***
Гермиона пыталась. Изо всех сил! Но так и не сумела уложить в голове вполне подробное изложение последних событий, разбавленных разного рода туманными версиями Забини. О гибели Парвати Патил. Господи... Из всего выходило, что и Парвати пала жертвой интриг Германа. И Падмы... В эту версию, пусть вполне сносную и подкрепленную эмоциональными аргументами в чисто блейзовском стиле, невозможно было поверить! Даже если допустить, что Падма подверглась некоему влиянию из вне... Даже если Герман настроил её! Но погубить сестру-близнеца? Быть не может! Родная кровь не водица... Гермиона могла припомнить только один случай подобной низости: во время последней битвы за Хогвартс, Беллатриса убила Тонкс, свою родную племянницу. Однако, у Беллатрисы имелся мотив (хоть и весьма своеобразный), а в случае Парвати и Падмы – зависть? Чушь! Какая зависть может быть между настолько близкими людьми? Родными сестрами... Куда уж ближе? Нет. Здесь что-то другое! – Ничего святого, – шепотом резюмировала Гермиона, тупо гипнотизируя стену, наполовину отгораживающую кухню от гостиной за рябящей завесой Заглушающего заклятия. – Честно, не верится в такой цинизм. Не хочу... Да и не представляю, как у Падмы рука поднялась? Стакан, наполненный янтарным ви́ски, с грохотом опустился на крышку барной стойки, и Блейз, сварливо цикнув, демонстративно закатил глаза. – Жизнь вообще циничная штука, – философски отозвался он. – По себе, уж прости, Грейнджер, людей не судят! На сколько я понял, Герман – натуральная тварь. Он обаятелен, и с лёгкостью способен манипулировать ничего не подозревающими людьми, а Падма... Как не прискорбно, есть целый отряд таких людей. Это люди с особым окрасом. Оттенок дерьма в проруби: утонуть нет сил, а всплыть – таланта. Вот и болтаются. В надежде, кто подберёт... Нужно просто принять это, как факт, а не бить себя в грудь коленом, заявляя, будто все (кроме слизеринцев, разумеется), с кем вы учились или когда-то были знакомы – святее Мерлина. Поттер так думал. И теперь. Хер знает, где он! Судя по раздражённому финалу глубокомысленной отповеди, Гарри, помимо всего прочего, успел в пух и прах разругаться с Забини. О чём последний почему-то предпочёл промолчать. Хотя. И так всё ясно. Скандалил Поттер почти всегда, когда, не дай Мерлин, что-то глобально не укладывалось в его планы. И теория Блейза об убийстве Парвати как раз подходит под это описание. Эта версия – нечто новое. То, что пихнуло под зад казавшееся застывшим на месте расследование. А Гарри, к сожалению, не мог, да и явно не имел ни малейшего желания даже на секунду допустить что-то, не укладывающееся в стандартный протокол. И уж точно никогда не поменял бы своего мировоззрения. Он навсегда, наверное, так и останется самым упрямым ослом во вселенной! Только вот... Принятие этой «милой» изюминки друга никак не меняло неизвестности. А то, что Забини, наверняка, всё ещё чувствует себя оскорбленным до глубины души – проблема. Почти мирового масштаба. Ведь всем известно: если Блейз нервничает или обижен, то вполне способен натворить такую адскую вакханалию (ну, даже просто из вредности), так запутать расследование... Что вовек не распутать. – Уверена, Гарри прислушался к тебе, – покусав губу, задумчиво кивнула Гермиона. – Он же отправился-таки к Падме, а не в Мунго, допрашивать целителя Дэвиса... Она замерла. К Падме? К Падме!.. Вот дьявол! «Поттер клялся: пол-литра коньяка, которые мы выпили в Аврорате не дадут нам умереть... – как по команде раздался в голове голос Драко. – Не хочешь же ты сказать, Уизли, что он оказался последней падлой, а? Никогда не поверю, будто он намеренно укокошил меня и себя заодно, предварительно заручившись магическим договором!» Сердце застыло, обожжённое адским пламенем... А потом ударило так, что едва не разорвало грудь изнутри! Господи. Как же вовремя! Вот же она – ещё одна подсказка! – Блейз! – тот едва не подавился виски. – А может быть, что Гарри намеренно дал себя отравить, дабы попасть прямиком к Герману?! Секунда; вторая – в тишине. – Святые угодники... Да что ты городишь, Грейнджер?! – ошарашенно моргнув, всполошился Забини. – А вообще-то... Вполне, – поразмышляв ещё секунду, протянул он. – Дьявол!.. Намеренно нажраться яда, шутки ради броситься в гнездо к бешенным мантикорам или полезть в Тайную комнату за Василиском... Да, вполне в стиле нашего героического очкарика... – Блейз задержал взгляд на светлеющем небе за широким стеклом окна и тихо произнёс: – Только эта глупость от Поттера, если она и имела место... Нихрена не меняет! Каким бы... Прости Мерлин, безответственным козлом он ни был, мы-то с тобой всё равно не знаем, где искать его и Драко. Как впрочем, понятия не имеем, кто такой этот долбаный Герман! – Твоя правда... – проследив за порцией нервных жестикуляций, печально вздохнула Гермиона, пожимая плечами. – Дело действительно дрянь, но и у меня есть кое-какое предположение! – успокаивающе улыбнулась она. – Малфой был уверен, что Герман – это чудесно выживший Рон Уизли, – упавшим голосом сообщил Забини, а Гермиона грустно усмехнулась и, подумав о том, что она с мужем и впрямь «одной крови», проговорила: – Я бы тоже решила так, если б не знала на все сто процентов, что Рон мёртв. Теперь же я почти уверена, что Герман – это Виктор Крам. Заметив, как тёмная бровь Забини стремительно приподнялась, Гермиона наскоро и как можно более безэмоционально изложила доводы в пользу своей версии. Но, очевидно, теория, как и все без исключения аргументы казались блестящими только ей. Блейз же остановил на ней преувеличенно понимающий взгляд. А потом, залпом осушив бокал, резюмировал: – А что? Мне нравится! Он усмехнулся. Саркастично, так, будто только что прозвучал самый жуткий поток чуши, размеров которого, Блейзу явно не переварить. И это... Приводило в оторопь. Он же репортёр и был вынужден видеть и слышать такое, от чего у любого нормального человека крыша поедет... Так что же его смутило? – Тебе только ужастики писать. О восставших мертвецах, – мрачно посоветовал Забини. Всё ещё не понимая, к чему клонит приятель, Гермиона лишь вопросительно глянула в его сторону. Взгляд же его был прикован к циферблату старинных часов, резные стрелки которых показывали десять минут четвёртого. Плеснул ещё немного виски в стакан, и, казалось, будто именно эту порцию, Блейз решил выпить за упокой... Молча. Лишь печально качнув головой. – Грейнджер, – хрипло проговорил Забини, когда Гермиона уже открыла рот, чтобы окликнуть его. – А Крам-то мёртв. – Ч-что?!.. – выдохнула она, нелепо хлопая ресницами и стараясь вспомнить. Воскресить в памяти тот день... Или хотя бы месяц? – Почти сразу после похорон твоих родителей, – будто прочитав судорожный ход её мыслей, подсказал Блейз. – Боже, об этом писали все газеты! Нет... Только не говори, что ты забыла! Конечно... Вернее, и не могла помнить. При всём желании! Потому что... Господи, в то время ей было совсем не до статей! Родители погибли. И мир казался ей даже не серым... Нет. Мир вокруг превратился в нуар. Без намека на яркие цвета или свет, который символизировал бы выход из кромешной и бесконечной депрессии... Было по-настоящему страшно, ведь даже вполне привычная нагрузка в учебе казалась Гермионе в тот момент непосильной ношей. И уж тем более, ей было не до Виктора Крама. Или сочувствия к чьей-либо трагической судьбе... Потому что трагедия – это то, с чем она просыпалась, и то, о чём думала перед тем, как забыться недолгим сном. – Ладно, – обращаясь в основном к себе, поморщилась Гермиона. – А ты не помнишь причины его гибели? – Обижаешь! – лениво поведя плечом, хмыкнул Забини. – Сердечная недостаточность, – отрапортовал он. Мерлин... Словно и впрямь помнил наизусть все статьи, вышедшие со дня своего появления на свет! Но. Ради всех святых... Сердечная недостаточность? Серьёзно?.. Брови Гермионы сами собой взлетели вверх. – Согласен, причина... Ну, такая себе, – развёл руками Блейз. – Особенно, если учесть, что Краму в то время было не многим больше двадцати... – в его глазах заблестели искры детективного азарта. – Не хочешь ли ты сказать, Грейнджер... – Забини саркастично ухмыльнулся собственным мыслям и уточнил: – Что кто-то, сам же Виктор, к примеру, подкупил целителей, дабы те фиктивно констатировали смерть? Или запугал. Ведь, если рассуждать здраво, – необязательно обладать необъятнымыми сокровищами в Гринготтс, дабы заставить молчать кого угодно! За примером даже ходить далеко не нужно. Достаточно вспомнить недавний рассказ Нарциссы, которая молчала долгих пять лет, до смерти боясь за жизни родных и одновременно огласки своего чудовищного выбора меньшего из зол¹. Который в итоге породил ещё больший кошмар. – Возможно... – кивнула Гермиона. – Но нам всё равно не удастся быстро выяснить подробных обстоятельств его смерти, даже если это фальшивка, – Блейз разочарованно кивнул, а она задумчиво рассудила: – Если Гарри и Драко у Германа... А, скорее всего, так и есть. То времени на поиски у нас катастрофически мало. И как бы страшно не звучало, мы с тобой должны допускать, что они могут быть убиты в любую секунду... Поэтому я предлагаю пойти ва-банк! – Да неужто ты хочешь вломиться в чей-то дом без приглашения? – странно живо удивился Забини, трагически заламывая руки. – Я за! Могу предложить к посещению, квартиру Астории! – проказливо подмигнул он через секунду. Приехали. Похоже, теперь Блейз ещё и возомнил себя великим «домушником»... – Ты ведь понятия не имеешь, где находится её конспиративное жилье?.. – подозрительно сощурившись, уточнила Гермиона и, когда Забини, немного остудив собственный пыл, недовольно кивнул, продолжила: – Поскольку у нас нет времени варить зелье поиска. А ты так некстати усыпил Пэнси! И теперь нам некому помочь с заготовками, которые вполне могли бы быть в её закромах... Придётся искать наугад. Думаю, нужно попробовать попасть к Лаванде, – лицо Блейза недоумённо вытянулось. – Понимаю. Можешь считать это бредом... Но когда-то я слышала от Гарри, что маньяки всегда возвращаются на место прежних преступлений, – он всё ещё скептически хмурился, а Гермиона, вспомнив методы убеждения самого упрямого человека на свете², отрезала: – Других вариантов у нас всё равно нет! Ну, не рассказывать же Забини, что этот домысел, являясь самым, наверное, безумным из всего, что когда-либо рождалось в её голове... Основан лишь на аромате лавандовых цветов, ещё недавно настойчиво щекотавшем ноздри. Вероятнее всего, выслушав, Блейз попросту поднял бы её на смех. – Наверняка, прогулка в Ливерпуль лишней не будет, – не до конца уверенно подытожил Забини. – Ну что ж, вставай! Надерём задницу этому ублюдку! – процедил он, потирая ладони, будто бы в предвкушении страшной мести. – Да уж, – вздохнула Гермиона, поднимаясь из любимого бордового кресла. – Надерём... Если найдём. «Если выживем» – мысленно поправила она саму же себя, плетясь вслед за Блейзом к выходу из дома номер 12. _______ ¹Выбор меньшего из зол – здесь имеется в виду поступок Нарциссы: она согласилась помочь Герману «устранить» Беллатрису Лестрейндж. Взамен, Герман обещал не трогать Драко. (Отсылка к предыдущей части) ²Самым упрямым на свете человеком Гермиона считает Гарри Поттера, скромно уступая другу первое место на пьедестале почёта самых упёртых в мире людей:).***
Натужно толкая будто бы загустевшую кровь по замёрзшим венам, сердце стучало на пределе возможностей. Отдавалось в ушах оглушительным грохотом, словно вело обратный отсчёт секунд... Минут?.. Мир плыл перед глазами. И, казалось, что время остановило свой стремительный бег... Наверное, прошло столетие, или уже парочка вечностей? С тех пор, как взгляд Драко примёрз к лицу Астории. Нарочито прелестному, но мёртвому... Лицу его несостоявшейся невесты. «Дьявол! – взревел внутренний голос. – Оставь это!.. Остановись. Вы ведь даже не целовались...». Однако что-то немилосердно скребло по сердцу, противилось тому, чтобы похоронить для себя недавний эпизод. Наверное, это человечность. Разум же, как назло, вновь и вновь вылизывал всевозможные вариации её несбывшейся судьбы. И всё сводилось к одному... Бедная-бедная Гринграсс! Наверняка, она рассчитывала на другую участь. Как обидно! И не по-слизерински... Вбить в свою недалёкую головку бредовую идею об огромной любви, взаимность которой более, чем сомнительна, поставить на кон всё, ради того, чтобы эта детская мечта стала реальностью... И проиграть. Господи... Насколько же нелепо и трагично одновременно – погибнуть здесь, в пропахшей пылью тесной комнате, даже не зная, где находишься, и от руки мерзавца, чье имя было и остаётся тайной! Навсегда. Для неё, Астории... Некогда идеальная фарфоровая кожа Гринграсс теперь стала походить на выцветший сероватый пергамент. А в навеки застывших глазах её, подобно крохотным изумрудам, отражались искры Убивающего заклятия. Которые всё ещё плавали в воздухе, как зловещий «привет», адресованный ему, Малфою... С того света. Он понимал. Прекрасно осознавал намёк. И готов был принять смертельную эстафету – тем более, что выбор всё также невелик. Но в голову то и дело лезла отчаянная, граничащая с безумством надежда на то, что Герман – всего лишь позорный болтун. Да. Просто бахвалится! На деле же, не обладает достаточной магической мощью, и несчастная Астория восстанет из мёртвых... Вот. Прямо сейчас! Миг, и ещё... Чёрта с два! В своём ли ты уме, Драко? Единственный, выживший после Авада Кедавра – рядом. Такой же жалкий, привязанный к стулу, ни жив ни мёртв. Остальным же, после изумрудного всполоха – один путь – в могилу. Точка. За время «приятного» времяпровождения бок о бок с Пожирателями смерти в собственном поместье, Малфой успел вдоволь навидаться. И уяснить раз и навсегда смехотворно простое правило: Непростительными пользуются лишь в том случае, если точно знают, что хватит силёнок... Иначе – дело может обернуться катастрофой. Удивительно, если Герман не осведомлен... Судя по всему, он – ой, как не прост! Удивляло другое: Непростительные, особенно Убивающее, имеют своеобразный «побочный» эффект – вне зависимости от того, хороший ты или плохой человек, в общем понимании, – душа после применения этих чар будет безвозвратно искалечена. Не сразу. По чуть-чуть... Капля за каплей... Наверное, это сравнимо с Поцелуем дементора, только происходит годами. И единственное лекарство от полного истощения всего человеческого – есть раскаяние. Которого, в этом случае, явно не предвидится... Почему же, ради всего святого... Зачем Герман использует именно их? Конечно же, Малфою было плевать как на многоликого гада, так и на его чёртову душу! Просто... Едва пережив военные и послевоенные годы, Драко неприятен был сам факт, что кто-то всё ещё считает убийства и пытки выходом. Хотя, о чём речь? Выходом из чего? Или откуда? Да и итоговая цель Германа всё ещё непонятна! Слишком много вопросов. И, есть ли смысл ковыряться в дурацких мотивах? Возможно, их попросту не существует. Ещё вероятнее, что Герман и впрямь убивает лишь затем, чтобы убивать. Ну и плевать на него... А вот Асторию жаль. Ведь, освободись она от влияния безумного ублюдка раньше, наверняка, её судьба приняла бы совсем другой, более счастливый оборот. За свою же никчёмную шкуру Малфой не переживал. Нет, страха не было. Даже странно... Просто он уже знал наперёд, какую участь готовит ближайшее будущее. Он умрёт. Погибнет также бесславно, как и бедняга-Гринграсс. Возможно, всё будет хуже. Мучительнее... Ведь, если задуматься, он, Драко, причинил делу Германа гораздо больше вреда. В отличие от Астории, которая, в общем-то, по глупости влезла в самое пекло. И ещё... Малфой понимал, что и сам не намного умнее. Никто не заставлял его недооценивать врага. И вину-то свалить не на кого! Даже Поттер – и тот – не виноват! По крайней мере, в этот раз. Достаточно вспомнить короткую реплику Падмы перед тем, как Драко отправился в кратковременное, но увлекательное путешествие в преисподнюю. «Зря ты ввязался во всё это»... И не поспоришь. Зря влез! Можно сколько угодно посыпать себя пухом, оправдывая собственную тупоголовость благой целью – спасением жены... Но итог – дерьмо. В которое ввязался в здравом уме и трезвой памяти... И в котором с каждой секундой всё глубже он тонет, затягивая с собой в смердящую бездну и Поттера, и Гермиону с детьми. И даже собственную мать. Астория уже захлебнулась. Дело осталось за малым: все они связаны между собой одним человеком. И все они умрут. В самом ближайшем будущем... Вдох-выдох... Вдох! Господи. Это не твоё, Малфой. Не твои мысли! Почти против воли, Драко прикрыл глаза... Не помогло! Чёрт! Просто спрятаться от мёртвого лица Астории, так резко контрастирующего с бурыми пятнами крови... Определённо, теперь эта картинка будет с ним вечность. Ну, или сколько там ему ещё осталось? Час, два? Да и хрен с этим! Хуже другое... Только сейчас Малфой осознал, что предвидел именно такой конец истории с Гринграсс! Банально, но никогда в жизни он не обладал даже крохотной способностью к прорицаниям, скромно считая себя почти богом Нумерологии¹... Зато сегодня профессор Трелони, наверняка, плакала бы от счастья. Шутка ли? Ей удалось-таки вымучить хоть одного предсказателя за всё время преподавательской деятельности. Пусть это даже и он, Драко Малфой... Мудила из Слизерина, стрелявший ей в спину комочками пергамента из рогатки². К дьяволу всю эту дешёвую мишуру!.. Он. Знал! И знал прекрасно, что так и будет. Дрянное предчувствие поселилось в нём сразу, как только Поттер озвучил содержание записки, в виде долбаного самолётика прилетевшей к нему в кабинет. Знал, и не предпринял ничего, чтобы предотвратить... Списал видение на лишнюю впечатлительность, на напряжённый момент. Короче, показал себя беспросветным идиотом! «Гринграсс пропала»... Драко поморщился, покосился вправо. И когда зрачки нашли всклокоченную шевелюру Гарри, он тяжело вздохнул, потому что... Они тоже пропали. В любых доступных смыслах. Оба. Пропали для всех. И для себя самих. Прошло уже много времени. А их с Поттером никто не ищет... Да, всё верно. Ведь. Их просто... Больше нет, так? – Ну что, Малфой, нравится? – ворвался в размышления голос. Насмешливый и мерзкий, но так похожий на его собственный. Чёртов обсосок!.. Драко так надеялся, что двойник просто сгинул в свою преисподнюю! Нет. Наверняка, оттуда дьявол вышвырнул Германа самолично – настолько тот ему осточертел. Малфой лишь поплотнее сжал зубы, для того, чтобы не ляпнуть сгоряча чего-то, подобного своим же глубокомысленным рассуждениям. И ничего, что, вне сомнений, доставит уроду лишнее удовольствие. Герман и так мог ликовать: ведь оба «охотника», так долго преследовавших его, угодили в собственноручно поставленный капкан. Буквально случайно. А, может, и не совсем... Но оба теперь – одной ногой в могиле. – Тебе придётся смириться, Драко, – издевательски хмыкнув, продолжил Герман. – С тем, что все вокруг тебя мрут, как мухи. Показалось, будто из лёгких выкачали весь воздух – настолько метко прозвучала эта фраза... Герман прав. Тысячу... Две тысячи раз! Однозначно, горе написано ему на роду. Это древнее проклятие. Или ещё какая-то дрянь, почище злого рока?.. Даже в мыслях звучит бредово. Однако поверить нетрудно – стоит лишь наскоро раскинуть мозгами! Сначала погиб Крэбб. Да, он сгорел из-за собственного идиотизма, помноженного на слизеринскую самонадеянность. Но инициатива похода в Выручай-комнату для поиска долбаной диадемы Ровены Рейвенкло принадлежала Малфою! Это он рассудил (вполне здраво, как тогда казалось), что иметь «туз в рукаве» в виде искомого Тёмным Лордом артефакта, будет весьма полезно, в случае победы Пожирателей смерти... Не так важно, что случилось после... Винсент погиб ради безделушки – нелепо и бесполезно. И вина за эту смерть на Драко. Потом не стало отца. Пусть, он своими же руками сотворил пропасть, в которую в последствие и рухнул... Однако, если быть до конца честным, не дай Драко показаний в допросных аврората, Люциус не получил бы реального срока в Азкабане, не подцепил чёртовой болячки³ и, следовательно, жил и здравствовал по сей день. Ведь изначально, всё шло к тому, что отец выскользнет из лап правоохранителей, как сделал это после первой магической войны. Это он, Малфой, спутал все карты... И, в конечном итоге. Будь Люциус жив-здоров, гуляй он на свободе – о свадьбе с Гермионой Грейнджер и речи бы не шло. По вполне понятным причинам. А значит, Гермиона осталась бы невредима, Астория, наверняка, была жива, да и Поттер... Поттер?.. Ладно, он в любом случае нашёл бы неприятностей на свой аврорский зад. Продолжать цепь сожалений, на самом деле, можно бесконечно. А посему – к дьяволу! Бессмысленно. Да и легче от этого не станет ни ему, Драко, ни кому бы то ни было ещё... Очевидно одно – умереть должен он. Он – и есть корень зла. Это он, Малфой, должен был превратиться в никчёмную горстку пепла там, в Выручай-комнате! И тогда, возможно, все были бы счастливы. Стоило только представить... Драко не ожидал, а сознание вновь поплыло. Но в этот раз куда-то за пределы душной и тесной комнаты. Однако внезапно виски́ прострелило! И едва выносимая боль вернула обратно. Да. Прямо-таки встряхнула за шкирку, как нашкодившего щенка... И Малфой зажмурился. Глаза жгло, будто под веки насыпали по горсти соли... В носу стояла горечь. Господи... Неужели, он наворотил столько дерьма? И ошибок прошлого теперь не загладить? Конечно нет. Если честно, сейчас Драко с радостью отдал бы душу за бесценок любому бесу. Лишь бы повернуть время вспять! Только б не чувствовать вину, которая ворочалась в груди, взламывая рёбра. Садистски. По очереди... И он готов был поклясться, что слышит их влажный хруст! «Соберись! Давай, ты же Малфой... Возьми себя в руки!» И. Всё кончилось... Стихло, будто по мановению волшебной палочки! По правде, даже гадать не хотелось, чей голос звучал в голове миг назад. Конечно, отец. Его повелительную речь Драко узнал бы из тысячи голосов. Но никогда ещё окрик с того света, не звучал так вовремя! Потому что чья-то невидимая рука уже сжимала когтистые пальцы на горле. Теперь же ослабила хватку. А Малфой вдруг понял: всё, что жалило изнутри, подобно диким пчёлам, мстящим за разорение улья... Наваждение! Манипуляция. И только! Резко раскрыв глаза, Драко сразу встретил прямой взгляд Германа. И вновь внутри похолодело! Глаза сделались безликими, совсем не похожими на его, Малфоя. И напоминали два чёрных колодца, обрамленных едва заметной серой каймой. Зрелище завораживало и притягивало, но Драко знал: это взгляд легиллимента. Герман вновь сидел прямо напротив, небрежно зажав между средним и указательным пальцами зловонно тлеющую сигарету. Сука... И, ухмыляясь, читал его мысли! Не просто читал, а направлял их в «правильное русло»! Серьёзный ход... Ничего не попишешь! Тяжело сглотнув, Малфой мысленно послал благодарность почившему в бозе отцу и, собрав все оставшиеся силы, постарался воскресить в памяти один из эпизодов телевизионной передачи «Планета животных». Где диктор в красках описывает особенности размножения ленивцев. Ну, а что? Пусть и Герман получит бесценные сведения из мира фауны! Нужно же когда-то прекращать быть невеждой? – Ты говорил, будто принёс какие-то вести о Гермионе, – светски напомнил Малфой. Получилось немного фальшиво, да и хрипловато, но... О, да! Спасибо усопшей тётушке Белле!.. Встрепенувшись, Герман неприязненно поморщился, а потом озадаченно нахмурился. Видимо, на «том самом» моменте. Понял, ублюдок, что представление на сегодня окончено! Драко лишь дёрнул уголком губ, когда зрачки адского двойника кольнули его переносицу – копаться в своих мозгах он больше не позволит! – А ты, выходит, не так прост, как кажешься! – разочарованно цыкнул Герман, не сводя напряжённого взгляда. – Можешь упражняться с окклюменцией, сколько влезет, Малфой, – безрадостно усмехнувшись, он мигом набросил на себя маску невозмутимости. – Только я уже знаю, что тебя мучает, – он приподнял подбородок, бездарно, но упорно подражая Драко. – Твоя жёнушка... Как хорошо, что ты наконец-то вспомнил о ней! Представь, какое несчастье! Умерла. Пока ты сокрушался о несчастной доле Астории... Неплохо сработала отвлекалочка, да? – Ищешь похвалы? – не поведя и бровью, процедил Малфой. «Мудила...» – добавил он про себя. – Не нуждаюсь, – пожал Герман плечами, вновь подкурив. – Так что же? Ждать приглашения на поминки? Господи. Ну что за урод?! С какого уровня преисподней дьявол только достает подобных упырей? Малфой с силой сжал кулаки и вновь дёрнул руками в стороны. Результ оказался тем же – по запястьям, накрепко связаных за спинкой стула, резанула жгучая боль. А Герман заржал. И звук смеха... Вот же... Блядь! Казался знакомым настолько, насколько только возможно!.. Миллион. А может и больше предположений прокатились внутри головы тот же час, но, к своему отчаянию, Драко так и не сумел вычленить хотя бы десяток-другой состоятельных... Гррр!.. Думай же. Думай! И лишь миг спустя, сознание остановилось. В мозгу щёлкнуло – умерла?.. Кто? Гермиона?.. Быть не может! Он же помнил. Точно помнил, как за руку вывел её из Ада! Помнил прикосновение её губ к своим, и хреново поставленный монолог тупицы-Уизли. Ну, в самом-то деле! Не может же быть всё это выдумкой?! – Врёшь! – отрезал Малфой. Почти на удачу, и прежде, чем успел осмыслить, что говорит... А ляпнул... Боже! То, за что смело можно отвесить себе сразу десяток мысленных подзатыльников! Потому что Драко был уверен: даже расплывись он эмоциями, как последний сопляк, рассыпься на части... Да, хоть сдохни, захлебнувшись слезами – гад не оценит. А вот время, напротив – безвозвратно уйдёт. Хотя... Торопиться некуда. Только если в могилу? К чёрту! Просто выслушай его! Просто... Мерзавец не должен бравировать своим превосходством. Нельзя позволить понять, с какой лёгкостью он способен причинить боль. И играть на струнах слабостей... А слабость ли Гермиона? Нет. Она любовь. А любовь, наоборот – страшная сила. Не так ли, профессор Дамблдор? На мгновение, Малфою показалось, будто он видит за спиной Германа силуэт старого директора в островерхой шляпе. И даже отблеск холодного света в очках-половинках... Секунда – и шарик Люмоса, зависший под пыльным потолком, потух. Ещё секунда – тьма. Будто кто-то рассыпал «перуанский порошок» из лавки магических приколов Джорджа Уизли. Ещё миг. И комнату залило тёплыми золотистыми лучами, какие бывают в солнечный полдень. Герман исчез. Дамблдор тоже... Если он вообще когда-то присутствовал здесь. Вместо них, появилась она. Гермиона. Такая, какой Драко запомнил её. Какой видел в последний раз перед тем, как он отправился на работу в Министерство, а она – на злосчастный шоппинг. Гермиона. Живая и здоровая... Чуть вздёрнутый нос усыпали рыжие веснушки, а волосы волнами струились по тронутым загаром плечам. Только взгляд. За золотистой паутиной радужек плескалась печаль и тревога... О чём она думала? Что крылось за едва заметной улыбкой, приподнявшей лишь уголки ярких губ?.. – Гермиона?.. – выдохнул Малфой, не в силах отвести взгляда. Он следил за каждым её мягким движением, а в душе разливался страх. Впервые с момента своего пробуждения здесь, посреди неизвестной комнаты, Драко и впрямь боялся. Не за себя. Боялся не успеть... Насмотреться, впитать в себя этот солнечный образ жены. Прежде, чем Герман наконец смахнет с шахматной доски и его, как бесполезную пешку... Да. Какой ещё, к мантикорам, Герман?! Малфой едва не рехнулся. Когда Гермиона опустилась к нему на колени. И, ощущая, как кожа горит под обхватившими шею тонкими руками, он услышал: – Я так горжусь тобой! Шёпот. Такой нежный. Такой... Её. А Драко только прикрыл глаза, зарываясь в густые каштановые кудри жены, очерчивая кончиком носа линию худенького плеча. Он пытался убедить себя, что это видение, но.. Господи. Господи! Ноздри уже щекотал её запах. Самый желанный на свете... Малфой помнил его ещё с первого урока профессора Слагхорна на шестом курсе в Хогвартсе⁴... Это аромат его Амортенции. – Сопротивляйся этому ублюдку! – вновь раздался голос Гермионы сквозь плотную пелену безумия. Безумия? Драко отдал бы всё, ради того чтобы остаться здесь, бултыхаться до скончания веков в волнах этого моря помешательства... Лишь бы и дальше, как наяву чувствовать, как подушечки тонких пальцев жены гладят его по затылку. Мерлина ради! Неужто он просит так много? Видимо. И насилу справившись с дрожью, вереницей мурашек пробежавшей по позвоночнику, Малфой тихо пробормотал: – Не уходи... Пусть, это прозвучало, как мольба. Пускай, чёрт подери! Потому что ею, это и было! – Прошу тебя, детка, – горячечно шептал он. – Не оставляй меня. Я не справлюсь... Не справлюсь один! – Ты гораздо сильнее, чем думаешь, – лёгкое касание мягких губ ко лбу. Будто прощание? – Останься! – ещё раз беспомощно взмолился Драко. И если б мог, схватил бы её за запястье. За оба! Сгрёб бы в охапку. И никогда... Никогда в жизни не отпустил её от себя! Неважно. Жива Гермиона или мертва. Будь она хоть призраком, правдоподобной галлюцинацией или же страшными проделками воскрешающего камня, благополучно потерянного олухом Поттером в Запретном Лесу... Пусть она будет хоть венгерской хвосторогой! Всё одно. Она нужна. Настолько, что Малфой, подобно мифическому Данко⁵, вырвал бы из груди собственное сердце, лишь затем, чтобы она осталась здесь, с ним... – Я всегда рядом, – словно прочитав все его мысленные причитания, улыбнулась Гермиона. – Всегда с тобой... И в эту идиллию... Ворвался тихий смешок. Потом ещё один. Затем они переросли в целую вереницу желчных, противных смешков! Лицо Гермионы помрачнело, и, коротко покосившись на отвратный звук, она исчезла. Забрав с собой и полуденный свет, и знакомый до одури аромат... Всё это смялось в комок, как исписанный черновой пергамент... И, чёрт возьми, не оставило взамен ничего, кроме полумрака неизвестной комнаты. И долбаного Германа. Который всё ржал и ржал, как умалишённый в ответ на не менее идиотскую шутку в стиле Рона Уизли. – Пресвятые небеса. Я аж прослезился! – картинно промокнув уголки глаз тыльной стороной ладони, язвительно заметил Герман. – Надо же, пришла попрощаться!.. Как мило с её стороны, да? И как вовремя... – он вновь издевательски прыснул. – А вообще-то, знаешь... Если мы и впрямь говорим начистоту, то... Да, прими мои извинения. Я немного преукрасил действительность, – Драко вложил в свой взгляд всё презрение, что бурлило в венах, смешиваясь с кровью. – Ладно. Не кипятись, Малфой, – почти дружелюбно посоветовал Герман. – Обернись лучше назад... Драко покосился в сторону окна, а двойник, поднявшись на ноги, взмахнул палочкой. И плотные шторы разъехались в стороны, скрыв бледную тень, до недавнего времени бывшую живой девушкой... – Грейнджер умрёт, – Малфой почувствовал, как ладонь Германа, будто в приятельском жесте, опустилась на его затёкшее плечо. – Как только взойдёт солнце... Ой, а что это там, на горизонте? Смотри!.. – прозвучало, как вопрос для малолетнего психопата. Он говорил ещё что-то... Но Драко уже не слышал. Внутренности медленно стянуло ледяными ремнями, а сердце покатилось в живот с таким грохотом, будто стальной шарик забился о железную кружку. Взгляд словно припаяли к оконному стеклу. Там, за окном гасли последние звёзды, небо светлело, а из-за горизонта едва виднелись медные блики. Дураку ясно – вот-вот займётся рассвет, а вслед за этим придёт и смерть. Всей его жизни. Его мира. Гермиона... Изо всех сил пытаясь унять испарину, бисеринами осевшую на лбу и катившуюся по вискам, Малфой сжал зубы покрепче, стараясь сконцентрироваться под натиском ублюдка, вновь принявшегося лезть в его сознание! И выстроив стену из свинца в собственной голове, Драко вдруг понял: вся эта бесстыжая «инсталяция» – поэтическая чушь. Преследовавшая единственную цель – взорвать эмоции, а трезвый рассудок напротив – отключить. Напрочь. Признаться, у Германа почти получилось. Сцена могла бы погрузить Малфоя в полоумную пропасть, полную горя и скорби... Если б до него не дошло ещё кое-что. Возможно ли, что всё это – намёк? Что-нибудь из разряда идиоматических мотивов серийных маньяков?.. Спорно. Но, в любом случае, верить гаду – всё равно, что принимать за чистую монету сочинения безумца Гилдероя Локхарта. – Ну, что ж, – с фальшивой печалью начал Герман. – Выражаю свои соболезнования, Мал... – Оставь их при себе! – выпалил Драко, наскоро обдумывая всё, на что может намекать этот душегуб. – Да неужто! – выдохнул он, нащупав искомое, а Герман лишь приподнял брови. – Неужели ты вспомнил, как умерла Лаванда Браун? Тот сохранял непроницаемость как во взгляде, так и в выражении лица. Но Малфой готов был поклясться: он наступил мерзавцу на больную мозоль! – В описи, которую предоставили патологоанатомы из Мунго, – на память, цитировал Драко рассказ Пэнс, – сказано, что смерть мисс Браун наступила в промежутке с половины третьего до половины четвёртого утра... Герман молчал, и, вновь подняв взгляд, Малфой заметил, как в глазах этого недоноска блеснуло что-то... Отдалённо напоминающее скорбь. Теперь, кажется, пришла его, Драко, очередь ликовать! Но вместо этого, он скользнул зрачками по пыльному потолку, стенам, оклеенным старомодными обоями и, театрально горько вздохнув, уточнил: – Только не говори, Герман, будто ты и впрямь жалеешь о том, что убил Лаванду! – широкие плечи визави едва заметно поникли, и Малфой хлопнул бы в ладоши в приступе мрачного восторга, не будь руки накрепко связаны. – Нет. Не верю! – с притворным удивлением, протянул он. – Не можешь же ты жалеть о той, чья жизнь ничего не знач... – Закрой рот! – взревел Герман, с яростью пнув по ножке стула, и тот с грохотом отлетел к книжному стеллажу, но, как ни странно, устоял. – Лаванда... – задыхаясь, продолжил он, сжимая до бела кулаки. – Лаванда была достойна жизни! Как никто другой. И она... Она вернётся! И всё же. Интересно, кто из небожителей дал этому психопату право на распоряжение чужими жизнями? Лаванда, значит, достойна, а Гермиона... Выходит, нет? С какого рожна этот выродок решил, будто он – карающий меч судьбы? – Убийца из тебя, если честно... – неодобрительно качая головой, сварливо резюмировал Драко. – Такой же эффектный, как танцовщица в ночном клубе из меня. Как можно всерьёз жалеть о содеянном? При твоей-то профессии... И... Кажется, опять – шалость удалась! Угораздило же вновь попасть в «яблочко» – судя по разъярённому взгляду, которым снова принялся сверлить его Герман. Вероятно, больше всего, двойника задело сомнение в его «профпригодности»... И если так, то у Малфоя на примете имелась ещё тысяча и одна подобная колкость – ведь это в его отделе работал дрочила-Селвин... Однако, нужно отдать Герману должное: он быстро взял себя в руки и пугающе спокойно произнёс: – Знаешь, есть лишь одна вещь, о которой я и впрямь жалею, – он сделал паузу, брезгливо поморщился, будто не до конца обдумав, стоит ли Драко Малфой его страшных признаний. – Жалею, что имея сотни возможностей убрать Грейнджер до... Решился сделать это только в девяносто восьмом, после бала в честь Хэллоуина, – Герман лишь криво усмехнулся в ответ на ошарашенный взгляд Малфоя. – Видишь ли, тогда мне ещё нужен был мотив... И как думаешь, кто помешал мне? Твой верный пёс, придурок Забини! – Подожди-ка... – тупо моргнув, выдохнул Драко, задним умом уже понимая, что за ошибку совершила жена. – Какой ещё мотив? В то время, Гермиона уж точно не сделала ничего, дабы заслужить подобную участь! – Заблуждаешься! – хмыкнул Герман. – В тот вечер Грейнджер поняла, что любит тебя, Малфой. Этот вывод и стал для неё смертным приговором! Сердце ухнуло в пятки. Весь этот диалог с недоубийцей... Будто бы достал старую колдографию из пыльного альбома. Ту самую колдо, с которой он, Драко, поклялся никогда не сдувать слой пыли! Конец января девяносто девятого года. Начался последний семестр в Хогвартсе... И перед рождественскими каникулами, казалось, будто ничто не может омрачить его счастье. Значение которого Малфой сумел осознать после, а тогда – чего ещё желать? – любимая девушка рядом, лучшие друзья тоже. Даже Поттер – и тот – смягчился и пригласил всех отметить Новый год в его заплесневелых пенатах⁶... Всё рухнуло в одночасье. Утром первого января, когда в окно дома на площади Гриммо влетела министерская сипуха с сообщением о гибели миссис и мистера Грейнджер. По вполне понятным причинам, Малфой не был знаком с ними, но отчего-то точно знал, что родители Гермионы при жизни были хорошими людьми. Хоть, конечно, и магглами... Поэтому или нет, но Драко согласился помочь Гермионе с похоронами, хотя понятия не имел, каким образом организуются подобные церемонии у простецов. Почему-то Малфой наивно полагал, что Гермиона сможет быстро прийти в себя после похорон – ведь в его глазах она всегда представала по-настоящему сильной... Вместо этого, она погрузилась в глубокую депрессию. Будто из-под её ног выбили почву! И из-под его тоже. Впервые после ада допросных в Аврорате, Драко растерялся. Не знал, как помочь ей! Он вообще мало когда заботился о ком-либо, кроме собак отца (за что тот всегда ругал сына, называя его недостойным псарём)... Приходилось учиться. Методом проб и ошибок... Дни сливались в одно огромное серое небытие, и, похожие друг на друга, заканчивались они так же неизменно. Проваливаясь взглядом в вышитый серебром зелёный полог, Малфой выпускал клубы ароматного дыма, и, вновь, затягиваясь сигарой, благополучно стыренной из опустевшего кабинета Люциуса, в очередной раз размышлял, как бы отговорить свою девушку от бездумного избавления от всего, что было связано с погибшими родителями. Смешно, но Гермиона даже собиралась продать их коттедж почти за бесценок... Так продолжалось бы вплоть до того, пока Драко не забылся б тревожным сном. Но судьба решила иначе. – Да херачьте вы оба к чёрту! До коли я буду это терпеть?! – после оглушительного стука двери, раздался звук намеренно грохочущих шагов. – Можешь вешать свой сраный галстук⁷ на ручку спальни сколько угодно! Только я прекрасно знаю, что ты валяешься здесь и пускаешь сопли! А Грейнджер пускает сопли наверху, в башне Старост. Что мне, блин, делать с вами, галапагосские ревуны?! Полог приоткрылся, и Блейз безапелляционно плюхнулся на край матраца, обтянутого кипенно-белой простынью. Друг излучал крайней степени решимость натворить какую-то хрень. Которая, естественно, испортит всё ещё больше. Как будто это вообще возможно... – Просто... Умоляю, оставь всё, как есть, – удостоив Забини лишь коротким взглядом, протянул Малфой. – И меня с Грейнджер. Оставь в покое. – В покое?.. Ах так?! – едва не задохнувшись возмущением, Блейз всплеснул руками. Очевидно поняв, что первый приём – «угрожающе-обвинительная отповедь» – не сработал. И приступил к излюбленной тактике. Номер два... Трагический спектакль. Театрально заламывая кисти рук, он жалобно вещал о том, как гипер-тяжело ему даётся грейнджерская депрессия с вытекающими (в виде недоученных домашних заданий) последствиями. О том, что теперь ему, Забини, приходится (о, ужас!) в одиночку составлять расписания уроков и заниматься прочей дребеденью, которая раньше фактически целиком и полностью лежала на плечах Гермионы. Однако, видимо, поняв, что жаловаться Драко куда менее целесообразно, чем ближайшей глухой стене, Блейз решил бомбануть очередным приёмом. Ошеломляющие новости! – Ты читал вчерашний выпуск Пророка? Господи. Из всех студентов школы Хогвартс, наверное, только один Забини и выписывал эту паршивую газетёнку. – Ну, так я перескажу! – почти угрожающе улыбнулся Блейз. Видимо, он так и не осознал, что последние десять минут разговаривал преимущественно с самим собой. – Виктор Крам! – Малфой вновь скучающе выдохнул облако сигарного дыма. – Ну, помнишь, раньше он был самым успешным ловцом сборной Болгарии, а потом по недоразумению, не иначе, попал к нам, в Хогвартс, на пост преподавателя Защиты от Тёмных Искусств... – Господи, ближе к делу, Забини! – лениво отозвался Драко, желая только одного – чтобы друг отчалил куда-нибудь, ближе к отдельной комнате старосты девочек в башне Гриффиндора⁸. – Умер он неделю назад. Об этом и писали... – скрестив руки на груди, недовольно побурчал Блейз. – Говорят, жизнь всё расставляет на свои места... – философски вздохнул он. – Вот и с Крамом тоже самое. Собаке собачья смерть – я так считаю! И никто, даже ты, Малфой, не уверит меня в обратном... – Так, – приподнявшись на локти, Драко изобразил заинтересованность. – О каких это собаках ты ведёшь речь? – Собаках?.. – растерянно потёр Забини затылок. – Да, тьфу на тебя, заноза в заднице! Ты всё о собаках, а я-то про Крама! Ты же в курсе, за что Кошка⁹ вышвырнула его из школы? – Возможно, он пометил её саквояж? – усмехнулся Малфой, вновь опустившись на подушку, в полной уверенности, что ничего интересного друг всё равно не расскажет. – Кажется, ты теряешь чувство юмора, приятель, – занудно сообщил Блейз. – После бала на Хэллоуин, Крам напал на одну из студенток и чуть не изнасиловал её... – Боже... А ты, Забини, кажется, снова берёшь свою информацию с потолка, – ничуть не проникшись новостью, констатировал Драко. – Думаю, тебе стоит поменять источники... – Я сам видел, – признался Блейз и в следующую секунду отвернулся, стараясь смотреть куда угодно, лишь бы не в его, Малфоя, сторону. – В каком это смысле? – подозрительно пробормотал Драко, вновь заинтересовавшись, но теперь странно смущённым поведением друга. – Я... Собственноручно стащил его с этой... Студентки. Оглушил и отправил в кабинет к директору МакГонагалл, – заторможенно и явно нехотя протянул Забини. – Ну... Герой. Молодец, дружище! – Малфой хлопнул приятеля по плечу, но тот даже не улыбнулся, а так и продолжил блуждать взглядом по периметру спальни. – Погоди. Неужто Крам набросился на девчонку в коридоре? Или... Где ещё это могло произойти, чтобы ты видел? – В спальне по соседству с моей, – глухо произнёс Блейз. – В башне Старост это и произошло. Жесть... – С Грейнджер? – не желая верить ушам, пролепетал Драко и, когда Забини кивнул, выдохнул: – Почему?.. Почему она молчала? – Блейз только пожал плечами. – Вот тебе и Крам... Сукин сын! – прошипел Малфой, на автомате сорвав гардину собственного полога. – Сукин сын! – рыкнул Драко, возвратясь в реальность. И, присмотревшись к ухмыляющемуся лицу ублюдка-Германа, процедил: – Прошу прощения, профессор. Не узнал вас без болгарского акцента. Хотя... Нет. Беру свои слова обратно. Ты всё равно сукин сын! Герман захохотал. Жестоко и абсолютно холодно. Будто вновь пытаясь выбить Малфоя из колеи... Но, в этот раз, Драко был готов к атаке и, понаблюдав повнимательнее за повадками мерзавца, почти уверился в том, что его вывод – скорее всего, даже не предположение, а истина первой инстанции. – Ты прав, Малфой, – сдавленным после смеха голосом, отозвался наконец двойник. – Прав, я – самый жуткий ублюдок, какой только мог встретиться на твоём пути. Но... Увы, будь я Виктором Крамом, авроры схватили б меня в первую же секунду после нападения на Грейнджер. Он, видишь ли, был не слишком сообразительным малым, как и твой старый знакомый Селвин. Они оба – лишь исполнители, а я... Твой враг номер «один». Вопросы? Герман примирительно улыбнулся. И цинично подкурил очередную сигарету. – Почему в таком случае ты не убьёшь меня? – поморщившись, пробормотал Драко. – Это было бы логичнее, нежели убивать беззащитных девчонок... – Логика, определённо, твой конёк! – одобрительно кивнул Герман. – Только убить тебя было бы не так интересно, по сравнению с тем удовольствием, какое я испытываю от того, как ты страдаешь над каждой новой моей жертвой, не находишь? – прожигая ледяным взглядом, он затянулся и выдохнул облако зловонного дыма прямо в лицо Малфою. – Ну, что ж, Драко... Делай ставки, кто будет следующим кандидатом на вылет? _______ ¹Нумерология (она же Арифмантика) – своеобразный аналог математики в магическом образовании. По роду своей профессии, Драко часто сталкивается именно с Нумерологией, поэтому и считает её своей сильной стороной в отличие от тех же прорицаний. ²Рогатка – вольное допущение автора. Возможно, Малфой подсмотрел её конструкцию у кого-то из магглорожденных студентов и решил, что это устройство пригодится и ему для свершения разного рода гадостей. ³Болячка, о которой идёт речь – банальный тюремный туберкулёз, угробивший Люциуса в весьма короткий срок (по версии автора фф). ⁴Первый урок профессора Слагхорна (он же Слизнорт в переводе РОСМЭН) – урок, наверняка, запомнившийся многим шестикурсникам, одногодкам Драко. Ведь, в отличии от профессора Снейпа, Слагхорн провел занятие в либеральной, даже игровой форме. В самом начале, зельевар предложил ученикам определить по физическим свойствам, какие три зелья предоставлены для рассмотрения (а это были – Оборотное, Амортенция и Напиток Живой смерти). Малфой, вероятно, лучше всего запомнил Амортенцию – ведь на самом деле опасался быть привороженным, в виду достаточно приличного состояния своей семьи. ⁵Данко — персонаж третьей части рассказа Максима Горького «Старуха Изергиль», пожертвовавший собой и спасший свой народ с помощью горящего сердца. ⁶Заплесневелые пенаты – здесь имеется в виду, дом 12 на площади Гриммо до того, как Гарри навёл там порядок и сделал ремонт. До этого – особняк и впрямь представлял из себя плачевное зрелище. ⁷Галстук на дверной ручке – знак соседям по общежитию, что лучше не врываться в общую спальню без стука. А лучше вообще проходить мимо, поскольку в комнате явно происходит некоторое «непотребство» (автор позаимствовала этот обычай у реальных студентов западных колледжей). ⁸Желанием отправить Блейза поближе к отдельной спальне девочек Гриффиндора, Драко, по сути, надеется обезвредить друга. На тот момент Забини уже встречался с Джинни Уизли, которая была старостой девочек факультета на последнем курсе (по версии автора). ⁹Кошкой Блейз мило называет профессора МакГонагалл, которая, справедливости ради, действительно имеет такую анимагическую форму.