The Truth Beneath The Rose

— Ну так что? — Корнелия нетерпеливо вглядывалась в желтые глаза Орубе. — Ты согласна? На следующий день после разговора с Фобосом девушка решила сама поведать о своей идее базилиадке и попытаться убедить ее в том, что это будет выгодно им обеим. Именно уговором Орубе она в данный момент и занималась. Как и следовало ожидать, бывшая наложница Седрика встретила подробный рассказ и доводы Корнелии с заинтересованностью, однако сохранявшиеся у нее сомнение и недоверие не давали ей согласиться окончательно. — Эту силу я отдам тебе с радостью, — немного помолчав, ответила базилиадка. — Если буду знать наверняка, что после обряда мне сохранят жизнь. Потому что, видишь ли, Его Высочество прямо заявил мне: меня не казнят только до тех пор, пока мой дар имеет для него хоть какую-то ценность. — Об этом я уже поговорила с принцем, — заверила ее девушка, и это действительно было правдой. — И он согласен не казнить тебя и не заключать больше под стражу. Правда, вернуться на Базилиаду никто тебе не позволит, — честно призналась она. — Но согласись, это ведь лучше, чем лишиться жизни совсем или же постоянно мучиться с таким тяжелым и опасным даром? То, что Фобос гораздо более охотно предпочел бы расправиться с чересчур дерзкой базилиадкой, Корнелия прекрасно видела по его глазам, когда говорила с ним об Орубе. Однако она всеми способами попыталась уговорить Эсканора сохранить этой девушке жизнь и свободу, пусть даже относительную, потому что вовсе не желала ей смерти или сильных страданий, как бы сильно ни нуждалась в принадлежащем ей даре. Чужеземка с самой первой их встречи вызывала у Корнелии странную, ничем не обоснованную симпатию, даже несмотря на все совершенные последней довольно неоднозначные поступки, и ей начинало казаться, будто бы со временем, возможно, они смогут стать друзьями. Почему-то девушке очень сильно этого хотелось — быть может, она просто понимала, что из Орубе, не взирая на ее внешнюю враждебность, подруга выйдет более искренняя и надежная, нежели из тех же сестер Орил или каких-либо других юных придворных дамочек? — Лучше, не отрицаю, — протянула базилиадка. — Но все же не могу понять: тебе-то мой дар зачем? Сама говоришь, что он тяжелый, опасный и с ним много мучений. Я тебе могу это подтвердить. Так почему же ты так хочешь его принять? — Он мне нужен, — коротко ответила Корнелия. — Чтобы сделать то, что не получается у тебя. У меня немного больше опыта в применении магии, так что мне легче будет контролировать такую силу, чем тебе. Орубе внимательно на нее посмотрела. — Это нужно Фобосу, а не тебе, — произнесла она. — Если нужно ему, значит и мне тоже. Базилиадка вопросительно вскинула брови, но затем слегка улыбнулась: разумеется, она, как и все, живущие в замке, давно обо всем знала и все прекрасно понимала. — Ладно, так и быть: я согласна, — наконец кивнула Орубе. — В конце концов, мне надело безвылазное сидение в этом замке и то, что меня постоянно заставляют кого-то призывать. Но я согласна только в том случае, если Фобос сдержит слово, и со мной ничего не сделают. — Можешь быть в этом уверена, — заверила ее обрадованная Корнелия. — Я за тебя поручилась. — Что ж, тогда я абсолютно спокойна, — усмехнувшись, ответила Орубе. — Только мой тебе совет. — Я внимательно слушаю. — Если к тебе начнут приходить личности, желающие вернуться к жизни, шли их куда подальше. Иначе проблем потом не оберешься. *** Для того, чтобы обряд прошел успешно, желательно было участие в нем, помимо передающего и принимающего дар, как минимум двух магов, дабы каждый из них контролировал и направлял отдаваемую и получаемую силу с обеих сторон. И Корнелия была немало удивлена, когда в качестве второго посредника Фобос выбрал леди Айру. — Как я уже говорил, своим придворным магам я в таком серьезном деле не особо доверяю, — пояснил Фобос, когда Корнелия спросила, почему его выбор пал именно на эту женщину. — А леди Айра, так или иначе, твоя наставница, и о твоей новой способности ее в любом случае придется поставить в известность. К тому же, она, в отличие от меня, находится с тобой в течение дня гораздо дольше и потому сумеет помочь тебе, если с этой силой возникнут какие-то проблемы. Когда он сообщил об этом леди Айре, та, хотя ее и поразила эта, на первый взгляд, безумная идея, все же согласилась довольно быстро. С неизменной улыбкой леди Малбек пообещала Фобосу, что сохранит все это в тайне и непременно окажет свою помощь в предстоящем обряде, а вечером после состоявшегося уговора, помогая Корнелии писать ответ для матери, заявила девушке: — Ты удивляешь меня все больше и больше, моя дорогая! Пойти на такой риск, решиться принять столь опасный магический дар… Конечно, я должна бы всячески отговаривать тебя, поскольку последствия этого обряда могут быть совершенно непредсказуемыми, — она подмигнула сворачивавшей в тот момент дописанное послание Корнелии. — Однако даже и не подумаю этого делать. Ты — сильная волшебница с большим потенциалом, и твоих способностей хватит для контроля над таким даром. Но самое главное — теперь я уверена: ты поднимешься так высоко, как не поднималась до тебя еще ни одна из фавориток принца. И я помогу тебе в этом, как и обещала. В этот момент, наколдовывая шелковую ленточку для перевязи письма, леди Айра выглядела такой счастливой и довольной, как будто ее воспитанница только что официально стала супругой Фобоса и по совместительству принцессой Меридиана. «Может быть, она просто рассчитывает на то, что я смогу вернуть к жизни ее брата? — внезапно подумала девушка, вспомнив рассказ Орубе о том, что именно Доннел Прайт подтолкнул ее к попытке убийства лорда Седрика. — Но при всем уважении к леди Айре, даже если она начнет просить, делать этого я не стану.» На самом деле, всю ночь после этого разговора Корнелия не могла уснуть, ворочаясь с боку на бок и раздумывая о том, правильно ли она поступает, так сильно рискуя. К собственному стыду девушки, некоторые сомнения и опасения начинали постепенно закрадываться в мысли, немного преуменьшая ее решимость. Но не идти же теперь на попятную! Очень долго Корнелия старалась убедить себя, что бояться ей нечего, что все пройдет гладко, что с помощью этого опасного дара она сумеет помочь Фобосу и, как выразилась леди Айра, подняться выше всех остальных. И где-то уже под утро последняя мысль наконец окончательно убедила девушку в правильности ее действий. Поэтому теперь, когда все было готово, Корнелия почти не колебалась — лишь небольшое волнение не давало ей возможности успокоиться до конца, но она старалась никоим образом не показывать его ни Фобосу, ни леди Айре. Принц привел девушку и ее наставницу в какой-то небольшой полупустой зал, очевидно, служивший специальным помещением для проведения различных магических обрядов. Об этом говорили и древние руны, блестящей краской начертанные в центре комнаты на полу, образуя большой круг, по которому стояли уже приготовленные свечи. Не ожидая никаких приказаний от Эсканора, леди Айра сразу же опустилась на колени и принялась зажигать их с помощью магии. Глядя на то, как ловко и быстро она начала последние приготовления, Корнелия подумала, что ее наставнице не в первый раз доводилось помогать принцу в проведении каких-либо обрядов. — Не волнуйся, милая, — певучим голосом заговорила та, даже не смотря на девушку, но явно ощущая переполнявшие ее эмоции. — Все пройдет прекрасно, вот увидишь. На самом деле, этот обряд еще далеко не самый сложный из тех, какие нам приходилось проделывать. — Так и есть, — согласился с ней Фобос, взмахом руки заставляя загореться на полу магические руны. Причем засияли они далеко не все, а лишь отдельные буквы — те, которые, очевидно, составляли необходимое заклинание. — Провести его вовсе не сложно. — Но ты уверена, что готова пойти на это? — тут же шепотом добавил он, подойдя к Корнелии сзади и взяв ее за руку. Девушка сразу же крепко обхватила пальцами его ладонь, тем самым все-таки выдав свое беспокойство. — Заметь, никто тебя не заставляет, а предложила эту идею ты сама. Я уже предупредил тебя, что буду требовать от тебя очень многого. Если чувствуешь неуверенность, лучше откажись, пока еще есть время. — Нет, — отрицательно помотала головой она. — Я уверена. Абсолютно. Ничего больше не произнеся, Фобос отстранился как раз в тот момент, когда по его указанию два стражника привели в зал Орубе. Посетив днем ранее базилиадку в отведенных ей покоях, Корнелия узнала, что той не разрешали покидать свою комнату просто так и передвигаться по замку без сопровождения как минимум двух охранников, а прибирающиеся и приносящие еду служанки менялись ежедневно, чтобы ни с одной из них пленница не успела подружиться. Наверняка Орубе будет только рада избавлению от такого ужасного режима — а это значит, что, забрав ее дар, девушка окажет большую помощь и ей тоже. Эта мысль еще немного приободрила Корнелию. Бросив недоверчивый взгляд на круг из горящих свечей и сияющих рун, Орубе посмотрела на Фобоса. — Прежде чем мы начнем, не соизволите ли, Ваше Высочество, — даже несмотря на спокойный тон голоса, обращение к принцу из ее уст позвучало с легкой долей насмешки и неприязни. — Рассказать мне, что же именно меня ждет, когда я передам свою способность леди Хейл? Насколько я поняла, вернуться в родной мир мне даже после этого позволено не будет. — Совершенно верно, — сухо ответил Эсканор. — И это будет твоим наказанием за преступление — попытку убийства одного из моих приближенных. Скажи спасибо, что я не прикажу казнить тебя или бросить на всю оставшуюся жизнь гнить в Кавигор — этим ты обязана только леди Корнелии, которая непонятно почему выступила в роли твоей защитницы. Девушка слегка улыбнулась базилиадке, во взгляде которой на мгновение промелькнула благодарность. — И что же мне предстоит в таком случае? — спросила Орубе. — Будешь делать то, к чему тебя готовили с самого детства, — произнес принц. — Воевать. Сражаться в рядах моей армии и убивать не моих подчиненных, а моих врагов. Если не нравится этот вариант, у тебя есть еще несколько — начиная от виселицы и заканчивая скармливанием ларбекам. Можешь выбирать, что душе угодно. Лицо базилиадки не выражало абсолютно никаких эмоций. — Решили все-таки убить меня, но другим образом? — усмехнулась она. — Что ж, так тому и быть. Если уж и умирать, то лучше, пожалуй, все-таки в бою, чем на эшафоте. По крайней мере, наконец-то вновь возьму оружие в руки. Корнелия почувствовала себя несколько неловко — она ведь пообещала Орубе сохранение жизни и безопасность. Девушка даже не думала, что Эсканор отправит базилиадку прямиком на поле боя, где та может погибнуть в любой момент, однако спорить с ним, разумеется, не решилась. Да и вправе ли она протестовать против решения принца, кем бы теперь ему не приходилась? — Мне абсолютно все равно, что с тобой будет, — тем временем с ответной усмешкой ответил ей Фобос. — Ты воительница — только от того, как станешь сражаться, и будет зависеть, выживешь или умрешь. А теперь, полагаю, достаточно пустых слов. Начинаем. Когда они подошли к магическому кругу, Корнелия бросила на Орубе еще один короткий взгляд, без слов спрашивая, не передумала ли она, узнав о том, что ей предстоит сражаться? К облегчению девушки, базилиадка также без слов ответила ей взором, что все в порядке, и подтвердила свою готовность. — Вам нужно встать в центр, друг напротив друга, — дал первое указание Фобос. Придержав подолы платьев, дабы они не загорелись от пламени свечей, обе девушки осторожно переступили границу круга и встали на указанное место. — Теперь вам нужно взять друг друга за руки, — продолжила леди Айра, жестом заставляя свечи загореться чуть ярче. Корнелия и Орубе послушно выполнили и это. Девушка заметила, что одного из браслетов на запястье базилиадки больше не было. — И расслабьтесь, дорогие мои, потому что лишнее напряжение может создать некоторые помехи. — Легко сказать, — тихо проронила Орубе, так, что услышала ее только Корнелия. Ей тоже было не так уж легко преодолеть внезапно усилившееся волнение. Тем временем леди Малбек без лишних слов начала обвязывать их сомкнутые друг с другом ладони какой-то золотистой лентой с белой каймой. Заметив удивленные взгляды девушек, она тепло улыбнулась. — Лента магическая — вываренная в особом зелье. Через нее сила и будет перетекать от одной из вас к другой. — Миледи, наложите на ленту еще заклинание защиты, — Корнелия стояла спиной к Фобосу и потому не видела, что он делал в тот момент, когда заговорил. — Чтобы сила вдруг случайно не вырвалась и не задела нас. — Конечно, Ваше Высочество. Возможно, это вновь была игра ее богатого воображения, но Корнелии показалось, будто бы прежде чем произнести титул принца леди Айра чуть-чуть помедлила, потому что хотела сказать «Зейдан». Когда со всеми защитными чарами было покончено, Фобос встал позади Корнелии, а леди Малбек — за спиной у Орубе, и в руках у женщины девушка заметила какой-то небольшой сияющий предмет, похожий на маленький маятник на ниточке. Очевидно, это была одна из необходимых для обряда магических штуковин, которая позволяла безопасно для себя применять необходимые заклинания — она слышала о них, но самой пользоваться ими никогда не доводилось. А затем Эсканор велел им обеим закрыть глаза и сосредоточиться на собственной силе, при этом стараясь избегать чрезмерного напряжения, и Корнелия перестала видеть что-либо, кроме темноты перед собственными глазами. Теперь она лишь ощущала тепло рук Орубе и мягкость связывавшей их с базилиадкой ленты, чувствовала исходящее от горящих свечей тепло и с трудом слышала приглушенные голоса начавших читать заклинание Фобоса и леди Айры из-за учащенно забившегося сердца. Поначалу не происходило ровным счетом ничего, и это девушку немного насторожило: быть может, что-то пошло не так и потому обряд не получался? Глаза она согласно указанию Фобоса так и не открывала, а потому не видела, что происходило вокруг, но раз принц и леди Малбек продолжали читать заклинание, значит пока все было в порядке. Однако стоило Корнелии лишь подумать об этом, как завязанная на ее руках лента вдруг наполнилась каким-то странным ощущением прохлады, мгновенно распространившейся по всему телу и заставившей девушку вздрогнуть. Судя по тому, как дернулись в тот же момент ладони Орубе, базилиадка тоже почувствовала нечто подобное. Прохлада становилось все сильнее, пока не превратилась в холод, который не в состоянии было разогнать пламя горящих по кругу свечей и который, казалось, все продолжал змеей ползти к Корнелии через ленту, заползая под кожу и наполняя собой сжимающиеся от неприятного ощущения внутренности. Даже через закрытые глаза девушка заметила какие-то светлые пятна, как будто рядом с ней что-то ярко вспыхнуло, а голоса Фобоса и леди Айры, ни на секунду не останавливающихся при чтении заклинания, доносились словно бы издалека. Корнелия зажмурилась еще сильнее и постаралась следовать совету Эсканора, сконцентрировавшись на получаемой силе. А это было непросто, потому что теперь сила уже наполняла ее могильным холодом, сковывая руки и грудь так, будто на них постепенно нарастал плотный слой льда. Корнелия стиснула зубы, чтобы не закричать, хотя язык у нее, наверное и не шевельнулся бы, потому что принимаемый дар начинал буквально парализовывать все тело. Это было мерзкое, до ужаса неприятное ощущение, от которого некуда было деться вопреки единственному оставшемуся в тот момент желанию. И все же девушка терпела, изо всех имеющихся у нее сил стараясь не дрожать и не делать каких-либо резких движений, потому что понимала: в таком случае ничего не выйдет. Нужно было терпеть до конца. И она продолжала терпеть, не зная, сколько времени все это уже длилось. Но затем Фобос и леди Малбек закончили читать заклинание, отчего холод еще больше усилился, но всего на несколько секунд, спустя которые все наконец-таки завершилось. Резко открыв глаза, Корнелия успела лишь заметить, как свечи и руны одновременно погасли, и в тот же момент ноги предали ее, отчего она потеряла равновесие. Упасть ей не дали лишь сильные руки, моментально подхватившие ее сзади, и по-прежнему связывавшая из с Орубе лента, которую леди Айра в тот же момент поспешила развязать. — Все закончилось, — услышала девушка шепот Фобоса над ухом. — Все вышло как нужно. — Как вы себя чувствуете, девочки? — с некоторым беспокойством спросила леди Айра, настороженно оглядывая сначала побледневшую Орубе, а затем все еще подрагивавшую Корнелию. — Какие ощущения? — Никаких, — Орубе пожала плечами. Несмотря на некоторую бледность, появившуюся у нее за это время, выглядела она, в общем-то, вполне нормально. — Сначала была какая-то неприятная прохлада, но потом — ничего. Слова базилиадки немало удивили Корнелию. Неужели Орубе не почувствовала того ужасного холода и жуткого оцепенения, которые испытала за это время она сама? Даже сейчас ее дрожь до сих пор не прошла до конца. Девушка недоуменно мотнула головой. — Странно… А я чувствовала ужасный холод, — прошептала Корнелия, только сейчас осознав, что Фобос по-прежнему придерживал ее за талию, хотя на ногах она стояла уже уверенно. — И до сих пор не могу отойти до конца. Девушка прислушалась к собственным ощущениям. И она поняла, что было причиной ее не проходящей дрожи: в груди явственно чувствовалась какая-то тяжесть, от которой и распространялся холод по всему телу — как будто в области сердца появился огромный кусок не тающего льда, не дающий даже как следует вздохнуть. — Я чувствую что-то в груди, — проговорила Корнелия, рукой прикасаясь к тому месту, где ощущение было самым сильным. — Что-то очень тяжелое и холодное… Так и должно быть? — Да, — подтвердил Фобос. — При таком обряде обычно тот, кто отдает силу, мало что ощущает при этом, а вот тому, кто принимает ее, поначалу приходится тяжело. Ощущения могут быть самыми неприятными. Корнелия подняла на него глаза: — Со своей сестрой ты сделаешь то же самое? — шепотом спросила она, сама не понимая, почему это вдруг заинтересовало ее прямо сейчас. Эсканор отрицательно покачал головой, и при этом его лицо немного помрачнело. — Нет. С ней все будет гораздо сложнее, — так же тихо ответил он. — Чтобы ты окончательно пришла в себя и смогла использовать новую способность, Корнелия, понадобится переждать хотя бы пару дней, — вновь заговорила леди Айра, деликатно не обращая внимание на их перешептывания и с помощью магии избавляя Орубе от появившейся из-за обряда бледности. — Вам обеим лучше всего будет два-три дня отдохнуть. Не так ли, Ваше Высочество? Обернувшись, Корнелия вновь взглянула на Фобоса, в глазах которого без особого труда сумела различить недовольство. Уже успев изучить его нетерпеливость, девушка догадывалась, что ему наверняка хотелось бы, чтобы она применила новый дар прямо здесь и сейчас, однако он вынужден был признавать правоту слов леди Малбек. — Да, так и правда будет лучше, — ответил принц. — Такой дар можно использовать только в подходящем для этого состоянии, не будучи при этом слишком ослабленным. А что касается тебя, — обратился он к до сих пор молча стоявшей рядом Орубе, которая чувствовала себя гораздо лучше девушки. — В качестве заложницы тебе придется побыть еще день или два, пока я не решу, в какой отряд тебя определить. Но если попытаешься за это время выкинуть что-либо, то знай: в таком случае мое помилование для тебя потеряет свою силу. Базилиадке хватило сдержанности промолчать и коротко кивнуть. Тем временем Корнелия заметила, что Эсканор перевел взгляд на леди Малбек, не сводя его с нее ни на секунду так же, как сама женщина какое-то время не отводила глаз от Фобоса. Девушка подумала, что он наверняка с помощью телепатии сказал леди Айре что-то про ее состояние и поручил присматривать за ней, поскольку наставница слегка склонила голову, выражая тем самым согласие. Ледяной камень в груди не спешил никуда исчезать, заставляя Корнелию вздрагивать от холода. Девушка попробовала сделать шаг в сторону, однако в тот самый момент ее словно окатили ледяной водой из ведра, отчего она дернулась и непроизвольно вскрикнула. Перед глазами слегка помутилось, и Корнелия замерла на месте, ощутив, как Фобос несильно сжал руками ее плечи. — Нет, ей точно надо отдохнуть, — встревоженно проговорила леди Айра, взяв ладонь своей воспитанницы. — Корнелия, милая, не волнуйся, скоро это пройдет. Что прикажете делать теперь, Ваше Высочество? — спросила она, обращаясь уже к Фобосу. В ответ принц не произнес ни слова, вместо этого осторожно повернув девушку к себе лицом и, все еще продолжая держать ее за плечи, тихо произнеся какое-то короткое заклинание. В тот же миг его глаза вспыхнули зеленым светом, что Корнелии доводилось видеть уже не единожды, а после этого она сразу же ощутила, как ледяной камень в ее груди будто бы уменьшился в размере и подтаял, отчего сковывавший тело холод пусть и не полностью, но все же отступил вместе с дрожью. Облегченно выдохнув, девушка нашла в себе силы с благодарностью улыбнуться Фобосу, на что он тоже ответил едва заметной улыбкой. — Теперь прикажу вам, миледи, сопроводить Корнелию в ее покои и проследить, чтобы она согрелась, выпила травяного отвара и как следует отдохнула, — ответил женщине Эсканор. — И чтобы при этом либо вы, либо ее служанка находились рядом и не оставляли ее ни на секунду, пока не приду я. Взглянув на Орубе и вспомнив ее вчерашний рассказ о призраках, на который ей пришлось очень долго уговаривать базилиадку, Корнелия сразу поняла, что было причиной приказа Фобоса не оставлять ее ни на секунду. И хотя дрожь, казалось бы, полностью оставила ее после наложенного Эсканором заклинания, девушка невольно повела плечами, словно бы вновь ощутила холод. — Они… уже могут начать приходить? — тихо и осторожно спросила Корнелия, будто опасаясь, что ее вопрос привлечет в этот зал всех духов и привидений, которых раньше она считала лишь глупыми сказками, придуманными для запугивания детей. — Могут, — подтвердил ее опасения заметно помрачневший Фобос. — И судя по всему, они могут еще очень многое, о чем мы пока даже не подозреваем. *** Если на твоей шее оказывается затянута веревка, шансов спастись у тебя очень и очень мало. Если при этом над тобой возвышается огромный жуткий змей, хищно скалящий острые как кинжалы клыки, их нет вообще. Именно эти мысли занимали разум Калеба, пока тот, затаившись в тени переулка, наблюдал за приговоренным к повешению мужчиной, тщетно пытающимся вымолить помилование у лорда Седрика, шипящего перед собравшейся вокруг эшафота перепуганной толпой о заговоре против принца Фобоса и полагающемся за это наказании. Юноша с грустью опустил голову, сожалея, что ничем не мог помочь осужденному бедняге с петлей на шее, со всех сторон окруженному лурденами, готовыми в любой момент выбить опору из-под его ног. Ну да, конечно, только простой сапожник мог планировать убийство Его Высочества или что-то еще в этом роде! Кому же, как не бедному горожанину, едва сводящему концы с концами и не имеющему никакой возможности даже проникнуть в замок, готовить покушение на принца? Нет, причина предстоящей казни этого человека заключалась в другом, и вождю повстанцев она была известна. Вот уже пятнадцать лет Седрик искал убийцу своей матери, леди Серены. И вот уже пятнадцать лет лишались из-за этого жизней все мужчины, попавшие под подозрение либо ставшие жертвами доносов и грязной клеветы своих недоброжелателей. — Умоляю, милорд! — еще пару минут назад мужчина истошно вопил на всю площадь, а сейчас из его горла вырывался лишь с трудом различимый хрип, но Калебу он был хорошо слышен. — Я ни в чем не виновен, клянусь… У меня жена, пятеро детей… Змей склонился над сильно побледневшим и едва не теряющим сознание «убийцей». — И в том, что они лиш-шатс-ся отца и мужа, виноват будет только с-сам отец и муж, — прошипел Седрик. — Который ответит за с-свое прес-ступление по законам Меридиана. — Нет! Умоляю, пощадите! Надрывавшийся мужчина уже не сдерживал слез, где-то в толпе раздавался женский плач, люди бледнели от ужаса, а змей, не обращая ни на что из этого ни малейшего внимания, молча дал знак одному из лурденов-палачей, который одним ударом ноги выбил из-под приговоренного деревянную скамью, на которой тот все это время стоял. Все собравшиеся разом ахнули, когда ноги повисшего в воздухе мужчины в последний раз дернулись, и бедняга навсегда замер, не подавая больше ни единого признака жизни. Седрик довольно улыбнулся, а Калеб, с силой сжав кулаки, поспешил прочь с центральной городской площади и мгновенно нависшей над ней тяжелой атмосферой смерти и безысходности. Смотреть на все это еще хотя бы пару секунд было уже гораздо выше его сил. До Заветного города на этот раз юноша добрался довольно быстро, не переставая размышлять об увиденном. Перед глазами у него до сих пор стоял тщетно пытавшийся вымолить прощение за то, чего никогда не совершал, мужчина — далеко не первый и уж точно не последний из тех, кого прилюдно казнил Седрик, пытаясь отыскать и покарать убийцу матери. Сколько же еще это будет продолжаться? Наверное, пока змей не перевешает и не обезглавит всех мужчин королевства. И как только Фобос позволял ему это? Уж насколько жестоким человеком не был бы он сам, но ведь должен же был понимать, что казнь всех подряд по каким-то нелепым и необоснованным подозрениям и доносам — уже перебор! «Остается лишь надеяться, что мы сумеем прекратить это, поддержав Эльзу,» — с внезапно свалившейся на него усталостью подумал юноша, проходя мимо одного из обеденных залов Заветного города. Сейчас по времени здесь как раз должны были собраться почти все повстанцы, и шум, доносившийся из-за приоткрытых дверей, только подтверждал это, однако у Калеба пока не было желания идти к своим товарищам. Поговорить ему хотелось вовсе не с ними, а кое с кем другим. — Что-то случилось, Калеб? — повстанец невольно вздрогнул, когда услышал раздавшийся позади голос того самого человека, который был ему нужен. Привыкнуть к тому, что отец был жив и здоров, до конца пока еще не получалось. — На тебе лица нет. Обернувшись, юноша заставил себя выдавить слабую улыбку: — Все нормально, отец. Я просто устал. Но… хотел бы поговорить с тобой. — Я тоже, — улыбнулся Джулиан, подойдя к сыну и взъерошив тому волосы — точно так же, как часто делал это в детстве. — Почти сутки прошли, а мы так еще толком и не пообщались. Это было правдой. Появление Джулиана прошедшим вечером потрясло всех повстанцев, однако Калеб был шокирован больше всех. Увидеть отца живым и здоровым после того, как более полугода считал его погибшим — для юноши это оказалось довольно тяжелым испытанием. Бывший вождь повстанцев что-то говорил, рассказывал людям о том, каким образом он выжил и стал оборотнем, призывал поддержать Эльзу, но все это сохранилось в голове его сына какими-то смутными и сумбурными воспоминаниями, поскольку весь остаток вечера он не мог до конца прийти в себя от осознания простой и в то же время невероятной истины: его отец жив. Спустя почти сутки Калебу, конечно, удалось кое-как справиться с эмоциями и трезво принять этот факт, однако видеть как ни в чем не бывало идущего рядом Джулиана все равно было удивительно и даже несколько странно. Поговорить в минувший вечер наедине им удалось совсем немного и недолго — остальные повстанцы, пришедшие в себя гораздо раньше Калеба, буквально расталкивали друг друга, желая пообщаться с вернувшимся вождем и еще раз услышать от него, где и как он провел эти полгода. После ухода Эльзы и Дерека Джулиан остался и пообещал товарищам рассказать все в подробностях, а потому сегодня уже с самого утра он был в центре всеобщего внимания. Но сейчас ему каким-то образом удалось отвязаться от навязчивых слушателей, чему юноша был очень рад. Наконец-то они смогут сказать друг другу все, что хотели. — Расскажи еще раз, как тебе удалось выжить, — спустя какое-то время попросил Калеб отца, когда они оба вошли в комнату юноши и расположились за старым деревянным столом друг напротив друга. — Я до сих пор не могу в это поверить. Вздохнув, Джулиан потер левый бок — там у него остался огромный уродливый шрам от ранения, которое, как все товарищи мужчины долгое время считали, стало для него смертельным полгода назад. — Когда нам пришлось начать отступление, — тихо начал отец, пока парень зажигал стоявшую на столе свечу. — Какой-то ублюдок из армии Фобоса полоснул меня мечом прямо вот здесь, — он задрал край рубахи, и юноша не без содрогания посмотрел на оставшееся напоминание о том роковом дне. Какой же невыносимой, должно быть, была боль от такой раны! — Я моментально рухнул на землю, успев, однако, при этом прикончить того солдата, но наши, естественно, подумали, что я умер. Я не виню их за это, ведь со стороны именно так все и выглядело. К тому же, мы начинали проигрывать, и им нужно было как можно скорее спасаться самим, а не вытаскивать раненых и умирающих. А ведь я точно умер бы, Калеб, если бы не Этан Риборг — вожак вервольфов. Именно он и члены его стаи нашли и вытащили меня и еще нескольких наших, которые пока что были живы. Нам оставалось недолго, и единственным способом спасти нас оказалось превращение в вервольфов. Как раз это Этан и его товарищи сделали. Я провалялся в бреду дня три или четыре, меня лихорадило, я изнывал от боли — но все-таки мне повезло: мое обращение прошло удачно, и я стал оборотнем. Не всем обращенным в тот день удача улыбнулась так же, как и мне. Многие наши не выдержали этого и умерли, но те, кто оказался достаточно сильным, стали новыми членами стаи. — И теперь ты вервольф… — прошептал Калеб, будучи все еще не в силах признать этот факт до конца. — А я думал, их всех истребили три года назад. — Все так думали, — пожал плечами Джулиан. — Но, как оказалось, некоторым удалось спастись. Среди них были и некоторые наши, которых мы все считали убитыми. Помнишь Дака, твоего ровесника, с которым вы часто дрались из-за леденцов в детстве? А старика Джо, который часто рассказывал всякие небылицы о своей службе на Западных островах? Они все уже давно были в стае, когда я тоже оказался в ней. Слушая отца, Калеб не мог поверить своим ушам. Дак, старина Джо… Он хорошо помнил этих людей, но думал, что они были убиты три года назад, а теперь оказывается, и им удалось выжить! Неужели и многие другие из его друзей и товарищей повстанцев, которых он уже успел похоронить, на самом деле были живы и здоровы? — Этан и его товарищи помогли мне стать настоящим вервольфом, — продолжал мужчина. — Научили меня по-волчьи выслеживать добычу, охотиться; по-волчьи слышать, видеть, ощущать. Давали особый отвар, позволяющий не превращаться в волка в полнолуние… До поры до времени. Это было очень непривычно и очень странно, но я быстро привык. И знаешь, Калеб, скажу тебе честно, мне даже понравилось. Волчья сущность, конечно, опасна, но не менее удивительна и прекрасна. Она дает такие возможности, о каких я раньше и подумать не мог! Отец говорил с таким воодушевлением и восторгом, сияя глазами, как это часто бывало с ним раньше, после одержанных повстанцами побед, что не верить его словам было очень тяжело. Однако, вспомнив изуродованные трупы на ветках деревьев, которые Калеб увидел краем глаза на утро после полнолуния, согласиться с утверждением о «прекрасной» волчьей сущности он все-таки не смог. Рука юноши невольно скользнула в карман плаща, где еще со вчерашнего вечера лежал злополучный кулон. Эльза сказала, что с его помощью вервольфов можно контролировать, и именно это она собиралась делать, пока Калеб своим условием не заставил ее несколько поменять собственные планы на счет этой вещицы. Но каким образом это следовало делать? Ведь на самом деле он не имел ни малейшего понятия о том, как правильно использовать магию кулона, и вся надежда у него была на более разбирающихся в этом Ян Лин и стражниц, которых сейчас, к сожалению, рядом не было. Конечно, можно было бы попросить Джулиана превратиться в волка и проверить действие рубина на нем, но… Юноше не хотелось этого делать. Не на родном отце, которого он вновь обрел лишь вчера. Подчинять его своей воле и заставлять под влиянием кулона делать что-либо казалось какой-то ужасной подлостью по отношению к нему. «Я сделаю это, только когда придет время, — твердо решил Калеб. — Или если вервольфы вдруг опять начнут зверствовать против простых жителей. Но не сейчас.» — Хочешь попробовать на мне действие кулона? — казалось, будто еще одной новой способностью отца стало чтение мыслей. Но скорее всего, размышления юноши, как обычно, просто были написаны на его лице. — Давай, я не буду возражать. — Нет-нет, — помотал головой парень. — Не сегодня. Я хотел просто поговорить с тобой, а не превращать это в какой-то эксперимент, ведь мы, как-никак, больше полугода не виделись. Джулиан улыбнулся: — На самом деле, Калеб, эти полгода я наблюдал за тобой, когда у меня была на то возможность, — он протянул руку через разделявшее их расстояние над столом и положил ее на плечо сына. — И я невероятно горжусь тобой. Я был рад, когда повстанцы признали тебя своим новым вождем, когда они с готовностью шли за тобой даже в самый опасный бой, несмотря на риск и страх смерти. Но больше всего я был рад за тебя: за твои мужество и героизм, с которыми ты вел людей за собой, за то, что никогда не опускал руки и не позволял делать этого своим товарищам. За то, что сумел принять правильное решение в отношении Эльзы и сообразил оставить себе козырь, дабы при возможности защитить себя и своих людей. Хотя лично я уверен, что за этой девушкой стоит идти: чем чаще я вижу ее и ее способности, тем сильнее убеждаюсь: передо мной — истинная королева Меридиана… Но сейчас речь не об этом, — мужчина улыбнулся. — А о том, что чем дольше я смотрю на своего сына, тем сильнее убеждаюсь, что воспитал истинного лидера. При этих словах Калеб почувствовал, как расплывается в улыбке, ощутив небывалую радость и гордость. Одобрение отца казалось ему гораздо более важным и значимым, нежели признание нескольких сотен повстанцев, которыми юноша руководил теперь вместо него, все это время надеясь, что получается у него не хуже, чем у прежнего вождя. Но сейчас, когда этот самый бывший вождь говорил о своей искренней гордости за сына, парень ощущал небывалый прилив сил и какого-то светлого и легкого счастья, не испытываемого им, наверное, с самого детства. Он всегда мечтал хотя бы немного походить на отца, перенять его лидерский талант и способность вести народ за собой, вдохновляя его на подвиги, и тот факт, что ему это все-таки удалось, неимоверно его радовал. А подтверждение этого факта в глазах отца радовало особенно. — Но теперь ты вернулся, — через какое-то время заговорил Калеб. — А значит пришло время тебе вновь возглавить повстанцев. Изначально ведь ты был их вождем, и именно ты первым поднял их еще пятнадцать лет на борьбу против Фобоса. Вновь улыбнувшись, Джулиан покачал головой: — Нет, Калеб. Теперь полноправный вождь повстанцев — ты, и именно тебе предстоит вести их в дальнейший бой. А я отныне — член стаи Этана, и этого уже не изменишь. С того самого момента, как я стал вервольфом, мое место среди своих сородичей, пусть я больше и не являюсь лидером. Теперь меня связывает с ними очень многое, а потому я не могу задерживаться в Заветном городе надолго и сегодня же ночью отправлюсь вслед за ними. Нам предстоит еще многое сделать… — он не договорил, однако Калеб смутно догадывался, что именно им предстояло, и ему это очень не нравилось. Но так или иначе, заставить отца остаться против его воли он не мог, хотя от мысли о скорой разлуке после столь кратковременной встречи юноша моментально сник. — Уже сегодня? — растерянно повторил Калеб. — Но… Я думал, ты останешься хотя бы на пару дней, мы ведь так долго не виделись. И все наши рады твоему возвращению, они ведь тебя сегодня целый день не отпускали от себя. Может быть, ты все-таки передумаешь, отец? — Я бы и рад был побыть здесь еще недолго, — вздохнул бывший вождь повстанцев. — Но время не ждет, а Этану необходима моя помощь. Сейчас он нуждается во всех членах стаи — на нас началась настоящая охота, и мы должны держаться вместе, чтобы защищать друг друга. У вервольфов, Калеб, чувство единства и сплоченности развито гораздо лучше, чем у обычных людей. Но мы обязательно еще встретимся, причем довольно скоро, ведь теперь будем сражаться на одной стороне. Думаю, нам еще немало сражений предстоит пройти плечом друг к другу. — Я надеюсь на это, — тем не менее, по-прежнему весьма удрученно кивнул юноша. — Что ж, если тебе так нужно возвращаться к стае, я тебя задерживать не стану. Теперь ты один из них, и помогать им — твой долг. Так же, как и мой — вести за собой повстанцев и заботиться о них. Но скажи, как там Дрейк? — воспоминание о друге и о том, что он, по словам отца, пострадал в полнолуние, заставило сердце юноши сжаться от волнения. — Ты говорил, он скоро станет одним из вас. Ему удастся пережить превращение? — В этом я уверен, — твердо ответил Джулиан. — Перед тем, как прийти в Заветный город, я навещал Дрейка, и для человека, попавшегося вервольфам, твой друг выглядел весьма неплохо. Да, ему было больно и его лихорадило, но уже тогда было видно, что он выживет и превратится в оборотня. Дрейк — сильный и крепкий парень, хотя мои товарищи, признаюсь честно, повели себя по отношению к нему чересчур агрессивно, — отец опустил глаза, избегая при этих словах смотреть на Калеба: либо ему просто было за них очень совестно, либо он сам был в их числе, однако парень уже не стал выяснять, какой из двух вариантов был истиной. Все равно никакого значения это теперь не имело и ничего изменить не могло. — Но, думаю, вскоре вы с ним встретитесь — Дрейк наверняка захочет повидаться с тобой, как только ему станет лучше. Я сам приведу его к тебе, обещаю. — Спасибо, — вот только как он скажет другу про смерть его младшего брата, Калеб даже не представлял. — Так значит, ты уже не передумаешь? — Нет. Прости, сын, я хотел бы провести с тобой еще хоть немного времени, но не могу. Каждый час на счету, да и не желаю я подвергать вас всех опасности. У Фобоса полно магических штучек, и если он каким-то образом выследит мою волчью сущность, это выдаст всех, кто сейчас находится в Заветном городе. Что ж, здесь отец действительно был прав. Подвергать такому риску большое количество людей, живущее в тайном убежище повстанцев, ради кратковременного воссоединения семьи было бы крайне эгоистично, опасно и неразумно. Уж в чем в чем, а в одном Джулиан ни капли не изменился: ни на секунду он не переставал думать в первую очередь о других, а не о себе самом. Черта, необходимая истинному лидеру, которую Калеб старался перенимать у него на протяжении всех восемнадцати лет жизни. — Понимаю, — ответил юноша. — Но когда ночью будешь выбираться за пределы столицы, будь осторожен и постарайся не попасться страже. Сегодня на площади Седрик опять казнил невиновного мужчину. Он возобновил поиски убийцы своей матери, так что теперь расправа с попавшимися патрулям будет еще более жестокой и изощренной. Поджав губы, отец слегка склонил голову и начал барабанить по столу пальцами, чем вызвал недоумение на лице Калеба. Неужели занервничал и передумал уходить? Странно, обычно раньше его подобные опасности никогда не останавливали — напротив, они всегда вселяли в него огромный азарт и желание пройти через них. А сейчас Джулиан почему-то изменился в лице, побледнев не намного меньше, чем тот мужчина перед смертью, и еще сильнее сгорбившись, хотя похвастаться идеально ровной осанкой никогда не мог из-за долгой и тяжелой работы на рудниках в молодости. — Если я вдруг по неосторожности попадусь змею этой ночью, — бывший вождь повстанцев как-то грустно усмехнулся. — То никого искать ему больше никогда не придется, — мужчина поднял на сына такие же зеленые, как и у того, глаза. — Потому что это я убил леди Серену в день переворота. Калеба словно бы оглушило громким выстрелом. — Ты? — юноша ощутил, как из его легких моментально вышибло весь воздух, а сам он от неожиданности покачнулся на стуле, едва не опрокинув его. — Ты убил мать Седрика? — Да, это сделал я, — признался Джулиан. — Я спешил на помощь к товарищам, но мне нужно было убедиться, что сторонники королевы не сумеют им помешать. Я ведь уже рассказывал тебе, что поначалу был на стороне заговорщиков, и теперь очень сильно в этом раскаиваюсь… В общем, дверь в апартаменты семьи Седрика была распахнута, и я вошел туда. Лорда Сигмана к тому моменту уже прикончили, оставались лишь его жена и сын. Именно супругу почившего советника я и застал внутри и прежде, чем она успела превратиться в огромную змею, схватил ее за волосы и быстро перерезал ей горло. Я догадывался, что мальчишка тоже было где-то поблизости, хотя и не видел его — наверное, спрятался в шкафу или за портьерой. Я собирался было найти его, но тут услышал возглас одного из своих товарищей, которого окружили лурдены в коридоре, и бросился к нему на подмогу. Если бы не это, я бы, возможно, стал убийцей еще и невинного ребенка — ведь Седрик тогда, несмотря на свою сущность, действительно был всего-навсего ребенком. А убийство его матери, скажу тебе честно — один из тех моих поступков, от воспоминаний о которых мне наиболее паршиво. Подумать только: все эти годы для свершения своей мести Седрик искал не кого иного, как родного отца Калеба! Именно Джулиан являлся убийцей матери лорда! Юноша не мог до конца поверить в это, и от мысли о том, что стало бы с его отцом, попадись он змею, ему стало не по себе. В памяти вновь всплыл образ дергающегося на виселице мужчины и его последние крики с мольбой о пощаде. Представив на мгновение, как вместо него с петлей на шее точно так же умоляет сохранить ему жизнь отец, парень вздрогнул. — Если бы ты не убил ее, она могла бы убить тебя… — почему-то попытался найти оправдание этому убийству Калеб. Джулиан снова горько усмехнулся: — Мать есть мать, к какой бы расе она не принадлежала. Единственный раз в жизни я убил женщину, которая лишь хотела защитить своего ребенка, но даже не успела ничего для этого предпринять — вот от чего мне очень мерзко и неприятно. Потому что, увидев леди Серену и вспомнив о ее змеиной сущности, я испугался, что сейчас она превратится и разорвет меня на мелкие кусочки. Именно так я и рассудил в тот момент: или она меня, или я ее. Да, эта дамочка, конечно, при жизни была той еще мегерой, это признавали все, но такого точно не заслуживала. — И Седрик так не узнал, что это был ты? — Как видишь, нет, — пожал плечами мужчина. — Тогда он был всего-навсего испуганным малолетним мальчишкой, и потому от страха вряд ли сумел разглядеть или запомнить меня. За пятнадцать лет мы с ним не раз сталкивались лицом к лицу во время боев, так что если бы он узнал меня, то, полагаю, на этом свете меня бы уже не было. «Как нет тех мужчин, которых казнили по обвинению в том, что совершил ты,» — без тени злобы или гнева, но с какой-то усталостью и грустью подумал Калеб. Они с отцом замолчали на долгое время, налив в деревянные кружки воды из стоявшего на столе кувшина и промочив пересохшее от долгого разговора горло. Оба чувствовали, что беседа выходила вовсе не такой, на какую они надеялись и какой ожидали, однако ничего поделать с этим не могли. Почему-то возникало острое и неприятное чувство, что теперь вообще все, с чем им предстоит столкнуться, будет каким-то не таким, как раньше. — Догадываюсь, о чем ты думаешь, — наконец заговорил Джулиан. — О том, что из-за меня было казнено много невинных людей — да, это так. Я мог, конечно, прекратить это еще давно, пойти и признаться во всем Седрику, сдаться на его милость, которой он, конечно, мне не оказал бы… Но я не мог. Мне было страшно? Да. Я не хотел умирать? Тоже верно. Я считал, что поступил правильно, убив змею, успевшую за годы пребывания при дворе королевы отравить жизнь многим людям? Поначалу именно так я и думал. И ведь это было не единственное совершенное мною за всю жизнь убийство. Я надеялся искупить этот грех, когда раскаялся в нем? Да, была такая надежда, и есть сейчас. Вот, Калеб, теперь ты знаешь всю правду. Не знаю, осудишь ты меня или нет, но что сделано, то сделано, и назад ничего уже не вернешь. Осуждал ли он отца? Скорее нет, чем да, хотя дать однозначного ответа на этот мысленно заданный самому себе вопрос вопрос Калеб все-таки не мог. — Я ни за что тебя не осуждаю, — вслух произнес юноша. — Ты делал то, что казалось тебе правильным на тот момент и что, возможно, уберегло от гибели твоих товарищей и тебя самого. Не знаю, как бы я сам поступил в такой ситуации — возможно, точно так же. Даже не возможно — я наверняка именно так бы и поступил. Но эти слова не особо ободрили мужчину. — Это убийство было лишь частью того, о чем я сожалею больше всего, — немного помолчав, произнес он. — А сожалею я больше всего о том, что принял участие в попытке свержения королевы Вейры, которая обернулась для нее гибелью — а вместе с тем и медленной смертью для всего нашего мира. Быть может, мать Фобоса и Эльзы не была самой лучшей королевой, однако и такой ужасной правительницей, какой она тогда казалась многим подданным, тоже не являлась. Мне, дураку, думалось, будто бы без Эсканоров наш мир станет лучше и чище, но тогда я еще не понимал, насколько сильно эта династия срослась за тысячелетие своего правления с Меридианом. Если уничтожить всех членов королевской семьи, наш мир просто рухнет. Понимаешь, Калеб? Пятнадцать лет назад мы чуть не уничтожили весь Меридиан! Калеб медленно кивнул, начиная понимать, к чему клонил отец. — Я видел королеву в последние минуты ее жизни, — тихо добавил Джулиан. — Слабую, угасающую, отдавшую всю свою энергию ради спасения детей… Не уверен, конечно, но мне кажется, что я даже застал тот миг, когда она умерла. И с каждым годом все сильнее убеждаюсь в том, какой огромной ошибкой было то восстание против нее, — он сжал руку в кулак, словно стараясь удержать в нем всю злость — вот только непонятно, на себя или на тех, кто организовал переворот и втянул его в это. — Но теперь хочу исправить эту ошибку. А исправить ее я могу лишь приведя к власти законную наследницу престола — Эльзу, старшую дочь Вейры. Поначалу я сомневался, стоит ли верить ей и идти за ней, но теперь точно знаю: оно того стоит. По глупости своей я участвовал в свержении и фактически убийстве матери, но теперь я сделаю все, чтобы Сияющую Корону получила дочь. Чего бы мне это не стоило. — А ты уверен, что старшая дочь Вейры будет достойной королевой? — поинтересовался Калеб, поскольку этот вопрос волновал его еще с момента первой встречи с Эльзой. Отец усмехнулся: — Ей придется стать таковой, если она желает удержать трон и не обратить в будущем нынешних союзников в своих врагов. По-другому Эльза власть не удержит, какой бы сильной магией она ни обладала и как бы ни уповала на свою ледяную армию. — А если она вдруг все же нарушит свои обещания? — не отступал юноша. — Тогда ваша стая сумеет оказать ей сопротивление? Откинувшись на спинку стула, Джулиан на несколько секунд прикрыл глаза и сцепил руки в замок, как будто размышлял о чем-то важном и не очень приятном. Это заставило Калеба немного насторожиться. — Наша стая, сын, сумеет и не такое, поверь мне. Если Эльза и сделает что-то нам во вред, мы сумеем заставить ее заплатить за это… — он немного помедлил, словно сомневаясь, стоило говорить дальше или нет, прежде чем продолжить. — И вот что я скажу тебе еще, Калеб: постарайся не наделать глупостей и держаться одной стороны с нами. Потому что если мы вдруг станем врагами друг другу, — парень слегка вздрогнул, когда на секунду глаза отца вспыхнули каким-то желтоватым светом, а их пробирающий до костей взгляд, ничем не напоминавший в тот миг привычный отцовский, уперся прямо в него. — Вас не спасет ничто — даже кровное родство с некоторыми из нас. Подумай об этом, сынок, и будь осторожен. Я не хочу, чтобы однажды нам пришлось сражаться друг против друга. Калеб тоже не хотел этого, однако все же прекрасно понимал, что стоит только кому-то из них принять хоть одно неверное решение, и тогда этого не избежать. Да, шестое чувство не подвело его и на этот раз: как раньше действительно ничего уже не будет.