Аромат пионов

Пол под ногами гудел, а шум лопастей грозил разорвать барабанные перепонки, пока за окном проносились тонкие, словно кружево, облака, все больше и больше вытесняемые голубым утренним небом, бесстрастным и холодным. Уилл прикрыл глаза и постарался расслабиться, на сколько это было возможно, боясь отцепить онемевшие пальцы от подлокотников. Каждый рывок железной птицы вверх или вниз, резкий крен или же внезапные скользящие по салону заставляли дрожать и неожиданно ярко воображать себе обрывками освещенную огнями Эйфелеву башню и широкие проспекты, разноцветные огни уличных фонарей... - Никогда бы не подумала, что ты боишься летать, - присвистнула сбоку Алана, его помощник, ассистент в этом путешествии и к тому же, превосходный фотограф, работавшая в Гардиан еще до него. Насмешливые голубые глаза пытливо исследовали лицо мужчины, пока губы растянулись в ласковой, покровительственной улыбке. Она всегда относилась к нему как к младшему брату, бестолковому парню в беде, напрочь отрицая все притязания в течении первого года работы, делая вид, будто бы абсолютно не понимает о чем идет речь, стоило заговорить об ужине или же совместном походе в кино. - Я никогда не летал так далеко раньше, - шумно выдохнув, едва размыкая зубы, проговорил Грэм, - и это не должно вас смешить, мисс Блум. От такого официального обращения женщина громко рассмеялась, хлопнув коллегу по плечу, отчего тот почти в прямом смысле подскочил на месте, благо ремень безопасности удержал его от такого резкого движения. - Боже, да не волнуйся, это даже успокаивает - закрываешь глаза и спишь себе, пока не разбудят. Прекрасно, - откинув упавшие на высокий лоб слегка вьющиеся темные локоны, Алана закрыла глаза, показывая насколько расслаблена, и, устроившись поудобнее, кажется, и впрямь задремала в подрагивающем кресле. Но Уилл не мог так же расслабиться, "задремать", пока шасси вновь не коснутся благословенной земли. Нет, ему были уготованы часы бодрствования и нервотрепки, скрасить которые было абсолютно нечем. Взгляд синих глаз пробежался по салону, отмечая откинутые сидения, то и дело мелькающие страницы газет, пока не остановился на мужчине, сидевшем на соседнем ряду, казалось бы, тоже скучавшим в этой обитой железом продолговатой коробке. Приталенный пиджак темно-синего цвета, начищенные до блеска коричневые ботинки и седые у висков волосы, коротко остриженные. Наверняка почувствовав на себе пристальный взгляд, незнакомец обернулся, в ответ осматривая всклокоченного и сильно покрасневшего молодого мужчину темными, почти черными глазами. - Простите, Вы случайно не из Гардиан? - с сильным итальянским акцентом спросил он. - Д-да, вообще-то да. Работаю там уже как несколько лет, - стараясь приветливо улыбнуться, оттараторил Уилл, и только спохватившись, добавил, - Уилл Грэм, еду за послевоенным Парижем. - Мистер Грэм, приятно наконец встретить Вас. Ренальдо Пацци, - смуглая ладонь сомкнулась на его собственной, стискивая в крепком рукопожатии, - лечу на распродажу военных трофеев для статьи в небольшой газетке. - Вы - итальянец? - сорвалось с губ прежде, чем Уилл успел себя остановить, - простите, не хотел показаться грубым... - О, нет, ничего страшного. Я уже скорее американец, но да, приехал десять лет назад из небольшого городка под Неаполем. Но все же, внутри я - истинный американец. Гордость промелькнула на лице этого, как оказалось, тоже журналиста. Он отпустил руку Грэма, но все продолжал изучать его внимательным, чересчур даже внимательным взглядом. От этого стало немного не по себе, а вся наружная доброжелательность этого субъекта показалась напускной и полой. - Вы едете за оружием? - О, нет-нет, "военные трофеи" - предметы искусства, роскоши, которые были отняты этим зверьем у людей, утащены в совершенно другие страны, а теперь выброшены на аукционы всех столиц Европы, где уцелевшая аристократия будет делить и разрывать по частям эту красоту, - сделав неопределенный жест рукой произнес Пацци, Он улыбнулся, но улыбка эта не была чем-то располагающим к себе или же проявлением обычной любезности. Нет, она словно бы указывала на то-то скрытое, словно только дурак купился бы на уловку с аукционами... - Но есть и что-то еще, не так ли? - на какое-то время позабыв о своем страхе сдвинуться с места, Грэм почти что перегнулся через подлокотник, приподнимая уголок губ в усмешке, - что-то произойдет на аукционе? - Так и знал, что догадаетесь, что тут что-то не так. Прямо-таки удалось увидеть этот огонек в Ваших глазах. Да, Вы правы. Кое-что там произойдет. И, надеюсь не для печати, даже могу достать Вам и Вашей спутнице билеты на один благотворительный вечер. - Спасибо, но мы... - Нет-нет, прошу, это будет уже завтра и даю слово, мистер Грэм, если в Вас столько же желания знать правду, как и в Ваших статьях, то это окажется поистине волшебной возможностью. Ведь мы дружный народ - помогаем друг другу, - Ренальдо улыбнулся, показывая ряд ровных зубов, убеждая, заинтересовывая уже навострившегося журналиста. И Грэм бы соврал, скажи он в ответ на это, что был не заинтересован. Повернув голову, посмотрев на крепко спящую Алану, мужчина вновь развернулся к своему собеседнику, утвердительно кивая: - Хорошо, я напишу адрес отеля, можете прислать их туда. Но мне нечего предложить взамен, - с сомнением добавил он, доставая из внутреннего кармана пиджака ручку и визитку газеты. - Этого и не нужно, как я уже сказал, - он кивнул, принимая адрес, - мы помогаем друг другу. И все. На этом их разговор, кажется, был исчерпан, и Уилл вновь вернулся к созерцанию бескрайней синевы неба, сливающейся с океаном, в километрах под самолетом. Прикрыв глаза, он все же провалился в полудрему, отстраненно прислушиваясь к шуму пропеллеров за стеклом немногочисленных иллюминаторов. Кажется, уже стемнело, но они все еще были в воздухе - все, что можно было сказать с точностью. Журналист потянулся и, заметив, что Алана уже проснулась и читала какую-то газету, приветливо улыбнулся, прогоняя усталость, внезапно навалившуюся после сна. - Ну, как спалось? - не отрывая глаз от испещренного колонками разворота, спросила она. - Неплохо, но теперь, кажется, сил вообще не осталось, - честно признался Грэм, приглаживая топорщащиеся пряди. Взгляд скользнул по замявшемуся пиджаку и уже почти незаметным стрелкам на брюках. Ну и видок... - Что уже успели написать? Блум оторвалась от чтения, и, перевернув пару страниц, постучала ало-красным ногтем по небольшой фотографии и статье, почти что раздавленной между кричащими рекламами зубного порошка и купальных костюмов. - Не хватало только, чтобы эта мелочь бегала по всем улицам и мешала своими камерами. Репортаж накроется, - мрачно произнесла она, передавая газету Уиллу. На фотографии оказались запечатлены какие-то люди в безупречно сидящих костюмах, на фоне старинного здания пожимающие руку какому-то господину в длинном пальто, скрывшего лицо за широкополой шляпой. Кажется, у одного в руке было что-то вроде папки с документами, но остальное было не разглядеть... - И что это? - взгляд скользнул дальше, по черным строчкам букв. Коллекция украденных ценностей, нацисты и разграбленные поместья, сделки на сотни тысяч долларов... - Пользуются тем, что владельцев уже нет в живых, а пресса лишь будет танцевать на костях - разъяснила Алана, и, перегнувшись через подлокотник, понизив голос, добавила, - рядом с нами как раз летит такой стервятник. - Пацци? - удивленно вскинул брови Грэм, но женщина шикнула, настороженно смотря через его плечо. - Уилл, тише, не ввязывайся в это. Это кровавый бизнес, а все они связаны с криминалом. Он хотел было рассказать о своем недавнем знакомстве, об обещании прийти на благотворительный вечер и о своем чутье, никогда прежде не ошибавшемся. Но посмотрев на нахмуренное лицо своего фотографа, мужчина решил повременить с этим разговором. Треск рации отвлек их, как и всех остальных пассажиров на борту. Мужской голос, временами прерывающийся помехами, сообщил: "Уважаемые пассажиры, через два часа, мы совершим посадку в аэропорту города Парижа, разница во времени составит шесть часов." - Прекрасно, - ободряюще улыбнулась Блум, - еще успеем заскочить перекусить и выпить. И он улыбнулся ей в ответ, пусть и мысли его вдруг оказались где-то совсем далеко, даже дальше приближающейся границы Франции. В голове почему-то возникли образы разрушенных замков и семейных поместий, дикие леса и, Уилл не мог даже сам себе ответить почему, но на какое-то мгновение ему вспомнилось смутно знакомое место: затерявшиеся среди хвойных деревьев шпили старинного замка, багряный закат и мерцающая в свете заходящего солнца петляющая тропинка, уходящая в леса. "Может, видел такую картину когда-то", - подумал Грэм, еще раз просматривая статью. Да, несомненно, Ренальдо был прав, сказав, что эта история могла заинтересовать его. Уилл уже хотел знать кто был этот человек в шляпе, какие предметы искусства привез в Париж и остались ли еще те, кто мог бы потребовать возвращения сокровищ обратно? Все это наполняло голову роем мыслей, отсылая в кончики пальцев крохотные разряды удовольствия. Сколько там еще оставалось - два часа? Что же, он мог потерпеть еще немного, прежде чем ринуться на темные улочки Парижа в надежде раскопать истину. И вместо ароматного ликера и постели в комфортабельном отеле, вечер представал перед ним в серо-черных тонах. Небо за окном становилось все темнее и темнее, походя на темный бархат, обернутый вокруг их самолета. Кажется, внизу мелькали очертания городов, но они не горели так же ярко, как и Нью Йорк или же Лос Анджелес. Нет, Европа только начала восстанавливаться после нанесенных ран, и пассажиры с интересом рассматривали темноту под ними, силясь разглядеть хотя бы что-то. Кажется, кому-то померещилась Эйфелева башня, но Уилл на это лишь усмехнулся, припоминая открытку, оставленную дома. Нет, этот Париж еще должен был удивить его, перевернуть все с ног на голову и поставить перед выбором, решением к которому подходила бы только смерть. *** Улицы Парижа в темноте были не хуже лабиринта, петляя, переходя в узкие переулки, заканчиваясь тупиками, резко выводя заплутавшего путника в совершенно другую сторону. Но не это заставляло людей стараться не выходить из дома поздно вечером. Их пугали те, на кого можно было натолкнуться за очередным поворотом. Франц Клаузе, торговец антиквариата, спешил домой, стараясь не потерять из виду знакомую дорогу. Он задержался в гостях дольше обычного, выпил немного больше обычного и, с приподнятым настроением и слабостью в ногах, ничего больше не желал, как только оказаться в тёплой постели. - Черт бы побрал этот туман, - пробормотал он, ступая по мокрой мостовой, стараясь не пропустить нужный поворот, плотнее закутываясь в плащ от промозглого ветра, нагнавшего белесую дымку с Сены. В каком-то из проулков что-то громыхнуло, прокатившись эхом. Франц подпрыгнул на месте, запуганно озираясь по сторонам, вертя головой в поисках источника звука, попутно нашаривая рукой в кармане холодную сталь. - Кто здесь?! - крикнул он в сгущающуюся вокруг, поистине мистическую, темноту с примесью тумана. Ответом ему послужила лишь тишина, нарушаемая дуновением ветра. Но нет, что-то кажется двинулось сбоку, промелькнуло почти незамеченным... - Ein Mantlein steht im Walde ganz still und stumm, Es hat von lauter Purpur ein Mandeln um... Франц испуганно обернулся, распахнув глаза так широко, как только мог, вглядываясь в саму тьму, певшую почти уже истершие из памяти строки... - Кто ты?! Покажись! - он старался прозвучать угрожающе, но из горла вырвался лишь сдавленный визг, словно загнанный боров. - Призрак прошлого Рождества, - ответила тьма, выступая вперед, приобретая форму, - bonsoir, Herr Wucherer*. - Почему Вы назвали меня так? - отшатнулся от фигуры Франц, оступаясь, падая на спину, больно ударяясь о булыжники мостовой. Алкоголь мгновенно улетучился, и перед ясным взором стоял тот, кого не могло быть в живых, - нет, прошу, я простой антиквар, я не сделал ничего! - Разве невиновные носят в кармане браунинг, Herr Wucherer? Разве озираются с таким страхом? - продолжал незнакомец, приближаясь, наступая, нависая над перепуганной жертвой. - Нет, прошу, я не понимаю о чем Вы, - продолжал умолять Клаузе, стараясь всмотреться в черты человека. Но вот чиркнула спичка, крохотным огоньком высветившая острые скулы, высокий лоб и темные, почти багряные глаза, - Боже, это ты... Ты жив, но это невозможно... Усмешка обнажила выступающие вперед клыки, а тень будто бы соткала гигантские крылья за его спиной. Ангел мщения вернулся за своими жертвами. Звякнул металл о камень - жетон с именем упал в мутную лужу. Спичка жалобно вспыхнула в предсмертной искре, и в ее свете Франц увидел как сверкнул холодом хирургический скальпель...