывал в замешательстве, но в то же время уже подумывал о том, чтобы соврать что-нибудь и уйти отсюда как можно скорее, сохранив боевой трофей у себя. Тем не менее, он все-таки понимал, что ему необходимо было узнать, что же это за кулон такой, и не опасен ли он. — Да недавно мы с ребятами одного рыцаря ограбили, — Калеб говорил об этом совершенно спокойно, зная, что Уотт никогда его не выдаст. Этот человек сотрудничал одновременно и со знатными вельможами, и со скрывающимися в Заветном Городе повстанцами, умело скрывая от первых последних. Как ему удавалось это на протяжении стольких лет, Калебу оставалось лишь гадать. — И нашли у него одну вещицу… — Конечно, сир, проходите, — в этот момент юноше помешал договорить донесшийся с улицы грубый голос одного из охранников. — Знатный рыцарь идет! — мельком взглянув в окно, прошептал Уотт. — Быстро беги обратно в тот коридор и встань за стенкой так, чтобы тебя не заметили! — повелел он Калебу, выпрямляясь и готовясь встречать богатого клиента. Повстанец быстро спрятался, как и сказал ему мужчина, прижавшись к стене и стараясь не шевелиться и не издавать каких-либо звуков. Раз это был знатный человек, Калебу ни в коем случае нельзя было показываться ему — практически все эти вельможи — приспешники Фобоса, готовые убить мятежника за своего господина при первой же возможности, а у юноши из оружия сейчас с собой был лишь старый затупившийся кинжал. Зазвенел колокольчик над входной дверью, и в магазин действительно зашел знатный рыцарь, если судить по дорогой одежде и бархатному плащу. Калебу очень повезло: оттуда, где он сейчас стоял, прекрасно было видно все помещение, а вот его никто там заметить не мог, если бы он сам себя чем-нибудь не выдал. Благодаря улучшенному зрению юноше удалось тщательно рассмотреть вошедшего. Это был высокий и весьма широкоплечий молодой человек, чье лицо показалось Калебу смутно знакомым. Каштановые волосы, зеленые глаза, крупные, но приятные черты лица… Где же он мог его видеть? — Сир Дерек… Неужели это и правда вы?! — удивленно и, казалось, даже несколько радостно воскликнул Уотт. — Сколько же лет я не видел вас в столице. С возвращением! — Благодарю, Уотт, но я здесь ненадолго, — улыбнувшись, ответил рыцарь. — Я ищу одну весьма дорогую вещь и хочу узнать, не у тебя ли случайно она находится? Его голос тоже показался Калебу знакомым. Внимательно глядя на него, юноша начал копаться в собственной памяти, воскрешая в воспоминаниях образы и голоса когда-либо встречавшихся ему рыцарей, однако ни один из них нисколько не напоминал этого Дерека. И лишь когда молодой рыцарь положил руку на эфес своего меча, в голове у повстанца словно что-то перемкнуло, при этом подбросив ему картинку из недавнего прошлого: огненный меч. Это был тот самый рыцарь, которого они со стражницами видели в замке, и на которого не подействовало сонное заклятье! До этого момента Калеб уже практически забыл того человека, державшего в руке меч из пламени и спускавшегося в подземелье. И вот уж кого он точно не рассчитывал увидеть когда-либо еще. — У меня есть немало дорогих вещей, сир, — учтиво ответил ювелир, обведя рукой все шкафы с лежащими в них драгоценностями. — На любой вкус и цвет. Но вас, я так понимаю, интересует что-то конкретное? — Именно так, — кивнул Дерек. — Я ищу один кулон. Эти слова заставили Калеба напрячься. — Золотая цепочка, а на ней темно-красный рубин, — тем временем продолжал молодой человек, описывая нужную ему вещь. — В форме треугольника, — рука слушавшего все это юноши непроизвольно потянулась к груди, касаясь спрятанного под плащом и рубашкой прохладного драгоценного камня. — Хм… — ювелир нахмурился, непонятно зачем сняв и протерев очки. — Ах да, забыл добавить еще кое-что: этот кулон раньше принадлежал Душегубу. Услышав эту фразу, Калеб вдруг резко захотел снять с себя кулон и отбросить его куда подальше. От мысли о том, что эта вещь ранее принадлежала одному из самых ужасных безумцев Меридиана, о котором суеверные крестьяне до сих пор говорили только шепотом, по телу юноши пробежал неприятный холодок, никак не связанный с прохладой рубина. Но несмотря на это повстанец поспешил взять себя в руки и продолжил слушать диалог. — И я знаю, что он купил его именно в твоей лавке, — добавил Дерек, пристально вглядываясь в заметно напрягшееся лицо Уотта. Теперь, когда улыбка сошла с уст рыцаря, он напомнил Калебу тех суровых городских стражей, от которых ему нередко приходилось убегать. — Поэтому даже не пытайся делать вид, будто ничего не знаешь. — Я… — по растерянному взгляду ювелира повстанец понимал, что больше всего на свете его старому знакомому хотелось сейчас оказаться как можно дальше от собственного магазина и в особенности от Дерека. - Да, конечно, я помню этот кулон, — наконец признался мужчина, стараясь сделать вид, будто бы этот вопрос никак его не побеспокоил. — Его сделал еще мой отец. Он был единственным ювелиром в городе, которому удавалось придавать драгоценным камням треугольную форму. Этот рубиновый кулон долгое время покоился на одной из полок, пока однажды на него не обратил внимание тогда еще молодой лорд Рэдле. Ему эта вещь понравилась, и он сразу же купил ее, за очень большую цену. Но сейчас кулона у меня нет. И насколько мне известно, его владелец погиб лет шесть или семь назад при загадочных обстоятельствах. — Да уж, при очень загадочных, — усмехнулся Дерек. — Душегуб просто окончательно свихнулся и сам себя убил. Но это неважно. После его смерти кулон был украден — скорее всего, мятежниками — и пропал без вести. Однако, — рыцарь подошел вплотную к столу и, оперевшись о него руками, чуть понизил голос. - Ты, Уотт, прекрасно знаешь всех и вся в этом городе и даже кое-где за его пределами. И если кулон сейчас находится у кого-то из местных жителей, то тебе наверняка об это известно, не так ли? Учти, если соврешь мне, твои орки тебе не помогут — будешь иметь дело с моими лучшими гвардейцами… И со мной лично. Молодой человек дотронулся до меча, висевшего у него на поясе, и Калебу на мгновение показалось, будто бы на остром лезвии отразились языки пламени. Несчастный Уотт побледнел еще сильнее и быстро промокнул вспотевший лоб платком. Первоначальная радость от встречи с рыцарем испарилась, словно капля воды в очень жаркий день. — Я говорю правду, сир, — ответил он. — Если бы я знал, где можно отыскать этот кулон, то обязательно рассказал бы вам. Но к сожалению, мне это неизвестно — с тех пор, как лорд Рэдле купил его у меня, больше я эту вещь и в глаза не видел. Да и вряд ли кулон находится в этом городе, сир. Меридиан огромен — сейчас эта вещь может быть в любом его уголке. Однако если я вдруг все же узнаю что-то о ее местонахождении, то непременно сообщу вам. — Не «если», а «когда», — твердо произнес Дерек. — Ладно, пока что я тебе верю. Но ведь у тебя большие связи — вот и разузнай с их помощью, находится ли кулон сейчас в столице или в ближайших к ней городах. Получишь щедрое вознаграждение, когда скажешь мне, где его можно найти… А если сам принесешь его мне, то заплачу вдвое больше. И учти, у тебя только две недели. — Как скажете, сир, — закивал головой мужчина. Калебу очень это не понравилось. Этот рыцарь теперь казался ему еще более подозрительным, чем тогда в замке — слишком уж странным повстанец нашел такой жадный интерес к кулону, принадлежавшему когда-то Душегубу. Который теперь висел на шее самого юноши… Все это заставило Калеба резко переменить свои планы относительно показа кулона Уотту, ведь за огромное вознаграждение мужчина тотчас же выдаст его Дереку с потрохами, мгновенно забыв о старой дружбе. Да и о какой дружбе в их мире и в их время могла идти речь, когда большинство меридианцев готово было перегрызть друг другу глотки за одну лишь жалкую монетку? Вот только что теперь сказать ювелиру? — Это не все, — из лихорадочных соображений Калеба стремительно вырвал резко прозвучавший голос Дерека. — У меня еще один вопрос. Не буду ходить вокруг да около: в городе есть вервольфы, выжившие после предательства Прайта? Калеб нахмурился. Зачем ему искать вервольфов, особенно учитывая тот факт, что три года назад их всех перебили вместе с Доннелом Прайтом? Этого человека юноша помнил хорошо. Отец несколько раз брал его с собой, когда ходил на встречу с этим рыцарем, все время мрачным и довольно скупым на слова. Парень знал, что Прайт и рыцари его Ордена были вервольфами — они обратили в себе подобных немалое число повстанцев, добровольно согласившихся на это ради свержения тирана. И в глазах Калеба этот человек и подчинявшиеся ему люди были настоящими героями. Ради того, чтобы спасти народ Меридиана, они обратились в волков и попытались убить Фобоса, однако эта неудачная попытка стоила им всем жизней. И все же, по мнению юноши, именно это был подвиг, достойный настоящих рыцарей и защитников, с которым едва ли мог сравниться хотя бы один из его собственных поступков, совершенных на благо людей. Вот только зачем все это надо Дереку? Уж не хочет ли он сам превратиться в волка-переростка? — Да как же они могли выжить? — от удивления глаза Уотта стали еще шире. — Их же всех если не убили на поле боя, так казнили после или замучили до смерти… Но я попробую что-нибудь разузнать, — тут же поспешно добавил он, с трудом выдержав испепеляющий взгляд нежданного посетителя. — Разузнай, — это прозвучало как приказ. — А еще, говорят, у Доннела Прайта дочка была незаконная. Расскажи мне о ней — уж это ты точно знаешь. — Знаю. Ее мать одно время у меня прачкой была. Рыженькая такая девчонка, Анной звать. Помню еще, улыбалась всегда и всем — просто прелесть была, а не девчушка. Говорят, Прайт очень сильно любил свою дочь, часто дарил ей всякие безделушки, но ко двору не брал. Потом его казнили, мать вскоре померла, а Анну хозяйка того дома, где они с матерью жили, сразу же выгнала. Теперь я эту Анну только время от времени на площади вижу — слышал, она стала служанкой у одной знатной леди. Вот и все, что мне о ней известно. Не знаю, правда, является ли она оборотнем, как ее отец, но все может быть. — Значит, это все-таки она… — медленно произнес Дерек, думая о чем-то своем. — Ладно, хорошо, — он снял с пояса небольшой мешочек с позвякивавшими внутри монетами. — Считай, что это предоплата. За то, что ты мне сейчас рассказал. Теперь разузнай про кулон и вервольфов — тогда получишь в два, а то и в три раза больше. Я приду через две недели за информацией. Все понял? — он протянул мешочек ювелиру. — Конечно, сир. Разузнаю все, что смогу. — А если вдруг вездесущие соглядатаи лорда Седрика начнут расспрашивать, зачем я приходил и что спрашивал, скажи, что я выбирал подарок леди Ровене, моей тете. — Да, сир. Но… зачем вам все это? — осторожно спросил Уотт. — Кулон, вервольфы… — Кулон особенный — и ты даже не представляешь себе, насколько, — ответил Дерек, уже направляясь к двери. — А вервольфы… — он усмехнулся. — Просто личный интерес. Любопытные они создания, знаешь ли. Колокольчик зазвенел во второй раз, и рыцарь покинул магазин, оставив ювелира в напряжении, а повстанца — в недоумении и некотором волнении. — И что это только что было? — когда Уотт махнул рукой в знак, что все чисто, Калеб вышел из своего укрытия. — Что ему нужно было? И что это вообще за Дерек? — Это был Дерек Грендаль, — протирая очки, ответил Уотт. Тот страх, который вызвали у него угрозы рыцаря, моментально испарился, стоило последнему захлопнуть за собой дверь. Юноша понял, что страх этот по большей части был напускным. — Я думаю, про его семейство ты уж точно слыхал. А что он искал, ты сам слышал. — Бред какой-то, — стараясь переварить услышанную информацию, нахмурился Калеб. — Вервольфов давно истребили — даже тех, которые появились три года назад. Подожди-ка… Или кому-то из них все-таки удалось выжить? — среди погибших тогда были и хорошие приятели юноши, поэтому подобная мысль несколько взбудоражила его. — Хм… Возможно, что удалось, — многозначительно взглянув на Калеба, ответил Уотт. Кажется, на самом деле он знал гораздо больше, чем рассказал Дереку. — Ты ведь знаешь обо всем этом гораздо больше, чем сказал, верно? — озвучил эту мысль повстанец. — Так почему не рассказал Дереку? Из-за того, что я вас слышал? — Да ты здесь ни при чем, — усмехнулся мужчина. — Я ему расскажу побольше через две недели — получу больше золота. Вот и вся причина. А про кулон я правда пока не знаю ничего… Но одно могу сказать точно: если эту вещь носил Душегуб, значит она опасна, но при этом очень сильна. Калеб с трудом подавил желание прижать руку к рубину под плащом. Это были всего лишь слова, предположение Уотта — однако они все же заставили юношу мгновенно почувствовать неуверенность. — Так что ты там хотел мне показать? — поправив чуть съехавшие очки, вспомнил ювелир. — Хорошая вещь? — Да… — Калеб немного замялся. С одной стороны, ему очень хотелось достать кулон, рассказать обо всем и отдать эту вещь, избавившись тем самым от нее раз и навсегда. А с другой стороны, какой-то внутренний голос начал тихо, но уверенно нашептывать Калебу убеждение в возможной полезности рубина, которую ему уже довелось испытать на себе пару раз. Наверное, кулон правда был опасен — но тот же голос подсказывал повстанцу, что если драгоценность попадет в руки Дерека, опасность увеличится вдвойне. И Калеб в это поверил, приняв, очевидно, самое глупое и безрассудное решение из всех принятых им за восемнадцать лет. -…Так, ерунда. Одно золотое кольцо, — на ходу соврал он, надеясь, что плотная ткань плаща надежно скрывала крупный камень. — Только вот я, дурак, забыл его дома! — в свой голос юноша постарался вложить как можно больше досады, хотя актерская игра никогда не являлась одним из его талантов. — Пока ты говорил с Дереком, я все карманы перерыл, но так его и не нашел — видимо, случайно выложил… Я тебе завтра его принесу, хорошо? — Ну хорошо, — при этих словах мужчина как-то подозрительно взглянул на повстанца — а не заподозрил ли он чего? — Ладно, тогда пойдем, я открою тебе выход. Пока они возвращались к задней двери тем же путем, которым и пришли, Калеб не переставал думать о том, правильно ли он поступил, однако о том, что пришел сюда, вовсе не жалел — это помогло ему принять окончательное, хотя и рискованное решение: понаблюдать за действием кулона еще немного, а при возникновении малейшей опасности все-таки отнести его Уотту или же Ян Лин. Но не сейчас. — И все-таки, Уотт, — прежде чем выйти за отворенную дверь, Калеб обернулся к ювелиру. — Как ты думаешь, зачем вся эта чепуха может быть нужна знатному рыцарю? Это ведь точно не простое любопытство. Мужчина пожал плечами. — У меня есть лишь одно предположение: не только простые люди, Калеб, ищут возможность свергнуть Фобоса. Среди знати тоже зреет какой-то заговор. При этих словах внутренний голос как-то очень уж довольно усмехнулся. *** Анна всегда радовалась любой возможности покинуть мрачные угнетающие стены замка с его тяжелой мертвой атмосферой и оказаться в городе, полном людей и кипящем хотя и несчастной для большинства, но все же настоящей жизнью. Здесь, на родных улицах, навевающих теплые, но тоскливые воспоминания об отце и матери, девушка все же ощущала себя гораздо более счастливой, нежели при дворе с тетушкой. Поэтому Анна часто использовала всякий предлог для того, чтобы отправиться в город, благо такой находился практически всегда. Сегодня, правда, он был не самым радостным — леди Айра послала ее купить у аптекаря целебные травы для лечения леди Корнелии, которой стало плохо прямо на дворцовой церемонии. Анна была встревожена этим не меньше, чем ее тетя — девушка практически сразу же прониклась симпатией к молодой Хейл и очень боялась, как бы Корнелии вдруг не стало хуже. Однако сейчас, идя по знакомой с раннего детства улице, Анна чувствовала себя счастливой, хотя к этому счастью и примешивалась маленькая, но очень горькая капля сожаления об утрате матери. Когда-то давно, в какой-то другой замечательной жизни, по этой улице шла молодая и очень красивая женщина, ведя за руку маленькую рыжеволосую девчушку, беспрестанно вертящую головой из стороны в сторону и болтающей всякую чепуху, время от времени спрашивая, когда отец вновь придет навестить их. В ответ женщина лишь звонко смеялась и обещала, что он придет совсем скоро и обязательно принесет своей любимой дочурке новый подарок. Девочка радостно улыбалась и хлопала в ладоши, а ее мать только качала головой. С тех пор прошло уже много лет, и теперь по этой улице шла одна только рыжеволосая девчушка, успевшая за эти годы повзрослеть и похорошеть. Мать стала всего лишь воспоминанием, всегда тепло греющим душу, а отца навечно заклеймили так, что ей теперь нельзя было даже говорить кому-либо, что она его дочь. Для Анны они оба — отец и мать, для всех остальных — шлюха и предатель. Остановившись, девушка быстро замотала головой, пару раз даже случайно ударив себя косами по лицу, дабы отогнать от себя эти мысли и воспоминания, пока глаза не наполнились слезами. Анна не любила плакать — она всегда считала, что слезы делают человека слабее и тормозят его, когда нужно уверенно идти по жизни и улыбаться всем невзгодам. Девушка уже не помнила, кто вбил ей это в голову — возможно, родители, а может быть некто другой, кого она уже успела забыть — однако всегда придерживалась поставленного самой собой правила: если чувствуешь, что из глаз вот-вот потекут слезы, улыбайся как можно шире и внушай себе, что все хорошо и ты справишься со всеми трудностями. Анне это всегда помогало, за исключением двух самых ужасных моментов в ее жизни. Только два раза она не могла сдержать слез: на казни отца и перед смертным ложем матери… Но сейчас девушка твердо решила не вспоминать об этом. Никакой грусти! Самое главное — это правильный настрой и хорошее настроение. А еще поспешность, потому что леди Айра приказала возвратиться в замок как можно скорее. Мысленно прикидывая, во сколько ей обойдутся нужные травы и останутся ли у нее лишние деньги, чтобы можно было купить на них один из вкусных горячих пирожков, которые продавали на площади (благо леди Айра всегда разрешала ей тратить немного денег на такие мелочи), Анна ускорила шаг. Девушка сама не заметила, как постепенно перешла едва ли не на бег, что довольно часто с ней происходило — слишком уж подвижной и неусидчивой она всегда была. Вернуться с небес на землю ей помогло лишь резкое и сильное столкновение лицом к лицу с незнакомым мужчиной. Такое с Анной тоже бывало нередко, однако сегодня она превзошла саму себя — быстро оглядевшись по сторонам, девушка поняла, что умудрилась столкнуться с человеком на практически безлюдной и довольно широкой улице. — Прошу прощения, я не хотела, это вышло случайно… — быстро начала тараторить извинения Анна, с опаской поглядывая на мужчину и ожидая его реакции. Обычно в таких случаях люди лишь отмахивались от нее, проходя дальше, и девушка еще долго могла слышать доносившееся с их стороны ворчание, но этот человек почему-то неподвижно стоял на месте, внимательно и пристально глядя на Анну. Взгляд его глубоко посаженных серых глаз буквально пригвоздил ее к месту, и девушка, которая могла бы уже сто раз убежать, напоследок выкрикнув из вежливости парочку извинений, продолжала стоять напротив него. — Извините, — робко добавила Анна, все еще ожидая гневной тирады или чего похуже. Но мужчина все равно не отвечал, глядя на нее так, словно бы запоминал ее и старался запечатлеть в своей памяти каждую мелкую деталь. За это время девушка тоже смогла довольно неплохо рассмотреть его. На вид этому человеку можно было бы дать чуть больше тридцати… А может быть, чуть меньше — Анна всегда плохо разбиралась в возрастных изменениях людей. Его длинные светло-русые и, судя по всему, давно немытые волосы были собраны в низкий хвост, который был переброшен вперед через правое плечо, а жесткие, но не такие уж и некрасивые черты лица выражали сосредоточенность и уверенность. Девушка понимала, что теперь ей бы следовало сделать ему замечание относительно того, как пристально и долго он ее разглядывал, а то и вовсе пройти мимо, однако… Было в нем что-то необычное, что-то не позволявшее ей уйти или вымолвить еще что-либо. Анна вдруг ощутила исходивший от него аромат — вопреки неряшливому внешнему виду довольно приятный, хотя и чуть-чуть горьковатый. Этот запах показался девушке смутно знакомым. Последний раз она ощущала его, когда… — Ничего страшного, — голос мужчины оказался низким и хрипловатым. — Доброго вам дня, Анна. Слегка склонив голову, он приложил к груди левую ладонь и скрестил мизинец с указательным пальцем впереди сведенных вместе среднего и безымянного, гораздо сильнее, чем это мог бы сделать обычный человек. Анна опешила. Нет, такого просто не могло быть! Ей был хорошо известен этот знак — но ведь его носители все до последнего погибли вместе с ее отцом! Не отдавая себе отчета, девушка машинально повторила знак. Ее пальцы сгибались так же сильно. — Откуда вы меня знаете? — Анна была одновременна и растерянна, и удивлена, и испугана. — Вы… тоже… — Нас осталось не так уж много, — спокойным ровным голосом ответил незнакомец. — Я знал вашего отца и очень уважал его. Он был достойным вожаком, и я тоже скорблю по нему. Но знайте, Анна: для таких как мы еще не все потеряно. Надеюсь, мы с вами скоро встретимся вновь. С этими словами мужчина отвесил онемевшей на несколько секунд от потрясения Анне легкий поклон и направился вперед, откуда шла сама девушка. — Подождите! — однако незнакомец никак не отреагировал на ее оклик, словно бы и не услышав его вовсе, и продолжил следовать своему намеченному маршруту. Анна и не попыталась его догнать — почему-то вопреки своей привычной настойчивости она сразу поняла, что ничего ей это не даст. Девушка не смогла бы объяснить, чем была вызвана подобная уверенность — она возникла словно бы на подсознательном уровне. Сбитая с толку девушка направилась дальше, теперь уже гораздо медленнее, нежели до столкновения с этим странным человеком. Впрочем, объяснить его странности Анна могла — не удавалось ей лишь понять, как этот мужчина, кем бы он ни был, сумел выжить три года назад, когда даже ее отец — вожак стаи! — не смог. Девушка была твердо уверена, что все вервольфы мертвы, однако незнакомец точно являлся одним из них — он мог сгибать пальцы так, как это удавалось лишь представителям их расы в человеческом облике, и сумел показать их знак. А горьковатый аромат, исходивший от него, раньше она всегда ощущала от отца — это тоже был один из признаков волков-оборотней. И раз мужчина не захотел остановиться и ответить на мгновенно возникшие у нее вопросы, значит не стоило и пытаться остановить его. Вервольф ничего не расскажет, пока сам не захочет — такова уж их врожденная особенность. Анна прекрасно знала все это, потому что на самом деле тоже была одной из них — вот только превращаться в волка никогда не могла. Убедившись, что поблизости никого нет, Анна еще раз скрестила пальцы на левой руке так, чтобы они образовали знак вервольфов, по которому представители этой расы и отличали друг друга. Нужно будет сказать тете, что она повстречала одного из них, но тогда леди Айра наверняка придет в ужас. Как бы ни старалась эта женщина жить легко и беззаботно, страх от того, что рано или поздно ее вторая сущность вырвется на волю, держал леди Малбек в напряжении с самого детства. Отчасти Анна понимала свою тетю — ей и самой очень не хотелось бы вдруг превратиться в зверя. А вот отец всегда считал иначе. Леди Айра рассказывала, что ее старший брат с самого детства мечтал превратиться в волка, в то время как для их семьи это было невозможно уже почти три столетия. Однако он сумел осуществить свою главную мечту — вот только это стоило ему многого. Прежде чем потерять жизнь, он потерял самое главное — человечность. Хотя он и его стая действовали на благо простого народа, они, тем не менее, превратились в жестоких и кровожадных зверей, что бессмысленно было отрицать. Девушка навсегда запомнила взгляд отца в день казни — прямой и жесткий, с затаенной внутри злобой и агрессией. Взгляд кровожадного дикого зверя, который поверг ее в ужас. И в глубине души Анна боялась, что однажды с ней произойдет то же самое. Но она — не зверь. Она просто юная девушка, не способная ни на что жестокое. «Для таких как мы еще не все потеряно, » — вновь всплыли в голове девушки слова незнакомца. Анна качнула головой. Может быть, вервольфы действительно еще живы. Может быть, они хотят возродить свою расу или что-нибудь в этом роде. Но Анна твердо решила, что к ней это никак не относилось. Кем бы ни был по природе своей ее отец, какие бы наследственные черты девушка от него не получила, она никогда не была такой как они. И никогда не станет. Поэтому будет даже к лучшему, если она, вопреки словам того человека, никогда больше не встретится ни с ним, ни с ему подобными. Она не такая, и этим все сказано. Стараясь отбросить и эти мысли, Анна вновь натянула улыбку на лицо. Самое главное — это правильный настрой и хорошее настроение.