Параллели

Шевченко усадил меня на кровать в своей комнате, которую предварительно застелил, после чего, почему-то краснея и постоянно одергивая свой халат, буквально выскочил из комнаты, заявив, что ему срочно нужно в душ. У меня даже мысли закрались о том, что я отвлек этого блондинистого пиздюка от чего-то очень интересного. Наверняка валялся в кровати и смотрел порнушку, а тут я, так не вовремя. В горле моментально пересохло, я почему-то был уверен в своей правоте. Не может человек, который просто спал вот так краснеть, бледнеть и смущаться при виде меня! Да и выглядит Шевченко сейчас так, как будто его неплохо так трахали, а я помешал. Отмахиваюсь от дурацких мыслей и оглядываюсь по сторонам. Нужно отвлечься и не думать о том, чем же именно занимался Данила, пока я его не потревожил. Совсем не удивлюсь, если он действительно просто спал, а у меня окончательно съехала крыша, и напридумывал себе непонятно чего. Комната у Шевченко была красивая. Больше, чем вся моя квартира вместе взятая, наверное. В светло-бежевых тонах, здесь я чувствовал себя спокойно и уютно, несмотря на то, что от любой вещи из интерьера разило дороговизной и пафосом. Тем не менее, это было элегантно и со вкусом, за что я не мог мысленно не плюсануть неплохому вкусу зажравшегося мажора. Усмехнувшись, я зацепился взглядом за ноутбук, который был небрежно брошен на кровать и находился в спящем режиме. Мысль о том, что Шевченко смотрел порнуху перед моим приходом заиграла новыми красками. Сам знаю, что неприлично и низко трогать чужие вещи, но любопытство пересилило. Щелкнув по клавишам, я моментально оживил ноутбук, при этом внимательно прислушиваясь к любым шорохам. Спалиться перед Шевченко будет непростительно. Никакой порнухи я не нашел, зато открытая вкладка со страницей Дани Вконтакте и его переписка с какой-то незнакомой девушкой привлекли моё внимание. Возможно, я бы даже и не стал читать его переписку с некой Ниной Лютовой, если бы не диалог, который Данил так и не удосужился закрыть и не последнее сообщение девушки: «Если запал на своего бэд боя, так и скажи. Никогда не думала, что ты такой трус, Шевченко. Хоть себе признайся». Я не мог не пролистать назад, уже зная, кого именно имела ввиду девушка. Дышать стало неимоверно тяжело, я листал переписку Шевченко с незнакомой мне девушкой и осознавал, что его симпатия мне не просто показалась. Вернее, её не было вовсе. Сначала появилась какая-то неправильная юношеская влюбленность, которая переросла в ломкую и едкую любовь. Это, если цитировать самого Даню. Стало как-то не по себе, не каждый день читаешь переписку влюбленного в тебя человека, который открыто говорит о том, какой ты мудак и идиот, но тем не менее продолжает за тебя цепляться. Даня многое рассказывал этой девушке. Например, о том, какой я красивый, особенный и интересный, но в то же время он не забыл упомянуть о моем несносном характере, самовлюбленности и зазнайстве (странно, мне всегда казалось, что последние три пункта – это именно его характеристика). Было странно читать сообщения о том, что у меня красивая улыбка, что я забавно морщу нос, когда с чем-то не согласен, что я обожаю черный кофе без сахара, о том, что у меня самые божественные и сексуальные татуировки, которые хочется облизать от начала до конца, о том, что чаще всего я выгляжу уставшим по понедельникам, вторникам и четвергам (бурные выходные и ночные смены в баре дают о себе знать), о том, что не смотря на моё материальное положение я куда более выигрышно смотрюсь в глазах многих людей, нежели сам Шевченко и о том, что иногда ему хочется быть мной, но больше со мной и куда чаще подо мной (опять же, цитата). Осознание накатывает липкой тягучей волной, от которой я почему-то начинаю задыхаться. В другой ситуации я бы высмеивал чувства ботана, кидался бы в него обидными словами, долго хохотал бы и, конечно же, рассказал бы об этом всем своим друзьям и одноклассникам. Но сейчас даже мыслей нет о том, чтобы как-то обидеть Шевченко и поглумиться над ним. В голове слишком пусто, а его рассуждения обо мне почему-то задевают за живое. Меня никто и никогда не любил по-настоящему. Даже мама. Она лишь возлагала надежды, при этом всё больше топя меня в проблемах семьи и убивая мою веру в ту самую любовь. Все девчонки и парни лишь крутились возле меня и пищали от восторга, потому что я всегда мог их защитить и всегда был в центре внимания. Не обязательно быть богатым мажорчиком, чтобы тебя любили, - хулиганы всегда будут в моде и почёте. Только вот Шевченко так не думал. Он не гордился моим поведением, он называл меня циничным говнюком, говорил, что я сопьюсь или сдохну от передоза, если не возьмусь за ум. Но тем не менее, он любил меня. Как-то по-своему. Болезненно, скрытно и всем сердцем, от чего у меня в горле образовывался ком, а глаза неприятно покалывало. Странно было чувствовать себя кому-то нужным. Но ещё более странно было читать слова Дани о том, что его чувства - это всего лишь глупая ерунда. Я не мог согласиться с этим утверждением, хоть и отрицать что-то тоже было бессмысленно. - Чего ты хотел, Звягинцев? - бодрый голос одноклассника вывел меня из ступора и заставил вздрогнуть. Я быстро захлопнул крышку ноутбука и кинул его обратно на кровать, при этом сталкиваясь с нечитаемым взглядом Шевченко, который смотрел как будто бы мимо меня. - Дань, я... - слов не было. Я не знал, о чём говорить. Проблема с проёбанным мной айфоном казалась сущей ерундой по сравнению с проблемой, которая возникла сейчас. Я не должен был приходить к нему, не должен был читать чужие сообщения и копаться в чужом грязном белье. Но тем не менее, я сделал всё это. И, более того, так глупо спалился. - Это то, что я думаю? - Шевченко как-то печально улыбнулся, после чего швырнул ноутбук прямо на пол, и развалился на кровати рядом со мной, устало вздыхая и прикрывая свои красивые, но холодные глаза. Стало как-то не по себе, наверное, впервые я не знал, как себя повести и что сказать. Я не мог не высмеять его, но и не мог признаться в ответных чувствах. Это было бы нечестно с моей стороны. Хотя о какой честности может идти речь, когда я прочитал то, что предназначалось совсем не мне? - Зачем ты пришел? - холодный и пустой голос Данилы резко ударил в голову, заставляя почему-то поёжиться. Говорить не хотелось, мой рассказ про телефон сейчас будет казаться еще более отвратительным, чем раньше. Сейчас больше всего на свете хотелось просто прижать к себе Даню и молчать. Без обещаний и каких-то планов на будущее. Просто с ним мне было бы легче верить в то, что я ещё чего-то стою. Но Даня закрыл глаза, говорил отстраненно и даже не смотрел в мою сторону. Он разочаровался во мне. Абсолютно точно. Образ независимого, свободного и дерзкого парня, которым явно видел меня Шевченко, разлетелся как мыльный пузырь. - Я не смогу вернуть тебе телефон, - вбиваю гвоздь в крышку гроба, - Отец вытащил его из моей куртки и пропил. Я заработаю деньги и верну. Все до копейки. - Конечно, отец, - жестко ухмыльнулся Шевченко, после чего резко распахнул глаза, сел и с презрением посмотрел на меня, - Звягинцев, ты хоть раз можешь признаться в том, что происходит? Ты просто пробухал мой айфон, я не удивлен, знаешь? Я даже не удивлен тому, что ты рылся в моем ноутбуке и наверняка читал переписку! Так ведь? Можешь не отвечать даже... Я не собираюсь заявлять на тебя в полицию или еще что-то, это лишнее. Просто не трогай меня, хорошо? У нас с тобой осталось две недели занятий. Ты ходишь на мои уроки и не мешаешь мне спокойно жить, а когда все закончится, просто отваливаешь, хорошо? - Дань, не нужно бояться, я не буду никому рассказывать... Шевченко смеётся надрывисто и ломко, так, как будто вместе со смехом он хочет выплюнуть всю свою затаённую боль и обиду. - Ты не пойдёшь против меня, и мы оба это прекрасно знаем, - холодно произнес Данил, - И не обольщайся на счет переписки, это всё... - Это всё образ, - усмехнувшись, перебил я Даню, - все твои мысли обо мне, о том, какой я. Ты сам меня придумал. Ну, то, каким видишь меня даже в переписке с этой девчонкой. Я никогда не был бунтарём и борцом с системой. Я иду против правил не потому, что хочу что-то изменить, - мне просто скучно. Ещё я очень эгоистичный и мнительный, но есть люди, ради которых я пожертвую самым дорогим, что у меня есть – собой. Я ненавижу своего отца и очень люблю свою мать. Но за то, что она когда-нибудь погубит нас из-за своей любви к отцу, я ненавижу её больше, чем его. Три месяца на каникулах я работал каждый день в кафе и в супермаркете, чтобы помимо денег на еду накопить себе на татуировки о которых давно мечтал. И... - Звягинцев, проваливай, - его голос по-прежнему отдает холодом и откровенной злобой. Не говоря ни слова, я просто поднимаюсь с кровати и выхожу из комнаты, отчетливо осознавая, что упустил что-то важное и нужное для нас обоих.