Remember me (Вспомни меня)

      Дождь лил, не переставая.       Крупные капли дребезжали по стёклам зачарованного окна. Будто в разгаре августа внезапно наступил октябрь.       Октябрь.       Как иронично!       Интересно, хозяйственники всё-таки владеют легилименцией?       Или, может, решили поиздеваться над ним, Драко, так же, как и над Поттером?       Успокаивало одно – дождь всё же не так раздражал, как пение незатыкающихся канареек.       Тем более, стихия за окном в первую очередь ассоциировалась совсем не с глупыми шутками вредных хозяйственников, а с его разговором с Гермионой почти пятилетней давности.       С первым, который можно было назвать именно так.       Разговором, а не перебранкой.       Тогда она уверяла, что никогда не полюбит вновь... Никого больше.       Кроме Рона Уизли.       Погибшего за день до Рождества...        – Ваш кофе, мистер Малфой, – раздался флегматичный голос Маргарет.       Драко вздрогнул от неожиданности.       Будто кто-то встряхнул его, за волосы выдернув из параллельной вселенной.       Из которой возвращаться не хотелось.       Совсем.       Но. Как, впрочем, происходило всегда, обстоятельства складывались против него.       Аромат кофе ударил в ноздри.       И сумрак хогвартского коридора, а вместе с ним и казавшееся призрачным лицо Гермионы мигом испарилось.       Взамен вернулась страшная усталость.       И реальность. Ещё более ужасная.       Нуар.       Бесцветная. Бездонная пропасть отчаяния.       Чёрт. Это слишком!       Слишком дохрена дерьма, вылитого на одну отдельно взятую голову...       Этой девочке из далёкого видения... Осталось всего двое суток.       Жизни, существования – не важно.       Очень скоро Гермиона станет призрачным воспоминанием.       Изображением на колдографии.       Далёким солнечным следом в его, Малфоя, чёрно-белой реальности...       А чёртов Герман...       Даже псевдоним которого подозрительно напоминал имя супруги...       Блядь.       Да не нужно быть гением, чтобы понять: Герман – мужская форма имени Гермионы.       Гермиона...       Малфой зажмурился. Просто, чтобы прикинуть, насколько полезно это внезапное озарение...       Нет. Это херня!       Полная.       Долбанный упырь всё ещё на свободе – вот что важно. Вот что раздражало.       Ещё больше раздражало, разве только, что Герман явно жив.       К дьяволу! И это.       Никаких эмоций.       Никаких больше рассуждений.       Времени, как и сил больше нет.       Ни на это, ни на что-либо ещё.       Но когда дно чашки с кофе коснулось крышки стола. Гораздо громче, чем должно...       А Маргарет тихо шмыгнула носом... Будто простудилась, или...       Нет. Это тоже не важно!       «Ты бы даже не вспомнил о её присутствии, Малфой, если б не чёртов кофе!» – всполошился внутренний голос. Попытавшись воззвать к разуму...       Но Драко на автомате поднял взгляд, и сразу же пожалел.       Оттого, что по ребрам противно скребнуло изнутри. Скользким укором.       Он слишком зациклился. Слишком жалел себя.       Слишком охренел. Блин! От своего горя.       Настолько, что перестал замечать всё. Чёрт. Что только можно!       Поттер ведь просил быть внимательнее к коллегам, пока в Международном идёт служебное расследование!       А он, Драко, что же?       А он. Просто идиот!       Ведь только конченный кретин, прекрасно зная, что в отделе – предатель, позволит себе не замечать своих же сотрудников. Так?       Подозревать Маргарет – сродни абсурду.       Конечно же.       Она хоть и далеко не глупа, но, однозначно, слишком добродушна.       Немного напоминала Гермиону.       Вредина, но на открытое предательство не способна точно.       И сейчас миловидные черты её лица будто выцвели. Здорового румянца как не бывало, а кожа напоминала старый пергамент.       Господи...       Что могло произойти с двадцатилетней девчонкой, дабы она выглядела настолько удручающе?        – Маргарет, – обеспокоенно окликнул Драко, так и не притронувшись к кофе.       Она обернулась всего в шаге от выхода из кабинета.        – Ты хорошо себя чувствуешь? – уточнил он.       И только через миг, Малфой понял, насколько неуместно это прозвучало.       Ведь, если честно, в последнее время, он не был слишком уж внимателен к подчинённым.       Да и интересовался ли вообще когда-нибудь их самочувствием?       Сомнительно.       Видимо, полностью разделив это мнение, Маргарет с подозрением воззрилась в его, Малфоя, сторону. Явно борясь с желанием высказать своё предположение.       Язвительно. И деловито. Не выходя за рамки приличий.       Так, как умела только она.       И Гермиона.       О том, что это ему, Драко, требуется жаропонижающее.       Ну, или что-то покрепче кофе. Чтоб отвалил.       Маргарет нахмурилась, однако кивнула через мгновение.       Хорошо. Всё.       «Тогда иди, куда шла... За свою стойку и работай.» – почти сорвалось с языка.       Но. Ради всего святого!       Чтобы поверить этому странному кивку нужно быть последним кретином!       Нихрена ведь хорошего!       Да и Маргарет выглядела больной. Действительно.       Или... Сильно заплаканной?       «Этого только не хватало! Чёрт!» – не успело мелькнуть в голове, как Малфой заметил ещё кое-что.       Дресс-код Министерства не требовал от женщин носить чёрных платьев, чёрных жакетов, чёрных же туфель...       Да даже колготки, обтягивающие почти мальчишески острые коленки Маргарет и те – чёрные! И чёрная лента, в кудрявых волосах.       Дьявол!       Хватит трепаться с самим собой. Нужно просто дать ей отгул на завтра, послезавтра. На неделю.       Выгнать её из кабинета. Лишь бы не мозолила глаза.       И не мешала ему страдать.       Но этот траурный вид...       Чёрт возьми!       Вызывал просто жуткое беспокойство. И ещё более адское подозрение.       Почему?       Да потому что весь её образ слишком навязчиво напоминал тот день... День похорон родителей Гермионы. И похороны Люциуса.       И, да.       Люди умирают каждый день. И чаще всего в Пророке о них выходит хоть одна маленькая заметка в качестве некролога. Так принято.       Драко должен был узнать обо всём ещё раньше, чем вся магическая Британия: Поттер в курсе всего криминала в стране, а Блейз в курсе почти всех судеб волшебников, и уж точно поделился бы...        – Тогда что у тебя стряслось? – выдавил Малфой.       Почти против воли.       Знать не хотелось. Если честно.       Он начальник, а не друг или родственник.       И он. Эгоист!       Кошмара, что за считанные дни стёр его собственную жизнь в порошок – хватило по горло...       Но когда Маргарет тихо всхлипнула.       Дьявол. Это же сюр какой-то?       Захотелось обнять её.       Никакой супружеской неверности!       Просто. Обнять, как человека, с которым он, судя по всему, в одной лодке.       Ну, или придушить её.       Так же просто.       Как три кната.       За то, что вызывала чёртово сострадание.        – С чего вы взяли, будто что-то стряслось? – с вызовом проговорила она.       И сложила руки на груди, надменно вскинув острый подбородок.       Нет. Всё-таки, придушить хотелось больше.       На каком из факультетов Хогвартса она училась, интересно?       Хотя. Драко почти знал ответ – Гриффиндор.       Очевидно же!       Слишком уж Маргарет напоминала... Кое-кого. В старые-добрые времена.        – У тебя губы дрожат, – бесстрастно сообщил Малфой, откинувшись в кресле. – Такое чувство, что ты решила разрыдаться здесь, посреди моего кабинета.       Она возмущённо фыркнула, но не двинулась с места.        – Почему ты выглядишь так, словно собралась на похороны? – внутренне раздражаясь, продолжил Драко.       Секретарша опустила взгляд в пол, и её плечи дрогнули.        – Маргарет, кто у тебя умер?       Девчонка вмиг вцепилась в него взглядом своих светлых, почти прозрачных глаз.       Таким тяжёлым. Бездонным. Полным боли и скорби, что...       Малфою самому поплохело!       Если, конечно... Мерлин.       Если только человек вообще в состоянии чувствовать себя ещё хуже.       Чем уже есть. Чёрт!       После «милой беседы» с Гринграсс днём хотелось не просто умереть.       Нет.       Хотелось не рождаться вовсе!        – Моя сестра, – хрипло отозвалась Маргарет.       ...Ведь это он виноват во всем, что произошло с Гермионой. В том, что двое их детей теперь под угрозой.       Даже Поттер так сказал. А значит...        – Ч-что? – с силой потерев глаза, переспросил Малфой и отхлебнул крепкого кофе.       И мир приобрел четкие очертания.       Голос Маргарет доносился до слуха, будто из колодца.       А он, Драко, рассыпался. Разваливался на куски.       Вырубался на ходу!       Только для того, чтобы снова встретиться с Гермионой.       Хотя бы на час. На мгновение.       На долю секунды.       Увидеть снова её глаза.       Прекрати, Господи. Какой бред!        – Умерла моя родная сестра. Несколько дней назад, – будто не заметив очередного идиотского выпадения из реальности начальника, флегматично пролепетала Маргарет.       И по её серым от горя щекам скользнула слеза. Вторая.       Чёрт!       Малфой терпеть не мог женских слёз!       Дело не в чёрствости.       Девичьи слёзы – слабость мужчин.       Вот и он, неизменно жалел любую рыдавшую перед ним девчонку.       Даже насквозь лживую Асторию... Пожалел несколько часов назад.        – Младшая? – подскочил Драко из-за стола, судорожно доставая из кармана пиджака чистый носовой платок.       Мерлин. Он ведёт себя, как...       Ну, в общем – Гермиона испепелила б его на месте, узнай она когда-либо об этом.        – У меня нет младшей сестры, мистер Малфой, – сквозь слёзы хрипло произнесла Маргарет. – Погибла старшая...       Погибла?       Вот это уже... Подозрительно.       Весь криминал, самоубийства и несчастные случаи со смертельным исходом, происходившие в Магической Британии, первым делом проверялись Авроратом. На предмет темномагической составляющей.       Поттер должен был знать!       И, памятуя его несуразную симпатию к Маргарет, выразил бы соболезнования.       А, может, Поттер не посчитал нужным поделиться? И значит, происшествие никак не связано ни с нападением на Гермиону, ни с убийствами Лаванды и Парвати?       Ну, и слава всем богам!       Однако, почти машинально протянув ей платок, Драко торопливо пытался вспомнить...       Какая. Чёрт подери! Фамилия у Маргарет?       Почему это казалось таким важным?       Почему, чёртова интуиция твердила, что с секретаршей тоже не всё так просто?       Мир вокруг сошёл с ума.       Неужто, все окружающие могут быть как-то причастны?       Нет.       Если рассудить здраво, то очевидно, что на фоне собственного горя, в его, Малфоя, голове разразилась адская паранойя.       Дэвис предупреждал об этом.       А что, если он, Драко, просто рехнулся?       Забыл фамилию собственной секретарши. Надо же?       Смешно. Было бы...       Если б. Да Мерлина ради!       У него всегда была отличная память на подобного рода информацию, а сейчас-то... Что произошло?        – Думаю, вы знали её, – всхлипнула Маргарет. – Мы никак не можем заняться похоронами...       Внутри похолодело.       Смутная догадка бултыхнулась в недрах мозга. И сразу же испарилась.       К чёрту! Всё это.       Рассуждать логически слишком мучительно. Сегодня. Сейчас.        – Напомни, как её зовут, – буркнул Драко, так и не осознав, что говорил об умершей в настоящем времени.       Зато Маргарет заметила. Уколов пронизывающим взглядом, она презрительно скривила губы.       Так, будто большей околесицы не слышала за всю свою жизнь.        – Погоди-ка. А почему вы не можете её похоронить? – наплевав на всё эти долбанные ужимки, уточнил Малфой.        – Родители подали уже несколько официальных запросов... Но. Тело не выдают из патологоанатомического отделения Мунго, – горько поморщилась она. – Лаванду убили уже давно... Колдомедики обещали выдать её ещё вчера, но...       Да ну. На хер!       Лаванда. Блядь...       Это же. Господи. Проклятие!        – Лаванда Браун... – пропустив мимо ушей всю последующую информацию, пробормотал Малфой себе под нос.       Пытаясь не показать.       Какое.       Дьявольски-невъебенное-охерение...       Сковало лёгкие.       Маргарет Браун.       Училась на три курса младше. В Рейвенкло.       Как же он, Драко, мог забыть?       Два года назад, проводя собеседование, он отметил, насколько непохожа Маргарет на старшую сестру. Ни внешне, ни манерами.       Вот лицемер! Гермиона была права и в этом.       Будто его собственная мать обладала портретным сходством с Андромедой или Беллатрисой.       Но это шелуха!       Может ли быть подозрительной эта информация? Или хоть сколько-нибудь полезной для расследования?       Всего секунду изучив несчастные глаза Маргарет, Малфой решил – нет.       Да ради всех богов!       Ну, не стала бы она рассказывать обо всём, понимая свою вину перед ним, так?       Хитрости в этой девчонке нет ни грамма. Поэтому, он и выбрал её в личные секретари.        – Я не был хорошо знаком с Лавандой, – скорбно, на сколько мог, пробормотал Драко. – Но моя жена, Гермиона, училась с ней на одном факультете... И вероятно, общалась гораздо ближе, – он отхлебнул уже остывший кофе.       Миг. И ещё один.       Его осенило!       Малфой резко обернулся и выпалил:        – Ты не знаешь, с кем из мужчин в последнее время общалась Лаванда?       Наверное, прозвучало гораздо более протокольно, чем следовало.       Поттер точно дал бы ему пинка под зад за подобный тон.       Но, видимо, Маргарет не заметила этого.       Наверное, ей было всё равно, в каком тоне к ней обращались... А посему задумчиво протянула:        – В последнее время, я нечасто встречалась с сестрой. Сразу после школы, Лав переехала в Ливерпуль, жила одна, – печально вздохнув, она неопределённо повела плечом. – Сейчас, конечно, я очень жалею... Что ни разу не попыталась расспросить её, а Лаванда никогда не посвящала меня в свою личную жизнь. Наверное, считала «малявкой».       Маргарет усмехнулась. Такой же страшно горькой усмешкой...       Какая, должно быть, появлялась и на его, Драко, лице. Когда он вспоминал смешные или милые моменты жизни с Гермионой.       «Мерлин. Хватит хоронить живых, Малфой!» – проворчал внутренний советчик. До жути напомнив голос профессора Снейпа.        – Могу рассказать только то, что слышала от родителей, – произнесла наконец Маргарет. – Но, предупреждаю сразу, они горюют, и...        – Говори! – слишком резко выпалил Драко.       Она вздрогнула и замялась. Наверное, смутилась подобному рвению узнать подробности.        – Мама обмолвилась вчера, что должно быть, душа Лаванды теперь счастлива, – прошептала Маргарет, гипнотизируя носки своих туфель. – Теперь она встретилась с Роном Уизли...       Пауза.       Драко снова жадно всмотрелся в лицо секретарши.       А по спине под рубашкой пробежали мурашки.       Неужто, она издевается?       Куда не сунься. Везде он!       Везде Рон.       Мать его.       Уизли!       Но Маргарет абсолютно серьёзно продолжила:        – Насколько я поняла, Лав всю жизнь любила только его. Однако, Рон Уизли погиб...        – Да, во время войны, – подтвердил Малфой.       Не пуская. В голову. Мысли...       Нет. Предположения.       Очень смутные. Почти сумасшедшие...       Что он. Чёртов Уизел. Жив-здоров.       До сих пор топчет землю, коптит небо.       И нападает на девчонок!       А Поттер. Мать его!       Ну не настолько же он дегенерат, чтобы не допускать даже в теории, что его дружок выжил.       Что Уизли и не «дружок» вовсе.       А мерзейший во Вселенной предатель, инсценировавший гибель.       Ради спасения своей нищей задницы!       Чёрт!       И если Поттер допускал... То должен был выяснить всё досконально.       Чего, дьявол раздери, не произошло!.. Гарри даже не почесался проверить ещё разок все обстоятельства гибели Рона.       А значит...       Очень похоже, что Поттер намеренно саботирует расследование!       Во всяком случае, это объяснило бы, какого драного фестрала он так неистово тупит третью неделю кряду!       Гарри ведь знал. И знал прекрасно!       Что единственный человек, когда-либо связывавший Гермиону и Лаванду – чёртов рыжий нищеброд.       Так почему Поттер не перетряхнул всю семейку Уизли, ведь всё указывало на то, что с ними тоже... Тоже что-то не так!       Рон Уизли – и есть Герман.       А Гарри Поттер пытается прикрыть его.       Всё сходится!       Других вариантов нет.       Да и кому, если рассуждать логически, Драко насолил так, чтобы «удостоиться» настолько мерзкой мести?       Всё в стиле Уизли.        – Не плачь, Маргарет, – положив ладонь на её тонкое плечо, сочувственно протянул Малфой. – Терять родных тяжело... Знаю не понаслышке. Но, поверь, чем раньше начнёшь жить дальше, тем легче тебе. Как бы жестоко это не звучало.       Кажется, его неуклюжие слова утешения никак не тронули Маргарет – она так и продолжала рыдать.        – Можешь взять отгулы на пару дней, – мягко продолжил Драко. – А я попробую договориться с Поттером.       Маргарет вновь подняла взгляд.        – Он ведёт дело Лаванды. Надеюсь, смогу помочь, – пояснил Малфой.

***

      «Оперативная группа Аврората не выявила темномагических следов ни на месте непосредственного обнаружения трупа, ни в коттедже. Никаких повреждений, способных повлечь за собой смерть на теле замечено не было. Сестра мисс Патил в шоке. Явно не причастна...».        – Как тебе имя Персефона? – воодушевлённо проговорила Пэнси.       Гарри оторвался от новой порции чтения материалов по делу об убийстве Парвати, и невольно улыбнулся.       Лицо жены сосредоточено, а на идеальной, будто фарфоровой коже плясали тёплые блики от чадящего неподалёку пламени в камине. Её тонкие пальцы сжимали обложку справочника волшебных имён.       Гостиная старого особняка Блэков казалась сегодня какой-то особенно уютной. А обычный чёрный чай особенно вкусным.       Мерлин...       Наверное, у каждого уставшего аврора должен быть именно такой надёжный тыл.       Именно так Поттер и представлял семейный очаг.       Он отложил папку в сторону, и обнял Пэнси за плечи.        – Ну, вообще-то, – глубокомысленно протянул Гарри. – Думаю, у нас родится мальчик.       Тёмные брови Пэнс приподнялись, а губы скривились в возмущении, но Гарри улыбнулся ещё шире.       Обычно, это действовало.        – Ты не слушал меня, да? – фыркнула Пэнси, захлопнув справочник. – Тебе плевать, как будут звать твоего ребёнка...       Её голос дрогнул.       И, памятуя вчерашнее её выступление в Малфой-мэноре, Поттер всерьёз забеспокоился.       Ведь он и впрямь пропустил большую часть монолога Пэнси мимо ушей.       Но ради всего святого!       Не мог же Гарри в самом-то деле рассказать ей, какой дерьмовый оборот приняло расследование происшествия с Гермионой?!       Пэнс прекрасно знала об убийствах Парвати и Лаванды, однако о том, что и Гермионе осталось жить всего несколько дней... Ей знать крайне не обязательно.       Честно. Гарри отдал бы всё, что имел за то, чтобы и его лишили этой информации.       Отчаянно хотелось напиться.       Раскрыть альбом с их школьными колдографиями и ронять над ними пьяные слёзы.       А потом выговориться хоть кому-то.       Рассказать...       О том. Блин. Как больно крутит его собственную душу!       Его друзья. Самые близкие. Золотое трио...       Кто бы знал, что Гарри придётся констатировать.       Хоть и не вслух. Шепотом про себя. Что...       Рон погиб. А Гермиона...       Забини может твердить своё «хорошо» и «прекрасно», сколько угодно... Может продолжать оставаться в мире, где единороги бегают по радуге, созданной счастливыми лепреконами...       Но, чёрт возьми, правда остаётся правдой – Гермиона тоже умрёт.       Так и не вспомнив ничего.       Ни о себе, ни о Малфое, ни о детях.       Кошачьи глаза Пэнси потемнели, и Гарри напряженно сглотнул.       Рассказать ей даже смягченную версию всего кошмара, что вертелся в его голове – смерти подобно.       Пэнс не заслужила. Таких потрясений.       Ей и так хватило стрессов, пережитых за последние сутки.       И Гарри молчал. Всё так же. Растягивая губы в глупой улыбке.       Наверное, так поступил бы каждый, даже Забини.       Каждый, чья супруга носит под сердцем ребенка.        – Я хотел назвать сына Джеймсом, – скромно сообщил Поттер.        – Какое-то дурацкое маггловское имя! – отрезала Пэнси, переведя взгляд в сторону языков пламени в жерле камина. – Простецкое, и... Ну, не может сын Героя волшебного мира быть Джимом!        – Так звали моего отца, – примирительно заключил Гарри, а Пэнс приоткрыла губы.       Вспомнила. И, кажется, немного устыдилась.        – Как компромисс, предлагаю назвать сына Джеймсом Сириусом, – продолжил Поттер.       Пэнс не выдержала и снова возмущённо фыркнула. Однако, никак не прокомментировала его слов.        – Даже страшно представить, какое имя ты придумаешь для второго, – проворчала она, явно решая мысленно, чему отдать приоритет – смущению или жалости к собственным будущим детям. – Надеюсь, Альбус Северус достаточно символично?        – Неплохо, – хмыкнул Гарри, отхлебнув чаю. – Но думаю, второй будет девочка. Дочка. Лили, – бескомпромиссно кивнул он.       Пэнс прикрыла глаза.       И, кажется, отлично понимая, что муж издевается в открытую, сварливого пробубнила:        – Ну, конечно, как же я не подумала об этом сразу?.. Лили Гермиона-Джиневра Поттер.        – Ну, можно не настолько громоздко, – намеренно небрежно пожал Гарри плечами. – Я оставил бы только Лили с Гермионой, как вариант.       Пэнси кисло улыбнулась.       Так, будто секунду назад вся её жизнь накрылась медным тазом.        – Мило, – сухо буркнула она, чуть не согнув серебряную чайную ложку, – Знаешь, Поттер, могу посоветовать тебе позаимствовать у Драко справочник самых идиотских в мире имён, – Пэнси поднялась на ноги, забрав кружку. – Чтобы дети наверняка нас возненавидели.       Она отправилась к лестнице.       Желая, видимо, оставить последнее слово за собой.       Ох, уж эти слизеринцы!       Остаются в своём репертуаре даже через много лет после выпуска.        – Так чем тебе не угодил Альбус Северус? – едва сдержав едкий смешок, вкрадчиво уточнил Гарри.       Шаги Пэнси остановились.       И жалобный всхлип вмиг отрезвил Поттера – шутки кончились.       Сейчас она спустится и убьёт его. Точно!       Ну, или, по крайней мере, попытается.       Он вжал голову в плечи, приняв театрально виноватый вид. На всякий случай.        – Всё просто великолепно, Гарри! – раздался язвительный голос Пэнси с верхнего этажа.       Слишком высокий.       Мерлин!       И Поттер готов был бежать и ловить жену: показалось, будто ей внезапно стало плохо, и сейчас она рухнет со ступенек.       Он почти дошёл до лестницы, когда услышал:        – Только когда наш сын вырастет, – вполне ровно, в одной из самых жутких из своего арсенала повелительных манер, продолжила Пэнси. – Ты, Поттер, сам будешь объяснять ему, за какие такие грехи... Чёрт! Ты назвал его в честь старого маразматика, который всю свою сознательную жизнь только и делал, что планировал свои сраные интриги за счёт чужих судеб!       И когда до слуха донёсся яростный хлопок двери, Гарри прикрыл глаза.       Наверное, он перешёл грань. Перешёл, чтобы просто молчать о расследовании.       Возможно, он перегнул с издевательствами. И, может быть, когда-то Пэнс поймёт его.       Малфой говорил, что выкрутасы беременных жён только сначала пугают, а потом, ничего – привыкаешь.       Гермиона, например, в пылу одного из гормональных припадков заявила, что ещё нерождённые дети вообще от Забини. И, соответственно, Драко не имеет никакого морального права лежать рядом с ней на кровати, раздражающе листать свою сраную книгу и слишком громко дышать!       Признаться, стрессоустойчивость Малфоя иногда поражала воображение.       Честно, услышав эту историю, Гарри немного удивился, как тот умудрился не слечь с нервным срывом. Или с чем-то похуже.       Слава Мерлину, Пэнс пока не дошла до подобных странностей, а выплеснула свой гнев всего только на именах.       Осталось потерпеть семь месяцев.       Всего ничего, по сравнению с целой жизнью, так?        – Добби, – шепнул Поттер, отставив пустую чашку на край стола.       И когда после громкого хлопка, посреди гостиной появился счастливо улыбающийся домовой эльф, Гарри тоже невольно улыбнулся.       Добби не был прислугой в общем понимании этого слова.       Нет. Они с Пэнси наняли его в качестве помощника по хозяйству.       После того, как Кикимер отправился на заслуженный отдых. С пособием по старости.       Добби был для Гарри другом.       Маленьким и почти безотказным.        – Что прикажете, хозяин? – пискнул эльф после глубокого поклона.       Да. Манеры раба из Добби вытравить не удалось...        – Завари мне ещё чаю, пожалуйста, – вновь открыв папку с материалами, проговорил Гарри.       Добби счастливо всхлипнул, а в его огромных зелёных глазищах заблестели слёзы.       И через секунду, всё ещё не привыкший к подобному обращению свободный эльф трансгрессировал.       А Гарри вспомнил, как, с позволения сказать, бывший хозяин Добби, рвал и метал всего за несколько часов до этого момента.       Драко чуть не разнёс в щепки весь его, Поттера, кабинет.       Потому что. В его белобрысую голову, видите ли, внезапно ударило совершенно вздорное подозрение.       Что Герман – это выживший Рон!       И что сам Гарри – просто «сраный, нихрена не делающий козёл, который возомнил о себе хер пойми что и растёкся соплями по паркету, саботируя всё долбаное следствие, с целью выгородить своего чёртова рыжего дружка».       Потом, Малфой в той же гневно-разрушительной манере предположил, что Поттер попросту сделал выбор между Роном и Гермионой, остановившись на первом...       Конечно, Гарри прекрасно понимал плачевное состояние вечного визави. Однако...       Каких. Блин. Грибов нужно обожраться?       Чтобы догадаться вывалить эдакий вздор?!       Боже! В тот момент Драко и впрямь напоминал либо сбрендившего, либо зависимого от наркотического зелья!       В лучшем случае — от настоя Беладонны, разбавленного один к трём.       И, признаться, Гарри с самого начала расследования всей душой надеялся, что разъяснять ничего о якобы причастности Рона, или кого-то ещё из семьи Уизли не придётся.       Но более упёртого осла, чем Малфой, очевидно, не сыскать во всем мире!       Пришлось рассказать, что с того самого момента, как ему, Поттеру, стало известно о нападении на Гермиону...       Он сразу заподозрил Рона.       И не видел в этом ничего странного.       Честно говоря, Гарри всегда надеялся, что друг спасся от гибели. До конца пытался верить в невозможное.       Даже тогда, когда бесцеремонно вломился в кабинет Кингсли, требуя предоставить неограниченный доступ к архивам с документами о погибших во время войны.       Всё ещё верил, когда заметил в чёрных глазах Министра жалость и сочувствие.       И даже тогда, когда... Чёрт.       Рассматривал колдографии с места происшествия.       Такие документальные.       Детальные.       Сомнений не осталось. Рон мёртв.       Сивый или нет стал его убийцей – рассуждать не имело смысла.       С такими страшными увечьями нельзя выжить. Никто не смог бы выкарабкаться. Даже Рон.       Точка.       А следовательно, Уизли не может быть ни злоумышленником, напавшим на Гермиону, ни убийцей девчонок.       Однако, Малфой успокоился только тогда, когда вынудил Гарри поклясться, что даже если б Рон выжил... То он, Поттер, никогда не стал бы покрывать преступника.       Так же, как и не станет допрашивать миссис Уизли, своего ли сына она похоронила.       Это слишком жестоко, так?       Да, Драко можно понять – ему хотелось, чтобы все было проще, чем есть.       И даже его странная вера в чудесные спасения от клыков оборотня, почти восхищала...       Но, увы, личность Германа – всё так же неизвестна.       Расследование все также топчется на одном чёртовом месте. И Гарри все также понятия не имел, где искать ублюдка, напавшего на трех девчонок!       Две из которых теперь мертвы.       Надеяться на Гермиону – уже нет смысла.       А Астория, по факту, ничего не знает об этом Германе. Кроме имени и угроз в сторону детей Драко и Гермионы.       Но Герман – игрок.       Явно заядлый и умелый. Интригующий и пытающийся сорвать Флеш Рояль, за счёт блефа.       Отлично. Для покера.       Но Гарри знал – все картёжники рано или поздно теряют всё, остаются в долгах.       И этот чёртов Герман. Задолжал.       И ему, Поттеру, и Малфою!       Одна подстава несчастной Астории чего стоила?       Всё это – тонкий, но ясный расчёт на то, чтобы сделать Драко ещё больнее.       Чтобы Малфой прекратил мыслить слишком поверхностно, и понял наконец – даже любовь не гарантирует отсутствие предательства.       Однако, зачем Герману потребовалось убивать девочек?       Можно допустить, что Парвати, в силу своей профессии, оказалась и впрямь опасной для злоумышленника.       СМИ – четвёртая власть.       И Парвати могла отдать в печать какую-то неудобную для Германа информацию.       Но логичнее, в таком случае, было бы запугать, подкупить или прикончить Забини, решавшего в итоге, какая статья выйдет в Пророке, а какая – нет.       Всё так.       Но, если верить Блейзу, ни одной угрозы в его адрес не поступало.       А значит – снова тупик.       Треск из жерла камина отвлёк от рассуждений.       Чёрт!       Неужели, Малфой собрал новый список обвинений?       Или, может, Забини с очередным предложением налакаться со скуки?..       Почти обречённо переведя взгляд в сторону камина, Гарри застыл.       Мерлин...       Он предполагал, будто ничто больше не сможет удивить его до оцепенения.       Но вкрадчивый, до боли знакомый голос:        – Доброй ночи, Поттер!       Заставил прийти к выводу, что... Увы, кое-что всё ещё способно выбить из колеи старшего аврора.       За всполохами изумрудного пламени показалась голова, которую...       Блин!       Которую Поттер никогда не ожидал увидеть в собственном камине!        – Я располагаю кое-какой информацией. Возможно, эти сведения станут полезными для твоего расследования, – продолжил голос. – Могу ли я зайти к тебе на чашку чая?        – Д-добрый вечер, – насилу отойдя от оцепенения, пробормотал Гарри. – Конечно, Перси. Эм... Рад видеть тебя. Проходи. Пароль «Регулус».       Уизли усмехнулся.       Как-то очень странно. Цинично.       Хотя, удивляться нечему.       После войны он не слишком жаловал Гарри, как и почти все братья Рона.        – Это так мило.       Он шагнул в гостиную, отряхивая сажу с безупречно выглаженного пиджака.        – Взять за пароль имя крестника слишком предсказуемо. Если честно. И крайне неосмотрительно. Вдруг, кто-то... Ну, скажем, один из злоумышленников, которых ты тщетно ловишь, решит пробраться сюда? Что будет с твоей женой? Ты же аврор, Поттер! Постоянная бдительность, – воинственно сверкнув стёклами очков в роговой оправе, укоризненно-нудно (как, впрочем, обычно) резюмировал Перси.