Потерянные.

Боже, храни нас от всякой хвори! Тщетны молитвы на смертном ложе. Горькие вести летят за море: помощи нет и надежды тоже. Кто ожидает конца устало, кто забивается глубже в норы. Крысы бегут из своих подвалов, только и крыс не отпустит город. Книга теней/Вивиана       Зима прошла давно, но теперь воздух накалился до самой низкой температуры, густым призрачным облаком окутывая людей-кукол у сходней. Разве что льдинки-снежинки не пролетали в воздухе, больно раня кожу четырех людей, застывших во времени, возле корабля. Четыре истерзанных души, разбитых парой слов младшей Старк, в сером плаще, застегнутом головой лютоволка под горлом. Ветер пробирал до самых костей, доказывая, что все они еще живы. Все еще здесь, оглоушенные неприятной новостью. Муссон пел им мерзкие песни, задувая их прямо в уши, не давая спастись от него нигде. Это как страшная колыбельная в кошмаре младенца, чья нянька поет ему ее не для того, чтобы он уснул, а чтобы больше напугать его.       Три человека, согнутые собственным гнетом страстей, словно придавленные наковальней, ловили воздух, коего было так мало, ожидая всего одной фразы от Волчицы. Маленькое чудо, зародившееся в ее чреве, могло стать радостью для какой-нибудь семьи или позором, как для Лоллис Стокворт. Волк на борту безысходно взвыл, словно насмехаясь над жалкими людишками вокруг. Безысходность и тленная паутина распростерлась над ними, сотканная мерзким, черным пауком беды.       Девушка закусила губу, скривила личико, с усмешкой наблюдая, как они жадно ловят каждое ее движение. Оставалось лишь два варианта — окончательно добить всех присутствующих или дать маленький огонек надежды. Такой тусклый, что им не прельстился бы даже мотылек, в поисках светила. Так сложно было говорить. Слезы застыли на длинных, черных ресницах, не давая соленым каплям обагрить белую, как снег, кожу. Губы приоткрылись, вынося приговор для всех. Но слова звучали не горько, не с болевым шоком на кончиках уст, а насмешливо, словно она предавала свою натуру. Издевалась над окружающим их злосчастьем, кидала вызов всем богам. Рвала паутину над головой, пробиваясь наружу. - «Чей это ребенок»? — Как дрожит голос Сансы. Как рвется из ее груди крик, полный пытки, агонии и самоуничтожения! Арья еще раз оглядела присутствующих. Санса, словно безумица, стояла на коленях, пропуская песок между пальцами, не отрывая своих небесных глаз от лица сестры. Клиган рвал на себе волосы, раскачиваясь на земле, что-то бормоча себе под нос. Но хуже всех был взгляд Якена. В невероятных глазах плескалось непонимание, ярость, смешанная с безысходностью, ненависть, злость, обида и кто знает что еще. Больше времени она тянуть не хотела. Не было смысла мучить себя и их заодно. — «Это твой ребенок»? — вопрос от красавицы Сансы, адресованный уроду, ранит ее больнее, чем нож свежевальщика. — Я кувшинами пила лунный чай, чтобы не понести монстра от монстра. — Каждая буква — это страх. Страх того, что в итоге они сложатся не в те фразы и выражения. — Я бы не позволила бы появиться на свет этому выблядку. А в моей жизни было всего два мужчины. И нет. Это ребенок не Пса, — последние слова она выплюнула с ненавистью. Вот и все. Слушайте, что она говорит, внимайте ее голосу, просыпайтесь от своего безумного окоченения, хватит сидеть, как куклы, набитые соломой, безвольные и безэмоциональные.       Солнце мигнуло страдающим душам, паля их спины с новой силой. Санса потеряла сознание — нервы не выдержали. Арья кивнула матросам, стоявшим на сходням, в ожидании. — Этого громилу крепко свяжите и бросьте в трюм. Можете дать ему немного рома, чтобы пришел в себя. Якен, отнеси мою сестру в ее каюту, а мне еще нужно дождаться одного человека перед отплытием. Нужно, чтобы через час было уже все готово и мы отплыли. Я не хочу попасть в ливневую неделю. Терпеть не могу мокнуть под дождем.       Из Арьи вышла бы отличная королева. Люди немедля бросились исполнять ее приказы, засуетились по палубе, а девушка, развернувшись, углубилась в заросшую чащу заброшенной гавани. Огромный зверь, словно цепная собака, последовал за ней. Нимерия теперь не покидала ее ни на минуту.       Земля качалась под ногами, живот сводило болями. Ребенок тревожил ее, не давая в полной мере передвигаться, лишал ловкости, добавлял неуклюжести. Но от своего плана она отходить не собиралась. Там, в глубинке ее ждал человек, укутанный в черный плащ Ночного Дозора. Все давно уже решено. Лишь бы все получилось! — Передай это Джону Сноу. Лично в руки. И никому больше. Мне нужна его помощь, как никогда! — Арья сделала лицо «лорда», как когда-то учила ее мать. Строгое, с хмуро сведенными бровями. — ТОЛЬКО ДЖОНУ СНОУ!       Новоиспеченный мейстер кивнул. — Клянусь, миледи, погибну, но письмо доставлю! — второй подбородок человека упрямо затрясся. Можно было не сомневаться — ее воля будет исполнена.       Все было запланировано Арьей давно. Еще до ее возвращения в Вестерос. Только проклятый Пес задержал ее на добрый месяц. Иначе она была бы уже куда ближе к цели, чем сейчас.       Ночной Дозор она трогать не хотела. Но Джон отдал одичалым Дар, выдал Элис Карстарк за магнара Теннов, одичалые составили бы основной оплот ее армии, особенно, если верить слухам про огромных мамонтов и великанов. Она возвращалась в Вестерос с целью не только отомстить врагам, но и занять Север… И она вернет свой дом. Обязательно вернет! ***       Волны баюкали, стучались об борт корабля, ведя счет минутам, хотя может дням или секундам. А может и неделям, какая разница? Санса не выходила на палубу, предпочитала отсиживаться в своей каюте, лишь изредка вставала с койки, чтобы сделать глоток вина и что-то съесть, хотя кушать совсем не хотелось. Но девушка упорно заставляла проглотить в себя какой-нибудь фрукт или кусочек сыра с оливкой. В голове была пустота.       Хотя нет, в этой пустоте проносились образы, воспоминания, обрывки любовных сцен с единственным человеком, которому она доверилась. Лучше бы упасть ей тогда с городской стены, вместе с Джоффри и лежать на мостовой с расколотым черепом. Не пришлось бы думать теперь. Не пришлось бы переживать или плакать. Не пришлось бы. Не пришлось. Не пришлось..... — «Я люблю тебя»! — фальшивый голос звучит где-то внутри черепной коробке, проносясь мимолетным видением и уходя в никуда. — «Ты взял ее насильно»?       Четыре слова, а сколько рези принесли они в себе, получив утвердительный ответ, добивая, дробя, раскалывая, растерзывая…       Рой голосов в голове превращается в змеиный клубок из страстей, жгучими языками жаля все тело. И от этой боли не спрятаться, не скрыться, не убежать. Слезы льются непрестанно, желудок не хочет держать содержимое в себе. В каюте стоит нестерпимая вонь, потому что никто давно не выносил ее ночную вазу. Она запретила. Девушка купалась в грязи и в вони как физически, так и морально, понемногу теряя рассудок от неожиданного предательства.       Маленькие крысы деловито прохаживались по каюте, совершенно не боясь обитательницу зловонной тюрьмы. Они не собирались бежать с судна — оно не тонуло. Хотя Санса отчаянно желала кораблекрушения. Чтобы это проклятое суденышко пошло ко дну, похоронив под собой четыре сломанных жизни, без права на восстановление.       Там где было сердце, готовое любить и идти дальше, теперь предательство жгло каленым железом, забирая право на счастье. Каким богам надо молиться в такой ситуации? Что делать, где искать виноватых, на ком выплеснуть свои эмоции? Что делать, когда ты похоронен под собственным весом и гнетом, находя силы лишь на то, чтобы пройти до кувшина и сделать глоток грога, от которого тошнит еще больше? Как дышать, когда ты погребен под мраморной плитой предательства и бесчестья?       За круглым окном плакал вместе с ней дождь, рисуя на стекле образы Арьи и Пса, сплетенных вместе в любовной лихорадке. Душа разрывалась от этих картин, сдобренная собственными сценами соитий, приносивших такое былое удовольствие. Среди каких неведомых ей руин надо искать спасение, прощение, понятие и принятия?       Выхода нет. Света нет. Счастья нет. Ее больше нет. ***       Ночь или день — для Сансы было все едино. Время остановилось для нее. И только когда сильные руки двух женщин выволокли ее на свет божий, она начала кричать и сопротивляться, словно ожила. Ее приволокли в чистую каюту, на палубу выше, грубо сорвали платье и затолкали в обжигающе-горячую ванну с какими-то травами. — Дальше я сама, — скомандовала Арья. Женщины поклонились, пробормотали «Валар Дохаерис» и поспешно покинули каюту. Юная Старк сжалась в воде, прижав колени к подбородку, но Арья, взяв ветошь, начала очень нежно смывать грязь и коросту с дурно пахнущего тела сестры, присев на край лохани. — Знаешь, ты и дальше можешь морить себя голодом, юродствовать, самобичевать, но сначала ты меня выслушаешь.       Санса замотала спутанными волосами из стороны в сторону, не желая слышать то, что ей хотят сказать. Арья деранула ее кожу посильнее, заставив сестру взвизгнуть. — И все же, тебе придется это сделать. Так что сиди, наслаждайся горячей водой и открой свои уши, впуская информацию. Она может вытеснит сказки и песни из них, наполняя жизненными реалиями.       Санса удивленно открыла рот, услышав такие речи от сестры. Хотя чего это она, пора было бы уже привыкнуть. Просто они были в слишком долгой разлуке. — Так вот… — первая рука уж скрипела от чистоты. Мерзотный запах исчезал, поглощаемый ароматной водой. — Я не видела, как казнили отца, Йорен, брат Ночного Дозора закрыл мне глаза. Но я все слышала. Слышала твои крики, слышала ненавистный вой толпы, видела, как Илин Пйен заносит меч над головой отца… — Зачем ты мне все это говоришь? — Слезы Сансы капали, бредя старые и новые раны. — Ты должна все узнать. Разве ты не хочешь? — Хочу. Наверно. — Вторая рука стала белая, как снег, и Арья принялась скрести сестре спину, не прерывая повествования. — Я уже довольно много знаю о твоей нелегкой жизни. Как тебе пришлось выживать в Красном замке, бежать в Гнездо, играть роли. Упустила я лишь одно - Пса. Что случилось? Почему он? Не только любовник, а муж. Я была потрясена. Ответь мне. Скажи мне правду, Санса. — Я отвечу, — глотая соленую влагу, произнесла северянка, - но ты расскажи мне как все у вас случилось. Я прошу. Я должна наверно это знать!       Волчица подхватила кувшин с розовой водой, для прекрасных волос сестры и принялась понемногу лить ей его на голову, позволив той осторожно обрабатывать волосы мыльным корнем. — Йорен повез меня на Стену, вместе с узниками и преступниками к Джону, вернее в Винтерфелл, но нам не повезло, Амори Лорх взял в плен меня и тех, что путешествовали со мной. Я попала к Григору Клигану. И поверь мне, терпеть унижения от двора и слюнявые поцелуи Мизинца, куда лучше, чем побывать в том пекле, куда забросило меня. — Ты и про это знаешь! — ахнула Санса! — про то, что Бейлиш… — Знаю. И не спрашивай откуда. В общем, мне удалось бежать, но меня схватили разбойники. А потом Пес перехватил. — Санса дернулась при звуках его имени. — Мы с ним направлялись в Солеварни, чтобы в Вольных городах переждать зиму, но его сильно ранили в таверне и он умирал… Просил о последней милости, звал тебя, плакал..... Но я бросила его умирать под деревом. За Мику, чьего лица я даже не помню. Надо было добить его тогда. Всадить ему иглу в черное сердце! Но я этого не сделала. Зря наверное. Но после драки кулаками не машут и прошлого не воротишь, так что я просто этого не сделала и все.       Санса, уже совсем чистая вышла из ванны, и Арья помогла надеть ей закрытое желтое дорнийское платье. Волчица усадила сестру за стол и подвинула к ней блюдо со свежими креветками. — Ешь, — приказала она, и северянка повиновалась. — Знаешь, в дороге, когда опасность поджидает тебя на каждом углу и за спиной нет свирепого защитника, богов не существует. Но я молилась. Изо дня в день я повторяла имена тех, кто сгубил нашу семью. Повторяла их бесконечно, чтобы свершить над ними свою месть. Я дала клятву. Я шла к ней все эти годы. Повторяла свою молитву, как заклинание: Король Джоффри, Амори Лорх, Варго Хоут, Щекотун, Полливер, Григор Клиган, Рафф Красавчик, Чизвик, Виз, Илин Пейн, Меррин Трант, Королева Серсея, Дансен...... Теперь они все мертвы. Все до единого. Не все убиты мной, но есть и такие. Не смей меня судить за это!       Санса схватила Арью за руку. — Не буду. Спасибо. Спасибо за то, что ты не бездействовала как я, позволяя двигать себя, как фигуру на доске для кайвассы.       Волчица подлила вина в деревянные чаши. — Пей. Я попала в Браавос. В дом, где меня обучили боевым искусствам, умению убивать, скрываться и пользоваться оружием: мечами, кинжалами, луками, ядами… Я вернулась в Вестерос, имея несколько целей: месть, убить тех, кто был еще жив из списка. Вторым делом я хотела собрать свою стаю. И ты очень удивишься вскоре. Третье — я вернулась отвоевать Север и свой дом. Больше никто его у нас не отнимет. Никто. Ты меня поняла? Мы Старки из Винтерфелла и наше место там. Поэтому хватит обливать подушку соплями. Восстань Санса, урожденная Старк. Дочь Эддарда и Кейтилин. И приходи мне на помощь.       Санса сверкнула глазами, словно воспряв духом. Винтерфелл! Как же хочется вновь оказаться в его стенах. Провести рукой по камням, между которыми течет горячая вода, словно кровь по жилам каменного гиганта. — Я буду с тобой до конца. Сестра! — воскликнула девушка, во внезапном порыве благодарности, крепко обнимая Арью. Но тут же хрипло и надломлено добавила, снова погружаясь в свою боль. — А что будет с Сандором? — Отправляя его за тобой, я пригрозила ему, что если он покусится на твою честь, то я отдам его красному Богу. Как только мы достигнем берегов Белой Гавани, я сложу огромный костер и отправлю, наконец, этого ублюдка в пекло к Рглору, где ему самое место.       В глазах Сансы отразился такой ужас, что Арья даже отшатнулась от сестры. Ныне леди Клиган упала на колени, с мольбой протянув руки к Волчице. — Всеми богами: старыми и новыми, умоляю тебя, пощади его, даруй ему жизнь, которой он возможно недостоин! — Я раненая доползла до Тихого Острова, в надежде, что меня спасут монахи от смерти. А твой муж подобрал меня на Стезе Веры, зашил мои раны и лишил невинности. И насиловал не раз и не два, засовывая свой член, между моих ног. Ты правда хочешь его помиловать? — вызверилась Арья на сестру. Лицо девушки перекосило от боли, но губы дрогнули в странном ответе: — Я люблю его. ***       От запаха гнилой воды, скопившейся в трюме, жутко мутило, но Сандору грех было жаловаться. Он хоть и сидел прикованный, связанный поперек талии, но зато руки и ноги были свободны и пара кувшинов с кислым вином, до которых он ухитрился дотянуться, тоже были при нем. Голодный желудок, сильное потрясение быстро сделали свое дело и хмель помутил рассудок Пса очень быстро. И хорошо. Хотя, заглушить муки совести ему это совсем не помогло. Ни капельки.       Зачем он трахал Волчицу? Почему не сказал Сансе об этом раньше, прежде чем трахать ее? Глупый, глупый Пес. Вернуть бы все назад, забрать Пташку из золотой клетки еще тогда, в Гавани, да только былого не воротишь. Кто же мог знать, что она полюбит монстра и насильника? А теперь она даже не посмотрит в его сторону. А если посмотрит, то с нескрываемым омерзением. Как ему вытерпеть эту ненависть в синих глазах Талли?       Насильник! Насильник! — стучало в висках надоедливое слово, характеризующее его с головы до пят. Да, он такой. Убийца. Кровожадное чудище, которым пугают маленьких детей. Маленькая ласка Пташки — это ошибка, погубившая ей жизнь. Не надо было с ним связываться. Что за насмешка судьбы?       В голову стукнула еще одна мысль, а что если он успел заделать ей дитя? О, Боги! О, Неведомый! О, Старица, Матерь, Кузнец, король, бастард и кто там еще? Не дайте прорасти дурному ростку в чреве этой хрупкой красотки! Любимой. Обожаемой. Ныне недоступной!       В то, что Арья уже придумала для него казнь, Сандор не сомневался. Какую? Самую жестокую. Эта маленькая сука его жалеть не станет. А не убила сразу, чтобы увидело его смерть как можно больше народа. Пес, подохший второй раз. Только на этот раз точно и навсегда. Отправленный в самое пекло, в объятья своего брата. Он не сомневался, что встретит его там.       К губам приклеилась идиотская улыбка и вспомнились слова седого септона, с Собакой. Ложь — это худшее из зол. Лучше сказать горькую правду человеку, но снять груз со своей души. А Клиган итак всегда говорил правду. Просто в этот раз он ее не сказал. Промолчал. Струсил. Расплата близка. И она будет суровой.       Темнота трюма скрывала от его глаз безобразно брошенные снасти, бочки, веревки и прочую корабельную утварь. Зад изрядно намок — где-то прохудилось судно. Клиган попытался освободиться, но тщетно — тонкие, крепкие руки волчицы вязали крепкие узлы. Даже своими мощными ручищами он не смог разорвать корабельные веревки.       Все надежды на новую жизнь сгорали, обжигая лицо, серым пеплом оседая на искореженных губах, добавляя тлену сладких вкус горелого мяса. Она ведь сожжет его. Проклятая, мерзкая сука, которую он изнасиловал на острове, она выберет для него ту казнь, которая и станет расплатой за все его грехи. Она считает, что огонь очистит его душу и смоет грехи.       Лестница даже не скрипнула, под легкими шагами Волчицы и, если бы не масляная лампа в ее руках, он бы вообще не узнал, что кроме него тут кто-то появился. — Даже связанный, уже налакался, — возмущенно воскликнула она! — Зачем явилась, маленькая сучка? Хочешь еще раз отведать моего хера перед моей казнью? — пролаял Пес. Как всегда в своей грубой, неучтивой манере. — Как жаль, что Санса этого не слышит, — безразлично произнесла волчица, качнув лампой, — ну что, Клиган, у тебя есть два пути с корабля. Я буду милостива и предоставлю тебе выбор. — Костер или петля? — фыркнул Сандор и пьяно икнул, — давай меч. Такая смерть чище. Это моя последняя предсмертная просьба. Я знаю, что ты готовила мне, если я обесчещу твою сестричку. Но прошу тебя, хоть раньше никого ни о чем не просил, подари мне меч, а не огонь. Хотя бы ради Пташки. Она не должна видеть такую грязную смерть. — Ты любишь ее, — внезапно произнесла Арья, внимательно вглядываясь в чумазое, обожженное, запачканное золой и потом, лицо. — и давно. Ты любишь ее давно. — Верно глаголишь, Волчица. Метнись-ка мне еще за бутылочкой вина и я расскажу, сколько раз спасал твою сестру в Королевской Гавани, а потом пока и вез сюда, рискуя своей шкурой, лишь бы Пташечка была цела и немного счастлива. — Она молила сохранить тебе жизнь. — Арья скривилась. — Я бы ни за что этого не сделала. Но она так просила за твою шкуру. Я дам тебе второй шанс. Скоро мы выступим на Север, во главе большого войска. Ты опытный боец и неплохой полководец, поэтому возглавишь авангард. Сдохнешь — таков приговор богов и так тебе и надо. Выживешь — живи вечно с этим камнем на душе. И думай о том, как лишал меня невинности… Я рассказала об этом Сансе. Видел бы ты, как она плакала. Из-за тебя, Пес. Арья ушла, оставив за собой едкую гарь от чадящей лампы и еще кучу мыслей на раздумье. ***       Юная Старк вытянула ноги, пытаясь поудобней устроиться на койке. Колючее одеяло больно кусало кожу. Плевать. На все плевать. Ее изнасиловали, а она простила своего насильника. Потому что сестра вымолила ему жизнь. Оставалось надеяться, что он подохнет в авангарде, смятый первыми рядами войск. Арья была бессильна перед слезами сестры. Годы, проведенные вдали от родного дома, родственная душа, так неожиданно появившаяся в ее жизни… Как можно было отказать Сансе и убить чудовище, которое покорило ее сердце?       Арья скрипнула зубами. Она никогда не любила Рглора и никогда бы не стала его жрицей, но принести ему в жертву Клигана… Наверно ей и за Север воевать не пришлось, вот он, на блюдечке был бы ей подан, без кровопролития! Как она оторвется на этой войне! Будет резать, кромсать предателей, купаться в их сладкой горячей крови, сдирать кожу с Болтонов и заставлять их есть свои пальцы!       Ребенок в чреве шевельнулся, давая знать о своем крохотном существовании, и вдруг Арья дернулась, словно от болезненного удара невидимого хлыста. Когда она такой стала? Кровожадной, безжалостной, жаждущей чужой крови? Она стала похожа на Пса, который считал, что убивать — это самое сладкое дело на земле. Чему ее учили в Черно-Белом доме? Смерть-это дар. Дар Многоликого бога, который не требует его жестокого исполнения, как например Рглор или утонувший бог. Она позабыла все уроки, ослепленная яростью и местью. Забыла, что в мире еще есть место чему-то другому. Как например, ребенку, что свернулся внутри ее живота, так же как она, на неудобной койке.       Она не хотела ребенка. Во всяком случае сейчас. Она просто хотела свой дом и Север. Как справиться с собой, когда душу полосуют валирийские клинки, усиливая ее метания? Где ты сердце глупое и неразумное, то горячее, то холодное? Какой путь выбрать, по какому пойти? Что не выберешь — всюду кровь.       Как им жить теперь под одной крышей, если Сандор выживет в битве? Как им смотреть друг на друга? Как обедать за одним столом, здороваться каждое утро, всем трем помня о том, что случилось. Четверым. Теперь еще и Якен смотрит на нее, как на дешевую шлюху с Блошиного конца! Должно быть ей удалось задремать, потому что проснулась она от внезапного прикосновения нежной руки к своему лицу. На нее смотрели удивительные глаза, с той, неповторимой морозной поволокой, что так давно очаровали ее своей красотой.       Мужчина гладил ее руки, волосы, но что-то было не так в его взгляде. — Ты ведь не знаешь, — в его голосе звучала хрустальная боль, пронесенная через сердечный орган, он знал, он умел читать ложь по губам и по лицу. Он единственный понял, что Арья лжет. — Ты ведь не знаешь, чье это дитя?       Это соленая влага на ее глазах? Нет, не может быть! Волки не плачут. Никогда. А она — волк. И лучше бы он кричал на нее, обвинял в распутничестве, а не ласкал кожу круговыми движениями. Девушка вскинула на него глаза, ставшими от слез серыми озерами. — Знаешь, у меня ведь можно сказать не было матери! Кто бы научил меня таким вещам? Кто бы рассказал, как это происходит, в какие сроки, что делать и куда бежать? Где бы я в лесу нашла лунный чай? Попросила бы у мейстера в Королевской Гавани, когда убивала Томмена? Я не знала, что в животе растет плод. И да, я не знаю чей он. — А какой был промежуток, между мной и… Псом.       Арья вытерла слезы. Она вновь почувствовала себя маленькой девочкой, провинившейся перед отцом. — Пара недель. Может месяц. Я не знаю. Дни в лесах похожи один на другой. Ведь я еще была ранена, а тут еще и встреча с дедом. И с тобой. Все так вихрем пронеслось мимо, а живот рос себе понемногу, пока я не поняла, что что-то не так!       Якен не стал отвечать, просто вывел ее из каюты на палубу и уложил на импровизированный гамак, скрытый бочонками с ромом и солониной. Их могли видеть только матросы, сидящие в «гнезде» и черное небо, сплошь усыпанное звездами. — Посмотри на это все, скоро мы и этого лишимся, когда придут иные. Было уже две волны, Ночной Дозор с трудом отбил их. Разве важно чье это дитя, когда предстоит столько дел? Разве важно чей он, когда он твой. Твой! Твоя кровь и, возможно, моя, — глаза Якена вспыхнули ярче звезд, — у меня никогда не было детей. Не было о ком заботиться. Я никогда и не смел мечтать об этом. — А если это отродье Пса? — прервала его мечтания Арья, все же наслаждаясь кольцом теплых рук, вокруг себя. Самая яркая звезда мигнула им, подтверждая, то боги могут сыграть с ними такую шутку. — Я не питаю иллюзий, как Санса.       Призрачные ответы летали в воздухе. Надо было просто пытаться ловить их ладонями и рассматривать, как картины из галереи. Не только в пламени можно разглядеть будущее. Среди мерцающих звезд соткался замок. Замок, к которому они стремились. Ветер со свистом разрезал воздух, раскачивая гамак, создавая уют, отгораживая от проблем.       Нежных лепестков-губок Арьи коснулись чуть огрубевшие, пропитанные солью, губы Якена, а его руки начали ласкать ее спину, освобождая от одежды. И пусть они не дотракийцы, пусть стихии видят, что они — это одно целое.       «На дне морском       Вечное лето.       Я знаю, уж я-то знаю», — пропели им волны, когда они освободились от одежды, смешно путаясь в сетях, осторожно касаясь друг друга, словно в первый раз.       «На дне морском       Птицы носят чешую       А рыбы в перья одеты.       Я знаю, уж я-то знаю», — взяла минор синяя волна, когда Якен осторожно раздвинул ноги Волчицы.       Там всегда лето Под водой.       Я знаю, я знаю... Ой, ой, ой.       На дне морском птицы носят чешую,       А рыбы перья. Я знаю, я знаю... Ой, ой, ой.       Дождь сухая И падает снег до. Я знаю, я знаю Ой, ой, ой. Камни взломать, Ожоги воды Тени приходят танцевать, Милорд, Тени стали играть, — если слушать воду, то голос бы ее был похож на хриплый голосочек Лунатика, сдобренный лунным светом.       Якен вошел в столь желанное лоно и его разум рассыпался по всей палубе, оставляя место лишь небывалому удовольствию и красоте их соития. Движения их были осторожны, они прощали друг друга за все — за разлуки, за недоверие, за не понимание, за не измену-измену. Корабль качался, море пело, а они сливались телами, навсегда сливаясь душами. Арья выгибалась дугой, выкрикивала ругательства, обвив его талию ногами. Наверное, их слышали все матросы на корабле. И теперь неважно, что их ждало: жизнь или смерть — они приняли друг друга, так и уснув на гамаке, не разжимая рук.       А море допевало им свою странную песню, которую никто из присутствующих на корабле не слышал: «Тени приходят танцевать, Милорд, Тени приходят, чтобы остаться … На дне морском птицы носят чешую, а не перья, сказал он. Я знаю, я-то знаю».