sketches

Кёнсу выплывает из дымки сновидения, постепенно возвращаясь в реальность. Сны парня по-прежнему раскрашены в яркие цвета. За окном барабанит дождь и шумит потревоженная листва. В этом году лето выдалось влажным. Опираясь на свои ощущения, парень понимает, что наступил вечер. В палате рядом с ним кто-то есть. Кёнсу слышит чужое дыхание и мысленно просит гостя больше не приходить. Слишком тяжело проходит каждая встреча. На больничной койке парень лежит неподвижно. Его тело наполовину парализовано. Оставшейся половиной он чувствует давление повязки на глазах, но не может дотянуться к ней, чтобы ощупать. Из-за постоянного пребывания в лежачем положении Кёнсу заметно потерял в весе. Руки, некогда сильные, теперь были усеяны следами от игл капельниц. То, что случилось с ним, Кёнсу не помнит, но знает, что зрячая жизнь окончена. — Уходи, — шепотом произносит парень, не в силах повернуть голову. После аварии Кёнсу потерял не только способность видеть. Он перестал быть частью того мира, в котором находилось его искалеченное тело. В желанные моменты забвения парень вновь стоял на сцене и пел, окруженный толпой поклонников. Он мог быть кем угодно: богатым, знаменитым, красивым и зрячим. Он мог снова улыбаться и смеяться. Но только весь его мир находился где-то там, за гранью. — Я не хочу, чтобы ты вновь приходил. Оставь меня. — Кёнсу… Гость приблизился к постели больного. Его шаги отдавались гулом в голове парня, разрушая идеальную тишину и покой. — Я сказал — уходи. Тяжелый вздох Чонина повис в воздухе, как будто имел реальный вес. Гость дотронулся рукой до холодной кисти Кёнсу и сжал ее как можно осторожнее. В глубине клетки ребер парень чувствовал отвращение к самому себе и происходящему в целом. То, что было между ним и Чонином осталось в прошлом. И возвращаться к той жизни Кёнсу больше не хотел. Мягкое касание губ осталось на тыльной стороне ладони. Чонин болезненно зажмурился, не в силах сдержать слезы. Он прижимал костлявую руку любимого человека к губам и плакал. Кёнсу желал сейчас же забыться, но сон не шел рядом с Чонином. Его сознание всегда оставалось ясным, когда гость находился в палате. — Я прихожу к тебе дважды в неделю. Почему ты не хочешь видеться со мной? — Я не хочу говорить об этом. — Я же люблю тебя, Кёнсу. Скажи, почему ты не хочешь признать этого? То, что я делаю, не достаточно? Благодаря Чонину парень находился не в государственной больнице, а в частной лечебнице. Рядом с ним всегда находились сиделки, которые ухаживали за пациентом. Но Кёнсу подобная забота не давала ничего. Он неспособен вновь полюбить Чонина также, как неспособен выдавить слезы из своих несуществующих глаз. — Уходи. Я прошу тебя. Еще пара шагов. Слишком громких для небольшой палаты. Перегнувшись через ограждение кровати, Чонин целует щеку парня, оставляя на ней влажный след. Все, что чувствует Кёнсу, — это холод. Он готов терпеть, зная, что гость не задержится надолго. Звук движущейся тележки проносится по коридору. Вскоре дверь в палату открывается, пропуская внутрь сиделку. Она принесла обед, по запаху чувствует Кёнсу. Все то, что парень может глотать, не испытывая трудностей. — Вы уже проснулись. Я не помешала? — Я рад, что ты вернулась, — отвечает Кёнсу. — Я пойду, — бросает Чонин, тут же удаляясь. — До скорого, господин Ким, — прощается женщина, подвозя тележку ближе к постели пациента. — Сейчас мы с Вами чуть-чуть приподнимемся. Спинка кровати плавно поднимается, позволяя Кёнсу оказаться в сидячем положении. Он слышит приготовления сиделки к ужину и молча ожидает. — Ой, господин До. Вы что, плакали? То есть, пытались… — Что за глупости? — Нет, все в порядке. Хотите, я после почитаю Вам? Стихи подойдут? — С удовольствием, — отвечает Кёнсу, ощущая сухость в горле. — Можно попросить Вас больше не пускать этого человека в палату? — Но почему? Он Вас очень любит. Это видно. — Он — чудовище, — теряя голос, парень проваливается в небытие.