Три удара. Эллисон Арджент/Клаус Майклсон
27 августа 2016 г. в 15:27
Эл-ли-сон.
Биением в крови и молоточками в висках. Клаусу не нужно закрывать глаза, чтобы увидеть, представить её. Великолепную, сильную, волевую и стойкую. Её образ отпечатался на дне сознания, проник в каждый уголок воспоминаний. Кажется, она была с ним всегда — в минуту рождения, пульсировала в первой капли крови, которая коснулась его губ, её голос был слышен в каждой птичьей трели, в каждом шёпоте леса, первой капели и бурном потоке горного ручья.
Эл-ли-сон.
Везде. Всегда. С начала и до конца времён. Её тепло ещё хранилось в его руках, которые она так любила сжимать, притягивать к себе и улыбаться в жёсткие ладони своей яркой, светлой улыбкой. Клаусу кажется, он поймал в руки самое совершенно существо во Вселенной, а потом так глупо и бездарно его потерял. Монстру даётся только один настоящий шанс на новое начало, на сильную и всепрощающую любовь. Майклсон свой шанс упустил — алая кровь струится сквозь пальцы, становясь напоминанием о самом ужасном мгновении его слабости.
Эл-ли-сон.
— Почему я должна тебе верить?
Кажется, только так настоящая богиня с огнём в шоколадных глазах и упрямством в уголках нежных губ должна встречать слова монстра «ты мне не безразлична».
— Потому что я могу тебя заставить верить, — ответил Клаус с усмешкой, — но никогда этого не сделаю.
Её призрак до сих пор бродил по комнатам огромного дома, в котором Майклсону вдруг становится тесно, будто стены наваливались на него огромной толщей, бесстрастной и жестокой. Клаус отвечал на вопросы Элайджи дежурными фразами и фальшиво-бесстрасно сказал, что таких — миллионы, что Эллисон ничего не значила для него.
Эл-ли-сон.
Всего имя, от которого стыла кровь, и замирало сердце. Клаус давил боль в себе, и только глаза подёрнулись плёнкой равнодушия, во рту — ледяной привкус потери, а голос не предал ни на минуту, когда прозвучали роковые слова, которые снова убедили Майклсонов, что у их брата не было сердца.
— Уберите от меня её тело. — Презрительно, на выдохе, с циничной усмешкой. — Зачем вы притащили мёртвую девчонку в наш дом? Она сделала свой выбор, погибла ради нашей семьи, но что с того? Памятник ей установить?
Слова вылетали легко и без надрыва, словно гениальный актёр отчеканивал положенный текст. Клаус даже не посмотрел на мёртвую девушку, которая совсем недавно придавала смысл его бесконечной жизни.
— Это ведь не может хорошо закончиться, правда? — говорила она, щурясь и слабо улыбаясь. Ей необыкновенно просто дались слова «я люблю тебя», а у Майклсона застряли в горле, словно противоречили его природе, словно вампиризм заблокировал эту эмоцию где-то в глубине и не давал вырваться наружу, навстречу шоколадным глазам и тонким губам с привкусом соли. — Истории любви к вампиру хорошо не заканчиваются.
— Фильмы утверждают обратное, — попробовал пошутить мужчина, но в который раз почувствовал, что под взглядом-рентгеном трудно изображать шута.
— Да, нам бы туда, — отвечала Эллисон, и у Майклсона зубы сводило от той циничной усмешки, которая показывалась на её лице.
Эл-ли-сон.
Три удара до конца, сердцебиение, которое никогда больше не разрушит тишину дома.
Эл-ли-сон. На-все-гда.