Remember me (Вспомни меня)

       — Вспомни, Гермиона. Прошу, — пробормотал Драко. — Пожалуйста…       В полной тишине.       И зажмурился.       Чёрт побери!       Каким же идиотом, должно быть, он выглядел со стороны?..       В этой дьявольской пустоте слышалось только тихое-тихое дыхание жены.       И он. Мерлин. Сходил с ума!       Его кидало то в жар, то в холод от долбанного нетерпения!       Но чего, ради всего святого, он, Малфой, ожидал?       Что Гермиона возьмёт, да и очнётся, как по мановению волшебной палочки?       Или что он сам проснётся?       И вдруг всё это окажется кошмарным сном? Наваждением?       Проклятием.       Отличная тактика защиты, Малфой! Двадцать очков Слизерину!..       Однако с проклятием, скорее всего, — в точку.       Что ещё это может быть?..       Гермиона ведь совершенно точно не могла спасовать от какого-то хилого заклинания!       Секретные документы таможни не могли оказаться в комоде у Лаванды Браун.       И Астория Гринграсс по всем законам логики не могла гулять у входа в больницу им. Святого Мунго…       Но ведь всё это так, чёрт возьми!       А Драко даже не знал, сколько прошло времени с тех пор, как пришлось резво протрезветь… Как взгляд не мог сфокусироваться на чернильных строчках письма.       Но судя по тому, что коленки затекли намертво — он сидел здесь, на хлипком стуле в изголовье кровати жены, уже несколько часов.       Не верил.       Пытался запретить себе анализировать.       Запретить видеть, то что видел, но…       Всё равно не мог глаз оторвать от подрагивающих длинных ресниц.       И это казалось настолько странным и страшным одновременно — его жена…       Его жизнь. Гермиона.       Боже. И жива и нет.       Хватит ли сил уложить это в голове?       И как, к дьяволу, вообще смириться с подобным?       В его, Малфоя, жизни было не так много потерь.       Бабуля-Блэк.       Люциус. Каким бы он ни был.       Но он был отцом.       А Драко до сих пор по-детски уверял себя, что Люциус так и гниёт в одной из камер Азкабана.       Здесь — другое.       Как бы адски не хотелось убедить себя в том, что Гермиона просто спит…       Пусть слишком крепко, чтобы проснуться. Чтобы услышать его…       Что-то, тяжело сидевшее у него, Малфоя, на плечах, противно шептало прямо в ухо: «Она умрёт. Умрёт так же, как Люциус.».       Дэвис сказал, что вероятнее всего, Гермиона не придёт в себя.       Говорил о каком-то выборе…       Но, ради всего святого, разве можно всерьёз рассуждать о выборе между жизнью и смертью?       Как можно выбрать небытие?..       Она всегда хотела жить!       А теперь, выходит, впереди ничто.       Смерть. Пустота, насквозь пропахшая тленом. И тишина.       Спокойствие.       Может этого ей всегда не хватало?       Единственное, чего Гермиона хотела от жизни — чтобы её оставили в покое…       Наверное.       Однако она никогда не говорила об этом.       Значит, только там её желание может сбыться? Их семью никогда не оставят без внимания — слишком противоречивый союз между ними. Изначально.       Гермиона — героиня войны, а он, Малфой — сын Пожирателя смерти.       Вот ведь угораздило!       Никогда. Ни разу ещё Малфой не боялся настолько. Казалось, будто он останется один в этом мире…       И никогда, никто не сможет понять его так, как Гермиона. Она — единственный человек, сумевший вытащить его из болота, полного страха, лжи и боли.       Пришла на помощь тогда, когда надежды уже не было.       Она — луч света. И если она уйдёт…       Господи.       Он не переживёт.       Просто.       Сдохнет, здесь же! Рядом с больничной койкой.       Рядом с Гермионой.        — Подбери свои долбанные сопли! — буркнул Драко.       Дожил. Блин! До разговоров с самим собой.       Тяжёлый случай.       Но тишина убивала! Чёрт.       Он перехватил ладонь жены покрепче.       Почему это казалось самым важным? Просто держать её за руку?..       Пусть это кажется бредом!       Пусть.       Малфой и сам подозревал, что окончательно рехнулся. Ну, или не совсем далёк от этого.       Но прикосновение к её ладошке — как незримая связь.       Между «здесь» и «там».       Между жизнью и смертью.       Красная нить, только и соединявшая их теперь.       И, если честно, хотелось верить в сказку.       В дурацкую маггловскую легенду об Орфее и Эвридике*, которую любила время от времени перечитывать Гермиона.       Хоть Драко и считал всё эти простецкие небылицы романтическим бредом.       Да ради всех богов!       Сейчас, не задумываясь ни на секунду, он отправился бы за Гермионой хоть в саму преисподнюю к грозному Аиду, к дьяволу на рога… Да хоть в рай к этому её маггловскому богу!       Если б только было можно!.. Если б только это помогло.       Мрачные тени залегли под глазами Гермионы, а лицо казалось даже бледнее, чем…       Чем на втором курсе. Когда на неё напал Василиск.       Малфой приходил к ней, в больничное крыло.       Никто не знал об этом.       Ни Крэбб, ни Гойл.       Ни даже Пэнси с Блейзом.       Однажды, неподалёку от больничного крыла Драко столкнулся с Поттером и Уизли. Которые громогласно обсуждали найденную в намертво зажатом кулаке подруги подсказку.       Думали, это она написала.       А он, Малфой, в ту же секунду, думал, что вся его конспирация обречена на провал.       Однако дружки Гермионы, как ни странно, плохо знали её.       Она никогда не испортила бы книгу! Слишком уж трепетно она относилась к фолиантам.       Это он.       Он, Драко, подсунул в её тетрадь по зельям вырванную из ветхой книги «Волшебные твари и места их обитания» страницу.       Он же и догадался написать на оборотной стороне слово «трубы». Знал, что гриффиндорка поймёт к чему эта подсказка.       Не учёл только, что для уточнения информации она попрётся в библиотеку, у входа в которую и подверглась нападению Василиска.       Зачем он, Малфой, сделал это?       Даже тогда, в двенадцатилетнем возрасте, он прекрасно понимал, что магглорожденным грозит смертельная опасность. И Гермионе Грейнджер в первую очередь.       Драко дорожил ею. Даже тогда.       Он всегда был и, вероятно, навсегда останется эгоистом.       Нет, конечно, ни о какой любви тогда речи не шло!       Просто Малфою отчаянно не хотелось так нелепо потерять партнёра по взаимному обливанию друг друга дерьмом.       Поттер с Уизли не умели.       Так ловко вставить свои пять сиклей, как она.       Наверное, им попросту не хватало на это мозгов.       Кто бы мог подумать, что он, Драко Малфой, в итоге женится на Гермионе Грейнджер?       Никто.       Даже он сам до сих пор не верил.       В то, что она смогла простить его. Принять вместе со всеми немыслимыми тараканами в голове.       И полюбить.       Горько усмехнувшись, Драко поправил прядь её непокорных волос, разметавшихся по подушке.       Мерлин, как же эти волосы бесили его!       В прошлом.       Честно, Гермиона всегда восхищала.       По-настоящему.       Она могла поставить на место не только его, но и своих дружков.       И неизвестно, какая из двух задач стоила больших усилий.       По мнению Малфоя, Рон Уизли был туп, как пробка.       Конечно, о мёртвых либо хорошо, либо никак…       Но, ради всего святого, если у Поттера была цель (на первых порах отягощенная комплексом Героя и жаждой мести Волдеморту за гибель родителей), то Уизли попросту таскался за Гарри, как верный пёс.       И остановить их во всех самоубийственных «начинаниях» могла только она. Гермиона.       По признанию Поттера, они с Уизли погибли бы ещё тогда, когда полезли за философским камнем, если б не его, Малфоя, гениальная супруга.       Ему же, Драко, Гермиона наоборот давала морального пинка под зад.       Только он расслаблялся, высокомерно полагая, будто весь мир у его ног, как в тот же миг появлялась эта вредная зануда. И опускала с небес на землю.       Обид не было. Была благодарность.       За то, кем он стал с её помощью.       Нормальным. Человеком.       В отличие от отца.       Почему-то Драко только сейчас понимал это.       И, наверное, не стоило рассказывать ей на ухо о Рождественском бале, проходившем на последнем курсе… Ведь, если рассуждать здраво — это он, Малфой, был виновен в кретинском концерте, что изволил учудить Светоч-Всея-Волшебного-мира.       Что он, Драко, дал ей вместо благодарности?       Конечно, он руководствовался только благими намерениями.       Которые, как известно, ведут в ад.       В его личный, Драко Малфоя…       Ад законченного эгоиста.       Гермиона категорически не желала афишировать их отношения. По крайней мере, на тот момент.       Но Драко решил за неё. Итог — скандал на мероприятии, в организацию которого она вложила уйму сил и времени.       И Гермиона простила!       Потом, уже после выпуска она отказывалась переезжать к нему. Даже в лондонский особняк, объясняясь тем, что не хочет зависеть в глазах общественности от «богатенького наследника Малфоев»… Представляться эдакой «содержанкой». Предлагала продать дом своих погибших родителей (ведь жить там ей виделось невыносимым), купить взамен что-то скромное.       Но нужно ли говорить, что он, Драко, уговорил её оставить в покое коттедж Грейнджеров, как и их бизнес?.. Так и случилось, вопреки желанию Гермионы.       А когда она забеременела, то он уговорил её переехать в жуткий, с её точки зрения, мэнор. Мотивировал помощью Нарциссы, помощью эльфов.       Свежим. Мать его. Воздухом!       И Гермиона снова согласилась.       Вопреки кошмарам, связанным с Малфой-мэнором, которые мучили её.       Она неоднократно жаловалась, что видит во сне Беллатрису Лестрейндж, которая пытает её Круцио посреди каминного зала особняка…       Это казалось каким-то наваждением!       Ведь в реальности ничего подобного не происходило… Но Драко сам видел этот кошмар, уснув однажды на одной с подушке с Гермионой.       И ему хватило. Если честно.       Господи. Так выходит — все пять лет, что они были вместе… Полных счастья и любви, как казалось.       На самом деле, он держал Гермиону в золотой клетке.       Как забавную канарейку.       Которая на деле… Чёрт. Была орлом.       Наверняка, Мерлин наказал его.       Конечно, по правде, это казалось смешным — ведь великому магу, вероятно, есть чем заняться, кроме воспитания какого-то никчёмного придурка, но…       Всё это слишком страшно. Слишком странно.       Настоящее проклятие. Из самых хитроумных.       И вполне заслуженных. За пренебрежение. Чувствами и желаниями собственной женщины.       Всё это время Драко был слишком упрям. Думал, что дело в деньгах...       Ведь ей незачем было работать!       Он сам зарабатывал достаточно, чтобы безбедно жить.       Да и фамильное состояние позволяло не работать никогда. Ещё пяти поколениям после них.       Пригодились и неплохие проценты от деятельности (чем бы они ни занимались…) сети сто-ма-то-ло-ги-чес-ких клиник Грейнджеров в Лондоне и Манчестере.       Малфой не понимал, что ей, Гермионе, нужно реализоваться.       Даже этого он не смог дать ей!       Ему и в голову не могло прийти, что она мучилась. Мучилась с ним!        — Бедная-бедная моя девочка, — сорвалось с губ. — Я сделаю всё, чтобы ты была счастлива… Плевать на меня. Только очнись. Мы начнём всё сначала.       Она молчала. Тишина сводила с ума.       Так глупо!       Раньше они много разговаривали. Казалось, обсуждали всё на свете!       Ни у кого в здравом рассудке не повернулся б язык, чтобы когда-то назвать Гермиону бездушной и бездумной куклой. Хотя многих женщин из рода Малфоев характеризовали именно так.       А с ней было так интересно общаться. Несколько раз они, Гермиона с Драко, даже заключали пари.       Он почти всегда проигрывал.       И только после до него доходило: её нестандартная точка зрения всегда так же недостижима, насколько и завораживающая.       И сейчас… Малфой готов был убить. За одну только фразу от неё.       Серьёзно.       Гермионе удалось изменить не только его, но и Нарциссу. Драко совсем не удивился тому, что его мать в итоге полюбила Гермиону как родную дочь. Несмотря на, мягко говоря, не совсем подходящее происхождение.       Потому что ни одна из множества чистокровных юбок не стоила её мизинца. Даже курчавого волоса, упавшего с её головы.        — Я не знаю… Не знаю, как жить, если ты уйдёшь, — пробормотал Драко. — Не знаю, как воспитывать детей без тебя. Не представляю, как буду объяснять им, почему у них нет матери. И почему я не смог защитить тебя…       Он запнулся.       Чёрт. А вот это уже край!       Просто. Бездна!       Он просто взял, да и похоронил жену заживо! Пусть и на словах, но…       Просто заткнись. Смотри и держи её за руку.       Просто смирись, блядь!       Идиот. Кретин!       Решил всё раньше, чем нужно.       Как обычно.       Как конченный придурок! Как шестнадцатилетний пацан!       Он ведь умел ждать!       Гермиона научила его, избалованного донельзя, единственного-наследничка!       Чёрт. Он ведь не ребёнок!       Давным-давно!       Но способность к терпению. Чёрт! Испарялась с каждой секундой.       Природная, впитанная, вероятно, с материнским молоком уверенность, будто всё должно соответствовать его желаниям и представлениям… Поднимала пыльную голову.       Мерлин. Почему всё не может устаканиться по щелчку его пальцев?       Почему всё, чёрт… Так сложно?       И вдруг, стало стыдно. Даже хуже.       Малфой не мог объяснить, однако…       Господи!       Гермиона всегда говорила, что подобные ему «сливки общества» раздражают её… Что скорее покончила бы с собой, нежели позволила воспитывать собственных детей так же, как воспитывался он, Драко.       И тем не менее, дала обоим традиционные имена Блэков.       Презираемых ею. Так же, как и вся аристократия в целом.       Гермиона-Гермиона.       За целых пять лет, Малфой так и не научился по-настоящему понимать её. Для него, она мыслила просто за гранью.       Но почти всегда поддерживал её.       Даже когда пытался изображать из себя «мужика», ага.       Беспомощный. Бесхребетный слизняк. Вот он кто!       Не смог уберечь жену.       И если этот мудила, что наслал на неё проклятие — маньяк, то почему, Мерлин раздери, он, Драко, не заметил его появления?       Ведь маньяки должны как-то давать знать о себе, так?       Или нет? Или не всегда?       Дьявол. Он запутался!        — Знаешь, если ты вернёшься… — Малфой снова замолчал.       Нет. Заставил себя заткнуться!       Глаза защипало.       Потому что нечто, перебравшееся теперь внутрь головы вновь мерзко шептало: «Не очнётся. Не вернётся. И никогда не вспомнит о тебе, Малфой».       От слов препротивного существа сжало горло.       Неужели, правда?       Правда, всё, что звучит в его, Драко, голове… Или он снова накрутил масштаб трагедии?       Он встряхнул волосами: нет, Гермиона дышит. Значит жива.       Пока, во всяком случае…       Этого ещё не хватало. Дьявол!       Опять!       Снова собрался хоронить её.       Жаль ещё не дал распоряжение эльфам готовить местечко в семейном склепе.       Дебил!        — Когда. Когда ты вернёшься, Гермиона, — продолжил Драко. — Мы возьмём детей и уедем. Куда захочешь. Во Францию. Помнишь, как тебе там понравилось?       Конечно не помнит. Конечно…       Плевать!       Пусть только откроет глаза.       Он расскажет. Расскажет обо всём сам.        — Гермиона…– он поцеловал её ладошку.       Отчаянно. Не укладывалось в голове…       Узкая. Маленькая.       Такая своя. Ладошка. Мягкая нежная.       Как она сама…       Сейчас холодная, как кусок льда.       Бледная, как мел. Будто чужая.       Неживая.       Любовь — самая сильная магия.       Да, профессор Дамблдор?!       Вы и впрямь верили в это?       Тогда почему, дьявол раздери, его, Драко, огромная любовь не может помочь?       Почему это чёртово чувство приносит только адскую боль в сухом остатке?       Сильно ли любовь помогла несчастному профессору Снейпу?! Который мучился, а не жил после гибели любви всей его жизни!       Малфой чуть не захлебнулся от своих уничтожающих мыслей.       Господи… Но ведь и впрямь, лучше жить без любви, чем остаться вдовцом. До конца своих дней до оцепенения любить ту, кто давно за гранью жизни.       Смерти.       На секунду, он представил себя, шагающим по жизни в гордом одиночестве.       Такая чушь, если честно!       Драко попросту не выжил бы. После всего, что произошло во время войны.       Что, если б в самом начале семестра седьмого курса Гермиона не вывела его, Малфоя, на эмоции?       Конечно, изначально это было ненавистью в чистом виде.       Но. Он чувствовал!       Тогда только за эмоции он готов был расцеловать её.       И благополучно повеситься после этого в подземельях. За то, что вообще посмел допустить подобную мысль.       Но, потом, спустя всего пару недель, Малфой настолько привык к Гермионе, поселившейся в его голове, что принял простую истину — он не может жить без неё.       Не хочет и не будет!       Мерлин. Как же всё это глупо… Взять и потерять всё за долю секунды.       Ведь примерно столько нужно, чтобы ударить в человека проклятием?       Господи. Всего одна вспышка — и памяти как не бывало… Её памяти. О нём       Розы, стоявшие в вазе на прикроватной тумбочке оставались в том же виде.       Когда Нарцисса срезала их?       Пять дней назад? Или меньше?       Если маггловские пословицы и поговорки верны, то эти цветы простоят здесь ещё тысячу лет.       Ведь Драко дарил их от всей души. Надеясь, что Гермиона вспомнит хоть что-то о нём.       Мерлин, что за пустые надежды?       Какой он наивный…       Всегда думал, что с ним Гермиона в безопасности. Что никто не тронет её, не украдёт.       Что нет такой страшной силы, способной каким-то образом разлучить их… Они всегда договаривались, даже если что-то шло не так, как предполагалось…       Но нет же! Нашёлся. Какой-то псих…       Чёрт побери, взял и разбил всё, ради чего вообще стоило жить!       Почти играючи.       Хватит!        — Помнишь, вид из окна? Английская набережная, море из тысячи оттенков голубого… Мы были на юге Франции, в Ницце** в наш медовый месяц, — проговорил Драко, через силу улыбнувшись. — Таким он и оказался. Медовым. Ну, по крайней мере, до того, как ты проиграла в казино в Монте Карло 30 тысяч евро*… — он усмехнулся, вспомнив.       В тот день, они с Гермионой поспорили, что он, Малфой, не продержится без магии даже суток. Она также пообещала не пользоваться волшебством. И если в обычной ситуации, в случае проигрыша в казино можно было бы просто шлёпнуть в крупье (или в новоиспечённую женушку, внезапно воспылавшую любовью к азартным играм) Конфундусом, то в тот раз…        — Я так хорошо помню, как пытался отговорить тебя от очередной ставки на рулетке, — хмыкнул Драко, — но ты настолько безапелляционно сообщила, что Малфои не сдаются… Честно, в тот момент, я и впрямь оторопел! А потом, смирился с неизбежным, и пошёл к покерным столам. Чтобы попытаться отыграть долю твоего долга перед казино.       Боже, она, как никто, достойна была фамилии Малфой.       Даже больше, чем он сам.       Смелая. Рисковая.        — Я люблю тебя, — вздохнув, сказал Драко. — Люблю так, что… Мерлин, уже не представляю, как жил бы без тебя!       И солнечное счастье от мимолётного воспоминания о медовом месяце вмиг испарилось.       Будто мимо скользнул дементор!       Ему, Малфою, придётся привыкнуть. Жить без неё.       Если она никогда не вернётся.       Никогда.       Какое страшное слово!       Нет. Нужно держаться.       Она, Гермиона, никогда не сдавалась!       Снова это чёртово «никогда»…        — Плевать, — вырвалось на автомате. — Плевать на всё это. И на меня. Гермиона, просто очнись. Просто…       Вдруг раздался щелчок двери.       Шаги.       Драко даже не обернулся, чтобы удостовериться, кому ещё пришло в голову пожалеть его.       Да и какой, ради всех святых, мог быть интерес?        — Эй, ты тут не уснул? — прозвучал задумчивый голос Поттера.       Малфой почти на автомате качнул головой. С его точки зрения — вопрос более, чем риторический.       «Как. Господи. Тут уснуть, а Поттер? Ты, наверное, рехнулся?» — мысленно заключил Драко, а вслух только выдавил:        — Как Пэнс? — первое, что пришло в голову.       Хотелось просто молчать. Не говорить.       Ни о чём. Тем более с Поттером.       Который озадаченно потёр затылок и поправил не нуждавшиеся в этом очки.       Конечно, он не знал, что можно сказать, а посему предпочёл переминаться с ноги на ногу, напоминая своего домового эльфа.       Боже.       Больше Малфоя раздражала только мёртвая тишина от Гермионы, которую, как бы он ни старался, не мог принять.       Просто.       Как три галеона.        — Плачет, — наконец сообщил Поттер, пожав плечами.       А потом, он задержал долгий взгляд на мертвенно-бледном лице Гермионы и так же, бесстрастно констатировал:        — Что-то она совсем плохо выглядит…       Занавес.       Кажется, даже Забини не смог бы сочинить более глупого комментария!        — Когда ты, Поттер, впадёшь в кому, вот тогда мы и посмотрим, будет ли твой видок соответствовать стандартам приёма у королевы! — раздражённо прорычал Драко.       Брови Гарри приподнялись. Кажется, он осознал, какую ересь только что порол.        — Слушай, Поттер… — продолжил Малфой. — Если тебе серьёзно нечего сказать, то свали отсюда, ради Мерлина! И без твоих замечаний хреново, веришь?        — Верю… — вновь мельком глянув на Гермиону, буркнул Гарри. — Извини… Меня вызвали в Министерство. Я должен быть там через десять минут… И я просто хотел уточнить, не дёрнули ли тебя?       Драко покосился на собственный браслет, в основном болтающийся на запястье без дела.        — Нет, — констатировал он. — Что у них там стряслось, интересно?..       Нихрена не интересно!       Его, Малфоя, жена умирала (или нет, но явно не здравствовала) на глазах.       И, честно, заинтересовать его не могло ничто.       Ни начало третьей магической войны, ни апокалипсис.       Ничего.       Даже внезапный вызов Поттера в Министерство.       Просто. Было.       Похер!        — Чушь, наверняка. Типа учебной тревоги, — пожал Драко плечами.        — Красный сигнал опасности, — буркнул Поттер так, словно рассуждал о сорте молодого вина. И так же безразлично развёл руками. — Кажется, что-то серьёзное…       — Ты же сообщишь, если вызов связан с нашим делом? — уточнил Малфой.       — Да. Я зашёл, собственно, попрощаться, — кивнув, пробормотал Гарри, — попросить, чтобы ты держал меня в курсе… Ну и напомнить, что…        — Завтра в двенадцать допрос Гринграсс, — закончил за него Драко. — У меня всё хорошо как с памятью, так и с головой.        — Ну, ладно, — Поттер снова как-то смущённо покосился в сторону Гермионы, а потом, бросив: — До встречи, — прошёл к выходу.       И вдруг раздался надрывный вой сигнализации.       Гермиона дёрнулась. Ещё раз. И ещё.       Малфой едва успел поймать её, чтобы не упала на пол.       Бледный лоб Гермионы усыпала испарина, запекшиеся губы шептали что-то.       Мерлин. Драко не мог разобрать!       Он пытался удержать её на месте, изо всех сил не допуская в разум мыслей о том, что…       Что это конец. Агония. Здесь и сейчас она умирает!       Гермиона!..       И только неуклюжий топот Поттера за спиной едва вернул в реальность.        — Что… Что? — мельтешил он.       Гермиона снова дёрнулась.       А Гарри резко побледнел, будто собрался хлопнуться в обморок.       Этого, блин, ещё не хватало!        — Позови Дэвиса! — вновь пытаясь удержать жену от падения, рыкнул Малфой.       Поттер стоял, как вкопанный, вытаращившись на происходящее.        — Твою мать! Поттер! — тот встрепенулся, соблаговолив очнуться. — Позови целителя… Я не могу отойти!       Секунда, в течение которой Гарри отчаянно тупил, показалась вечностью.        — Поттер, ради всего… — панически начал Малфой.       Но тот наконец побежал к выходу из палаты.       Происходила какая-то дьявольщина!       Гермиона стала горячей, как печь.       У неё — какой-то адский жар, а он, Драко, никак не мог помочь ей!       Даже волшебная палочка бесполезна.       Он не знал, как бороться с такой сильной горячкой.       Паника перерастала во что-то гораздо более серьёзное. Почти осязаемое. Ломавшее ребра изнутри.       И самое ужасное — он не мог понять ни слова из хрипло слетающих с её губ фраз.       Кроме слова «горячо».       Что происходило — непонятно.       Но явно же ничего хорошего!        — Гермиона, я с тобой, слышишь? Всегда, — пытаясь не сорваться на фальцет, безумно бормотал Малфой. — Не умирай… Только не умирай!       Пищание сигнализации и адский рёв собственной бегущей по венам крови — разрывали барабанные перепонки.       Но это всё, что было в его жизни.       Всё, что осталось.       Мерлин. Если б он знал, чем всё это обернётся, то…       Приставил бы к Гермионе круглосуточную охрану!       Заплатил бы любые деньги.       Отдал бы всё.       Но только. Не…       Слёзы полились по щекам.       Господи. Пожалуйста!       Пусть это только голос в голове… Пусть интуиция ошибалась.       Всё бессмысленно. Пора прощаться.       Пока Гермиона ещё жива.        — Что такое? — последовало после грохота двери.       Дэвис.       За ним — взволнованный Забини.       Поттер, видимо, трансгрессировал с Пэнси.       От греха подальше.        — Целитель. Слава… Всем святым!.. — сбивчиво пролепетал Драко. — Я не знаю, почему. Это… Это началось внезапно!.. У неё судороги… Или что это ещё?!       Малфой убрал руки с плеч жены.       Стало хуже.       Казалось, ещё чуть-чуть — и позвоночник Гермионы хрустнет.        — Приятель, может, пойдёшь домой? — вкрадчиво уточнил Блейз. — К детям.       Его синие глаза были полны ужаса.       Настоящего. Непритворного. Не театрального.       Реального кошмара!       И это обстоятельство казалось даже худшим, если задуматься.       Хуже того, что произнёс целитель:       — Нет, мистер Малфой. — Дэвис взмахнул палочкой, подойдя к койке.       И Гермиона опустилась на кровать.       Судороги прекратились.       А целитель подкрутил какие-то из многочисленных трубок.       И совершенно спокойно добавил:        — Вам придётся остаться. Легилименс! — ещё раз взмахнул он палочкой.       И тупо наблюдая за тем, как Дэвис роется в гениальных, чёрт возьми, мозгах Гермионы, Драко не мог сдвинуться с места.       Сердце рухнуло после этой фразы целителя.       Потому что Малфой понял, то, чего, видимо, ещё не понял Забини, ободряюще хлопавший его по плечу.       Всё пропало!       Всё... Пусто.       Гермионы нет. Не будет с минуты на минуту. Вернее...       И он, Драко, не мог поделать с этим ровным счётом ничего!       Так же, как и с долбаными слезами, катящимися по щекам так… Как никогда раньше.       Потому что Малфои не плачут.        — Эй!       Заслонивший собой Дэвиса Блейз вновь появился из ниоткуда.       Хмурился.       Явно усиленно соображая, какие ещё слова подобрать, чтобы как-то успокоить.       Если б ты только знал, дружище…       Уже ничего не поможет. Нет такого зелья, способного залечить эту рану… Утрату.       Самого дорогого.       Гермиона так никогда и не смогла смириться с гибелью Уизли.       Две недели назад ей было больно слышать и вспоминать о нём.       Малфой знал. Чувствовал.       И пытался понять, как ему самому теперь жить с этим. С этой адской болью в груди.        — Драко! — Забини стиснул его плечи. — Послушай, приятель. Сейчас… Сейчас целитель реанимирует её, — он украдкой оглянулся. — И всё будет хорошо!       Блейз улыбнулся.       Настолько фальшиво, насколько вообще возможно.       Мерлин, если б только всё эти ободряющие фразы помогли Гермионе выкарабкаться.       Если вообще хоть что-то могло.       Чёрт.       Драко чувствовал себя на краю пропасти.       Шаг — и небытие. Блаженное.       Вместе с ней, любовью его жизни.       Интересно, а профессор Снейп чувствовал то же? И был ли у него такой Забини…       Почти за волосы удерживающий его, Малфоя, от последнего шага. К безумию и бездне.        — Спасибо, Блейз, — слетело с губ вопреки желанию.       Друг даже удивился.       Ещё бы!..       Но справедливости ради, Драко и впрямь чувствовал благодарность.       Какую-то странную, мазохистскую…       Но лучше сказать «спасибо» сейчас, чем мучиться всю оставшуюся жизнь, что не успел… Ведь так?

_______ *Орфей и Эвридика — миф древней Греции. После смерти жены (Эвридики) Орфей спускался за ней в подземное царство, договорившись с Аидом. **Ницца — город на юге Франции, считающийся городом миллионеров и столицей курорта Лазурный берег. Вид, который описывал Драко — из окна отеля «Негреско», одного из самых дорогих отелей курорта. ***30.000 евро — в рублях — 2.250.000 р.